Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






РАЗДЕЛ 9. Война и классовая дифференциация 10 page





Столицей возникшего государства до начала VIII века был город Семендер в Дагестане, а затем Итиль на Нижней Волге, где находилась зимняя ставка кагана. Найти этот город археологам пока не удалось, причиной чему, как считают ученые, является трансгрессия – наступление моря на сушу в результате опускания земной коры в районе Каспийского моря [7, с. 149].

Позднее у хазар возникли и другие города. Арабоязычные географы сообщают не менее восьми их названий, это: Байда, Беленджер, Лки, Масмада, Савгар, Сур, Хамлидж, Хтлг. Это были довольно большие укрепленные поселения, которые современники называли городами.

Молодой Хазарский каганат настолько усилился, что сумел разгромить государственное объединение приазовских болгар – так называемую Великую Болгарию. После этого часть болгар ушла на Среднюю Волгу, где затем образовалась Волжско-Камская Болгария. Другая часть откочевала за Днепр, к Дунаю, а остальные болгары были подчинены хазарами и вошли в их государство. Затем каганат подчинил царство гуннов-савиров в прибрежном Дагестане, а Кавказскую Албанию превратил в свою данницу.

В результате процесса феодализации, проходившем в каганате, значительные изменения происходили в военном деле – народное ополчение уже не могло выполнять те функции, которые требовались теперь от армии, в частности, полицейские. В связи с этим основу вооруженных сил каганата начинают составлять феодальные дружины аристократии, которые выходили на войну по первому зову сеньора, выставляя определенное число воинов в соответствии с имущественным достатком вассала.

Поражение хазарского войска в борьбе с арабами привело к тому, что каган и его приближенные оказались вынужденными принять ислам, и таким образом оказаться в фактическом подчинении у арабов. Однако вскоре каган и его окружение отказались от мусульманства [7, с. 61–65]. Конец VIII века ознаменовался настойчивым поиском со стороны правящей элиты каганата новой религии, способной интегрировать в единое государственное образование различные племена и народы, входившие в каганат. Для этого они попытались возвести в ранг единой государственной религии культ бога Тенгрихана, но общество переросло рамки первобытно-общинного строя, и встала необходимость принятия одной их существовавших мировых религий.

Фактическая власть в государстве сосредоточивается в руках хазарских и болгарских феодалов, а каган еще более превращается в почитаемого, но безвластного владыку.

В то же время в течение VIII века продолжают развиваться торговые отношения каганата с Византией. Это способствовало распространению в каганате христианства. Даже на его территории была создана христианская церковная организация в ранге митрополии, куда входило семь епархий, в том числе в Итиле, что обеспечивало значительное влияние Константинополя на каганат.

В связи с большой международной ролью, которую играл Хазарский каганат в период раннего средневековья, вопрос о его государственной религии имел важное политическое значение. Арабы безуспешно пытались утвердить там ислам, а греки – христианство. Хазары же старались не связывать себя церковным союзом ни с Халифатом, ни с Византией. Решение религиозного вопроса в Хазарии, как это то бывало в истории не раз, получилось сложным и многоплановым.

В Северном Дагестане, входившем в каганат, поселились евреи – как изгнанные из Ирана, так и позднее из Византии. Под их влиянием в начале 30-х годов VIII века часть живших там хазар приняла иудаизм, в их числе князь Булан. В конце VIII – в начале IX вв. один из его потомков – Обадия – стал во главе каганата. Чтобы противопоставить свое государство соседним державам, избавиться от тяготивших его пут язычества и получить возможность более активно участвовать в управлении государством, он объявил иудаизм государственной религией. Однако принятие иудаизма каганом, царем и другой итильской знатью оторвало их от остальной хазарской аристократии, жившей вдалеке от столицы, мало с ней связанной и пользующейся значительным влиянием в своих кочевьях и аулах, где она играла роль родовых старейшин [7, с. 62].

Взаимоотношение восточного славянства с Хазарией не исчерпывалось опосредованным влиянием последней через разгром Великой Болгарии, что вызвало миграционное перемещение болгар, затронувшее славянство.

Не только этнические процессы, но и становление государственности Киевской Руси происходили в сфере определенного влияния Хазарии, представлявшей восточное начало, в то время как влияние Византии – западное.

