Классификация наук о действии 5 page

Статус любого индивида в системе стратификации бщества может рассматриваться как результирующая всех оценок, на основании которых он получает статус по каждой из шести рассмотренных выше шкал¹⁰. Следовательно, путем рассмотрения различий в том значении, оторое признает за каждой из этих категорий данная истема ценностей, а также различий в их конкретном одержании можно получить классификацию типов шкал ли, скорее, несколько таких классификаций. Мы сосредоточим здесь внимание на нескольких конкретных примepax, имеющих, однако, большую историческую значимость. Одно из наиболее общих разграничений, которое хорошо работает в данной схеме стратификации, это про­веденное Линтоном разграничение между «дескриптивным» и «аскриптивным» (заданным) статусом¹¹.

¹⁰ Мы признаем, что эти утверждения содержат постановку проблемы, а не ее решение.

¹¹ См.: Union R. The Study of Man. N.Y. 1936, ch. VII. «Статус» — это термин, относящийся к любому институционально определенному положению индивида в социальной структуре. Положение на шкале стратификации — это только один аспект статуса. Существует заметная тенденция к смещению этих понятий.

Связь этой существенной дихотомии и данной схемы не проста и не очевидна. В общем, критерием аскриптивного статуса должны быть происхождение или же биологически присущие индивиду характеристики, такие, как пол, возраст. Но в социально определенной роли, которая соответствует такому статусу, могут быть очень важные эле­менты ожидаемых от него действий и получаемых в результате владений. Другие владения могут быть связаны с аскриптивным статусом посредством наследования юбственности и побочных доходов от должности, если юследняя замещается аскриптивно, а не в результате достижения. То же самое относится и к авторитету, ко­торый может в каких-то случаях прямо наследоваться или может связываться с должностью.

Существует, однако, и другая важная взаимосвязь между шестью элементами стратификационного стату­са, которая частично совпадает с разграничением стату­сов на заданные и достижительные, а частично выходит за пределы такого разграничения. Так, в любом из извес­тных нам обществ принадлежность к определенной род­ственной ячейке — один из основных элементов места индивида в стратификационной системе. Однако суще­ствует большое разнообразие в том, как этот элемент реализуется, т.е. в том, как родство бывает связано с дру­гими элементами. Основные элементы во всех структу­рах родства — происхождение и половой союз¹². Инди­вид становится членом родственной группы либо потому, что он родился в ней, либо потому, что вступил в узако­ненный обществом сексуальный союз — брак.

¹² См.: Davis К., Warner W.L. Structural Analysis of Kinship («American Anthropologist», vol. XXXIX, N 2).

Родственные группы, основанные на происхождении и сексуальной связи, всегда в какой-то мере солидарны, и не только в смысле взаимной помощи и поддержки, но и в том смысле, что они образуют единицы в системе страти­фикации общества; их члены в некоторых отношениях рас­сматриваются как равные, несмотря на то, что они, по оп­ределению, должны различаться между собой полом и возрастом, а очень часто и личными качествами, достиже­ниями, авторитетом и владениями. Даже если по этим пос­ледним основаниям их оценивают резко различно, суще­ствует все-таки элемент статуса, принадлежащий им всем в одинаковой степени, в отношении которого признается только такая дифференциация, которая заключается в сан­кционированных обществом различиях статуса по полу и возрасту. В своем практическом употреблении термин «со­циальный класс» покрывает существенную часть того, что стоит за этим кардинальным явлением, т.е. за подходом к родственным группам как к солидарным единицам в системе стратификации. Поэтому мы предлагаем здесь опреде­лить социальный класс как состоящий из группы лиц, явля-ощихся членами действующих (в данном обществе) род-гтвенных ячеек, которые оцениваются приблизительно эдинаково. Согласно этому определению, классовая струк-гура социальных систем может различаться как компози­цией действующей родственной ячейки или единиц, составляющих классовые структуры, так и критериями, по которым такие единицы отличаются друг от друга. Классо­вый статус индивида — это ранг в системе стратификации, который может быть придан ему посредством аскрипции, в силу родственных связей с единицей классовой структуры.

Родство, таким образом, всегда было основным ас­пектом классового статуса индивида. Из этого вовсе не следует, что классовый статус всегда определяется род­ством. Из этого не следует также, что система ранжиро­вания родственных ячеек может быть объяснена как сис­тема, сформированная факторами, которые более всего связаны с родством.

