Отрывок для интерпретации

Символ пещеры. Диалог Сократа и Главкона

– После этого, – сказал я – ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию. …Представь, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

– Это я себе представляю, – сказал Главкон.

– Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.

– Странный ты рисуешь образ и странных узников!

– Подобных нам. Прежде всего, разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?

– Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?

– Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов.

– Это совершенно неизбежно.

– Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное.

Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх – в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную проходящую перед ним вещь и заставят отвечать на вопрос, что это такое? Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит, и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?

– Конечно, он так подумает.

– А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза и не отвернется он поспешно к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?

– Да, это так.

– Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем – на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом – на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет.

– Несомненно.

– И, наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюде­нием его обманчивого отражения в воде или в других ему чуждых средах.

– Конечно, ему это станет доступно.

– …Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет своих друзей?

– И даже очень.

– А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится, и глаза не привыкнут – а на это потребовалось бы немалое время, – разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?

– Непременно убили бы.

– Так вот, дорогой мой Главкон, это уподобление следует применить ко всему, что было сказано ранее: область, охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи Солнца. Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, – это подъем души в область умопостигаемого. Если ты все это допустишь, то постигнешь мою заветную мысль – коль скоро ты стремишься ее узнать, – а уж богу ведомо, верна ли она. Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага – это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она – причина всего правильного и прекрасного. В области видимого она порождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама – владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни.

– Я согласен с тобой, насколько мне это доступно^[3].

Решение

Символ Перевод

пещера

пространство вне пещеры

узники

оковы

вещи («утварь»)

тени

люди за стеной

узник, которого освободили

выход из пещеры

возвращение в пещеру

освобождение других узников

ширма

глаза и зрение

свет

Солнце

Задание

1. Прочитать текст.

2. «Перевести» символы.

3. Спроецировать перевод на жизнь людей: пользуясь переводом (словами из второй колонки) описать ситуацию, в которой живет большинство людей по Платону.

4. Ответить на вопросы:

· Почему «узник» возвращается?

· Что он «видел»?

· Почему другие «узники» его не понимают?

· Почему его могли бы убить, если бы он принялся «освобождать узников»?

ЗАДАНИЕ 5

Контрольный опрос

Проверяемые темы:

1. Философия античности: основные понятия концепции Платона.

2. Философия античности: основные понятия концепции Аристотеля.

3. Философия Средних веков: основные понятия философии Августина.

4. Философия Средних веков: основные понятия философии Фомы Аквинского.

Студент должен

Знать: принципы античной и средневековой онтологии и теории познания, учение о человеке, его душе и теле.

Уметь: применять понятия для анализа, сравнивать разные картины мира, приводить примеры.

Владеть: основными понятиями онтологии и теории познания античности и средних веков.

Вопросы:

ПЛАТОН

1. Кто в своих воззрениях на реальность был ближе к истине – Платон или Аристотель. Обоснуйте свое мнение.

2. Передайте суть сюжета «символ пещеры». Что имел в виду Платон?

3. Изложите суть концепции Платона о знании как припоминании.

4. Объясните соотношение идеи и вещи у Платона.

5. Подберите доказательство того, что мир идей действительно существует.

6. Расскажите о структуре души по Платону. Приведите пример ее реализации в действительной жизни человека.

7. Почему по Платону именно философы должны управлять государством? Как Вы думаете, прав ли он?

8. Используя терминологию Платона, объясните связь понятий «духовное-высшее-лучшее».

9. Применяя понятия Платона, объясните связь между истиной, добром и красотой в отношении жизни человека.

10. Почему не боялся умереть Сократ? Какие книги он написал?

11. Зачем по Платону нужна философия? Почему очень важно вспомнить идеи?

12. Подберите опровержение концепции знания как припоминания.

13. Как вы поняли, что именно противопоставил Платон софистам, которые говорили о том, что все наши знания – субъективны?

14. Чем отличается философ от мудреца?

АРИСТОТЕЛЬ:

15. Объясните на примере, как человек приобретает опыт?

16. В чем различие роли памяти в познании, по мнению Платона и Аристотеля?

17. Чем ремесленники отличаются от наставников?

18. Объясните на примере, почему важно знать причины того или иного феномена?

