РАЗДЕЛ 9. Война и классовая дифференциация 7 page

Переход к массовому изготовлению орудий производства и оружия из железа и стали (последнюю научились выделывать также в раннем железном веке) вызвал новые крупные изменения во всей хозяйственной деятельности человека. Более твердое, чем медь и бронза, железо позволило значительно расширить ассортимент изготовляемых из металла орудий, улучшить их качество и вместе с тем резко повысить производительность труда. При помощи железных инструментов можно было гораздо лучше обрабатывать не только такие материалы, как дерево или кость, но даже камень. Широкое применение железа поднимало на более высокий уровень металлургическое производство и способствовало дальнейшему развитию других отраслей хозяйства.

Железо сделало возможным полеводство на крупных площадях, расчистку под пашню широких лесных пространств; оно дало ремесленнику орудия такой твердости и остроты, которым не мог противостоять ни один камень, ни один из известных тогда металлов.

Одновременно хозяйственная деятельность человека все более усложнялась. Это приводило к тому, что в отдельных общинах стали выделяться специалисты-ремесленники, которые занимались лишь каким-либо одним видом производства, требующим особых знаний и навыков. Так зарождалось второе крупное общественное разделение труда, вследствие которого возникает производство непосредственно для обмена – товарное производство, а вместе с ним и торговля не только внутри племени и на его границах, но уже и за его границами [20, с. 134–135].

4.3. “ЦЕНТРЫ ПРИТЯЖЕНИЯ” И ЭТНОГЕНЕЗ СЛАВЯНСТВА

Интерес представляет концепция Б.А. Рыбакова о роли так называемых “центров притяжения” в этногенезе славянства, в частности, восточного. Академик Б.А. Рыбаков отмечает по этому поводу: “Применительно к массиву славянских племен (до колонизации на северо-восток) следует учесть образование двух центров притяжения: один из них соответствовал основной территории прежней “культуры шаровых амфор” и охватывал часть славянских, часть германских и часть кельтских племен, а другой находился вне славянской прародины, в скифском Причерноморье, и вовлекал в сферу своего влияния только юго-восточную часть славян, проживавших в плодородной лесостепи” [12, с. 24].

“Центры притяжения”, влияние западной цивилизации, в сочетании с влиянием сформировавшейся в основных параметрах восточной, их синкретное влияние на праславянство, обусловило особенности его развития, своеобразия протекания процесса этногенеза. При этом необходимо учитывать, что южно-балтийская группа славянских племен по своему географическому положению как новая разноплеменная общность отражена археологически в так называемой лужицкой культуре. Ее ядро составляли западные славянские племена (территории современной Польши), но в нее входили и соседние кельты, являвшиеся, очевидно, гегемонами в этом большом соединении племен, и какая-то часть германских племен по Эльбе.

Исходя из этих данных, считает Б.А. Рыбаков, вполне возможно, что именно эта общность получила в то время название “венеты”, или “венеды”, которое первоначально обозначало конгломерат разноязычных племен, живших интенсивной общей исторической жизнью, а в дальнейшем (примерно к рубежу нашей эры), когда кельтские и германские окраинные племена лужицкой культуры вошли в больший контакт со своими основными сородичами, наименование “венеты – венеды” сохранилось за западнославянскими племенами. У древних писателей (Плиния, Тацита) именем венедов называются славянские племена [12, с. 24].

Академик П.П. Толочко, рассматривая протекание этногенетических процессов у славянства в начале первого тысячелетия, констатировал, что, невзирая на все потрясения, войны и нашествия, значительная часть славян осталась на своих предковечных местах. Особенно это касается земледельцев лесостепной зоны Украины, где, собственно, и происходили процессы русского, а затем и украинского этногенеза.

Благодаря этому обеспечивалась беспрерывность исторической памяти, органичность в наследовании культурно-мировоззренческих достижений, генофонда своих предшественников. Так постепенно, на протяжении тысячелетий разноэтнические народы образовывали на территории Украины определенные генетические единые традиции способа жизни, культуры, политической и государственной организации [16, с. 33].