Существует тип классовой структуры, в котором рождение в том или ином классе является достаточным критерием для определения ранга индивида на шкале стратификации в течение всей его жизни. Так как наибо­лее полно этот принцип выполнялся в классовой струк­туре Индии, то удобно называть этот тип «кастовым». Это такой тип, в котором единственным релевантным крите­рием классового статуса является происхождение, и структура состоит из иерархически расположенных на­следственных групп. Ни приобретенный человеком авто­ритет, ни его индивидуальные характеристики, ни дости­жения, ни то, чем он владеет, не могут изменить его ранга. Все иерархические статусы аскриптивны. От этого типа структур идет постепенный переход к полярно противо­положному типу — к такому, в котором происхождение совершенно не влияет на классовый статус, и место, ко­торое занимает индивид, определено комбинацией иных элементов¹³.

¹³ Это предельный случай, когда класс исчезает

Этот противоположный тип можно определить как тип, в котором существует «равенство возможностей». Но следует помнить, что это понятие очень формально. Оно ничего не говорит ни о том, каким образом комби­нируются другие пять элементов иерархического стату­са, ни о конкретном содержании каждого из них. Группы равных при кастовой системе по природе своей строго эндогамны, так как и муж и жена обязательно должны иметь один и тот же классовый статус. В системе некас­тового типа муж и жена не обязательно должны быть строго равными по происхождению, они становятся та­ковыми благодаря браку, и супружеская пара, а также их дети, даже если они равны по происхождению, могут на протяжении своей жизни изменять классовый статус. Вообще говоря, чем выше солидарность в родственных группах, особенно в отношениях между поколениями, тем ближе вся классовая система к кастовому типу.

Такой подход к анализу социального класса может пролить свет на некоторые аспекты классовой структу­ры современного американского общества. По-видимо­му, существуют два главных элемента в шкале стратифи­кации, которая доминирует в современной Америке. Мы определяем статус в значительной степени на основании достижения в профессиональной сфере, которая в свою очередь организована преимущественно в терминах уни­версалистских критериев эффективности исполнения и статуса в функционально специализировавшихся сфе­рах¹⁴. Преобладание такой организации профессиональ­ной сферы требует, по крайней мере, в довольно высо­кой степени «равенства возможностей», что в свою очередь предполагает, что статус не может определять­ся в основном происхождением или принадлежностью к родственным ячейкам.

Но эта профессиональная система, имеющая реша­ющее значение в области стратификации, сосуществует в нашем обществе с сильным акцентом на родственных узах. Ценности, связанные с семьей, особенно брачные гвязи и отношения между родителями и детьми, находят-:я в нашем обществе среди наиболее чтимых.

Абсолютное равенство возможностей, как ярко показал Платон, несовместимо с какой бы то ни было солидарностью семьи. То же относительное равенство воз­можностей, которое есть у нас, совместимо не со всеми видами систем родства, а только с некоторыми из них. Многие данные свидетельствуют о том, что наша структура родства развивается в направлении, обеспечиваю­щем широкую мобильность, которой требует наша про­фессиональная система, при одновременном сохранении солидарности первичной родственной ячейки.

Семья, состоящая из супругов и их несовершенно­летних детей, которая является преобладающей едини­цей в нашем обществе, из всех видов родственных еди­ниц, по-видимому, позже всех подвергается напряжениям и распаду в результате рассеяния ее членов как геогра­фически, так и по шкале стратификации современной профессиональной иерархии. Несовершеннолетние дети не принимаются в расчет, так как их статус в профессио­нальной системе, а следовательно, и их достижения или отсутствие таковых, не имеют большого значения для статуса семейной группы как целого. Это сводит пробле­му к вопросу о возможном конкурентном сравнении двух родителей. Если бы оба они равным образом участвова­ли в конкуренции за профессиональный статус, то могло бы возникнуть очень большое напряжение, опасное для солидарности семейной единицы, ибо в результате кон­курентной борьбы они могут оказаться неравными, в то время как очень важно, чтобы они считались равными в своем качестве мужа и жены.

Механизмом предотвращения разрушительного для семейной солидарности «обидного сравнения» мужа с женой служит четкое разграничение половых ролей, ко­торое позволяет надеяться, что они не вступят в конку­ренцию друг с другом. В принципе такое разделение су­ществует в нашем обществе, и, по-видимому, все, что мы говорили выше, частично объясняет тот факт, что феминистскому движению так трудно ниспровергнуть это раз­деление.

