Раздел II 17 page

В основе функционирования автомати­зированных форм поведения лежат опера­циональные установки и стереотипы. Про­веденные с позиции представлений об уровневой природе установки как меха­низма стабилизации деятельности иссле­дования позволили экспериментально вы­явить две существенно отличающиеся неосознаваемые формы регуляции автома­тизированного поведения. Было показано, что традиционно изучавшиеся класси­ческим методом фиксации установки Д.Н. Узнадзе относятся к так называемым установкам на целевой признак, то есть признак сравниваемых установочных объектов, который с самого начала осозна­ется субъектом. Установки на целевой при­знак лежат в основе "сознательных опера­ций" (А.Н. Леонтьев), которые возникли вследствие автоматизации действия. Та­кого рода сознательные операции возни­кают в ходе неоднократных повторений

действия, например, при обучении вожде­нию автомобиля, косьбе или письму. Со­держание цели действия, вначале осозна­ваемое субъектом, занимает в строении другого, более сложного действия место условия его выполнения. Вследствие из­менения места цели в структуре деятель­ности, сдвига цели на условие, происшед­шего при автоматизации действия, данное действие превращается в сознательную операцию. По своему происхождению со­знательные операции появляются вслед­ствие автоматизации действий; по спосо­бу регуляции сознательные операции — потенциально произвольно контролируе­мые; по уровню отражения — вторично неосознаваемые (при появлении затрудне­ний в ходе их осуществления могут осоз­наваться); по динамике протекания — гиб­ки, лабильны. Таковы черты сознательных операций. Установки на целевой признак, регулирующие протекания сознательных операций, если говорить в терминологии Д.Н. Узнадзе, исходно принадлежат плану объективации. Иными словами, основной массив экспериментальных исследований школы Д.Н. Узнадзе посвящен изучению особенностей именно этих лишь вторично неосознаваемых установок, установок на целевой признак. От вторично неосозна­ваемых установок на целевой признак принципиально отличаются операциональ­ные установки на неосознаваемый при­знак (иногда говорят "иррелевантный при­знак"). Эти установки регулируют приспособительные операции. Приспосо­бительные операции относятся к реактив­ному иерархически самому низкому уров­ню реагирования в структуре деятельности субъекта. Они возникают в процессе не­произвольного подражания или прилажи­вания, подгонки к предметным условиям ситуации, например, приспособления ребен­ка к языковым условиям, в результате которого усваиваются различные грамма­тические формы, используемые в речевом общении. Приспособительные операции ха­рактеризуются тремя следующими свой­ствами: по способу регуляции приспосо­бительные операции — непроизвольны; по уровню отражения — изначально неосоз­наваемы; по динамике протекания — кос­ны, ригидны. В экспериментальном иссле­довании М.Б. Михалевской было выявлено, что установки, выработанные на побочный

неосознаваемый признак, существенно от­личаются от установок на целевой при­знак по выраженности иллюзии фикси­рованной установки. Оказалось, что установочный эффект, обусловленный ус­тановкой на неосознаваемый признак, го­раздо сильнее и потому дольше сохраняет­ся, чем эффект установки на целевой признак. Полученные данные представля­ют троякий интерес. Во-первых, четко выявлена зависимость основных свойств установки от места установочного призна­ка в структуре деятельности. Во-вторых, показано, что за установками на целевой признак, изучаемыми в школе Д.Н. Узнад­зе, стоит иная психологическая реальность, чем за установками на операциональный иррелевантный признак. Эти факты, тем самым, подтверждают положение о суще­ствовании разных установок по парамет­ру степени осознанности того признака, на который они фиксируются, и, тем самым, переводят в плоскость экспериментальных исследований старую дискуссию о нео­сознаваемых и осознаваемых установках. В-третьих, в будущем выделенные устано­вочные эффекты могут быть использова­ны в качестве лакмусовой бумажки того, с каким уровнем деятельности в экспери­ментах мы имеем дело — с действием, ав­томатизировавшимся в сознательную опе­рацию, то есть с пластом активной регуляции в деятельности, или же с при­способительной операцией, выражающей пласт реактивной адаптации субъекта к действительности.