4.4. ЕСТЕСТВЕННО-НАУЧНОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ МИРА СЛАВЯНСТВОМ (“МУДРОСТЬ”)

Славянство, рассматриваемого периода характеризовалось значительными достижениями в области естественно-научного осмысления окружающего мира.

С древнейших времен человечество накапливало элементы знаний об окружающей его природе. Первые зачатки естественно-научных представлений стали складываться у восточных славян в глубокой древности, получив название “мудрость” как обобщенное знание о мире в целом.

Материальным воплощением данных знаний в древности являлись так называемые “аграрные календари”, представляющие собой керамические, деревянные, каменные, а также изготовленные из других материалов предметы, на которые в виде знаков, криптограмм, стилизированных изображений заносились сведения о ходе полевых работ и о природных условиях им сопутствовавших.

Большой интерес в данном отношении представляет расшифрованный академиком Б.А. Рыбаковым сельскохозяйственный календарь IV века, найденный на землях полян и относящийся к черняховской культуре. Календарь представляет собой нанесенные на поверхность глиняного кувшина знаки – пиктограммы (серпы, крестцы, штрихи, символизирующие дождь, волнистые линии и т.д.), отличающие основные этапы роста, созревания и жатвы яровых культур, а также желательные для этих этапов периоды дождей.

Сам кувшин, очевидно, предназначался для “святой воды”, которой окропляли поля, и был предметом языческой литургии, связанной с аграрной магией.

Тот факт, что отмеченные на календаре благоприятные для урожая периоды дождей почти точно соответствуют агротехническим рекомендациям нашего времени для данного региона, свидетельствует об адекватных и достаточно точных представлениях о природе тех племен, которые жили на территории восточнославянского региона обитания [26, с. 29–30].

Таким образом, славянство в начале I тыс. н.э. получило благоприятные условия для своего развития. Давление кочевых народов (скифов, сарматов) в данный период перестало играть деструктивную роль в процессе этнического развития славянства, которое все более активно выходило на общеевропейскую арену, включалось в геополитическую орбиту влияния великой Римской империи, ведя с ней торговые отношения, участвуя в походах, приобретая передовые навыки ведения военных действий.

Данные факторы обусловили формирование предпосылок, становления зачаточных форм потестарной государственности как особой формы этнической самоорганизации славянства.

РАЗДЕЛ 5.

ГОТЫ И ГУННЫ КАК ФАКТОРЫ СЛАВЯНСКОГО

ЭТНОГЕНЕЗА

В.О. Ключевский, рассматривая влияние германских племен на развитие восточного славянства, акцентирует внимание на том, что в ходе взаимодействия готов и восточных славян образовались зачатки государственности Древней Руси.

В III в. славянство подверглось новому нашествию, но с необычной стороны, не с востока, из Азии, а из Европы, с Балтийского моря: это были отважные мореходы-готы, которые по рекам Восточно-Европейской равнины проникали в Черное море и громили Восточную империю.

Известный римский политический деятель и полководец Гай Юлий Цезарь, описывая быт древних германцев в I в. до н.э., отмечал, что у них “разбойничьи набеги – если только они ведутся вне территории данного племени – не считаются позором”. Живший в I в. н.э. римский историк Тацит так рассказывал о дружинах древнегерманских племен: “Если племя, в котором они родились, коснеет в долгом мире и праздности, то многие из знатных юношей по своему собственному почину отправляются к тем племенам, которые в то время ведут какую-нибудь войну, так как этому народу покой противен, да и легче отличиться среди опасностей и прокормить большую дружину можно только грабежом и войной. Дружинники же от щедрот своего вождя, отмечал Тацит, ждут себе и боевого коня, и обагренное кровью победоносное копье, а вместо жалования для них устраивают пиры, – правда, не изысканные, но обильные. Средства для такой щедрости доставляют грабеж и война”.

Невзирая на то, что от периода правления Ю. Цезаря, ведшего кровопролитные войны с германцами и благодаря этому достаточно хорошо изучившего данные племена, прошли века, но воинственный дух данного народа, его агрессивная устремленность осталась неизменной, усложняя этнические контакты славянства и германских племен [101, c. 159–179].

