РАЗДЕЛ 9. Война и классовая дифференциация 6 page

К первым векам нашей эры относятся наиболее ранние сведения античных авторов о славянах-венедах, однако данные о восточных славянах малочисленны, так как они были “прикрыты” от взгляда античных писателей сарматами, дошедшими уже до Среднего Дуная, и лесами, в которые скрывались славяне, расселившиеся из пределов древней прародины.

Иордан, латинский писатель VI века, отмечал, что по северным склонам высоких гор от истоков Вислы на обширных пространствах обитает многолюдный народ венетов. Хотя, продолжает Иордан, они зовутся разными именами по разности родов и мест поселения, но главные их названия – склавены и анты [100, с. 23]. Первые обитают на север до Вислы, на востоке – до Днестра; леса и болота заменяют им города. Вторые – самые сильные из венетов, обитают по побережью Черного моря от Днестра до Днепра. Комментируя вышеприведенные данные Иордана, В.О. Ключевский писал: “Значит, славяне, собственно, занимали тогда Карпатский край. Карпаты были общеславянским гнездом, из которого впоследствии славяне разошлись в разные стороны. При этом, отмечал он, – прежде чем восточные славяне с Дуная попали на Днепр, они долго оставались на карпатских склонах; здесь была промежуточная их стоянка” [23, с. 22].

Славяне жили островками среди других племен, постепенно ассимилируя их, но в то же время и воспринимая элементы культуры. Так, от скифо-сарматских племен в русский язык вошли отдельные слова, а в русскую языческую религию – некоторые мифологические образы.

О. Трубачевский, рассматривая аспекты славяно-иранских лексических отношений, пришел к заключению, что большинство иранских лексических заимствований в славянских языках является локальным – они охватывают не весь славянский мир, а либо только восточнославянские языки, а иногда лишь часть их, либо только южнославянские, либо только западнославянские. Естественно, что локальные лексические заимствования не отражают древнейшие праславяноиранские связи, а принадлежат в основном к относительно позднему периоду – к эпохе членения общеславянского языка на диалекты и ко времени формирования отдельных славянских языков.

Общеславянские лексические заимствования из иранского единичны. Таковы, bog – “бог”, kotъ – “загон, небольшой хлев”, gun’a – “шерстяная одежда” и toporъ – “топор”. Кроме первого, все эти иранизмы принадлежат к культурным терминам, обычно самостоятельно передвигающимся из языка в язык, независимо от миграций и соседства самого населения. Так, иранское kata достигло Скандинавии, а kapara – западнофинского ареала [14, с. 25].

Академик Б.А. Рыбаков в своих работах акцентирует внимание на том, что новый и очень яркий период в истории славянства связан как с постепенным преодолением результатов сарматских наездов, так и с новыми событиями европейской истории в первые века нашей эры.

РАЗДЕЛ 3.

СЛАВЯНЕ И ИМПЕРСКИЙ РИМ: ЕВРОПЕЙСКИЙ

ВЕКТОР ВЛИЯНИЯ

Геополитическая картина Евразии и особенно Европы значительно изменилась в связи с возрастающим могуществом Римской империи. Рим оказал сильное влияние на германские племена и на часть западнославянских, обитавших на Рейне, Эльбе и Одере. Римские легионы овладели греческими городами в Северном Причерноморье и использовали их как рынки закупки местного хлеба, рыбы и рабов.

Особенно усилились связи Рима с народами Восточной Европы, в том числе и со славянами, при императоре Марке Ульпии Траяне (98–117 гг. н.э.), когда римляне покорили всю Дакию и заставили ее население говорить на “ромейском”, латинском языке. Империя стала непосредственной соседкой славянских земель, где благодаря такому соседству вновь возродилось экспортное земледелие и притом в крупных масштабах.

З. Бжезинский, анализируя предпосылки возвышения и могущества Римской империи, ее влияние на развитие этносов и государств, отмечал: “Римская империя была создана в течение двух с половиной столетий путем постоянной территориальной экспансии вначале в северном, а затем в западном и юго-восточном направлениях, а также путем установления эффективного морского контроля над всей береговой линией Средиземного моря. В географическом отношении она достигла своего максимального развития приблизительно в 211 году н.э. Римская империя представляла собой централизованное государство с самостоятельной единой экономикой. Ее имперская власть осуществлялась осмотрительно и целенаправленно посредством сложной политической и экономической структуры” [1, с. 20]. Стратегически задуманная система дорог и морских путей, которые брали начало в столице, обеспечивала возможность быстрой перегруппировки и концентрации (в случае серьезной угрозы безопасности) римских легионов, базировавшихся в различных вассальных государствах и подчиненных провинциях [115, с. 656].