19. Почему Аристотель считал философию божественной наукой?

20. Изложите технологию бытия.

21. Где, по Аристотелю, находится форма и как ее познать?

22. Приведите пример сосуществования в вещи четырех причин.

23. Какая из причин наиболее важная?

24. Примените понятия Аристотеля – возможность и действительность.

25. В каком смысле, по Аристотелю, материя – это возможность?

26. В каком смысле, по Аристотелю, форма – это действительность вещи?

27. Как в концепции Аристотеля проявляется принцип тождества бытия и мышления?

28. Как Аристотель объяснил наличие движения и изменения в природе?

29. Объясните, почему Аристотель в качестве истинного знания выделяет нечто общее, а не единичное?

30. Что такое целевая причина? Как она может реализовываться в жизни человека?

31. Можно ли обнаружить в любой науке «философскую часть»? В чем она заключается?

Августин:

32. В чем вы видите различие в представлении о Боге между античностью и средними веками?

33. Какой статус в познании имеет вера? Почему она возвышается в средние века по сравнению с разумом, логикой?

34. Приведите какое-либо доказательство бытия Бога? Как вы думаете, уместны ли они?

35. Как меняется представление о душе в средние века по сравнению с античностью?

36. Изложите проблему под названием «теодицея». Как она решается Августином? Как вы думаете, в чем причина зла?

37. Что такое исповедь и зачем она нужна?

38. Где Августин находит Бога, почему именно там?

Фома Аквинский:

39. Объясните разницу понимания движения в средние века и в современной культуре.

40. Что означает определение движения – переход из возможности в действительность?

41. Поясните тезис: ничто не может быть одновременно и движущим и движимым.

42. Зачем нужен перводвигатель?

43. Воспроизведите логику первого доказательства.

44. Воспроизведите логику второго доказательства.

45. В чем суть третьего доказательства?

46. Приведите пример нахождения целевой причины в природе.

47. Зачем нужно познать Бога?

48. Какие ценности вам ближе – истина, добро, красота или вера, надежда, любовь?

ЗАДАНИЕ 6

Античная философия

ФИЛОСОФ: Платон (427 (8) – 347 (8) до н.э.)

- А теперь взглянем, как приобретается способность мышления. Препятствует ли этому тело или нет, если взять его в соучастники философских изысканий? Я имею в виду вот что. Могут ли люди сколько-нибудь доверять своему слуху и зрению? Ведь даже поэты твердят, что мы ничего не видим и не слышим точно. Но если эти два телесных чувства ни точностью ни ясностью не отличаются, тем менее надежны остальные, ибо все они, по-моему, слабее и ниже этих двух. Или ты иного мнения?

- Нет, что ты!

- Когда же в таком случае, - продолжал Сократ, - душа приходит в соприкосновение с истиной? Ведь, принимаясь исследовать, что бы то ни было, совместно с телом, она – как это ясно – всякий раз обманывается по вине тела.

- Ты прав.

- Так не в размышлении ли - и только в нем одном – раскрывается перед нею что-то от подлинного бытия?

- Верно.

- И лучше всего мыслит она, конечно, когда ее не тревожит ничто из того, о чем мы только что говорили, - ни слух, ни зрение, ни боль, ни удовольствие, когда, распростившись с телом, она останется одна или почти одна и устремится к подлинному бытию, прекратив и пересекши, насколько это возможно, общение с телом.

- Так оно и есть.

- Значит, и тут душа философа решительно презирает тело и бежит от него, стараясь остаться наедине с собою?

- Очевидно, так.

- Теперь такой вопрос, Симмий. Признаем мы, что существует справедливое само по себе, или не признаем?

- Ну, разумеется, признаем, клянусь Зевсом.

- А прекрасное и доброе?

- Как же не признать?

А тебе случалось хоть раз видеть что-нибудь подобное воочию?

- Конечно, нет, - сказал Симмий.

- Значит ты постиг это с помощью какого-то иного телесного чувства? Я говорю сейчас о вещах того же рода – о величине, здоровье, силе и так далее – одним словом, о том, что каждая из этих вещей представляет собой по своей сущности. Так как же, самое истинное в них мы обнаруживаем с помощью тела? Или же, напротив, кто из нас всего тщательнее и настойчивее приучит себя размышлять о каждой вещи, которую он исследует, тот всего ближе подойдет к ее истинному познанию?