У. Экхард, рассматривая роль войны и насилия в развитии этносов и государств, отмечает: “Сутью цивилизации является эксплуатация, но эксплуатация не может осуществляться без вооруженного насилия. Вот почему на протяжении всей человеческой истории цивилизация и война неразрывно связаны друг с другом.

Диким собирателям и охотникам особенно не за что было воевать, они располагали по большей части примитивными луками и стрелами. У них не было ни излишнего населения, ни излишнего богатства для поддержки профессионального солдата. “Варвары” (земледельцы и скотоводы) имели больше причин воевать, но их арсенал мало отличался от арсенала их предшественников, не было у них и излишков населения и материальных средств для поддержки армий. Цивилизованные народы воюют за землю, трудовые ресурсы, возможности торговли и накопления капитала, а все это предполагает экспансию за чужой счет – часто за счет примитивных народов, не способных защитить себя против армий и вооружений народов цивилизованных. Как бы то ни было, процесс развития цивилизаций всегда нестабилен” [с. 195–197].

5.1. СЛАВЯНЕ И ГОТЫ

Исторические факты свидетельствуют, что восточногерманские племена (готы, бургунды, вандалы) двинулись на юг, к границам Римской империи, и в Северном Причерноморье в конце III – в начале IV в. образовался сильный готский союз племен. Сколько-нибудь заметного воздействия на жизнь славян существование этого союза не оказало. Готский союз по своему характеру был объединением в первую очередь земледельческих племен западной части Северного Причерноморья (полуоседлые скотоводческие и кочевые племена степей Нижнего Поднепровья и Крыма входили в него только частично). Сами готы, занимавшие в союзе руководящее положение, составляли незначительную часть населения; по мнению П.Н. Третьякова, их появление в причерноморских степях не означало смены населения. В составе готского союза славяне оставались едиными земледельческими племенами, родственными им по общественному устройству и укладу хозяйства. Необходимо учитывать также, что даже в период наибольшего могущества готского союза (середина IV в.) под властью готских “королей” находилась только часть славянских племен, продвинувшихся на юг и юго-запад от области своего постоянного расселения. Пройдя коренные славянские земли, готы не покорили их. Столкновения славян “венедов” с готами, о которых сообщает готский историк Иордан, происходили, вероятно, на южных границах славянских земель. Обитавшие там славянские племена, “могучие многочисленностью”, воевали с готским королем Германарихом [28, с. 5].

В.О. Ключевский, рассматривая роль готов в истории славянства, отмечал, что в IV в. их вождь Германарих завоеваниями образовал из обитателей славянских земель обширное царство. Это было первое исторически известное государство, основанное при участии европейских народов в пределах нынешней Украины. В состав его входили различные племена Восточной Европы, в названиях которых можно распознать эстов, мерю, мордву – будущих соседей восточных славян. Были покорены Германарихом и венеты или венеды, как называли западные латинские писатели славян с начала нашей эры. Историк готов Иордан, который сообщает эти известия о царстве Германариха, не указывает, где тогда жили эти венеты, собственное имя которых в византийских известиях появляется с конца V в. Зато этот писатель VI в., хорошо знакомый с миром задунайских варваров и сам варвар по происхождению, родом из Мизии, с нижнего Дуная, обстоятельно очерчивает современное ему географическое размещение славян [23, с. 121].

5.2. КОНФЕДЕРАТИВНАЯ СЛАВЯНО-ГОТСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ

Концепция В.О. Ключевского о формировании на территории этнического проживания славян государственности в период нашествия готов требует дополнительных научных исследований, хотя и является привлекательной, определяя место славянства как одного из этносов Европы с древними истоками государственности, при этом государственности особого, потестарного типа, базирующегося не на классовой, а на этнической основе. Таким образом, если мы и имеем основание говорить о наличии у славянства III–IV веков государственности, то она имела свой славянский “облик” и в отличие от классической европейской формы государства – державы-полицейского, регулирующего прежде всего классовые противоречия внутри данного общественного образования; потестарная форма славянской государственности являла из себя “государство-воина”, имевшей задачу прежде всего этнического выживания народа, что затем органично трансформировалось в принцип соборности, присущий славянству и на современном этапе развития.