Во времена расцвета империи римские легионы, развернутые за границей, насчитывали не менее 300 тыс. человек: это была огромная сила, становившаяся еще более смертоносной благодаря превосходству римлян в тактике и вооружениях, а также благодаря способности центра обеспечить относительно быструю перегруппировку сил. (Удивительно, что в 1996 г. гораздо более густонаселенная сверхдержава Америка защищала внешние границы своих владений, разместив за границей 296 тыс. солдат-профессионалов) [1, с. 21].

Имперская власть Рима также опиралась на важную психологическую реальность. Слова “Civis Romanus sum” (“Я есть римский гражданин”) были наивысшей самооценкой, источником гордости и тем, к чему стремились многие. Высокий статус римского гражданина, в итоге предоставлявшийся и лицам неримского происхождения, был выражением культурного превосходства, которое оправдывало чувство “особой миссии” империи. Эта реальность не только узаконивала римское правление, но и склоняла тех, кто подчинялся Риму, к ассимиляции и включению в имперскую структуру. Таким образом культурное превосходство, которое воспринималось правителями как нечто само собой разумеющееся и которое признавалось порабощенными, укрепляло имперскую власть [1, с. 22].

Эта высшая и в значительной степени неоспаривавшаяся имперская власть просуществовала около трех столетий. За исключением вызова, брошенного на определенном этапе соседним Карфагеном и на восточных границах Парфянской империей, внешний мир, в основном варварский, плохо организованный и в культурном отношении явно уступающий Риму, большей частью был способен лишь к отдельным нападениям. До тех пор пока империя могла поддерживать внутреннюю жизнеспособность и единство, внешний мир не мог с ней конкурировать [1, с. 22–23].

3.1. ВОСТОЧНОЕ СЛАВЯНСТВО В КОНТЕКСТЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ С РИМСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИЕЙ

О связях восточного славянства с высокоразвитой как в экономическом, так и в культурном отношении римской, западной по своим основным координатам цивилизацией, можно судить по размаху славянского экспорта II–IV веков, по тому огромному количеству кладов римских монет в земледельческой славянской лесостепи. Приток римского серебра резко возрос именно при Траяне, и высокий уровень держался на протяжении нескольких веков [12, с. 29].

В “траяновы века” славяне Среднего Поднепровья (северная лесостепная половина так называемой “черняховской” археологической культуры) пережили новый и весьма ощутимый подъем. Развилось ремесло, появился гончарный круг, домницы для варки железа, ротационные жернова. Славянская знать широко пользовалась импортными предметами роскоши: лакированной столовой посудой, украшениями, различными предметами быта. Возрождалась ситуация, близкая к той, которая существовала до сарматского нашествия, в эпоху расцвета скифско-славянской державы. Одним из торговых центров на Днепре были поселения, существовавшие на месте будущего Киева [12, с. 30].

В период “золотого” периода Траянова правления великую Римскую империю, вступившую в период своего наиболее яркого этапа развития, и восточное славянство связывали не только экономические контакты, но и значимое культурологическое и цивилизационное воздействие державы западной культуры на находившееся в процессе динамичного развития восточное славянство. О масштабе и параметрах воздействия говорят масштабы деятельности Траяна.

Марк Ульпий Траян родился 18 сентября 53 г. в небольшом римском городке Италика в Испании. Отец Траяна, которого тоже звали Марк Ульпий Траян, занимал высокие военные и гражданские должности при Веспасиане: участвовал в Иудейской войне, потом управлял Сирией.

Траян начинал свою деятельность предельно скромно – простым легионером. Под командованием отца он принимал участие в войнах с иудеями и парфянами. В 91 г. Траян стал консулом, а в последующие годы отличился, командуя войсками на Рейне, за что от Нервы получил похвалу и почетный титул “Германский” в 97 г.