Разделение ролей по полу в нашем обществе проведе­но так, чтобы во многом отстранить женщину от борьбы за те виды профессионального статуса, которые имеют значение для определения статуса семьи. Если замужняя женщина и занята вне дома, то большей частью в профес­сиях, в которых она не может вступить в прямую конку­ренцию за статус с мужчинами своего класса.

Интересы женщины и стандарты оценки, применяе­мой к ней в нашем обществе, направлены на внешние ук­рашения и на характеристики, связанные с личным обая­нием, в гораздо большей степени, чем это имеет место у мужчин. Мужское платье — это по существу униформа, допускающая, в противоположность женской одежде, лишь очень небольшие отклонения в связи с различием вкусов. Это способствует тому, что о мужчинах судят и их оценивают по их профессиональным достижениям, в то время как оценка женщин основана на том, что лежит вне профессиональной сферы. Это различие особенно бросается в глаза в городских средних классах, где кон­куренция за классовый статус наиболее сурова. Можно предположить, что это явление функционально связано с поддержанием семейной солидарности в нашей клас­совой структуре.

Эта гипотеза подтверждается двумя совокупностями фактов, противоположных друг другу. С одной стороны, в таком обществе, как Франция XVIII века, где тон зада­вала наследственная аристократия, оба пола в высшей сте­пени были озабочены тем, чтобы отличаться личным оба­янием и привлекательностью. Это, по-видимому, было вызвано наследственным характером статуса, в силу чего ни один из полов не участвовал в сильной конкуренции за статус в сферах, подобных современной профессиональ­ной сфере. С другой стороны, во многих сельских и крес­тьянских обществах ни тот, ни другой пол, по-видимому, вовсе не ориентированы в этом «аристократическом» на­правлении. Это наводит на мысль, что в нашем городском обществе, с его атмосферой конкуренции, качества и достижения женщины в своей роли приобретают значение символов статуса семьи, элементов ее образа жизни, от­ражающего уважение, которым она пользуется. С другой стороны, роль мужчины заключается в первую очередь в том, чтобы определить статус своей семьи, «найдя свой уровень» в профессиональной среде.

Из того, что родственные связи являются первичным критерием классового статуса индивида, не следует, од­нако, что классовая структура общества может быть объяснена биологически. Напротив, все факторы, входя­щие в социальные явления, вообще являются prima facie важными для определения конкретных структур родства. То же самое можно сказать и о классе. В кастовой системе индивид не может изменить своего статуса, данного ему происхождением, но отсюда вовсе не следует, что осталь­ные элементы не имеют никакого значения для сохране­ния данной кастовой системы и что крупные изменения, происшедшие с одним или с несколькими из этих элемен­тов, не приведут к изменению этой системы. В открытой классовой системе факторы, приводящие к изменению классового статуса родственных групп, состоят именно из некоторой комбинации упомянутых остальных элементов.

Существует очень сложная система символических взаимоотношений, в которой первичные критерии статуса различным образом усиливаются вторичными его крите­риями и символами¹⁵. Что касается первичных критериев статуса, то в их поисках мы должны обращаться к общей, всеми признанной системе ценностей общества и к ее истории.

¹⁴ Т. Веблен (Veblen T. The Theory of the Leisure Class. N.Y., 1899) обращал внимание на некоторые специфические характеристики женской роли, но не связывал их с функциональным равновесием социальной структуры. Кроме того, то, что Веблен понимает под «потреблением напоказ», это только один из аспектов женской роли, и притом такой аспект, который связан более со слабостью интеграции, чем с самой основной структурой как таковой.

¹⁵ Это деление на первичные и вторичные критерии слишком упрощенно. Для многих целей эта классификация нуждается в дальнейшем уточнении. Наряду с тем, что эти элементы имеют значение как критерии, многие из них могут иметь значение и как каузальные факторы при распределении индивидов по статусам и при изменении асей системы стратификации. В пределах данной статьи невозможно вдаваться в рассмотрение этой весь­ма сложной проблемы.

Вторичные критерии или символы гораздо чаще бывают результатом стечения конкретных исторических обстоятельств, которые были потом закреплены в тра­дициях. Первичные критерии расцениваются сами по себе и представляют признаки индивида, определяющие ста­тус последнего в соответствии с господствующей систе­мой ценностей. Вторичные критерии обычно сопутству­ют первичным или вытекают из них.