4. Неосознаваемые резервы органов чувств

При анализе проблемы определения порогов ощущения, диапазона чувстви­тельности человека к разным внешним раздражителям были обнаружены факты воздействия на поведение таких раздра­жителей, о которых он не мог дать отчета (И.М.Сеченов, Г.Т.Фехнер). Для обозначе­ния разных аспектов этих субъективно неосознаваемых подпороговых раздражи­телей предложены понятия "предвнима-ние" (У.Найссер) и "субсенсорная область" (Г.В.Гершуни). Процессы "предвнимания" связаны с переработкой информации за пределами произвольно контролируемой деятельности, которая, непосредственно не

затрагивая цели и задачи субъекта, снаб­жает его полным неизбирательным ото­бражением действительности, обеспечивая приспособительную реакцию на те или иные еще не распознанные изменения си­туации (например, так называемый фено­мен "шестого чувства" — что-то остано­вило, что-то заставило вздрогнуть и т.п.). Психофизиологической основой процессов предвнимания являются субсенсорные раздражители. Субсенсорной областью на­звана зона раздражителей (неслышимых звуков, невидимых световых сигналов и т.п.), вызывающих непроизвольную объек­тивно регистрируемую реакцию и способ­ных осознаваться при придании им сиг­нального значения. Изучение процессов предвнимания и субсенсорных раздражи­телей позволяет выявить резервные воз­можности органов чувств человека, зави­сящие от целей и смысла решаемых им задач. На примере анализа проявлений этого класса неосознаваемых психических процессов явно выступает адаптивная функция бессознательного в целенаправ­ленной деятельности человека.

Развитие представлений о природе бес­сознательного, специфике его проявлений, и функциях в регуляции поведения чело­века является необходимым условием со­здания целостной объективной картины психической жизни личности.

Самое важное и вместе с тем очевид­ное, к чему мы приходим при анализе сфе­ры бессознательного с позиций деятельно-стного подхода, заключается в том, что три пути к изучению психики человека вовсе не представляют собой трех параллельных прямых, которым не суждено пересечься в пространстве научного мышления совре­менной психологической науки. Сегодня совершенно ясно, что благодаря взаимопро­никновению подходов, связанных с иссле­дованием бессознательного, деятельности и установки, каждый из них в букваль­ном смысле слова обретает свое второе дыхание. Деятельностный подход, если он и дальше будет настороженно относиться к богатейшей феноменологии бессознатель­ного, окажется не в состоянии объяснить многие факты, касающиеся закономернос­тей развития и функционирования моти-вационно-смысловой сферы личности, по-

знавательных процессов, различных авто­матизированных видов поведения. Ведь старый образ, олицетворяющий сознание с верхушкой айсберга в процессе психичес­кой регуляции деятельности, — это не толь­ко красивая метафора. Он наглядно отра­жает реальное соотношение осознаваемого и неосознаваемого уровней психики в ре­гуляции деятельности, в жизни человека. Вот поэтому исследования познания, лич­ности, динамики межличностных отноше­ний, оставляющие за бортом неосознавае­мый уровень регуляции деятельности, являются по меньшей мере однобокими. В свою очередь, только выявив функциональ­ное значение бессознательного и установ­ки в процессе регуляции деятельности, мы сможем глубже проникнуть в природу этих проявлений психической реальнос­ти. Именно анализируя бессознательное и его функцию в деятельности человека, мы приходим к позитивной характеристике бессознательного как уровня психическо­го отражения, в котором субъект и мир представлены как одно неразделимое це­лое. Установка же выступает как форма выражения в деятельности человека того или иного содержания — личностного смысла или значения, которое может быть как осознанным, так и неосознанным. Фун­кция установки в регуляции деятельнос­ти — это обеспечение целенаправленного и устойчивого характера протекания дея­тельности личности.