Не взирая на волны нашествий, со стабильной периодичностью накатывавшимися на славянские земли, здесь на протяжении VI –IX вв. росли производительные силы, видоизменялись родоплеменные институты, шел процесс классообразования. В качестве важнейших явлений в жизни восточного славянства на протяжении VI–IX вв. следует отметить развитие пашенного земледелия и выделение ремесла; распад родовой общины как трудового коллектива и выделение из нее индивидуальных крестьянских хозяйств, образующих соседскую общину; рост частной земельной собственности и формирование классов; превращение племенного войска с его оборонительными функциями в дружину, господствующую над соплеменниками; захват князьями и знатью племенной земли в личную наследственную собственность и использование ими родоплеменных органов управления в целях упрочения своей власти над рядовыми общинниками, уже утратившими родовую сплоченность [19, с. 245–246].

Рассматривая особенности развития славянства, в том числе их взаимоотношения с кочевниками, Б.А.Рыбаков акцентировал внимание на том, что необходимо учитывать волнообразность движения истории. Нападают кочевники – уровень падает. Порываются связи с высокой цивилизацией – снова уровень падает. Восстанавливаются связи с Грецией или Римом, и культура поднимается выше. Вот такое движение – постепенное, сложное, географически неравномерное. Неравномерность во всем: в пространстве, в интенсивности, в скорости движения [38, с. 43–44].

Систематизация практического материала по рассматриваемой проблеме позволяет сделать вывод, что этногенез славянства проходил в условиях непрекращающихся волн нашествий, накатывавшихся как с Европы, так и из Азии. Жестокие насилия, притеснения, творимые пришельцами над славянскими племенами, неоднократно ставили проблему их выживания, дальнейшего существования.

В рамках исторического процесса “Вызов – Ответ” славянский этнос оказывал, в зависимости от ситуации, активное либо пассивное сопротивление и, обладая более значительным людским и культурным потенциалом, чем пришельцы, подрывал их мощь, ассимилируя или изгоняя их с территории своего обитания.

Становление и развитие славянской этнической общности происходило на основе синтеза автохтонных традиций, обычаев, нравов и внешних привнесений, в обстановке непрерывной борьбы с внешними врагами, самыми опасными из которых были кочевники южных степей. Влияние внешнеполитических факторов на развитие славянства трудно переоценить. Именно эти факторы вызвали к жизни некоторые явления, не свойственные другим европейским народам, наложили заметный отпечаток на развитие исторического процесса, этнического своеобразия славянства, его ментальности.

 

РАЗДЕЛ 7.

ФОРМИРОВАНИЕ МЕНТАЛЬНОСТИ СЛАВЯН

В ХОДЕ ЭТНОГЕНЕЗА

 

Суровые климатические условия, постоянное противоборство с могущественными пришельцами, зачастую возникавший вопрос дальнейшего существования славянского этноса, оказали значительное влияние на формирование основ ментальности славянства, заложили основу его этнохарактера, отличительные черты, обычаи, нравы, внешний облик.

Ибн-Фадлан, характеризуя русов, отмечал в своем труде: “Я не видел (людей) с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, румяны, красны... С каждым из них секира и меч и нож, и он не расстается с ними, о чем мы упомянули. Мечи их плоские с бородками, франкские... Они прибывают из своей страны и причаливают свои корабли на Атиле, а это большая река, и строят на ее берегу большие дома из дерева, и собирается их в одном доме десять и двадцать – меньше и больше, и у каждого скамья, на которой он сидит...” [39, с. 136–140].

Н.М. Карамзин, анализируя труды известных историков древности, посвященные славянству, вывел собирательный образ славян древности: “Житель полунощныхъ земель любить движеніе, согрьвая имъ кровь свою; любитъ дьятельность; привыкаетъ сносить частыя перьмены воздуха, и терпьниемъ укрьпляется. Таковы были древніе Славяне по описанию современныхъ Историковъ, которые согласно изображаютъ ихъ бодрыми, сильными, неутомимыми. Презирая непогоды, свойственныя климату сьверному, они сносили голодъ и всякую нужду; питались самою грубою, сырою пищею; удивляли Грековъ своею быстротою; съ чрезвычайною легкостію всходили на крутизны, спускались въ разсьлины; смьло бросались въ опасныя болота и въ глубокія рьки” [11, т. I, гл. I, с. 35].