По сообщениям Иордана, в конфедеративную империю Германариха входили мордва, меря, геремисы, герулы, частично гуннские и славянские племена. Готы первыми из варваров быстро и целеустремленно стали осваивать античную культуру, осуществляли контроль над важнейшими торговыми путями, проходившими через Причерноморье [100, с. 23–24]. Однако между племенами, входившими в данный союз, не было прочного единства, их состав постоянно обновлялся [29, с. 39–75].

Б.А. Рыбаков отмечает, что в данный период в социальном отношении приднепровские славянские племена вновь достигли того предгосударственного уровня, на котором они находились в скифское время. Не исключена возможность, что во II–IV веках, до нашествия гуннов (около 375 года), у южной части восточных славян, занимавшей те же самые плодородные лесостепные пространства, где были в свое время расположены “царства” сколотов-земледельцев, уже возникла государственность. В пользу этого говорит и богатство славянской знати, основывавшееся на экспортном земледелии, и появление “огнищ” – больших домов для челяди, и неукрепленность сел при наличии общегосударственной оборонительной линии, и начало дружинных походов далеко за пределы своей земли. Таким образом, задолго до Киевской Руси в этой части славянского мира, наиболее близкой к мировым культурным центрам, уровень социального развития дважды достигал рубежа классового общества, а может быть, и переходил через этот рубеж. В первый раз дальнейшее развитие было прервано сарматским нашествием III века до нашей эры, а во второй – нашествием тюрок-гуннов в конце IV века нашей эры [12, с. 31]. Исследователи единодушны в том, что пребывание готов в Причерноморье не внесло особенных изменений в основы жизнеустройства славянства [30, с. 185].

5.3. СЛАВЯНЕ И ГУННЫ

В 375 г. на владения готского племенного союза напали гунны. Готы, занимавшие обширную полосу причерноморских степей от Дона до Дуная, были разгромлены. Готский король Германарих не мог противопоставить завоевателям сколько-нибудь значительных сил: при первых же ударах гуннов из-под его власти начали отпадать племена, составлявшие готский союз. Иордан сообщал, например, о выходе в это время из готского союза могущественного племени росомонов. Видя безнадежность сопротивления, Германарих покончил жизнь самоубийством.

Н.М. Карамзин, систематизируя сообщения древних авторов об взаимоотношении славян с готами и гуннами, отмечал: “Винитарь, насльдникъ Эрманариха, Царя Готоскаго, былъ, уже данникомъ Гунновъ, но хотьлъ еще повелевать другими народами: завоевалъ страну Антовъ, которые обитали на Сьверъ отъ Чорного моря (сльдственно въ Россіи), и жестокимъ образом умертвилъ ихъ Князя, именемъ Бояна, съ семидесятью знатнейшими Боярами. Царь Гуннскій, Баламберъ, вступился за утьсненныхъ, и побьдивъ Винитара, освободилъ ихъ оть ига Готовъ” [11, т. I, с. 10].

Значительное влияние на процесс этногенеза славян, на становление зачатков государственности на территории Восточной Европы оказало движение кочевых азиатских племен, в том числе и гуннов на запад, продолжавшееся несколько столетий. Причиной этого являлось давление избытка кочевого населения на производительные силы, что заставляло варваров с плоскогорий Азии вторгаться в государства Древнего мира. Это были племена, занимавшиеся скотоводством, охотой и войной, и их способ производства требовал обширного пространства для каждого отдельного члена племени. Рост численности у этих племен приводил к тому, что они сокращали друг другу территорию, необходимую для производства. Поэтому избыточное население было вынуждено совершать те полные опасностей великие переселения, которые положили начало значительным преобразованиям на геополитической и этнографической карте Европы.

Народы, жившие в рассматриваемый период в Европе, воспринимали вторжение гуннов как апокалипсическое явление кары божьей, ибо оно, по системе “падающего домино”, оказало многогранное влияние на исторические процессы и реалии Евразийского континента.

Кочевники сыграли известную роль в разгроме рабовладельческой Римской империи, однако их нашествие тяжело отразилось и на судьбах многих оседлых земледельческих народов Европы, в первую очередь славян, занимавших пограничные со степями области.