Анализ бессознательного с позиций те­ории деятельности позволяет, во-первых, наметить те проблемы и направления, в

русле которых изучались явления выде­ленных нами классов (проблема передачи и усвоения опыта; проблема детерминации деятельности; проблемы произвольной ре­гуляции высших форм поведения и авто­матизации различных видов внешней и внутренней деятельности; проблема поис­ка диапазона чувствительности), во-вторых, вычленить в пестром потоке этих явле­ний четыре качественно различных клас­са (надындивидуальные надсознательные явления, неосознаваемые мотивы и смыс­ловые установки личности, неосознаваемые механизмы регуляции способов деятель­ности, неосознаваемые резервы органов чувств) и обозначить генезис и функцию явлений разных классов в деятельности субъекта. Необходимость содержательной характеристики бессознательного как фор­мы психического отражения, в которой субъект и мир представляют одно нераз­рывное целое, а также подобной классифи­кации неосознаваемых явлений состоит в том, что нередко встречающееся противо­поставление всех трех разнородных явле­ний уживается с полной утратой их спе­цифики, что существенно затрудняет продвижение на нелегком пути их изуче­ния. Между тем лишь выявление общих черт и специфики этих "утаенных" пла­нов сознания (Л.С. Выготский) позволит найти адекватные методы их исследова­ния, раскрыть их функцию в регуляции деятельности и тем самым не только до­полнить, но и изменить существующую картину представлений о деятельности, сознании и личности.

Дж.Б.Уотсон

БИХЕВИОРИЗМ¹

Бихевиоризм (behaviorism, от англ, behavior — поведение) — особое направле­ние в психологии человека и животных, буквально — наука о поведении. В своей современной форме бихевиоризм представ­ляет продукт исключительно американ­ской науки, зачатки же его можно найти в Англии, а затем и в России. В Англии в 90-х годах Ллойд Морган начал произво­дить эксперименты над поведением жи­вотных, порвав, таким образом, со старым антропоморфическим направлением в зоо­психологии. Антропоморфическая школа устанавливала у животных такие слож­ные действия, которые не могли быть на­званы "инстинктивными". Не подвергая этой проблемы экспериментальному иссле­дованию, она утверждала, что животные "разумно" относятся к вещам и что пове­дение их, в общем, подобно человеческому. Ллойд Морган ставил наблюдаемых жи­вотных в такие условия, при которых они должны были разрешить определенную задачу, например, поднять щеколду, чтобы выйти из огороженного места. Во всех слу­чаях он установил, что разрешение задачи начиналось с беспорядочной деятельности, с проб и ошибок, которые случайно приво­дили к верному решению. Если же живот­ным снова и снова ставилась та же задача, то в конце концов они научались разре­шать ее без ошибок: у животных развива­лась более или менее совершенная привыч­ка. Другими словами, метод Моргана был подлинно генетическим. Эксперименты Моргана побудили Торндайка в Америке к его работе (1898). В течение следующего

десятилетия примеру Торндайка последо­вало множество других ученых-зоологов. Однако никто из них ни в коей мере не приблизился к бихевиористической точ­ке зрения. Почти в каждом исследовании этого десятилетия поднимался вопрос о "со­знании" у животных. Уошборн дает в сво­ей книге "The animal Mind" (1-е издание, 1908) общие психологические предпосыл­ки, лежащие в основе работ того времени о психологии животных. Уопгсон в своей статье "Psychology as the Behaviorist Views It" ("Psychological Review", XX, 1913) пер­вый указал на возможность новой психо­логии человека и животных, способной вы­теснить все прежние концепции о сознании и его подразделениях. В этой статье впер­вые появились термины бихевиоризм, би-хевиористп, бихевиористпический. В своей первоначальной форме бихевиоризм осно­вывался на недостаточно строгой теории образования привычек. Но вскоре на нем сказалось влияние работ Павлова и Бехте­рева об условных секреторных и двигатель­ных рефлексах, и эти работы, в сущности, и дали научное основание бихевиоризму. В тот же период возникла школа так назы­ваемой объективной психологии, представ­ленная Икскюлем, Веером и Бете в Герма­нии, Нюэлем и Боном во Франции и Лебом в Америке. Но хотя эти исследователи и способствовали в большой мере накопле­нию фактов о поведении животных, тем не менее их психологические интерпрета­ции имели мало значения в развитии той системы психологии, которая впоследствии получила название "бихевиоризм". Объек­тивная школа в том виде, как она была развита биологами, была, по существу, дуа­листической и вполне совместимой с пси­хофизическим параллелизмом. Она была скорее реакцией на антропоморфизм, а не на психологию как науку о сознании.