Траян обладал огромной физической силой и невероятной выносливостью. Он любил продираться сквозь лесные дебри, выслеживать и ловить лесных зверей, взбираться на горы и утесы, плавать и грести, когда море неспокойно. Став императором, Траян не утратил выносливости простого воина; он великолепно владел оружием и стойко переносил все тяготы походной жизни; когда надо, мог обходиться немудреной пищей воина – салом, творогом и напитком, который назывался поска (смесь воды, уксуса и взбитых яиц). В походе Траян широким шагом всегда шел впереди войска.

Будучи императором, Траян продолжал ходить по Риму пешком, тогда как его предшественников обычно носили на носилках, ибо они, “как бы боясь равенства, теряли способность пользоваться своими ногами”. Траян был серьезен, справедлив, скромен и вместе с тем жизнерадостен; в обращении обходителен, прост и доступен. Ему было присуще редкое здравомыслие [24, с.198].

Придя к власти, он быстро избавил Рим от терзавших его доносчиков. Все дела по обвинению в оскорблении величия римского народа и особы императора были прекращены, а доносчиков Траян повелел утопить в море. Об этом беспримерном случае в римской истории Плиний Младший так говорил в своей похвальной речи (в панегирике) Траяну: “Мы видели суд над доносчиком такой же, как над бродягами и разбойниками. Ты выкорчевал это внутреннее зло и предусмотрительной строгостью обеспечил, чтобы государство, построенное на законности, не оказалось совращенным с пути законов. Все доносчики по твоему приказу были посажены на наскоро сколоченные корабли и отданы на волю волн: пусть, мол, отплывают, пусть бегут от земли, опустошенной через их доносы; а если штормы и грозы спасут кого-нибудь от скал, пусть поселятся на голых утесах негостеприимного берега, и пусть жизнь их будет сурова и полна страхов, и пусть скорбят они об утерянной безопасности, которая дорога всему роду человеческому” [24, с. 198].

Так расправился Траян с доносчиками явными. В Риме не было прокуратуры и государственных обвинителей, уголовные дела возбуждались частными лицами. Дела об оскорблении величия относились к разряду уголовных; лица, возбуждавшие такие дела, считались доносчиками явными.

Помимо явных, были в Риме и доносчики тайные. С ними Траян поступил не менее мудро: он просто парализовал их деятельность тем, что никак не реагировал на анонимные доносы. С удовлетворением констатировал Плиний Младший, что при Траяне “страх внушают не доносчики, а законы”.

Траян проявил себя дельным и многосторонним правителем. Он заботился об улучшении дорог и гаваней, чем способствовал развитию торговли. По его инициативе государство взяло на себя заботу о воспитании сирот и детей бедных родителей. Он сумел обеспечить Рим хлебом так, что тот перестал зависеть от Египта, откуда обычно везли хлеб; более того, когда в Египте случился неурожай, то Рим помог ему хлебом. С правителями провинций Траян вел регулярную переписку и держал в поле зрения всю Римскую империю.

Сенат, к которому Траян проявлял почтительность, наградил его титулом “наилучший император”. Известно, что сам Траян сказал однажды: “Я хочу быть таким императором, какого бы я сам желал, если бы был подданным”.

В 100 г. Плиний Младший в своем панегирике говорил такие слова: “Не будем ни в коем случае воздавать ему (Траяну) хвалу как какому-либо богу или кумиру, ибо мы говорим не о тиране, но о гражданине, не о властелине, но об отце. Ведь он из нашей среды, и ничто так не отличает и не возвышает его, как то, что он сам сознает себя одним из нас и не забывает, что он человек и управляет людьми”. И далее, обращаясь непосредственно к Траяну: “Мы любим тебя настолько, насколько ты этого заслуживаешь, и любим тебя не из любви к тебе, а из любви к себе” [24, с. 198–199].

Траян развернул политику широкой военной агрессии, так как Рим нуждался в притоке рабов и материальных ресурсов. Кроме того, внешние враги иногда стали держать себя слишком независимо, и Рим хотел навести на них страх; об этом обстоятельстве с прискорбием говорит Плиний Младший: “Наши враги возгордились, сбросили с себя ярмо подчиненности и уже пытались бороться с нами не ради своего освобождения, а ради порабощения нас, не заключали с нами перемирия иначе, как на равных условиях, и вместо того, чтобы заимствовать наши законы, навязывали нам свои”.