Это было столкновение двух хозяйственно различных укладов, цивилизаций, во многом исключавших друг друга, – оседлого земледелия и кочевого скотоводства. Стремление кочевников к безграничному расширению своих пастбищ, к уничтожению всего, что мешало земле превратиться в пастбища, угрожало самому существованию оседлых земледельческих народов. Азиатские племена, кроме расширения территорий кочевий, преследовали цель порабощения и ограбления оседлых народов. Богатство соседей возбуждали жадность народов, у которых приобретение богатства оказывается уже одной из важнейших жизненных целей. Они варвары: грабеж им кажется более легким и даже более почетным, чем созидательный труд. Война, которую раньше вели только для того, чтобы отомстить за нападение, или для того, чтобы расширить территорию, ставшую недостаточной, ведется теперь только ради грабежа, становится постоянным промыслом [22, с. 175–178].

Славянство и Восток, их взаимодействие, взаимозависимость и взаимовлияние составляют особую страницу истории славянства. Многие страницы истории взаимодействия восточных народов и славянства писались огнем разрушения, кровью.

Известный российский историк, богослов Г.П. Федотов, анализируя роль восточного фактора в становлении и развитии славянства, отмечал: “Восток обернулся своим хищным лицом: кочевники-тюрки, некультурные иранцы соседят с Русью, опустошают ее пределы, вызывают напряжение всех политических сил для обороны. Восток не соблазняет ни культурой, ни государственной организацией”.

Восток, о котором идет речь всегда, когда его противополагают Западу, есть преемство переднеазиатских культур, идущих непрерывно от Шумеро-Аккадской древности до современного ислама. Древние греки боролись с ним, как с Персией, побеждали его, но и отступали перед ним духовно, пока в эпоху Византии не подчинились ему. Западное средневековье сражалось с ним и училось у него в лице арабов. Русь имела дело сперва с иранскими, потом с (тюрскими) татарскими окраинами того же Востока, который в то же самое время не только влиял, но и прямо воспитывал ее в лице Византии. Русь знала Восток в двух обличиях: “поганом” (языческом) и православном. Но Русь, по мнению Г.П. Федотова, создалась на периферии двух культурных миров: Востока и Запада. Ее отношения с ними складывались весьма сложно: в борьбе на оба фронта, против “латинства” и против “поганства”, она искала союзников то в том, то в другом. Если она утверждала свое своеобразие, то чаще подразумевая под ним свое православно-византийское наследие; но последнее тоже было сложным [31, с. 199].

Набеги на оседлые народы являлись для кочевников обычной нормой взаимоотношений с соседями. Упорная и кровопролитная борьба славянских племен с кочевниками длилась несколько столетий. В этой борьбе случались периоды временного затишья, но никогда не было прочного, устойчивого мира.

М.С. Грушевский отмечал, что гуннская орда была передовым полком смешанного турецко-финского потока, который двигался за нею. Медленно и долго, то задерживаясь и ослабевая, то прорываясь сразу, как извержение вулкана, изливался этот поток среди непрестанных войн с оседлым населением и ожесточенной борьбой среди самих этих орд, в которой некоторые из них исчезают бесследно.

В I тыс. до н.э. в Центральной Азии формируется племенной союз, контролировавший территорию от Забайкалья до Тибета, от Средней Азии до Хуанхэ. С приходом к власти в 209 г. до н.э. шаньюя Модэ хунны стали доминирующей силой в Центральной Азии. Признавая могущество хуннов, Китай пытался добиться благосклонности их правителей. Когда Модэ послал китайскому императору верблюда, двух верховых лошадей и две конские упряжки четверней, то в качестве ответного дара получил вышитый халат, парчовый халат, золотой венчик для волос, отделанный золотом пояс с пряжкой из кости носорога и десять кусков шелка. В 162 г. до н.э. император Сяо Вэнь-ди направил Лаошань-Гиюю, сыну Модэ, послание, в котором писал: “Хань и Хунну суть два смежных и равных государства”. Но хуннов это не удовлетворяло. Они хотели получать из Китая хлеб, ткани, изделия из металлов и предметы роскоши в обмен на скот, лошадей, шерсть, шкуры, кожи, войлок. Войны не прекращались [99, с. 159–170].