- Именно так.

- Но в таком случае самым бузкоризненным образом разрешит эту задачу тот, кто подходит к каждой вещи средствами одной лишь мысли (насколько это возможно), не привлекая в ходе размышления ни зрения, ни иного какого чувства и ни единого из них не беря в спутники рассудку, кто пытается уловить любую из сторон бытия самое по себе, во всей ее чистоте, вооруженный лишь мыслью самой по себе, тоже вполне чистой, и отрешившись как можно полнее от собственных глаз, ушей и, вообще говоря, от всего своего тела, ибо оно смущает душу всякий раз, как они действуют совместно, и не дает ей обрести истину и разумение. Разве не такой человек, Симмий, больше всех преуспеет в исследовании бытия?

- Все, что ты говоришь, Сократ, - отвечал Симмий, - совершенно верно.

- Да, - продолжал Сократ, - примерно такое убеждение и должно составиться из всего этого у подлинных философов, и вот что приблизительно могли бы они сказать друг другу: «Словно какая-то тропа приводит нас к мысли, что, пока мы обладаем телом и душа наша неотделима от этого зла, нам не овладеть полностью предметом наших желаний. Предмет же этот, как мы утверждаем, - истина. В самом деле, тело не только доставляет нам тысячи хлопот – ведь ему необходимо пропитание! - но вдобавок подвержено недугам, любой из которых мешает нам улавливать бытие. Тело наполняет нас желаниями, страстями, страхами и такой массою всевозможных вздорных призраков, что, верьте слову, из-за него нам и в самом деле совсем невозможно о чем бы то ни было поразмыслить! А кто виновник войн, мятежей и битв, как не тело и его страсти? Ведь все войны происходят ради стяжания богатств, а стяжать их нас заставляет тело, которому мы по-рабски служим. Вот по всем этим причинам – по вине тела – у нас нет досуга для философии. Но что всего хуже: если мы даже на кокой-то срок освобождаемся от заботы о теле, чтобы обратиться к исследованию и размышлению, тело и тут нас путает, сбивает с толку, приводит в замешательство, в смятение, так что из-за него мы оказываемся не в силах разглядеть истину. И напротив, у нас есть неоспоримые доказательства, что достигнуть чистого знания чего бы то ни было мы не можем иначе как отрешившись от тела и созерцая вещи сами по себе самою по себе душою…».

- Тогда смотри, верно ли я рассуждаю дальше. Мы признаем, что существует нечто называемое равным, - я говорю не о том, что бревно бывает равно бревну, камень камню и тому подобное, но о чем-то ином, отличном от всего этого, - о равенстве самом по себе. Признаем мы, что оно существует, или не признаем?

- Признаем, клянусь Зевсом, да еще как! – отвечал Симмий.

- И мы знаем, что это такое?

- Прекрасно знаем.

- Но откуда мы берем это знание? Не из тех ли вещей, о которых мы сейчас говорили? Видя равные между собой бревна, или камни, или еще что-нибудь, мы через них постигаем иное, отличное от них. Или же оно не кажется тебе иным, отличным? Тогда взгляни вот так: бывает, что равные камни или бревна хоть и меняются нисколько, а все же одному человеку кажутся равными, а другому нет?

- Конечно, бывает.

- Ну а равное само по себе – не случалось ли, чтобы оно казалось тебе неравным, то есть равенство показалось тебе неравенством?

- Никогда Сократ!

- Значит, это ни одно и то же, - сказал Сократ, - равные вещи и само равенство.

- Никоим образом, на мой взгляд.

- и однако же, знание о нем ты примысливаешь и извлекаешь как раз из этих равных вещей, как ни отличны они от самого равенства, верно?...

- А скажи, - продолжал Сократ, - с бревнами и другими равными между собою вещами, которые мы сейчас называли, дело обстоит примерно также? Они представляются нам равными в той же мере, что и равное само по себе, или им недостает этого равного, чтобы ему уподобиться?

- Недостает, и очень, - отвечал Симмий.