Сущность бихевиоризма. С точки зре­ния бихевиоризма подлинным предметом психологии (человека) является поведение человека от рождения и до смерти. Явле­ния поведения могут быть наблюдаемы точ­но так же, как и объекты других естествен­ных наук. В психологии поведения могут быть использованы те же общие методы, которыми пользуются в естественных на-

¹ История психологии. Тексты / Под ред. П.Я.Гальперина, А.Н.Ждан. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1992. С. 96—106.

уках. И поскольку при объективном изу­чении человека бихевиорист не наблюдает ничего такого, что он мог бы назвать созна­нием, чувствованием, ощущением, вообра­жением, волей, постольку он больше не счи­тает, что эти термины указывают на подлинные феномены психологии. Он при­ходит к заключению, что все эти термины могут быть исключены из описания дея­тельности человека, этими терминами ста­рая психология продолжала пользоваться потому, что эта старая психология, начав­шаяся с Вундта, выросла из философии, а философия, в свою очередь, из религии. Другими словами, этими терминами пользовались потому, что вся психология ко времени возникновения бихевиоризма была виталистической. Сознание и его под­разделения являются поэтому не более как терминами, дающими психологии возмож­ность сохранить — в замаскированной, правда, форме — старое религиозное поня­тие "душа". Наблюдения над поведением могут быть представлены в форме стимулов (С) и реакций (Р). Простая схема С — Р вполне пригодна в данном случае. Задача психологии поведения является разрешен­ной в том случае, если известны стимул и реакция. Подставим, например, в приведен­ной формуле вместо С прикосновение к роговой оболочке глаза, а вместо Р мигание. Задача бихевиориста решена, если эти дан­ные являются результатом тщательно про­веренных опытов. Задача физиолога при изучении того же явления сводится к оп­ределению соответственных нервных свя­зей, их направления и числа, продолжи­тельности и распространения нервных импульсов и т. д. Этой области бихевио­ризм не затрагивает, как не затрагивает он и проблему физико-химическую — опреде­ление физической и химической природы нервных импульсов, учет работы произве­денной реакции и т. п. Таким образом, в каждой человеческой реакции имеются би-хевиористическая, нейрофизиологическая и физико-химическая проблемы. Когда явления поведения точно сформулированы в терминах стимулов и реакций, бихевио­ризм получает возможность предсказывать эти явления и руководить (овладеть) ими — два существенных момента, которых тре­бует всякая наука. Это можно выразить еще иначе. Предположим, что наша задача заключается в том, чтобы заставить чело-

века чихать; мы разрешаем ее распылени­ем толченого перца в воздухе (овладение). Не так легко поддается разрешению соот­ношение С — Р в "социальном" поведении. Предположим, что в обществе существует в форме закона стимул "запрещение" (С), ка­ков будет ответ (Р)? Потребуются годы для того, чтобы определить Р исчерпывающим образом. Многие из наших проблем долж­ны еще долго ждать разрешения вследствие медленного развития науки в целом. Не­смотря, однако, на всю сложность отноше­ния "стимул-реакция", бихевиорист ни на одну минуту не может допустить, чтобы ка­кая-нибудь из человеческих реакций не могла быть описана в этих терминах.

