Где мы сегодня находимся

ПРОЛОГ

Едва ли необходимо, кажется, подчёркивать факт, теперь столь очевидный для проницательного человеческого разума, что мы живём в эпоху чрезвычайно ускоренного изменения, в период беспрецедентных технологических, социальных, культурных, психологических переворотов и преобразований. Всё же, несмотря на то, что этот факт широко признан и постоянно муссируется, лишь горстка людей понимает его пугающее значение, и готова (и имеет желание) смотреть прямо в лицо этому значению как индивидуально, так и в качестве членов национальной и культурной общности. Такая ситуация, очевидно, не нова. Всякий раз, когда общество сталкивается с некоторыми радикальными переменами, только меньшинство людей на самом деле сведуще в происходящем, то есть, готово переориентировать своё сознание и паттерны личностного или группового поведения. Человечество сегодня оказалось в ситуации, которая не только зашла слишком далеко (как никогда ещё в фиксированной истории человечества), но и приобретает новое катастрофическое значение, если только не случится ничего «необычного», что смогло бы реполяризовать существующие тенденции в мире и придать им иное направление. Эти мировые тенденции как таковые, могут привести только к оргии насилия и мертворождению бесчувственной гордости, к голоду и отчаянию, стремительно приближающимся сегодня к апокалиптической кульминации.

В нашу эру всемирной коммуникации и поверхностного массового сознания, ни один человек не чувствует себя готовым (и не пожелает) столкнуться с радикальной переориентацией и социальной перестройкой в глобальном масштабе, если он или она, хотя бы в общих чертах, не понимает смысла происходящего процесса, который уже привёл к некоторым непреодолимым и явно необратимым событиям. Единственная альтернатива пониманию – почти слепая вера в водительство, и столь же слепое повиновение всему, что диктуют лидеры некоторых религий, вокруг которых создана, в более или менее эффектной манере, аура божественной силы, мудрости и любви. При всём этом, мы понимаем, что в наши дни такой лидер вынужден придавать своим словам характерный интеллектуальный, моральный и исторический подтекст, восстанавливая беспокойный и растерянный ум людей в новых паттернах реакции, которые нужно так или иначе сформулировать, выполняя свою миссию. Он должен «объяснить» исторический процесс, интерпретировать факты сегодняшние, обрисовать видение будущего, – однако, иррациональный подход может оказаться малопонятным для сформированного в колледжах, и поклоняющегося науке, сознания.

Действительно, как мы можем понять то, что произошло в мире человеческих существ за последние сто или двести лет? Конечно, проще всего перечислить факты: преобразующие политические события, новые концепции, новейшие открытия, рост промышленности и технологии до беспрецедентной степени, невероятное увеличение производительности, полученной высвобождением огромных энергий и последовательным перераспределением населения, получившего продление среднего срока человеческой жизни; это, собственно, и привело к катастрофическому увеличению населения во всём мире. Однако в любознательном сознании, отказывающемся испытывать благоговение перед научными объяснениями, вопрос остаётся: в чём причина этой почти внезапной демографической вспышки? Этот вопрос требует некоего ответа, и то, что происходит с человечеством должно быть (если не «объяснено», то), по крайней мере, интерпретировано в терминах большой эволюционной, биологической, духовной, и если возможно, космологической или метафизической картины.

Я считаю, что интерпретация необходима, несмотря на то, что опираясь на строго экзистенциальный метод, наш современный «научный» агностицизм может настаивать, что логично смотреть прямо в лицо фактам как они существуют теперь, и необходимо их объяснять, используя лучшие из наших ментальных способностей, может быть прибегая к помощи некоторой мистической интуиции или творческой силы, которая, так или иначе, присуща человеческой природе. «Смотреть прямо в лицо сегодняшним фактам» – для многих это звучит привычно, но фактически почти ничего не означает. Кто должен посмотреть в лицо фактам? А точнее: что в человеческом существе должно осуществлять это смотрение?