Особенную силу приобрели даки (жившие на территории современной Румынии); более того, они попытались вступить в переговоры с парфянами (жившими в Месопотамии и в Персии), которые угрожали владениям Рима на Востоке.

В 101 г. Траян начал войну с даками, которая в 106 г. завершилась их полным разгромом и превращением Дакии в римскую провинцию. В честь побед над даками Траян в 102 г. был награжден почетным титулом “Дакийский”.

Победу над даками Траян отметил в Риме роскошными зрелищами, которые продолжались 123 дня подряд; на аренах цирков и амфитеатров сражалось 10 000 гладиаторов и было убито 11000 диких зверей.

В память об этой знаменательной победе римского оружия Траян повелел соорудить в Риме новую площадь, которая получила его имя – форум Траяна.

Это был самый величественный и самый роскошный из всех форумов Рима (так как старый республиканский Форум стал мал, то рядом с ним императоры начали строить свои форумы, которые получили их имена: Юлия Цезаря, Августа, Веспасиана, Нервы).

Для сооружения форума Траяна надо было срыть до основания часть Квиринального холма. Форум Траяна помимо площадей включал в себя целый комплекс роскошных зданий. В центре малой площади сохранилась мраморная колонна, которую спирально обвил скульптурный рельеф с изображением эпизодов войны с даками. Высота колонны вместе с цоколем – 39 м 83 см. Внутри колонны вьется лестница, сложенная из мраморных блоков; она имеет 185 ступеней и освещается 42-мя небольшими световыми отверстиями. На цоколе колонны торжественная надпись: “Сенат и народ римский (воздвигли эту колонну) императору Цезарю Нерве Траяну Августу, сыну божественного Нервы, Германскому, Дакийскому, великому понтифику, наделенному властью народного трибуна в 17-й раз, императору в 6-й раз, консулу в 6-й раз, отцу отечества, для того, чтобы было видно, какой высоты холм был срыт, чтобы освободить место для возведения этих столь значительных сооружений”. Открытие форума Траяна состоялось в январе 112 г. [106, с. 288–290].

В 114–115 гг. были присоединены к Риму в качестве провинций Месопотамия и Армения [24, с. 200]. На территории древнего Арташата, бывшей столицы Армении, в 1967 г. обнаружены фрагменты торжественной латинской надписи, свидетельствующей о строительной деятельности Траяна. Сейчас эта надпись экспонируется в Музее истории Армении в Ереване.

По титулу Траяна она датируется 116 г. Вот ее текст: “Император Цезарь Нерва Траян, сын божественного Нервы, Наилучший Август, Германский, Дакийский, Парфянский, великий понтифик, наделенный властью народного трибуна в 20-й раз, император в 13-й раз, консул в 6-й раз; при счастливых обстоятельствах Четвертый Скифский легион соорудил” [24, с. 201].

Особый интерес вызывает сообщение о Четвертом Скифском легионе, что, несомненно, связано с участием славян, именуемых так в Европе, в завоевательных походах Римской империи.

В связи с экспортным земледелием наладились вновь пути на юг, к Черному морю. Римские дорожные карты упоминают венедов в низовьях Дуная, а в середине III века часто упоминаются и военные морские походы, в которых наряду с готами (южная приморская часть черняховской культуры) участвуют и какие-то “скифы”, в которых, по всей вероятности, следует видеть юго-восточную часть славянства.

РАЗДЕЛ 4.

СЛАВЯНЕ НА РУБЕЖЕ I–IV В. Н.Э.

Самые ранние сведения о славянах в античных письменных источниках относятся к сравнительно позднему времени – к первым векам нашей эры. Эти данные весьма отрывочны, а в географическом отношении не конкретны. Для исследования проблемы происхождения и этногенеза ранних славян они имеют вспомогательное значение, но тем не менее, нельзя преуменьшать их роль.

4.1. СЛАВЯНЕ В АНТИЧНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Развернутое упоминание славян в античных письменных источниках относят к “Естественной истории” Гая Плиния Старшего (24–79 гг.). В данном труде говорится о некоем племени венедов, обитающем рядом с сарматами, скифами и хиррами: “Некоторые передают, что она (Энингия – мифический остров или полуостров, который комментаторы отождествляют с Висло-Одерским междуречьем) населена вплоть до реки Висулы сарматами, венедами, скифами и хиррами, что залив называется Килипен и остров в его устье Латрис, затем другой залив, Ланг, пограничный кимбрам”.

