Введение. Идеал нового правового государства

Лекции по истории философии права

Новгородцев П.И. Лекции по истории философии права. - Москва, издание "Высшая школа", 1914 г.

Введение. Идеал нового правового государства

От нового времени мы имеем наибольшее количество политических учений, представляющих самые разнообразные направления. Более чем в какую-либо другую эпоху мысль идет здесь различными ходами, то, стараясь предвосхитить будущее, то, обращаясь к прошлому. Но среди этого разнообразия взглядов и направлений легко заметить один основной путь, около которого сосредоточивается все остальное. Этот путь намечается историческим развитием новых европейских государств, приводящих все их без исключения, по некоторому непреложному закону, к одному и тому же идеалу правового государства. Развитие этого идеала до сих пор нельзя признать законченным. В конце XIX столетия правовое государство вступило в новую фазу своей эволюции. К каким результатам приведет эта новая эволюция, совершающаяся на наших глазах, трудно предвидеть. Во всяком случае, многовековое предшествующее развитие идеала правового государства выяснило его главные основания. Его образ, хотя и подлежащий дальнейшей эволюции, ясен. Мы постараемся представить здесь основные черты этого образа в той последовательности, в которой они выяснились в постепенном развитии политической мысли.

Идеал правового государства возникает и развивается, прежде всего, в противопоставлении идеалу средневековой теократии. Начиная от Макиавелли и вплоть до французских политиков наших дней основным требованием нового идеала ставится, чтобы государство было светским. В развитии нового идеала это требование является столь же существенным, как и то, чтобы государство стало правовым. Можно сказать, что оба требования вытекают из одного источника - из стремления к единому и обязательному для всех правовому порядку. Тягостное раздвоение, внесенное в христианские общества борьбой духовной власти со светской, заставляет представителей нового идеала стремиться к единству под верховенством светской власти. Марсилий Падуанский в своем "Defensor pacis" явился предвестником этого течения, которое затем с резкой крайностью нашло свое выражение у Макиавелли и явилось характерной особенностью таких выдающихся политических писателей нового времени, как Боден и Гоббс, Локк и Руссо. Когда в знаменитом месте "Общественного договора" Руссо встречаем похвалу Гоббсу за то, что он был "единственный из христианских авторов, который видел и зло, и средство к его исцелению", и когда мы находим у него суровые требования общественного единства, мы чувствуем, что и в XVIII веке старая вражда к раздвоению общества, порожденному борьбой за теократический идеал, сохранила свою силу. Но более того: и в современной борьбе французского государства с клерикализмом мы наблюдаем отзвуки того же старого спора. Когда же здесь высказываются стремления к проведению до конца светлого идеала, это не более как продолжение той борьбы, первые проявления которой замечаются в средние века. Протестантские страны сумели потушить старую вражду и найти известное равновесие церковного и светского элементов. В странах католических этого равновесия нет и до сих пор, и то решение вопроса, которое, казалось, было найдено в отделении церкви от государства, на практике не принесло полного успокоения. Первое государство стоит тут, во всяком случае, перед проблемой, которую нельзя считать решенной до конца, и это может быть потому, что мы имеем здесь дело не только с проблемой политики и права, но и с проблемой культуры. В борьбе светского идеала с церковным проявляется борьба двух культурных систем, из которых каждая стремится к распространению своих начал. Найти выход из этой борьбы в тех странах, где она не привела еще к прочному примирению, есть задача будущего. Очевидно, она заключается в разграничении сфер влияния церкви и государства, соответственно существенному призванию каждого из них. Но как в средние века церковь старалась подчинить нравственному единству одинаково и духовную и гражданскую область, так в новое время государство стремится иногда распространить свое единство и в сферу нравственного влияния. По крайней мере, во Франции, в начале XX века, мы слышим о "клерикализме навыворот" и о стремлении "превратить государство в церковь" - путь, который указал правовому государству еще Руссо, требовавший установления особой государственной религии, обязательной для всех граждан. Это - любопытный признак того, что в борьбе с теократическим идеалом правовое государство хочет заимствовать у него главную силу и в своеобразной форме возродить его основную идею.

