Много бы я дал, если бы все было так, – вздохнул Хэриет. – Мне она показалась весьма агрессивной особой. Бросалась на меня словно бультерьер

Можете мне поверить, в ней нет ничего от бультерьера, – засмеялся Скотт. – Она принадлежит к совсем другой породе, куда менее опасной.

Наверное, я кажусь вам смешным, но меня этот скандал очень сильно задел. Понимаете, человек с моей репутацией и в моем возрасте… и вдруг – обвинение в совращении девочки пятнадцати лет. Да еще такой… нечистоплотной. Бог знает, чем это может кончиться, – сокрушенно произнес Хэриет.

Успокойтесь, скандал, скорее всего, на этом исчерпается. До суда дело не дойдет. Кстати, о вашей мнимой жертве. Вы знаете, что на самом деле ей уже исполнилось шестнадцать?

Как, значит, и в этом они лгали? Что за семейка! – возмутился Хэриет. – Так она и не малолетняя?

Да, по закону она уже достигла «возраста согласия». Но все это ерунда: ведь вы же говорите, между вами ничего не было, – заметил Скотт.

Вы мне не верите?! – снова заволновался режиссер. – Но я говорю истинную правду. Конечно, она снималась у меня и, скрывать не буду, казалась мне очаровательной девчушкой. Но, клянусь, кроме поцелуев в щечку, между нами ничего не было! Никакого секса!

Я вам верю. Стоит взглянуть на эту семейку Уиттов, как все сразу становится ясно как день. Это типичнейшие шантажисты и вымогатели. Пользуясь недавней шумихой вокруг разоблачения педофилов в самых высоких сферах, они решили половить рыбку в мутной воде и выбрали вас своей мишенью, – успокоил его Скотт.

Так, говорите, мне не о чем беспокоиться? – снова спросил режиссер.

Совершенно не о чем. Будьте здоровы!

Скотт положил трубку. Кажется, ему удалось успокоить Хэриета. Интересно, что сейчас поделывает Эмили? У него появилось желание немедленно позвонить ей, но он тут же отказался от своего замысла. В таком нервном, взвинченном состоянии она способна опять наговорить ему кучу оскорблений, а он, в свою очередь, сам сорвется. Нет, звонить ей сейчас явно преждевременно.

Для Эмили этот день прошел словно в тумане. Она не могла понять: искренне ли поздравляют ее сотрудники и сам Мартин Хинкс, или это всего лишь вежливость с их стороны. Но в душе она чувствовала: ей не удастся склонить общественность на сторону Кейт Уитт и ее родителей. Ее новая статья не стала таким же триумфом, как прошлая.

Однако держалась Эмили на диво спокойно. Возможно, она слишком много нервничала и переживала все предыдущие дни, так что сегодня на переживания у нее просто не осталось душевных сил.

Но вечером, когда Эмили пришла домой, тревога вновь охватила ее. Она пообещала Скотту встретиться с ним послезавтра. Уже послезавтра! Она не хотела этого, противилась этой встрече. После того как Скотт унизил ее перед коллегами и публикой в студии, заляпав своей спермой ее юбку, Эмили не желала иметь с ним ничего общего. Их договор, на который она так легкомысленно согласилась, теперь представлялся ей страшной казнью, какой‑то Голгофой. Если Скотт попробует прикоснуться к ней, ее стошнит от омерзения.

Однако она обещала встретиться, и обязана сдержать свое слово. Возможно, эта встреча наконец поставит точку в их мучительных отношениях. Она выскажет ему в лицо все, что думает о нем и всех прочих мужчинах. И после этого он оставит ее навсегда в покое, а она тоже навсегда забудет о нем. Но где‑то в глубине подсознания Эмили ощущала: забыть о Скотте она не сможет никогда, что бы ни произошло в ее жизни.

Следующий день стал для Эмили настоящим испытанием. К ней на работу позвонил отец Кейт, Крейг Уитт, и говорил с ней так, словно она обманула его ожидания во всем. Они так надеялись на ее защиту! В его голосе звучало заученное выражение оскорбленной добродетели.