У человека может возникнуть кураж ответить на новую ситуацию мудро и творчески; но что это в нём такое, дающее ответ? Несомненно, бывают случаи, в которых индивидуум, столкнувшись с чрезвычайной ситуацией «жизни-или-смерти», нехарактерно для известной ему прежде жизни, совершает «правильное действие». Он может благодарить за это или божественное провидение, Ангела-хранителя, или интуицию Души, или некоторую форму биологического и психического инстинкта самосохранения. Но видели ли вы, чтобы общности, даже столкнувшись с ситуацией «жизни-или-смерти», совершали бы действительно правильные действия, да ещё и вовремя, и с необходимой храбростью (без «слишком мало и слишком поздно»)? Смотрела ли в лицо историко-социальным фактам французская аристократия восемнадцатого столетия, когда факты имели первостепенную важность для здорового (то есть простого и «чистого») выживания? Или российская аристократия двадцатого столетия? Или Франция после второй мировой войны, столкнувшись с новой для неё ситуацией в отношение колоний в Индокитае и Алжире? Мы, в Соединённых Штатах, сегодня сталкиваемся с тяжёлым положением нашего негритянского населения. Это наследие столетий рабства и (позже) брезгливого предубеждения. Смотрит ли общество «инстинктивно» и благотворно в лицо фактам нашей национальной жизни?

Привилегированные классы в наших современных городах (действующие в роли аристократии) или все нации, играющие теперь «в покер» почти на краю невообразимого ядерного бедствия, очевидно неспособны (и важно, что не желают) давать конструктивные и радикально современные творческие ответы на совершенно новые проблемы, возникшие за несколько столетий головокружительных изменений. Они лишь ставят всё человечество перед вопросом. Почему это так? Просто по той причине, что сознание и эмоции людей встроены в социальные, культурные и религиозно-этические паттерны, которые формируют социобиологическую и духовную окружающую среду, в пределах которой это сознание и эти эмоции подлежат развитию от младенчества до более или менее конформистской зрелости.

Я повторяю свой вопрос: что это есть такое в человеке, что способно давать правомерный и творческий ответ на ситуацию почти полностью новую, когда сознание (чувства и биопсихические движители человека) обусловлены традиционными ценностями прошлого и устаревшим подходом к изменениям? Тут и там сильные люди могут подвергать сомнению, или бунтовать против этих традиционных ценностей и паттернов жизни, взглядов и чувств. Но те, которых не устраивают дикие и бессмысленные акты восстания, порождаемые, впрочем, трагедией, фрустрациями и отчаянием (или, среди более интеллектуального класса, чувством полной пустоты и скуки) – неизбежно должны базировать своё сознательное и просвещённое действие на объективном исследовании прошлого. Такое исследование может ясно показать и кое-что из будущего.

Как мы можем получить правомерное (хотя бы предварительное и неполное) знание будущего? Как мы можем ориентироваться сегодня на некое вероятное будущее, и сделать возможным конструктивный, явный и наименее расточительный переход от нашего сегодня – к завтра? Это великая проблема, с которой в наше время сталкиваются все проницательные, ответственные и творчески ориентируемые индивидуумы. У этой проблемы может быть два основных решения.

Первое, и на сегодняшний день самое «официальное» решение состоит в том, чтобы экстраполировать всё, что мы знаем о прошлом, в предстоящее будущее. Создаётся целая наука, названная во Франции prospective (футурология), и её несколько менее формальный эквивалент быстро распространяется в нашей стране. Многие организации и специализированные фирмы продают большим корпорациям (а также правительству и градостроительным учреждениям) «проекты» вероятных будущих тенденций в той или иной области национальной экономики. Оценки потенциального роста (производства, поведения групп и населения) и вероятных открытий или достижений в определённых областях (индустриальной и военной) основаны на статистике и «кривых» предыдущего роста, а также на различных более или менее уловимых факторах. Например, что будет делать российское правительство в той или иной ситуации, или как будет реагировать широкая публика на то или это, на новую схему продвижения товара или новое устройство. Аналитик устанавливает скорость, на которой продвигалась человеческая производительность и социальные изменения в прошлых столетиях и тысячелетиях. Исходя из этих данных он вычисляет, какой будет ситуация через десять или пятьдесят лет.