Происхождение, разумеется, играет исключитель­ную роль среди первичных критериев классового стату­са в любой системе, приближающейся к кастовому типу. Но, по-видимому, одно лишь происхождение никогда адекватно не определяет социальную роль и, следователь­но, качества владения, достижения, авторитет, ожидае­мые от занимающего данный наследственный статус. Су­ществует, скорее, сложная комбинация всех этих характеристик, аскриптивно передаваемых тому, кто за­нимает такой статус. Прекрасный пример — сенатская аристократия Римской республики. Фактически, а не фор­мально она была наследственной группой, ибо только члены семей сенаторов могли избрать для себя карьеру, которая вела к высшим государственным должностям и в конечном счете — в сенат. «Новые люди» в этой группе появлялись крайне редко. При этом молодой римлянин, принадлежавший к данному классу, должен был вести жизнь в соответствии с жестко определенным стандар­том. Ему нужно было пройти военную и государствен­ную службу, быть хорошим солдатом, продвигаться с должности на должность, обладать добродетелями рим­ского аристократа — все это было обязательно для та­кого молодого человека. Имущество частью наследова­лось, частью же приобреталось при вступлении в Должность. Римский аристократ был далек от того, что­бы просто почивать на лаврах своего происхождения, он был обязан подчиняться очень строгой дисциплине, и от него ожидали самых высоких достижений. Никто из пол­ководцев, руководивших ранними римскими завоевани­ями сначала в Италии, потом в Карфагене и отчасти в Греции и на Востоке, не был профессиональным военным в нашем смысле слова, а был лишь аристократом-дилетан­том, становившимся военным потому, что это было час­тью его аскриптивной роли. Это свидетельствует о боль­шой силе такого рода аскриптивных стандартов. В некоторых отношениях экстраординарная дисциплина, поддерживавшаяся у спартанцев, дает еще более рази­тельный пример. Суть же вопроса заключается в том, что комбинация элементов, не связанных с происхождени­ем, превращается в часть аскриптивного стандарта, по ко­торому, согласно ожиданиям общества, будет жить об­ладатель статуса.

Хотя в этих условиях происхождение, разумеется, является первичным критерием статуса, тем не менее главные «добродетели» аскриптивного стандарта в такой же степени первичны. И коль скоро статус индивида пре­допределен его происхождением, эти добродетели стано­вятся главными точками, на которые направлено социаль­ное давление, поддерживающее этот стандарт. Богатство, однако, редко бывает первичным критерием. Но оно мо­жет играть важную вторичную роль при создании, напри­мер, определенного «образа жизни», который ожидает­ся от члена аристократической группы. Минимум богатства обязателен для поддержания такого образа жизни; необычайно же большое состояние может быть источником исключительного престижа, давая своему владельцу возможность выделиться во многих символи­чески важных отношениях. Иногда может случиться, что экономическая система изменяется, ставя под угрозу положение такой аристократии одновременно в силу того, что люди неблагородного происхождения получа­ют возможность приобретать многие из символов арис­тократического статуса, и в силу того, что члены аристок­ратических семей лишаются возможности поддерживать эти символы. Яркий пример: неуклонный упадок спартан­ских семей из-за неспособности вносить свой пай в об­щую трапезу.

В том случае, когда статус в основном замещается посредством достижения, складывается совершенно иная ситуация. Происхождение тогда не может быть первич-

ным критерием и является только практическим преиму­ществом, состоящим в изначальном неравенстве возмож­ностей, сохраняя в этом отношении огромное значение в нашем обществе и являясь одним из главных механизмов, посредством которых поддерживается относительная стабильность системы стратификации.

Но в нашем обществе, не считая наследственных групп, стоящих во главе определенных сфер деятельности, глав­ный критерий классового статуса — это профессиональ­ные достижения мужчин, если за норму принять женато­го мужчину, имеющего несовершеннолетних детей. Авторитет имеет определенное значение как необходимое средство для выполнения профессиональных функций, но помимо этого он служит одним из главных критериев пре­стижа профессионального статуса. Авторитет, в особен­ности же авторитет должности¹⁶, имеет также значение награды за прошлые достижения, предполагая, что, как правило, чем выше достижения, тем выше вознагражде­ние. Допущение к выполнению более «высоких» функций и наделение соответствующим авторитетом означает при­знание прошлых достижений данного индивида и способ­ности его добиваться все новых достижений. Таким обра­зом, авторитет и должность превращаются во вторичные символические критерии статуса в силу того, что они тра­диционно ассоциируются с достижениями. Но раз они достигли такого значения в качестве критерия, то тот, кто занимает данную должность, может пользоваться ее пре­стижем независимо от того, есть ли у него в активе дей­ствительные достижения или их нет.