Своим именем славяне в античных источниках не называются. Античные авторы знают венедов, и имеются все основания считать, что под этим этнонимом скрываются славяне.

Для исследования проблемы этногенеза славян существенное значение имеет сочинение готского епископа Иордана, жившего в VI в. “Getica” была закончена в 551 г. Труд посвящен истории готов, начиная с того времени, когда они расселялись в устье Вислы, покинув Скандинавию, и кончая серединой VI столетия. В процессе изложения автор делает ряд экскурсов в историю славян.

Данные Иордана позволяют установить связь между славянами и венедами античных писателей. По Иордану, венеды суть славяне. Он сообщает: “Между этими реками [Тисой, Олтом и Дунаем] лежит Дакия, которую наподобие короны, ограждают скалистые Альпы [Карпаты]. У левого их склона, спускающего к северу, начиная от места рождения реки Вистулы [Вислы], на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венедов”. Эта информация как бы подчеркивает сведения античных авторов о том, что древнейшей областью венедов был регион, связанный с бассейном Вислы.

Иордан прямо свидетельствует, что “многолюдное племя венетов” (в его время оно было известно под разными названиями:) “...все же преимущественно они называются склавенами и антами” или “...ныне известны под тремя именами: венетов, антов, склавенов”. Косвенным подтверждением служит и то, что вплоть до настоящего времени соседи славян – германцы и прибалтийско-финские народы – называют славян венедами.

Впервые этноним венеды встречается в “Естественной истории” Плиния, погибшего при извержении Везувия в 79 г. н.э. Автор называет венедов в числе племен, соседящих на востоке с группой германских племен – ингевонами: “...земли до реки Вистулы обитаемы сарматами, венедами, скифами, гиррами” [14, с. 29].

Впервые мысль о том, что в данном контексте речь идет о славянах, высказал В. Суровецкий (1824). Сопоставив данные Плиния со сведениями Иордана (который, относит венедов к славянам) и названиями славян в финских и германских языках, он посчитал венедов Плиния древнейшим упоминанием собственно славян. Никакой аргументации, кроме фонетической близости этнонимов, В. Суровецкий не предложил. Тем не менее, его точку зрения приняли столь авторитетные ученые, как П. Шафарик и Л. Нидерле, и вскоре она стала весьма популярной в кругах славистов. Предлагались даже славянские этимологии этого этнонима. Одним из немногих усомнившихся в тождестве венедов Плиния и древнейших славян был А.А. Шахматов.

К концу I в. н.э. относятся известия о венедах Тацита. Рассказывая о племенах, живших восточнее германцев, он называет певкинов, венедов и финнов. “Венеды переняли многое от певкинов, ради грабежей рыщут по лесам и горам, какие только существуют между певкинами и финнами”. Певкины во времена Тацита занимали северную часть Нижнего Подунавья. Финны – финские племена, заселявшие в тот период обширнейшую территорию лесной полосы Восточной Европы от Прибалтики до Урала. Где между финнами и певкинами локализуются венеды, сказать невозможно.

Тацит колебался, относить ли венедов к сарматам или к германцам. С одной стороны, венеды многое заимствовали из нравов и образа жизни певкинов, которые сильно перемешались с сарматами путем браков, с другой – они “сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой, все это отмежевывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне”.

Несколько конкретнее этногеографические сведения автора второй половины II в. н.э. Клавдия Птолемея, использовавшего не дошедшее до нас сочинение географа I в. н.э. Марина Тирского. Согласно Птолемею венеды – одно из крупнейших племен Европейской Сарматии, пределом которой на западе была р. Висла (Вистула). У ее истоков начиналась уже территория германских племен. С юга Сарматию ограничивали Карпатские горы и северный берег Понта (Черного моря), а с севера – Венедский залив Сарматского океана (побережье Балтийского моря).

Клавдий Птолемей, в частности, писал о локализации венедов следующее: “Европейская Сарматия окружена с севера Сарматским океаном вдоль Венедского залива... а занимают Сарматию очень большие народы – венеды вдоль всего Венедского залива, выше Дакии – Певкины и Бастерны; по всему берегу Меотиды – Языги и Роксоланы; далее за ними внутрь страны – Амаксовии и Скифы-Аланы”.