В 582–602 гг. Византией правил император Маврикий. Неизвестный нам его современник, условно называемый Псевдо-Маврикий, написал трактат о военном искусстве – “Стратегикон”. Поскольку в то время Византия часто воевала со славянами, в трактате содержалось много сведений о военном деле у славян и их образе жизни, навыках, обычаях. Так, данный трактат повествует: “Племена славян и антов сходны по своему образу жизни, по своим нравам, по своей любви к свободе; их никоим образом нельзя склонить к рабству или подчинению в своей стране. Они многочисленны, выносливы, легко переносят жар, холод, дождь, наготу, недостаток в пище” [39, с. 100].

Значимый интерес представляет аналогия, проводимая Псевдо-Маврикием между славянами и антами. Далее автор акцентировал внимание на образе жизни древних славян: “Они селятся в лесах, у неудобопроходимых рек, болот и озер; устраивают в своих жилищах много выходов вследствие случающихся с ними, что и естественно, опасностей. Необходимые для них вещи они зарывают в тайниках, ничем лишним открыто не владеют и ведут жизнь бродячую” [39, с. 100].

 

7.1. ВОИНСКОЕ ИСКУССТВО СЛАВЯН

 

Псевдо-Маврикий дает детальнейшее описание воинского искусства, присущего славянству: “Сражаться со своими врагами они любят в местах, поросших густым лесом, в теснинах, на обрывах; с выгодой для себя пользуются (засадами), внезапными атаками, хитростями, и днем и ночью изобретая много (разнообразных способов). Опытны они также и в переправе через реки, превосходя в этом отношении всех людей. Мужественно выдерживают они пребывание в воде, так что часто некоторые из числа остающихся дома, будучи застигнуты внезапным нападением, погружаются в пучину вод. При этом они держат во рту специально изготовленные большие, выдолбленные внутри камыши, доходящие до поверхности воды, а сами, лежа навзничь на дне (реки), дышат с помощью их; и это они могут проделывать в течение многих часов, так что совершенно нельзя догадаться об их (присутствии). А если случится, что камыши бывают, видимы снаружи, неопытные люди считают их растущими в воде, лица же, знакомые (с этой уловкою) и распознающие камыш по его обрезу и (занимаемому им) положению, пронзают камышами глотки (лежащих) или вырывают камыши и тем самым заставляют (лежащих) вынырнуть из воды, так как они не в состоянии дольше оставаться в воде” [39, с. 100].

Интерес представляет описание вооружения славян, приводимое в “Стратегиконе”: “Каждый вооружен двумя небольшими копьями, некоторые имеют также щиты, прочные, но трудно переносимые (с места на место). Они пользуются также деревянными луками и небольшими стрелами, намоченными особым для стрел ядом, сильно действующим, если раненый не примет раньше противоядия или (не воспользуется) другими вспомогательными средствами, известными опытным врачам, или тотчас же не обрежет кругом место ранения, чтобы яд не распространился по остальной части” [39, с. 100–101].

В сочинении Ибн Русте “ал-А’лак ан-нафиса” дается развернутая характеристика славян и русов, которые, что характерно, разделяются и противопоставляются: “У них есть царь, называемый хайкан русов... Когда у них рождается сын, то отец дарит новорожденному обнаженный меч, кладет его под ребенком и говорит: “Я не оставлю тебе в наследство никакого имущества, и нет у тебя ничего, кроме того, что приобретешь этим мечом”. Мечи у них сулеймановы. И если какое-либо их племя поднимается, то вступаются они все. И нет между ними розни, но выступают единодушно на врага, пока его не победят” [34, с. 136–138].

Прокопий Кесарийский, касаясь вопросов верований, быта, воинского искусства славян, отмечал в работе “Война с готами”: “Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть, охваченным ли болезнью или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу; избегнув смерти, они приносят в жертву то, что обещали, и думают, что спасение ими куплено ценой этой жертвы. Они почитают реки и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания [100, с. 24–25]. Живут они в жалких хижинах, на большом расстоянии друг от друга, и все они часто меняют места жительства. Вступая в битву, большинство из них идет на врагов со щитами и дротиками в руках, панцирей же они никогда не надевают; иные не носят ни рубашек (хитонов), ни плащей, а одни только штаны, стянутые широким поясом на бедрах, и в таком виде идут на сражение с врагами. Язык их достаточно варварский. Они очень высокого роста и огромной силы. Цвет кожи и волос у них очень белый или золотистый и не совсем черный, но все они темно-красные” [39, с. 100–101].