¹⁶ Не только политической должности, но и 8 еще большей мере — должно­сти, занимаемой в предпринимательских корпорациях и в других «част­ных» объединениях.

Вопрос о богатстве как критерии статуса в нашем обществе несколько более сложен. Вопреки мнению боль­шей части населения нашей страны, богатство не являет­ся первичным критерием, если подойти к этому вопросу с позиций общепризнанной системы ценностей. Подоб­но должности, оно получает значение прежде всего в ка­честве символа достижений. Но своим особо выдающимся значением оно обязано некоторым специфическим качествам нашей социальной системы. А именно: исходя из основных этических принципов, подчеркивающих ин­дивидуальные достижения в качестве первичного крите­рия стратификации, мы создали экономическую систе­му, которая в невиданной до сих пор степени зависит от «бизнеса», или «предпринимательства». Наше общество в профессиональном отношении сильно специализирова­но. Мера достижений специфична для каждой сферы де­ятельности. И потому трудно сравнивать друг с другом достижения в различных сферах деятельности. Разуме­ется, существует очень упрощенная общая шкала прести­жа профессий, которая относительно независима от до­хода. Квалифицированный труд расценивается выше неквалифицированного; функции, предполагающие ин­теллектуальную деятельность и наличие высшего обра­зования, ставятся весьма высоко. Власть над другими людьми расценивается высоко, и тем выше, чем больше ее объем.

Но в предпринимательской экономике непосред­ственной целью деловой политики должно быть, есте­ственно, улучшение финансового положения предприятия. Независимо от технического содержания предпринима­тельской деятельности, прибыль выступает основным критерием успеха. Неудивительно, что то же самое в зна­чительной степени верно и относительно самих индиви­дов, участвующих в бизнесе. Следовательно, в довольно широких границах прямой дифференцированной оценки профессий и достижений как менеджериальных, профес­сиональных, квалифицированных, неквалифицированных и др. существует иерархия по доходу, которая в целом соответствует иерархии, основанной на прямой оценке¹⁷. Эта иерархия дохода образует наиболее удобную исход­ную точку для определения статуса индивида или семьи.

¹⁷ Проследить, как эта связь возникает, — интересная социологическая про-блема. Пока что можно сказать лишь то, что обычное экономическое объяс­нение этого явления хотя и верно до определенной степени, но для реше­ния всей проблемы совершенно недостаточно. Это объяснение должно быть в значительной степени институциональным.

Более того, внутри любой отдельной тесно связанной группы она вполне адекватна в качестве критерия, так как более высоко оцениваемые профессии — это также и луч­ше всего оплачиваемые профессии. Но в такой сложной системе, как наша, адекватность подобного критерия со­мнительна. В частности, дело усложняется в связи с на­личием института наследования собственности и различ­ных способов «делать деньги» (которые вряд ли законны с точки зрения господствующей системы ценностей), а также множества случайных возможностей, которые представляются для этого в условиях резких изменений и флуктуации системы бизнеса, относительно свободной от оков традиции. Происходит, таким образом, то же са­мое, что и в случае с авторитетом. Богатство, которое обязано своей ролью критерия статуса главным образом тому, что оно есть результат деловых достижений, при­обретает определенную независимость. Владелец богат­ства начинает требовать статуса, и это требование мо­жет быть признано независимо от того, есть ли у него в активе соответствующие достижения. Все это еще бо­лее осложняется в нашем обществе тем, что существует так и не преодоленная полностью традиция уважения к унаследованному богатству, в соответствии с которой статус носит аскриптивный характер, и богатство тут уже не рассматривается как результат достижений его обла­дателя.

