Мократической» части во главе с Ельциным было то, что ГКЧП якобы незаконная, неконституционная структура. Если бы сессия Верховного Совета

ССCP открылась 21-го августа и стала бы рассматривать этот вопрос, то все

обвинения в неконституционности отпали бы. Хотя эти обвинения смешны,

Ибо в состав ГКЧП вошли все высшие руководители СССР, за исключением

Горбачева. Но почему все-таки сессия Верховного Совета была назначена на

Августа?

— Мне, например, ясно, что это выжидательная позиция председателя Верховного Совета СССР Лукьянова — куда пойдет кривая. Будет ГКЧП выиг-

рывать — проведем сессию, будет проигрывать — арестуем. Была полная воз-

_ можность открыть сессию 21 числа, как и было определено. А вообще-то, если

бы я был председателем Верховного Совета (хотя я не люблю говорить: «Если

бы я был директором»), то я бы провел ее 19-го, и никаких проблем не было

бы. А Лукьянов начал ссылаться на то, что время отпусков, все разъехались.

Что значит — время отпусков? Они что, находятся на другой планете? Есть

сааолеты, есть рейсы. Дать команду и собрать Верховный Совет никакого

трудa не составляло. Когда умирал генеральный секретарь — уже ночью весь

Центральный Комитет прилетал в Москву, и утром проходило заседание ЦК.

Какие проблемы? Проблема одна — обыкновенная трусость, и все. Сейчас

Лукьянов говорит — я где-то даже читал, что вот Шенин заявляет, будто мож-

но было провести сессию. На самом деле, говорит он, собрать людей было

нельзя.

— Но Ельцин-то собрал!

— Конечно! И точно так же мог собраться и Верховный Совет СССР. До того все его заседания проходили с одним требованием: принимать меры, вво-

дигь чрезвычайное положение. И я убежден, что Верховный Совет утвердил бы ГКЧП и поддержал его действия. Но, к сожалению, нерешительность, не-последовательность, трусость, выжидательная позиция привели вот к такому стратегическому результату.

— Тюрьма была тяжелым испытанием для вас?

— Я и в тюрьме занимался политической работой. Писал статьи, давал ингервью, разъясняя трудящимся, что произошло с нашей страной. Старался, покрайней мере, насколько это было возможно. Меня, политзаключенного, ибрали членом Оргкомитета по подготовке XXIX съезда КПСС и его делегатом. Тюрьма — полезное испытание, она дала возможность многое переосмыслить и понять. Было время еще раз продумать, какую трагедию переживают страна и народ. Там это ощущалось острее, чем на воле. А о себе что думать? Статья была расстрельная. Председатель правительства России Силаев в Верховном Совете РСФСР и по телевидению заявил, что нас надо расстрелять. Поэто-му каких-то иллюзий относительно своей судьбы у меня, например, не было. Я и своим близким сказал: не надо рассчитывать на благоприятный исход.

— Можно ли считать, что судьба Советского Союза решилась в ночь с 20-го на 21-е августа 1991 года, когда на совещании у Крючкова было решено,