Клавдий Птолемей уточняет географические данные о различных этносах: “И меньшие народы населяют Сарматию: по реке Вистуле ниже венедов гитоны, затем финны, затем сулоны; ниже них фругудионы, затем аварины у истока реки Вистулы; ниже этих омбрионы, затем анартофракты, затем бургионы, затем арсиэты, затем сабоки, затем пиенгиты и биессы возле горы Карпата. Восточнее названных, снова ниже венедов, суть галинды и судины и ставаны вплоть до аланов... И снова побережье Океана вдоль Венедского залива последовательно занимают вельты, выше них осии, затем еще севернее карбоны, восточное которых кареоты и салы, за ними и гелоны, и гипподы, и меланхлены; за ними агафирсы, затем аорсы и пагириты; за ними савары и боруски вплоть до Рипейских гор”.

И.Н. Данилевский, обобщая сообщения таких авторов, как Иордон, Плиний, Тацит и Птолемей по проблеме этногенеза славянства, сделал заключение, что “рассуждения, позволяющие связать приведенные тексты со славянами, логичны и потому кажутся убедительными, ибо:

1) Иордан прямо утверждал, что предками славян были венеды;

2) венеды, по упоминаниям Плиния, Тацита, Птолемея, жили в Повисленье;

3) бассейн Вислы – центр славянских земель в историческую эпоху; именно здесь концентрировались древнейшие бесспорно славянские археологические памятники, на это же указывает и языковой материал;

4) следовательно, можно принимать за аксиому, что венеды античных источников – славяне”.

Профессор Седов В.В. акцентирует внимание на том, что на Певтингеровой карте (конец III – начало IV в. н.э.) венеды обозначены в двух местах. Один раз венеды-сарматы локализованы южнее Балтийского моря и северо-западнее бастарнов, второй раз – рядом с гетами и даками, между Дунаем и Днестром. По-видимому, это не две отдельные венедские области, а скорее всего свидетельство об обширности территории расселения венедов.

Поскольку Певтингеровы таблицы отражают сведения о дорогах времени римского императора Августа, обозначение венедов в двух местах обусловлено пересечением их территории двумя путями, один из которых соединял земли венедов с областью бастарнов, а другой – с регионом даков.

В.В. Седов резюмирует, что информация о венедах в письменных источниках первой половины I тысячелетия н.э. этим и ограничивается. На основе данных Плиния, Тацита и Птолемея можно полагать, что в первых столетиях нашей эры славяне обитали между Балтийским морем и Карпатами, в бассейне Вислы, а может быть, и в более восточных районах. В III–IV вв. н.э. их территория расширяется, охватывая области Поднестровья.

По данному аспекту проблемы вызывает интерес точка зрения Ф.В. Ше­лова-Коведяева, который отмечает, что венеды упомянуты Плинием в контексте архаичных, неясных и полусказочных представлений. Их окружают племена, существование которых в бассейне Вислы весьма сомнительно. Поэтому и само присутствие этнонима венеды в “Естественной истории” не может, считает Ф.В. Шелов-Коведяев, рассматриваться в качестве бесспорного доказательства их реального обитания в Повисленье в середине I в. н.э. Ученый пишет: “Характерно, что Плиний поместил упоминание венедов в полусказочный контекст: он понимал, что венеды побережья Северного Океана – один из элементов древних легендарных представлений, а не живой, современной ему реальности. Прочных оснований для отождествления их со славянами текст Плиния не дает” [24, с. 29 ].

Н.М. Карамзин, рассматривая проблемы становления славянства и анализи­руя труды историков древности, отмечал: “Может быть, еще за ньсколько вьков до Рождества Христова под имьнем Венедовъ извьстные на восточныхъ берегахъ моря Балтійскаго, Славяне въ то же время обитали внутри Россіи; может быть, Андрофаги, Меланхлены, Невры Геродотовы принадлежали къ ихъ племенамъ многочисленнымъ. Самые древніе жители Дакіи, Геты, покоренные Траяномъ, могли быть нашими предками: сіе мньніе тьмь вьроятнье, что въ Русскихъ сказкахъ XII стольтія упоминается о счастливыхъ войнахъ Траяновыхъ въ Дакіи, и что Славяне Россійскіе начинали, кажется, свое льтосчисленіе отъ временъ сего мужественнаго Императора. Замьтимъ еще какое-то древнее преданіе народовъ Славянскихъ, что праотцы ихъ имьли дьло съ Александромъ Великимъ, побьдителемъ Гетовъ. Но Историкъ не долженъ предлагать вьроятностей за истину, доказываемую только ясными свидьтельствами современниковъ” [11, т. I, гл. 1, с. 18–19].