Н.М. Карамзин в “Истории государства Российского”, обобщая исторические характеристики древних славян, писал: “Думая безъ сомньнія, что главная красота мужа есть крьпость въ тьль, сила въ рукахъ и легкость въ движенияхъ, Славяне мало пеклися о своей наружности. Греки хвалятъ ихъ стройность, высокій ростъ и мужественную пріятность лица. Загарая отъ жаркихъ лучей солнца, они казались смуглыми, и всь безъ исключенія были русые, подобно другимъ кореннымъ Европейцамъ. – Сіе изображеніе Славянъ и Антовъ основано на свидьтельствь Прокопія и Маврикія, которые знали ихъ въ VI вькь” [11, т. I, гл. I, с. 33].

 

 

7.2. ЖИЗНЕННЫЙ УКЛАД, БЫТ,

ОБЫЧАИ И НРАВЫ СЛАВЯН

 

Оставивший сведения о древних славянах историк востока Гардизи в работе использовал утраченный труд ал-Джайхани (ок. 922 г.). Был знаком Гардизи и с трудом Ибн Хордадбеха, родившегося около 820 г. и впоследствии правившего Табаристаном, провинцией к югу от Каспия, а также заведывавшего почтой на северо-западе Ирана.

Ибн Русте-Гардизи, описывая жизненный уклад славян, писал: “В их стране холод до того силен, что каждый из них выкапывает себе в земле род погреба, к которому приделывают деревянную остроконечную крышу, и на крышу накладывают землю. В такие погреба переселяются со всем семейством, и взяв дров и камней, разжигают огонь и раскаляют камни на огне докрасна. Когда же камни раскалятся до высшей степени, их обливают водой, отчего распространяется пар, нагревающий жилье до того, что снимают одежду. В таком жилье остаются они до весны” [34, с.135–138].

Н.М. Карамзин, предприняв источниковедческий анализ работ историков древности по вопросу нравов и обычаев древних славян, писал: “Современный Историкъ говоритъ, что они не знали ни лукавства, ни злости; хранили древнюю простоту нравовъ, неизвьстную тогдашнимъ Грекамъ” [11, т. I, гл. I, с. 35].

Прокопий Кесарийский – советник византийского полководца Велисария и автор “Истории войн”, в своей работе приводит данные об общественном устройстве современных ему славянах: “Ведь племена эти, склавины и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в народовластии, и оттого у них выгодные дела всегда ведутся сообща...” [34, с. 136–138].

Одним из составляющих этнохарактер древних славян компонентов являлось возведенное в своеобразный культ гостеприимство. По сообщениям Псевдо-Маврикия: “К прибывающим к ним иноземцам относятся они ласково и, оказывая им знаки своего расположения (при переходе их) из одного места в другое, охраняют их в случае надобности, так, что, если бы оказалось, что, по нерадению того, кто принимает у себя иноземца, последний претерпел (какой-либо) ущерб, принимавший его раньше начинает войну (против виновного), считая долгом чести отомстить за чужеземца” [39, с. 100].

Н.М. Карамзин, рассматривая аспекты взаимодействия славян с чужеземцами, отмечал, что: “Славянинъ, выходя изъ дому, оставлялъ дверь отворенную и пищу готовую для странника. Купцы, ремесленники охотно посъщали Славянъ, между которыми не было для нихъ ни воровъ, ни разбойниковъ” [11, т. I, гл. III, с. 36].

Ибн Русте в работе “ал-А’лак ан-нафиса”, анализируя аспекты этнохарактера славян, отмечал: “Гостям оказывают почет, и с чужеземцами, которые ищут их покровительства, обращаются хорошо, так же как и с теми, кто часто у них бывает, не позволяя никому из своих обижать или притеснять таких людей. Если же кто из них обидит или притеснит чужеземца, то помогают и защищают последнего” [34, с. 135–138].

Гостеприимство древних славян базировалось как на сложившихся морально-нравственных нормах, так и на экономической заинтересованности в бесперебойной торговле с окружающими племенами. Ибн Русте в работе “ал- А’лак ан-нафиса”, характеризуя древних славян, акцентировал внимание на том, что: “Единственное их занятие торговля соболями, белками и прочими мехами, которые они продают покупателям. Получают они назначенную цену деньгами и завязывают их в свои пояса” [34, с.135–138].