В свое время церковь, явившись на смену античному государству, произвела переоценку прежних идеалов и понятий. Добродетели языческого мира, его герои, его идеалы - все это поблекло и потускнело пред новыми задачами христианской добродетели, нравственного подвижничества, аскетического отрешения от жизни. Церковь была объявлена царством Божиим, а государству была отведена низшая и служебная роль военного и полицейского учреждения, причем и это второстепенное служение признавалось незаконным, если государи не получали своего меча из рук церкви и не обращали его на ее защиту. В политических теориях нового времени первое место отводится государству, и в соответствии с этим у наиболее горячих сторонников его производится новая переоценка человеческих идеалов. У Макиавелли, у Гоббса, у Руссо государство становится источником нравственной жизни людей, занимает место церкви; самая религия оценивается с точки зрения государственного принципа. У Гегеля государство получает название "земного бога"; чрез него и в нем проявляется нравственная идея на земле: тут воспроизводится в абстрактных терминах идея божественности и боговдохновенности, причем эти качества в новом идеале приписываются государству. Снова возвеличивается мир земной, светский, политический, и пред ним сфера церковная отступает на второй план. И подобно тому, как в средние века последней мечтой церковной философии было объединение всех людей под нравственным авторитетом церкви, так и здесь, в философии Канта, высшей целью истории объявляется объединение всего человечества под господством единого и равного для всех права.

Таково внешнее соотношение двух идеалов - нового и средневекового. Но спрашивается: представляется ли столь же глубоким их внутреннее противоречие, соответствует ли оно их видимому разногласию? Ответ на это намечается сам собой, в связи с общим представлением о ходе исторического развития. Подобно тому как средневековая церковь, провозглашая отрешение от мира, не могла упразднить земных интересов и светских начал и сама прониклась ими, так и новое государство, как ни резко противопоставляло оно себя церковному идеалу, не могло отрешиться от христианского духа, которым проникнуто нравственное сознание новых народов. Вл. Соловьев хорошо заметил, что "неверующие двигатели новейшего прогресса действовали в пользу истинного христианства" и что "социальный прогресс последних веков совершился в духе человеколюбия и справедливости, т.е. в духе Христовом". В этом смысле неверующие либералы нового времени вносили даже известное расширение в христианский идеал, раскрывали новую сторону его положительного общественного осуществления. Средневековый идеал, напротив, выдвигал на первый план задачу личного душеспасения и с этой стороны требовал восполнения своих индивидуалистических начал.

Но это необходимое соотношение двух идеалов раскрывается нам с другой стороны. Последовательное развитие идеала светского государства должно было поставить перед ним вопрос, на какие силы он может опираться для достижения своих целей. Сводя всю жизнь к единству власти и права, оно должно было увидеть, что этих начал недостаточно для того, чтобы основать на них прочный порядок, и вот почему теоретики нового государства так настойчиво заявляют о необходимой связи права с нравами и нравственностью. С конца XIX века, когда правовое государство вступило на путь социальных реформ, что бесконечно усложнило его задачи, подобные заявления слышатся громче, чем когда-либо; и мы присутствуем при любопытном зрелище, как государство, в начале прошлого века объявленное божественным и всемогущим, постепенно лишается своего прежнего величия, заявляет об ограниченности своих сил и делает призыв к факторам нравственным - к воздействию общественного мнения, к благотворному влиянию воспитания, к деятельности частных обществ и организаций. Мы наблюдаем лишь первые проявления этого процесса и не знаем еще, к чему он приведет: окончится ли он признанием необходимости нового синтеза политических начал с религиозными и церковными или выразится в каких-либо иных формах организованного влияния нравственных элементов, это откроется лишь будущему.

Светское государство - это только одна сторона нового идеала. Рядом с ней постепенно раскрывается и другая сторона: новое государство должно быть светским и правовым. Но как в первом отношении - в стремлении к приведению светских начал - новый идеал нельзя признать законченным и счастливо преодолевшим все затруднения, так не находим мы этой законченности и в другом направлении - в требовании государства правовых принципов. В середине XIX века могло казаться, что в этом отношении достигнут известный предел в формах парламентарного и демократического государства, осуществляющего равенство и свободу. Но, не говоря уже о том, что позднейшее развитие обнаружило эволюцию этих форм, с одной стороны, в смысле сочетания представительства с референдумом и иными формами народоправства, а с другой - в смысле усиления исполнительной власти, и принципы равенства и свободы также подверглись эволюции. Для современного взгляда то понимание равенства и свободы, которое со времени Французской революции считалось выражением истинных задач правового государства, признается формальным и отрицательным, теперь требуют иного положительного осуществления этих начал, причем деятельность государства в этом направлении не имеет строго определенных границ. Эволюция правового государства в этом отношении касается, прежде всего, его функций; но это изменение функций не может не отразиться и на его организации. Мы снова подходим здесь к такому пункту в новом политическом идеале, определение которого есть дело будущего. Невозможно ожидать, чтобы в результате этой эволюции, поскольку мы можем ее предвидеть, правовое государство перестало быть правовым. Когда социалисты говорят иногда о государстве будущего как о некоторой противоположности правовому государству, здесь происходит просто смешение понятий. Современные правовые учреждения могут быть отменены, но на их место станут другие правовые учреждения, ибо государство вне права немыслимо, если, конечно, оно не обратится в нравственное общение, но в таком случае оно перестанет быть и государством.