Но, кроме того, богатство в «индивидуалистичес­ком» обществе имеет еще одно специфическое значение. Когда статус аскриптивен, то, как правило, существуют очень точно определенные стандарты, согласно которым люди должны жить. Для каждой группы существует не­что вроде «потолка» соответствующих достижений, хотя на практике, конечно, люди в различной степени прибли­жаются к этому «потолку». Что же касается статуса, ос­нованного на достижении, то здесь — другая ситуация. Достижение конкурентно совсем по-иному. Существует более или менее неопределенная шкала степени совер­шенства в любом отдельно взятом направлении. Даже если в профессиональной группе (например у медиков) установлен достаточно хорошо определенный минимум компетентности, то вверх от этого минимума идет посте­пенный переход в виде усеченной пирамиды, направлен­ный к вершинам данной профессии. То, что деньги явля­ются бесконечно делимым количественным средством измерения, сделало их особенно удобным критерием для обозначения разных ступеней в такой градуированной пирамидальной структуре, особенно там, где практичес­ки нет других общих мер, подобных непосредственным техническим критериям или же иерархии поддающихся прямому сравнению должностей в организациях. В самом деле, повсеместно принято выражение «человек, стоящий 25 000 долларов», хотя все сознают, что это — не един­ственная адекватная мера статуса.

Как и в том случае, когда мы имеем дело с аскрип-тивным статусом, роль денег как критерия статуса уси­ливается здесь тем, что их трата, в свою очередь, влияет и на другие символы статуса. Хотя «жизненный уровень» любой группы должен включать ее внутренние потреб­ности, такие, как еда, жилье и т.д., несомненно, чрезвы­чайно важным компонентом жизненного уровня везде является символическое значение, которое имеют мно­гие предметы этого «уровня» для статуса. Можно ска­зать, что есть два типа ситуаций, в которых символичес­кое значение этих предметов, по-видимому, даже более важно, чем все прочие. Это ситуация, в которой находит­ся аристократия, так как ее представители придержива­ются стиля жизни, совершенно отличного от того, кото­рый свойствен всему остальному населению страны. Это ситуация, также характерная для групп, находящихся в состоянии острой конкурентной борьбы за достигаемый статус (когда статус в значительной степени в каждый данный момент времени либо относительно неустойчив, либо только что обретен, либо то и другое вместе). Воз­можно, что никогда в истории такое огромное число лю­дей не «делало карьеру», как в США в начале XX века.

Очень важно отметить также, что различные компо­ненты жизненного уровня, которые являются символи­ческими для статуса, выступают в этой функции в первую очередь по отношению к классовому статусу, а не к другим аспектам статуса членов семьи. Это следует из того факта, что доход локализуется в семье как единице. Очень интересно было бы при изучении семейных бюд­жетов выявить различные вещи, которые принято считать необходимыми каждому из членов семьи для повышения или поддержания классового статуса семьи как целого. Нами уже отмечалась трудность нахождения общей меры да^я статуса, когда первичным критерием выступает профессиональное достижение. В какой-то степени, ра­зумеется, в нашем распоряжении имеются такие меры. Прежде всего это довольно неопределенные шкалы пря­мых оценок и дохода. Они отражают нечеткость существу­ющей шкалы стратификации, которая позволяет говорить о том, как расположены данный индивид или семья отно­сительно других, лишь в приблизительном и весьма рас­плывчатом смысле. Существуют достаточно широкие гра­ницы уровня жизни, в которые может попасть каждый человек, имеющий определенный минимум дохода, неза­висимо от его относительного статуса. Это можно сказать, например, о многочисленных возможностях, доступных «публике». В отелях, ресторанах, театрах и т.д. может бывать каждый, кто в состоянии оплатить расходы, над­лежащим образом вести себя и быть соответственно оде­тым. Но такой минимум, необходимый для того, чтобы пользоваться определенными возможностями, имеют люди, принадлежащие к весьма разнообразным классовым статусам. Это, по сути дела, один из примеров весьма ши­рокого круга явлений, сопряженных с тем, что очень мно­гие контакты в нашем обществе являются «частичными» или «сегментарными» и касаются только одной сферы интересов и ценностей, в известной мере не совпадающей с классовым статусом. Другой пример — относительный недостаток интеграции между структурами общества, ос­нованными на вполне определенной стратификации (как это имеет место у профессиональных групп, члены кото­рых находятся в регулярном повседневном контакте), и «общинами» людей, взаимоотношения которых не опре­делены с достаточной степенью точности.