Из-за непрестанных войн государство хуннов приходило в упадок, и в 57–55 гг. до н.э. распалось на две части. Во главе южных хуннов встал шаньюй Хуханье, признавший “покровительство” Китая, а северные хунны под началом его брата шаньюя Чжи-Чжи, вступив в союз со среднеазиатскими племенами, откочевали на запад. Они вели длительную кровопролитную борьбу с воинственными племенами ухуань и сяньби, а также с южными сородичами, за которыми стоял Китай. В 93 г. н.э. союз северных хуннов прекратил свое существование. Государство южных хуннов сумело себя сохранить до конца IV в. Уцелевшие от разгрома хунны покинули родину и постепенно двигались на запад, смешиваясь с местным населением [19, т. II, с. 211–212].

По свидетельствам античных авторов (Дионисий, Птолемей), на юго-восточных границах Европы, в прикаспийских степях и на Нижней Волге, гунны появились еще во II в. н.э. Но это были сравнительно небольшие племенные группы. Мощное движение кочевников, известных под общим именем “гуннов”, началось во второй половине IV в. В состав гуннов входили многочисленные монгольские и тюрские племена Центральной Азии, Сибири и Средней Азии, вовлеченные в общее движение кочевников на запад, а также финно-угорские и аланские племена Приуралья и Прикаспия.

В 70-х годах IV в. огромные массы гуннов-всадников перешли Волгу и обрушились на Северное Причерноморье. Это было опустошительное нашествие, сопровождавшееся разорением обширных областей и истреблением народов.

В описании современника гуннского нашествия – римского историка Аммиана Марцеллина, отмечается, что гунны – “подвижный и неукротимый народ, пылающий неудержимой страстью к похищению чужой собственности”, двигавшийся вперед “среди грабежей и резни соседних народов”. Неожиданность гуннского нашествия еще больше усиливала страх перед неведомым врагом. “Невиданный дотоле род людей, – писал Марцеллин, – поднявшийся как снег из укромного угла, потрясает и уничтожает все, что попадается навстречу, подобно вихрю, несущемуся с высоких гор”.

Гунны принесли с собой новые приемы боя, с которыми коренному населению Причерноморских степей было очень трудно бороться. “Иногда, угрожаемые нападением, они вступают в битвы клинообразным строем со свирепыми криками. Будучи чрезвычайно легкими на подъем, они иногда неожиданно и нарочно рассыпаются в разные стороны и рыщут нестройными толпами, разнося смерть на широкое пространство; вследствие их необычной быстроты нельзя и заметить, как они вторгаются за стену или грабят неприятельский лагерь. Их потому можно назвать самыми яростными воителями, что издали они сражаются метательными копьями, на которых вместо острия с удивительным искусством приделаны острые кости, а в рукопашную очертя голову мечами рубятся и на врагов, сами уклоняясь от ударов кинжалов, набрасывают крепко свитые арканы для того, чтобы, опутав члены противников, отнять у них возможность сидеть на коне, или уйти пешком” [32, с. 302–306].

По сообщению Аммиана Марцеллина, “племя гуннов... превосходит всякую меру дикости,...они питаются кореньями полусырых трав и полусырым мясом,...у них никто не занимается хлебопашеством и никто не касается сохи,...они не подчинены строгой власти царя, а довольствуются случайным предводительством знатнейших”[ 32, с. 307].

Анализируя свидетельства как западных, так и восточных авторов, посвященных нашествию гуннов, Н.М. Карамзин отмечал в “Истории Государства российского”: “Конецъ четвертаго вька ознаменовался важными происшествіями. Гунны, народъ кочующий, отъ полунощныхъ областей Китая, доходятъ чрезъ неизмьримыя степи до юго-восточной Россіи, нападають – около 377 года – на Аланъ, Готоовъ, владьнія Римскія, истребляя все огнемъ и мечемъ. Современные Историки не находятъ словъ для описанія лютой свирьпости и самого безобразія Гунновъ. Ужасъ быль ихъ предтечею, и стольтний Герой Эрманарихъ не дерзнул даже вступить съ ними въ сраженіе, но произвольною смертію спьшилъ избавиться отъ рабства” [11, т. I, гл. I, с. 9]. Таким образом, высокие боевые качества, а также численное превосходство обеспечили гуннам победу над разрозненными племенами причерноморских степей.

