Полное сокрытие правды

Сегодня мало кто из усыновителей пытается скрыть от ребенка факт его усыновления. Тем не менее, некоторые семьи все еще придерживаются политики «молчание – золото». По их мнению, то, что ребенок не знает, не может причинить ему боль. Это подобно тому, как доктор не говорит пациенту о смертельном заболевании, полагая, что если пациент не знает об этом, то он не умрет.

Многие из нас знакомы с людьми, которым не сказали о том, что они были усыновлены. В таких случаях нам кажется, что об усыновлении знают все вокруг, кроме того, для кого это действительно важнее всех – самого ребенка. Сохранить эту тайну не удается почти никогда. Когда человек узнаeт правду – в детстве или уже став взрослым, он чувствует себя оторванным от усыновившей его семьи (а часто и от всего человечества). Он испытывает неимоверную ярость из-за того, что самые близкие люди не были с ним честны. А непреодолимое чувство стыда из-за того, что окружающие сочли произошедшее с ним до усыновления настолько ужасным, что это надо было скрывать.

«Когда мне было двенадцать лет, отец отвел меня в подвал и показал мне фотографию незнакомой женщины. Он сказал: «Ты имеешь право знать, что это твоя родная мать. Только не признавайся матери, что я тебе рассказал об этом – это ее просто убьет!». После этого отец ни разу не говорил со мной о моем усыновлении».

Какой вывод должен был сделать ребенок после этого разговора?

Что его усыновление – это что-то «постыдное», что-то такое, что нужно скрывать и от людей, и от него самого. После этого случая он всю жизнь оставался «неприкаянным», не имея возможности задавать вопросы о своем наследии, о своем происхождении, о своей личной и семейной истории.

Усыновители часто спрашивают, в каком возрасте лучше всего говорить ребенку о том, что он был усыновлен. Многие вполне сформировавшиеся взрослые люди часто говорят нам, что всегда знали о том, что были усыновлены, но не помнят, когда именно родители сказали им об этом. Каждый из этих людей воспринимал факт усыновления точно так же, как и то, что он был мальчиком или девочкой, исповедовал католичество или иудаизм, был большого или маленького

роста, и т.п. Усыновители, которые ищут «идеальный» момент для того, чтобы рассказать ребенку правду о его происхождении, как правило, его не находят. То ребенок только что оправился от болезни, то он идет в школу, то у него только что умерла любимая собака и т.д. Чем дольше усыновители ждут, тем труднее начать этот разговор. Со временем они начинают испытывать неловкость из-за того, что все еще не нашли в себе силы быть честными со своим ребенком. И ожидание «идеального» момента продолжается, иногда до тех пор, пока усыновители не потеряют возможность сказать ребенку правду, потому что это сделал кто-то другой, кого меньше волнует, как ребенок воспримет это откровение.

Более подробно этот вопрос обсуждается в главе 5.