Такие исследования, видимо, могут привести к очень интересным и ценным результатам, но такой подход в своём основании содержит предпосылку, что процесс, однажды начавшись, будет разворачиваться по норме, определённой прошлыми представлениями. Во всей этой аналитической процедуре присутствует, однако, важный недостаток. Что является этим недостатком, упрощённо может проиллюстрировать физический рост ребёнка от рождения до, скажем, семи лет. Вообразим, что некие существа из другого мира, которые никогда не видели, что представляют собой зрелые человеческие тела, случайно встречают группу детей такого возраста, похищают их и оставляют нашу планету. Их учёные могли бы определить некоторую норму роста человеческих тел от рождения до семи лет, но если бы они проецировали эту норму в будущее, то смогли бы предположить, что в возрасте 30 лет люди становятся гигантами.

Эта иллюстрация может показаться очень причудливой, и всё же, она действительно отображает подход современной науки к исследованию вселенной. Мы говорим о «законах вселенной», и на основании наших вычислений, словно первосвященники даём экспертные мнения относительно возраста вселенной, предполагаем, что именно случилось и случится с солнечной системой и структурой нашей планеты, каким будет дрейф континентов, и т.д. Всё это основано на концепции, что «эволюция» (космическая, планетарная, биологич относительно небольшие подъёмы и спады в процессе).

Но откуда мы знаем, что одни и те же «законы», не только применимы ко всей вселенной, но и являются сегодня такими же, какими были во времена рождения вселенной? Мы считаем эту неизменяемость наших «универсальных констант» само собой разумеющейся, но почему нам надлежит так думать? Ничто вокруг нас не обнаруживает подобной неизменяемости – просто потому, что всё видимое и ощущаемое имеет начало и конец, а процесс развёртывания от начала до конца продолжается согласно изменяемым нормам роста и распада. Почему, например, мы должны полагать, что сила, которую мы называем гравитацией, всегда обладает одинаковой устойчивостью?[2] Неужели «витальность» живущего организма в младенчестве та же, что и в момент его приближения к органическому распаду?

Наш официальный менталитет всё ещё сохраняет основной характер мышления девятнадцатого столетия. Новая научная космология бросает вызов этим старым концепциям, но как-то крайне нерешительно, не принимая, по сути, возможность, в связи с которой наши универсальные константы можно было бы согласовать с ритмом огромного космического процесса, который диктует «циклические» паттерны изменения. В большинстве случаев мы по-прежнему верим в прямое восхождение человечества от примитивного «варварства» к «цивилизации» более славной.

Это типично «западная» концепция. В отличие от неё, нам известна (более характерная для Востока) картина «циклической» вселенной – даже более того, разнообразия вселенных, и каждая из них является космическим Целым. Каждое целое рождается, развивается, созревает и распадается после своего полного осуществления. Однако остаётся некий «пепел» – ненужный материал, выброшенные «кармические» остатки. Все они повторно интегрируются в другое универсальное Целое. Оно отличается от первоначального, но не обязательно «превосходит» его. Каждая вселенная представляет собой переработку громадного множества потенциальных возможностей; но поскольку потенциальные возможности в космических Целых существования бесконечны, – нет никакого конца и начала процессу существования. Концепция прогресса – в обычном, этически окрашенном смысле слова, – может быть применена к обширному космическому и планетарному движению, которое приводит к полной актуализации начального потенциала рождения космического или планетарного Целого; но, симметрично этому, существует также процесс «деволюции» или дезинтеграции, то есть, постоянного выпадения непригодных (ненужных) материалов, или того, что можно было бы назвать (условно) эволюционными провалами.

Превалирует тот факт, что все процессы цикличны. Начиная с Константинопольского собора в пятом столетии, западные мыслители, обусловленные, к сожалению, своей культурой, всегда думали о циклах в терминах точно повторяемых последовательностей событий; и Ницше (для удовлетворения своей собственной психологической потребности) прославил этот тип мысли, популяризируя его в поэтической картине «Вечного Возвращения». Я полагаю, всё же, что переформулирование концепции циклического процесса имеет сегодня первостепенную важность; поскольку без ясного и здравого понимания того, что подразумевает под собой концепция «цикла», и особенно того, что она совершенно не подразумевает, – наши настоящие попытки ориентации на будущее человечества в терминах футурологии приведут к ошибочным выводам, и сделают нас зависимыми от деятельности, которая, вероятно, окажется и бесполезной, и разрушительной.