4.2. РАССЕЛЕНИЕ СЛАВЯНСТВА НА РУБЕЖЕ I–IV вв.

Говоря о расселении славян, летописец Нестор повествовал следующее: “Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где ныне земли Венгерская и Болгарская. И от тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими от мест, на которых сели. Так, одни, придя, сели на реке именем Морава и прозвались морава, а другие назвались чехи. А вот еще те же славяне: белые хорваты и сербы, и хорутане. Когда волохи напали на славян на дунайских, и поселились среди них, и притесняли их, то славяне эти пришли и сели на Висле и прозвались ляхами, а от тех ляхов пошли поляки, другие ляхи – лутичи, иные – мазовшане, иные – поморяне” [25, с. 29 ].

В.О. Ключевский выдвинул свою, отличную от перечисленных выше концепций этногенеза восточного славянства, теорию расселения славян с Дуная. Он отмечает, что составитель Начальной летописи не поможет нам в этом искании. У него другая точка зрения: он панславист; исходя из своей идеи первобытного единства славянства, он прежде всего старается связать ранние судьбы родной Руси с общей историей славян. Начальная летопись не помнит времени прихода славян из Азии в Европу. В этнографическом очерке, поставленном во главе “Повести временных лет”, она застает славян уже на Дунае. Из этой придунайской страны, которую она называет землею Венгерской и Болгарской, славяне расселились в разные стороны. Оттуда же вышли и те славяне, которые поселились по Днепру, его притокам и далее к северу [100, с. 31–35].

Летопись рассказывает, что когда волхи напали на славян дунайских, сели среди них и начали их угнетать, одни славяне ушли и сели по Висле, прозвавшись ляхами, другие пришли на Днепр и прозвались полянами, а поселившиеся в лесах – древлянами и т.д. Волхи или волохи – это, по мнению исследователей, римляне. Речь идет о разрушении императором Траяном царства даков, которым его предшественник Домициан принужден был платить дань. Это указание на присутствие славян в составе Дакийского царства и о передвижении части их с Дуная на северо-восток от римского нашествия в начале II в. по р.х. – одно из самых ранних исторических воспоминаний славянства и отмечено, подчеркивает В.О. Ключевский, только нашей летописью; трудно лишь догадаться, из какого источника оно заимствовано. Но его нельзя принять за начало нашей истории: оно касалось не одних восточных славян и притом говорит о разброде славянства, а не о сформировании среди него какого-либо союза” [23, с. 120–121].

Известный украинский ученый и политический деятель М.С. Грушев­ский, рассматривая проблемы этногенеза славянства, отмечал: “Порогом исторических времен для украинского народа можно принять IV в., когда мы располагаем известиями, которые можем приложить к нему специально. До этого времени мы можем говорить об украинских племенах лишь как о части славянской группы племен, а их эволюцию можем изучать не в ее развитии, а в результатах, до которых дошли они в момент окончательного обособления отдельных славянских групп. Сравнительное языковедение изучает эти результаты длинного ряда веков доисторической жизни по лингвистическим данным, а факты археологии и этнографии и более поздние исторические известия дают возможность контролировать и дополнять его выводы” [17, с. 16].

Ряд ученых акцентирует внимание на том, что своеобразным явлением в истории славянства было то, что оно практически перепрыгнуло из каменного века в железный век. Академик Б.А. Рыбаков, анализируя данный важнейший элемент прогресса, отмечал: “Если в бронзовом веке племена, не располагавшие залежами меди и олова, вынуждены были привозить металл издалека, то с открытием железа они необычайно обогатились, так как тогда использовалась болотная и озерная руда, имевшаяся в изобилии во всех славянских землях с их многочисленными болотами, речками и озерами. По существу, славяне перешли в железный век из каменного” [12, с. 25].