Основная задача бихевиоризма заклю­чается, следовательно, в накоплении наблю­дений над поведением человека с таким расчетом, чтобы в каждом данном случае — при данном стимуле (или, лучше ска­зать, ситуации) — бихевиорист мог ска­зать наперед, какова будет реакция, или, если дана реакция, какой ситуацией дан­ная реакция вызвана. Совершенно очевид­но, что при такой широкой задаче бихеви­оризм еще далек от цели. Правда, эта задача очень трудна, но не неразрешима, хотя иным она казалась абсурдной. Меж­ду тем человеческое общество основыва­ется на общей уверенности, что действия человека могут быть предсказаны заранее и что могут быть созданы такие ситуации, которые приведут к определенным типам поведения (типам реакций, которые обще­ство предписывает индивидам, входящим в его состав). Церкви, школы, брак — сло­вом, все вообще исторически возникшие институты не могли бы существовать, если бы нельзя было предсказывать — в самом общем смысле этого слова — поведение человека; общество не могло бы существо­вать, если бы оно не в состоянии было со­здавать такие ситуации, которые воздей­ствовали бы на отдельных индивидов и направляли бы их поступки по строго оп­ределенным путям. Правда, обобщения би-хевиористов основывались до настоящего времени преимущественно на обычных, бессистемно применявшихся методах об­щественного воздействия. Бихевиоризм надеется завоевать и эту область и подвер­гнуть экспериментально-научному, досто­верному исследованию отдельных людей и общественные группы. Другими слова-

ми, бихевиоризм полагает стать лаборато­рией общества. Обстоятельство, затрудня­ющее работу бихевиориста, заключается в том, что стимулы, первоначально не вызы­вавшие какой-либо реакции, могут впос­ледствии вызвать ее. Мы называем это процессом обусловливания (раньше это называли образованием привычек). Эта трудность заставила бихевиориста прибег­нуть к генетическому методу. У новорож­денного ребенка он наблюдает так называ­емую физиологическую систему рефлексов, или, лучше, врожденных реакций. Беря за основу весь инвентарь безусловных, незау­ченных реакций, он пытается превратить их в условные. При этом обнаруживается, что число сложных незаученных реакций, появляющихся при рождении или вскоре после него, относительно невелико. Это приводит к необходимости совершенно от­вергнуть теорию инстинкта. Большинство сложных реакций, которые старые психо­логи называли инстинктами, например, ползание, лазание, опрятность, драка (мож­но составить длинный перечень их), в на­стоящее время считаются надстроенными или условными. Другими словами, бихе-виорист не находит больше данных, кото­рые подтверждали бы существование на­следственных форм поведения, а также существование наследственных специаль­ных способностей (музыкальных, художе­ственных и т.д.). Он считает, что при на­личии сравнительно немногочисленных врожденных реакций, которые приблизи­тельно одинаковы у всех детей, и при усло­вии овладения внешней и внутренней сре­дой возможно направить формирование любого ребенка по строго определенному пути.

Образование условных реакций. Если мы предположим, что при рождении име­ется только около ста безусловных, врож­денных реакций (на самом деле их, ко­нечно, гораздо больше, например, дыхание, крик, движение рук, ног, пальцев, большо­го пальца ноги, торса, дефекация, выделе­ние мочи и т. д.); если мы предположим далее, что все они могут быть превраще­ны в условные и интегрированы — по за­конам перестановок и сочетаний, — тог­да все возможное число надстроенных реакций превысило бы на много милли­онов то число реакций, на которое спосо­бен отличающийся максимальной гибко-

стью взрослый человек в самой сложной социальной обстановке. Эти незаученные реакции вызываются некоторыми опреде­ленными стимулами. Будем называть такие стимулы безусловными [(Б)С], а все такие реакции — безусловными реакци­ями [(Б)Р], тогда формула может быть вы­ражена так:

(Б)С (Б)Р

После образования условной связи

В С D Е

и т.д.