Первой жертвой гуннского нашествия стали аланы, занимавшие прикаспийские степи до реки Дона. Гунны, вторгшиеся в земли алан, по сообщениям Аммиана Марцеллина, многих перебили и ограбили, а остальных присоединили к себе. Продвигаясь дальше на запад и юго-запад, гуннские орды разорили земли по Нижней Кубани и на Таманском полуострове. Затем, отмечал Марцеллин, на сторону гуннов перешли: германские народы – с круглыми щитами и короткими мечами; из них гепиды и готы составляли тяжелую пехоту, страшную для римлян. Вожди всех этих народов жадно ловили глазами всякое движение Аттилы и повиновались ему беспрекословно. Некоторых из них, подчеркнул Марцелин, Аттила отличал от прочих, призывая к себе на совет, как, например, Валамира, предводителя готов, и Ардарика, короля гепидов, а всех прочих держал как слуг. Историки насчитывают до 500 тысяч войск, которое под начальством Аттилы выступило в поход. Все попутные народы присоединялись к этому войску и еще более увеличивали и без того его страшную силу.

Иоанн Малала, византийский автор всемирной хроники, сообщает о данных событиях 459 г.: “В марте месяце седьмого индикта поднялись гунны и склавы на Фракию и, прийдя войною, многих убили, а некоторых взяли как добычу... Обнаружив к тому же обрушившиеся места в стене Константинополя (Длинные стены) и войдя здесь внутрь, они совершили набег вплоть до (церкви) Святого Стратоника” [22, с. 46–47].

Следуя вверх по Дунаю, гунны подошли к Рейну. На той стороне реки начинались владения римлян, их провинция, известная под именем Галлии. Она имела много городов, частью с христианским, частью с языческим населением; ее границы защищались крепостями, к которым были проведены хорошие дороги, мощенные камнем. Галлия, под властью римлян, считалась в то время страной образованной, тогда как по эту сторону Рейна жили германцы своим прежним старинным бытом.

По данным античных источников, Аттила приказал готовиться к переправе. Древние леса, где росли вековые дубы и ольхи, падали тысячами под ударами топоров; рубили плоты, вязали их и спускали на реку для устройства мостов. В одно и то же время войска перешли в разных местах Рейн и вступили в Галлию. Как тучи саранчи пожирают поля, так и полчища Аттилы истребляли дотла города и поселения, дома и церкви, людей, домашний скот, птицу. Многие цветущие города за Рейном, такие как Вормс, Майнц, Кельн, Трир, были обращены в пепел. Римские военачальники, не смея сопротивляться, отводили свои войска в глубь Галлии, за реку Луару [22, с. 47]. В Причерноморье гунны форсировали Керченский пролив и обрушились на Боспорское государство. Богатые боспорские города были разрушены: их стены не выдержали ударов стенобитных орудий гуннов.

Н.М. Карамзин отмечал, что в этой сложной геополитической ситуации происходили драматические изменения в судьбах славянства: “Исторія сего времени упоминаетъ, обь Антахъ, которые, по известію Іордана и Византійскихъ Льтописцеві, принадлежали вмьсть съ Венедами къ народу Славянскому. Нетъ сомньнія, что Анты и Венеды признавали надъ собою власть Гунновъ: ибо сіи завоеватели во время Аттилы, грознаго Царя ихъ, повельвали всъми странами отъ Волги до Рейна, отъ Македоніи до острововъ Балтійскаго моря” [11, т. I, с. 10–11].

По свидетельствам ряда как западных, так и восточных авторов, в походе Аттилы участвовали и восточные славяне. По свидетельствам очевидцев, никогда, со времен персидского царя Ксеркса, Европа не видела такого разноплеменного войска, какое собралось под началом Аттилы. Тут были народы Европы и Азии: черные гунны со своими длинными стрелами; алане со страшными копьями и шлемами из роговых дощечек; невры, у которых вся кожа была раскрашена и исколота узорами, вместо убранства короткий кафтан из человечьей кожи, а вместо оружия – косы; славяне в полотняных рубахах, с длинными копьями.