Подводя итог свидетельствам как западных, так и восточных авторов о нравах гостеприимства славян, Н.М. Карамзин писал: “Всякой путешественникъ былъ для нихъ какъ бы священнымъ: встрьчали его съ ласкою, угощали съ радостію, провожали съ благословениемъ и сдавали другь другу на руки. Хозяинъ отвьтствовалъ народу за безопасность чужеземца, и кто не умьлъ сберечь гостя отъ бьды или непрятності, тому мстили сосьды за сіе оскорбленіе какъ за собственное” [11, т. I, гл. III, с. 36].

При этом Н.М. Карамзин отмечал, что в рассматриваемый период столь великое радушие и гостеприимство было характерно отнюдь не для всех племен, народов: “Столь же единогласно хвалятъ льтописи общее гостеприимство Славянъ, рьдкое въ другихъ земляхъ и донынь весьма обыкновенное во всьхъ Славянскихъ: такъ сльды древнихъ обычаевъ сохраняются въ теченіе многихъ вьковъ, и самое отдаленное потомство насльдуетъ нравы своихъ предковъ” [11, т. I, гл. III, с. 36].

Для древних славян были присущи высокие морально-нравственные качества. Так, Псевдо-Маврикий, характеризуя древних славян, особо отмечал в своих трудах: “Скромность их женщин превышает всякую человеческую природу, так что большинство их считают смерть своего мужа своей смертью и добровольно удушают себя, не считая пребывание во вдовстве за жизнь” [39, с. 100–101].

Н.М. Карамзин, обобщая свидетельства западных и восточных историков, подчеркивал: “Славянки не хотьли переживать мужей, и добровольно сожигались на кострь съ ихъ трупами. Вдова живая безчестила семейство. Думаютъ, что сіе варварское обыкновеніе, истребленное только благодьтельнымъ учениемъ Христіанской вьры, введено было Славянами (равно какъ и въ Индіи) для отвращенія тайныхъ мужеубійствъ: осторожность ужасная не менье самого злодьянія, которое предупреждалось ею!” [11, т. I, гл. III, с. 36–37].

В сочинении Ибн Русте “ал-А’лак ан-нафиса” сообщается о следующих обычаях у древних славян: “Когда умирает у них кто-либо, труп его сжигают. Женщины же, когда случится у них покойник, царапают себе ножом руки и лица. На другой день после сожжения покойника они идут на место, где это происходило, собирают с того места пепел и кладут его на холм. И по прошествии года после смерти покойника берут они бочонков двадцать (больше или меньше) меда, отправляются на тот холм, где собирается семья покойного, едят там и пьют и затем расходятся. И если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперек, привязывают посреди этой перекладины веревку, она становится на скамейку и конец завязывает вокруг своей шеи. После того как она так сделает, скамью убирают из-под нее, и она остается повисшей, пока не задохнется и не умрет, после чего ее бросают в огонь, где она и сгорает” [34, с. 137–138].

Женщина-славянка являлась своеобразной берегиней древнеславянского общества: “Удаленный отъ дьлъ народныхъ, Славянки ходили иногда на войну съ отцами и супругами, не боясь смерти: такъ при осадь Константинополя въ 626 году Греки нашли между убитыми Славянами многіе женскіе трупы. Мать, воспитывая дьтей, готовила ихъ быть воинами и непримиримыми врагами тьхъ людей, которые оскорбили ея ближнихъ: ибо Славяне, подобно другимъ народамъ языческимъ, стыдились забывать обиду” [11, т. I, гл. III, с. 37].

Источниковедческие изыскания Н.М. Карамзина позволили ему сделать следующие обобщения относительно славянских женщин: “Древние писатели хвалятъ цьломудріе не только женъ, но и мужей Славянскихъ. Требуя отъ невьстъ доказательства ихъ дьвственной непорочности, они считали за святую для себя обязанность быть вьрными супругамъ” [11, т. I, гл. III, с. 36].