Такая неопределенность, наряду с другими обстоя­тельствами, имеет два важных следствия для функцио­нирования индивидуалистической социальной системы. Во-первых, когда сравнительно непредсказуемые стече­ния обстоятельств в экономической и социальной ситуа­ции приводят к противоречию между статусом по дохо­ду и профессиональным статусом, определяемым иным способом, то в известных пределах система не испыты­вает слишком большого напряжения. Например, все со­гласятся с тем, что различие между верхними границами доходов, получаемых предпринимателями и юристами, с одной стороны, и преподавателями университетов и ми­нистрами с другой, не точно определяет относитель­ный престиж обладателей этих статусов. Всемирно изве­стный ученый, будучи профессором университета с доходом в 10 000 долларов, не только достиг вершин в своей профессии, но и равен по статусу юристу крупной корпорации, который имеет в десять раз больший доход. Но пока ученый в состоянии поддерживать «респекта­бельный» уровень жизни, принимать у себя друзей, со­ответствующим образом одевать семью и дать хорошее образование детям, для него сравнительно безразличен факт, что он не может позволить себе тех излишеств, ко­торые может позволить обладатель стотысячного дохо­да. Он просто не конкурирует в области «потребления напоказ», которое возможно для юриста, но невозмож­но для него¹⁸.

¹⁸ Это не значит, что описываемое противоречие не приводит к определен­ному напряжению, которое, по-видимому, больше должны чувствовать жена или дети ученого, чем он сам.

Существует также и другой аспект, в котором ука­занная неопределенность функционально важна для наше­го общества. Если мы хотим избежать серьезной дискреди­тации институциональной модели, которая обосновывает классовый статус профессиональными достижениями человека, в нее необходимо ввести известное простран­ство для классовой мобильности. Но это означает, что неизбежен процесс «дисперсии» по классовой структу­ре людей, принадлежащих к одним и тем же группам родства. В частности, дисперсия может отделить друг от дру­га родителей и детей, братьев и сестер. Например, сын может продвинуться вверх очень сильно по сравнению с отцом, и братья могут стать далеко не равными. По-ви­димому, эта проблема решается за счет ослабления, по крайней мере частичного, самой структуры родства: пер­вичной единицей родства становится семья, состоящая непосредственно из родителей и их несовершеннолетних детей. Узы, связывающие взрослых детей с родителями и взрослых братьев с сестрами, существенно ослабевают. И прежде всего не поддерживаются больше постоянные ежедневные связи «общины», неизбежные между теми, кто ведет общую жизнь и имеет общее хозяйство. Это, разумеется, не означает, что такие связи потеряли вся­кое значение. Трудно представить себе, чтобы такие силь­ные чувства, как те, что возникают между родителями и детьми в период несовершеннолетия детей, можно было бы просто отбросить при вступлении детей в зрелый воз­раст без всяких серьезных последствий.

И в действительности они сохраняются. Нечеткость нашей классовой структуры выполняет роль своего рода смягчающего механизма. Ибо то, что взрослые дети, как правило, живут своим отдельным хозяйством, связано с тем, что они в значительной степени являются членами независимых «общин». Их отношения становятся в выс­шей степени сегментарными. Когда один из них навеща­ет другого, то, с точки зрения «общинных» отношений последнего, он «аутсайдер», чужой. Пока расстояние между ними не слишком велико, нет необходимости очень четко определять классовый статус, как это пришлось бы сделать, если бы они были постоянными участниками одного и того же ряда непосредственных «общинных» отношений, одного и того же «особого поля». Конечно, в разговорах и сплетнях статус этих двоих будет сравни­ваться, но это сравнение не будет иметь такого значения, как если бы оба родственника принадлежали к одной общине. Например, если два брата учатся на одном факуль­тете в одном и том же университете, вопрос об их относительном статусе стоит очень остро. Но если один из них физик в Бостоне, а другой — предприниматель в Чикаго, такой вопрос вряд ли возникает вообще, пока различие их "успехов" не станет очень заметным. Можно сказать, следовательно, что нечеткость нашей классовой струк­туры в значительной степени служит защитой остатков бывших, более широких отношений родства от разруше­ния в обществе, в котором классовая мобильность имеет основное функциональное значение. Можно, пожалуй, ожидать, что там, где в любой частной ситуации техни­ческие критерии достижения имеют особое значение в профессиональной иерархии, эта нечеткость классового статуса будет особенно заметной, вплоть до того, что со стороны может показаться странной.

1940

Современное состояние и перспективы систематической теории в социологии*

Date: 2016-05-14; view: 410; Нарушение авторских прав