- Тогда представь себе, что человек, увидев какой-нибудь предмет, подумает: «То, что у меня сейчас перед глазами стремится уподобиться чему-то иному из существующего, но таким же точно сделаться не может и остается ниже, хуже». Согласимся ли мы, что этот человек непременно должен заранее знать второй предмет, который он находит схожим с первым, хоть и не полностью?

- Непременно согласимся.

- Прекрасно. А разве не такое же впечатление у нас составляется, когда речь идет о равных вещах и равенстве самом по себе?

- Совершенно такое же!

- Ну, стало быть, мы непременно должны знать равное само по себе еще до того, как впервые увидим равные предметы и уразумеем, что все они стремятся быть такими же, как равное само по себе, но полностью этого не достигают….

- Но отсюда следует, что, прежде чем начать видеть, слышать и вообще чувствовать, мы должны были каким-то образом узнать о равном самом по себе – что это такое, раз нам предстояло соотносить с ним равенства, постигаемые чувствами: ведь мы понимаем, что все они желают быть такими же, как оно, но уступают ему…..

- Стало быть, Симмий, наши души и до того, как им довелось оказать в человеческом образе, существовали вне тела и уже тогда обладали разумом….если существует то, что постоянно у нас на языке, - прекрасное, и доброе, и другие подобного рода сущности, к которым мы возводим все, полученное в чувственных восприятиях, причем обнаруживается, что все это досталось нам с самого начала, - если это так, то с той же необходимостью, с какой есть эти сущности, существует и наша душа, прежде чем мы родимся на свет…

Вопросы к отрывку:

1. Почему Платон наделяет тело негативными характеристиками? Чем, по мнению Платона, душа лучше тела?

2. Почему душа, вселяясь в тело, все забывает? Что она забывает и почему это важно вспомнить?

3. Какие аргументы в тексте доказывают концепцию Платона о знании как припоминании?

ФИЛОСОФ: Эпиктет (ок. 50 – ок. 135 н.э.)

Удивительна наша природа и жизнелюбива, как говорит Ксенофонт. Нет ничего противнее, гаже нашего тела, и все же мы любим его и хвалим; если бы нам нужно было походить всего пять дней на наших ближних, мы не согласились бы на это. Представь себе, как приятно вставать рано поутру и чистить другому зубы или, когда он справит свои естественные надобности, мыть ему седалище. Надо только удивляться, как это мы любим то, что ежедневно требует столько ухода, сопряженного с неприятностями. Сперва я должен набить свой «мешок», потом снова его опорожнить. Может ли быть что противнее? – и все же я должен повиноваться Богу, и я останусь верен ему и буду мыть, кормить и одевать свое жалкое тело. Когда я был моложе, мне приходилось исполнять еще больше приказаний, но я исполнял их. Почему же ропщете вы, когда природа берет обратно то тело, которое дала нам?.. Мы его любим, говорите вы. но разве эту любовь, как я сказал выше, внушила вам не та же природа? Теперь она говорит сама: «Отдай свое тело»; оно не должно больше тяготить тебя…

Что такое человек? – Душонка с телом – ходячим трупом.

Не все ли равно для меня из атомов или гомеомеров, из огня ли или из земли состоит материя Вселенной. Не довольно ли знать сущность добра и зла, меру любви и ненависти, влечения и отвращения и, пользуясь этим как мерилом, устроить свою жизнь?.. Значит, не следует углубляться в решение вопросов выше нашего ума? – Некоторые из них едва и поддаются решению их человеческим умом; но если бы даже кто-нибудь и постиг их вполне, что выиграл бы он из того, что разгадал их? – Нельзя ли поэтому сказать, что те, кто смотрит на это как необходимую пищу философскому уму, занимаются пустяками? С другой стороны, заслуживает ли внимания и совет дельфийского оракула: познай самого себя? – Заслуживает. В чем его смысл? – Если бы плясуну в хоре посоветовали углубиться в себя, разве он обратил бы внимание на этот совет?

Вопросы к отрывку:

1. Как автор относится к телу?

2. Почему Эпиктет называет тело трупом?

3. Додумайте за Эпиктета аргументы в пользу такого отношения к человеческому телу (привести 2-3 аргумента).

Средние века