Гардизи в труде “Зайн ал-ахбар”, характеризуя положение женщины в древнеславянском обществе, отмечал: “И между ними распространены прелюбодеяния, и если женщина полюбит мужчину, то сближается с ним, и если она окажется девственницей, то он делает ее женой, если же нет, то продает и говорит: “Если бы в тебе был прок, то сохранила бы себя... Если же, став женой, предается прелюбодеянию, то (муж) убивает ее, не принимая извинений” [34, с. 137].

Некоторые обычаи древних славян, восходя к периоду первобытнообщинного строя отличались архаичностью. Н.М. Карамзин, обобщая свидетельства историков древности, писал: “Говоря о жестокихъ обычаяхъ Славянъ языческихъ, скажемъ еще, что всякая мать имьла у нихъ право умертвить новорожденную дочь, когда семейство было уже слишкомъ многочисленно, но обязывалась хранить жизнь сына, рожденнаго служить отечеству. Сему обыкновенію не уступало въ жестокости другое: право дьтей умерщвлять родителей, обремененныхъ старостію и бользнями, тягостныхъ для семейства и бесполезныхъ согражданамъ” [11, т. I, гл. III, с. 37].

Н.М. Карамзин объяснял эти архаичные нравы язычеством славян: “Такъ народы самые добродушные, безъ правилъ ума образованнаго и вьры истинной, съ спокойною совьстію могутъ ужасать природу своими дьлами, и превосходить звьрей въ лютости! Сіи дьти, сльдуя общему примьру какъ закону древнему, не считали себя извергами: они, напротивъ того, славились почтеніем къ родителямъ, и всегда пеклись объ ихъ благосостояніи” [11, т. I, гл. III, с. 37].

Восточный мыслитель Шараф аз-Заман Тахир ал-Марвази в труде “Таба и алхайаван”, характеризуя славян древности, отмечал: “Храбрость их и мужество хорошо известны, так что один из них равноценен многим из других народов. Если бы у них были лошади и они были наездниками, то они были бы страшнейшим бичом для человечества” [34, с. 138].

Псевдо-Маврикий, характеризуя общественное устройство древних славян, отмечал: “Находящихся у них в плену они не держат в рабстве, как прочие племена, в течение неограниченного времени, но, ограничивая (срок рабства) определенным временем, предполагают им на выбор: желают ли они за известный выкуп возвратиться восвояси или остаться там (где они находятся), на положении свободных и друзей” [39, с. 101].

Ибн Русте, рассматривая положение рабов в славянском сообществе, констатировал: “С рабами они обращаются хорошо и заботятся об их одежде, потому что торгуют. У них много городов и живут они правильно”. Гардизи в труде “Зайн ал-ахбар” так характеризовал один из источников рабства у славян: “У них много рабов. Если схватят вора, забирают его имущество, а его самого затем отсылают на окраину страны и там наказывают” [34, с. 137].

К архаичным обычаям относился обычай кровной мести, практикуемый славянами в древности: “Страхъ неумолимой мести отвращалъ иногда злодьянія: въ случаь убійства не только самъ преступникъ, но и весь родъ его безпрестанно ожидалъ своей гибели отъ дьтей убитаго, которыя требовали крови за кровь” [11, т. I, гл. III, с. 37].

Ибн Русте в своем труде “ал-А’лак ан-нафиса” следующим образом характеризует обычаи и нравы славян, их общественное устройство: “И если один из них возбудит дело против другого, то зовет его на суд к царю, перед которым и препираются. Когда же царь произносит приговор, исполняет то, что он велит. Если же обе стороны недовольны приговором царя, то по его приказанию дело решается оружием, и чей из мечей острее, тот и побеждает. На этот поединок родственники приходят вооруженные и становятся. Затем соперники вступают в бой, и кто одолеет противника, выигрывает дело” [34, с. 137].

Значительный интерес представляют данные о роли жречества в древнеславянском обществе: “Есть у них знахари, из которых иные повелевают царем как будто бы они их начальники. Случается, что они приказывают принести жертву творцу их тем, чем они пожелают: женщинами, мужчинами, лошадьми. И если знахари приказывают, то не исполнить их приказания никак невозможно. Взяв человека или животное, знахарь накидывает ему на шею петлю, вешает на бревно и ждет, пока жертва не задохнется, и говорит, что эта жертва богу” [34, с. 137].