Пусть в этой схеме А будет безуслов­ным стимулом, а 1 — безусловной реакци­ей. Если экспериментатор заставляет В (а в качестве В, насколько нам известно, мо­жет служить любой предмет окружающе­го мира) воздействовать на организм од­новременно с А в течение известного периода времени (иногда достаточно даже одного раза), то В затем также начинает вызывать 1. Таким же способом можно заставить С, D, Е вызывать 1, другими сло­вами, можно любой предмет по желанию заставить вызывать 1 (замещение стиму­лов). Это кладет конец старой гипотезе о существовании какой-то врожденной либо мистической связи или ассоциации меж­ду отдельными предметами. Европейцы пишут слова слева направо, японцы же пишут вдоль страницы — сверху вниз. Поведение европейцев также закономерно, как и поведение японцев. Все так называ­емые ассоциации приобретены в опыте. Это показывает, как растет сложность воздей­ствующих на нас стимулов по мере того, как наша жизнь идет вперед.

Каким образом, однако, становятся бо­лее сложными реакции? Физиологи иссле­довали интеграцию реакций главным об­разом, однако, с точки зрения их количества и сложности. Они изучали последователь­ное течение какого-либо акта в целом (на-

пример, рефлекса почесывания у собак), строение нервных путей связанных с этим актом, и т. п. Бихевиориста же интересует происхождение реакции. Он предполагает (как это показано в нижеприведенной схе­ме), что при рождении А вызывает I, В — 2, С — 3. Действуя одновременно, эти три стимула вызовут сложную реакцию, состав­ными частями которой являются 1, 2, 3 (если не произойдет взаимного торможе­ния реакций). Никто все же не назовет это интеграцией. Предположим, однако, что экспериментатор присоединяет простой стимул X всякий раз, как действуют А, В и С. Через короткое время окажется, что этот стимул X может действовать один, вызы­вая те же три реакции 1, 2, 3, которые рань­ше вызывались стимулами А, В, С.

Изобразим схематически, как возни­кает интеграция или новые реакции всего организма:

(Б)С

В С

действующие последовательно

(Б)Р

2 > последовательно вызванные, но не интег-, рированные

После образования условной связи: (У)С

X

А В С

интегрированная реакция (У)

Часто возбудителем интегрированной реакции является словесный (вербальный) стимул. Всякий словесный приказ явля­ется таким именно стимулом. Таким об-

разом, самые сложные наши привычки могут быть представлены как цепи про­стых условных реакций.

Бихевиоризм заменяет поток созна­ния потоком активности, он ни в чем не находит доказательства существования потока сознания, столь убедительно описан­ного Джемсом, он считает доказательным только наличие постоянно расширяющего­ся потока поведения. На приведенной схе­ме показано, чем бихевиоризм заменяет джемсовский поток сознания.

На этой схеме перечислены (весьма неполно) действия новорожденного (непре­рывные линии). Она показывает, что реак­ции "любовь", "страх", "гнев", появляются при рождении так же, как чихание, ика­ние, питание, движение туловища, ног, гор­тани, хватание, дефекация, выделение мочи, плач, эрекция, улыбка и т. д. Она показы­вает далее, что протягивание рук, мигание и т. п. появляются в более позднем возра­сте. Из этой схемы становится также яс­ным, что некоторые из этих врожденных реакций продолжают существовать в те­чение всей жизни индивидуума, в то вре­мя как другие исчезают. Важнее всего то, что, как показывает схема (пунктирные линии), условные реакции всегда непосред­ственно надстраиваются на основе врож­денных.

Так, например, новорожденный ребенок улыбается [(Б)Р], поглаживание губ [(Б)С] и других зон тела (как и некоторые внут-риорганические стимулы) вызывают эту улыбку.

Ситуацию при этой врожденной ре­акции можно представить следующим об­разом:

(БУС (БУР

Поглаживающее прикосновение Улыбка

После образования условной связи:

(У)С (У)Р

Вид материнского лица Улыбка

При реакции гнева:

(БУС

Препятствующее движение

(Б)Р

Громкий плач,

сжимание тела

и т.д. (гнев)

После образования условной связи:

(У)С (У)Р

Вид человека,

учиняющего препятствие Гнев

пищевые реакции ---------