Из этого видно, что идеал правового государства до сих пор находится в состоянии эволюции. Но и в этом отношении к предшествующему времени мы можем заметить такую же эволюцию этого идеала: он сложился не вдруг, черты его выяснились постепенно, по мере развития политической мысли. У первых выразителей его мы не сразу открываем связь с позднейшими учениями. Тем не менее, на всем протяжении нового времени можно проследить ясную и прямую линию, через которую проходит одна и та же общая мысль. Эта мысль, лежащая в основе идеала правового государства, уже упомянута нами выше: она сводится к требованию единого и равного для всех права. С этим, как мы сказали, связывается и стремление к светскому идеалу, устраняющему двойственность правоотношений.

Первые теоретики нового правового идеала, как Боден, Гоббс, остановились на требовании, чтобы государство стало суверенным и единым. В их учениях видели иногда апологию абсолютизма и произвола; на самом деле они стоят в прямой связи с позднейшими теориями правового государства, что подтверждается, между прочим, и тем обстоятельством, что теория государственного суверенитета, развитая Боденом, воспроизводится и в государственном праве XIX века, а от Гоббса ведет свое происхождение в Англии так называемая аналитическая школа юриспруденции, которая также выражает взгляды новейшего времени. Требование суверенного и единого государства в своей идеальной основе выражает не что иное, как устранение неравенства и разнообразия прав, существовавших в средние века. При раздробленности феодального государства право человека определялось его силой и силой той группы, к которой он принадлежал. Новое государство призвано было совершить процесс уравнения общественных элементов и превратить сословное общество с его многочисленными разделениями в общество гражданское, построенное на начале равной правоспособности. Для этого оно должно было уничтожить между собой и гражданами все посредствующие ступени властвования и подчинить всех единому и общему для всех закону. Суверенное государство должно было уничтожить тот строй, на почве которого создавались бесправие и неравенства, выделения и исключения, привилегии и монополии. Таков был идеальный смысл той политической теории, которая была создана не в противовес феодальному порядку отношений. Если эта идеальная цель осуществилась не сразу, это зависело от особых условий исторического развития, но принцип суверенного государства полагал для нее прочный фундамент - требование единого и равного для всех права.

Это была, однако, лишь первая ступень в развитии правового идеала нового времени. Требуя подчинения всех граждан единому и равному для всех праву, он должен был затем включить в свое содержание и новое требование, чтобы этому праву была подчинена и сама государственная власть. Найти условия для правомерного существования власти, сделать право основанием государственной жизни, обеспечить равенство и свободу не только в отношениях между гражданами, но и в отношении к ним государства - такова была новая цель, которая была выдвинута дальнейшим развитием политической мысли. Основное значение в формулировании этих начал принадлежит английским и французским учениям. Выработанные ими определения кажутся в настоящее время элементарными и простыми, но именно потому, что они стали общим достоянием, к которому все привыкли.

Политическая доктрина Французской революции придала идеалу правового государства, подготовленному долгими усилиями предшествующего развития мысли, ясные и твердые основания. Провозгласив, с одной стороны, идею народного суверенитета, а с другой - неотчуждаемые права личности, она утвердила те основания, на которых и до сих пор покоится теория правового государства. Однако самые эти основания не представлялись столь простыми и бесспорными, чтобы стать незыблемыми аксиомами политической мысли. Критическая мысль XIX века подвергла разностороннему анализу, как эти основания, так и их взаимоотношение, и теперь, в начале XX столетия, мы имеем все данные утверждать, что теория правого государства переживает третью стадию своего развития, если первой признать учение о суверенном государстве, нашедшее наиболее часто выражение у Бодена, а второй - доктрину Французской революции (подготовленную английскими учениями XVII века). Основной особенностью этой третьей стадии является новое понимание прав личности, равенства и свободы. Это понимание приводит современное государство к такому решению своих задач, которое далеко оставляет за собой прежние представления. В связи с этим подвергаются пересмотру и иначе формулируются все основания старой теории.

Date: 2015-12-13; view: 307; Нарушение авторских прав