Фатализм смелости, отмечается в арабских источниках, был характерен для славян древности: “Они храбры и мужественны, и если нападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожат его полностью. Побежденных истребляют и обращают в рабство. Они высокого роста, статные и смелые при нападениях. Но на коне смелости не проявляют, и все свои набеги и походы совершают на кораблях” [34, с. 137–138].

Ибн Русте приводит данные о значительной имущественной дифференциации у славян: “Когда у них умирает кто-либо из знатных, ему выкапывают могилу в виде большого дома, кладут его туда, и вместе с ним кладут в ту могилу его одежду и золотые браслеты, которые он носил. Затем опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и чеканную монету. Наконец, в могилу кладут живую любимую жену покойника. После этого отверстие могилы закладывают, и жена умирает в заключении” [39, с. 137–138].

Материалы сравнительного языкознания свидетельствуют, что земледелие издавна было основой хозяйства славян. Археологические данные подтверждают господство земледелия в экономике восточных славян и знакомят нас с формами земледельческих орудий и видами сельскохозяйственных культур (рожь, пшеница, ячмень, овес, горох и др.). Первое письменное свидетельство об озимых посевах относится к середине X в. Арабский писатель Ибрахим ибн Якуб сообщает: “...они (славяне) сеют в два времени года – летом и весною – и пожинают две жатвы”. Общие для славянских языков слова “яр”, “ярина” и “озимь”, “озимина” позволяют предполагать, что чередование озимых и яровых посевов в сельском хозяйстве славян применялось значительно раньше.

Псевдо-Маврикий в труде “Стратегикон” отмечал: “У них большое количество разнообразного скота и плодов земных, лежащие в кучах, в особенности проса и пшеницы” [39, с. 100–101].

Далее Ибн Русте отмечал, повествуя о древних славянах: “Большая часть их посевов из проса. Во время жатвы они берут ковш с просяными зернами, поднимают к небу и говорят: “Господи, ты, который снабжал нас пищей, снабди и теперь нас ею в изобилии”.

Гардизи особо подчеркивает значение производства меда у славян. Бортни устраивались на деревьях. Владелец дерева поднимался по стволу, закреплял себя на нем сыромятными ремнями и принимался выдалбливать в стволе полость, призванную служить ульем или бортью. В одном стволе могло быть несколько бортей. В колоде выдалбливали полость и устанавливали ее среди сучьев дерева, подальше от поедающих мед “хозяев леса” – медведей. Индоевропейское название медведя таково: eisber (нем.) – ursus (лат.) – rksas (санскр.). Славяне же постоянно сталкивались с медовым пиратством бурого (biorn (шв.) – медведь) великана и характеризовали его через главную его слабость – мед.

Н.М. Карамзин отмечал: “Медъ былъ ихъ любимымъ питіемъ вьроятно, что они сначала дьлали его изъ меду льсныхъ, дикихъ пчелъ; а наконец и сами разводили ихъ” [11, т. I, гл. III, с. 39]. Ибн Русте в труде “ал-А’лак ан-нафиса” писал следующее о добыче меда: “И есть у них нечто вроде бочонков, сделанных из дерева, в которых находятся ульи и мед. Называется это у них улишдж, и из одного бочонка добывается до 10 кувшинов меду” [31, с. 137–138]. Арабские источники сообщали: “Есть у них разного рода лютни, гусли и свирели. Их свирели длиной в два локтя, лютня же их восьмиструнная. Их хмельной напиток из меда. При сожжении покойника они предаются шумному веселию, выражая радость по поводу милости, оказанной ему богом” [34, с. 137–138].

Обычаи, нравы, славянская ментальность вызывали интерес, порой и удивление у представителей западной цивилизации. Ярко и образно передал это летописец “Повести временных лет”, описывая впечатление святого Андрея Первозванного от соприкосновения со славянским миром: “И поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: “Удивительное видел я в Славянской земле на пути своем сюда. Видел бани деревянные, и разожгут их докрасна, и разденутся, и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья гибкие, и бьют себя сами, и до того себя добьют, что едва слезут, еле живые, обольются водою студеною, и тогда только оживут. И творят так всякий день, никем не мучимые, но сами себя мучат и этим совершают омовенье себе, а не мученье”. Те, услышав об этом, удивлялись; Андрей же, побывав в Риме, пришел в Синоп” [25].

Date: 2016-05-25; view: 322; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию