Глава 11. В Византии весна всегда приходит очень рано, не то что в Британии

В Византии весна всегда приходит очень рано, не то что в Британии. Кейлин удивлялась раннему цветению деревьев в садах Аспара. Генерал был хорошим хозяином — в этом она убеждалась каждый раз, встречая крестьян. В то время как большинство соседних поместий страдали от невероятных налогов, которыми правительство империи обложило крестьян, Аспар платил налоги, возложенные на его людей, и они не покидали свои небольшие участки земли. К сожалению, налоги нельзя было платить натурой. Требовалось золото, однако цена на продукцию и скот строго регулировалась правительством, и крестьянам становилось невмоготу вести свое хозяйство. Правительство искусственно занижало цены в угоду населению. Многие небольшие хозяйства, прикрепленные к поместьям, продавались, и крестьяне попадали в крепостную зависимость от своих повелителей ради того, чтобы их семьи могли как‑то выжить.

— Если у тебя не останется крестьян, — спросила как‑то Кейлин, — откуда мы будем получать продукты питания? Правительство не думает об этом? Почему торговцы облагаются таким маленьким налогом, а с крестьян дерут три шкуры?

— По той же причине корабли на причалах Золотого Рога платят два солиди за ввоз товаров и пятнадцать за вывоз. Правительство хочет, чтобы предметы роскоши и основные товары поступали в город, а не вывозились из него. Кто‑то при этом должен терпеть нужду. Поскольку у крестьян пет другого выбора, кроме обработки земли, и они, разбросанные по всей стране, не могут объединиться, чтобы выразить свое недовольство, основное бремя налогов ложится на них, — сказал Аспар. — Правительство всегда действует так, чтобы оставались желающие обрабатывать землю.

— Это совсем нелогично, — заметила Кейлин. — Следовало бы облагать налогом предметы роскоши, а не бедных людей, которые с трудом сводят концы с концами! Кто принял такие глупые законы?

— Сенат, — улыбнулся он. — Понимаешь, моя милая, основная масса предметов роскоши продается правящему классу, а самые богатые отрицательно относятся к большим налогам. Правительство старается удовлетворить интересы большинства населения, регулируя цены на все, что продается. Несчастные крестьяне в меньшинстве, они могут жаловаться сколько им угодно. Их голоса никто не услышит ни в сенате, ни во дворце. Только когда большинство людей грозят восстанием, власти прислушиваются, и то не особенно внимательно, — не без доли цинизма закончил Аспар.

— Если они облагают крестьян непосильным налогом, — настаивала Кейлин, — кто же тогда будет обеспечивать страну продовольствием? Правительство учитывает это?

— Власти используют труд рабов, — сказал он.

— Тогда почему ты оплачиваешь налоги своих арендаторов?

— Эти свободные люди довольны, а довольные люди производят больше, чем недовольные или несвободные.

— В этой стране так много прекрасного, — медленно произнесла Кейлин, — и в то же время немало ужасного. Я потеряла родину. Жизнь в Британии проще, и наше существование было четко определено, хотя наша жизнь не такая роскошная, мой дорогой господин.

— Твои рассуждения слишком сложны даже для умного человека, — ответил он, взяв ее руку и целуя запястье. — У тебя благородное сердце, Кейлин Друзас, но ты должна учитывать, что ты только женщина. Ты мало что можешь сделать, чтобы исправить несправедливость существующего мира, моя любовь.

— Отец Михаил говорит, что я защитница своих собратьев, — заметила она мудро, и он улыбнулся ее упорству. — Ваше христианство интересно, Аспар, но его приверженцы не всегда делают то, что следует делать порядочным христианам.

Мне нравится ваш Иисус, но, думаю, он был бы недоволен интерпретацией своего учения теми, кто выступает от его имени. Одна из заповедей гласит: не убий ближнего, но мы делаем это, Аспар. Мы убиваем по самым ничтожным причинам, что еще хуже. Человек не поклоняется тому, чему, по нашему мнению, должен поклоняться, и мы убиваем его. Человек принадлежит к другой расе или племени — и мы убиваем его! Мне кажется, Иисус не это имел в виду. Здесь, в Византии, так много зла среди благочестия! На зло не обращают внимания даже те, кто занимает высокие посты и кто гордо поклоняется в соборе Святой Софии, а потом бежит изменять своей жене или обманывать своих компаньонов. Все смешалось.

— Ты высказывала отцу Михаилу свои мысли и то, что тебя беспокоит? — спросил Аспар, не зная, то ли восхищаться ею, то ли ужасаться.

— Нет, — сказала она. — Он слишком ревностно верит и слишком ограничен в своем почитании. Он говорит, что я не готова к крещению, которое, по моему мнению, хорошее дело. Говорит, порядочная женщина‑христианка должна быть либо хорошей женой, либо жить в монастыре. Мне сказали, что я не могу быть твоей женой, и, уж конечно, мне не хочется стать затворницей. Поэтому если я приму крещение, то должна буду покинуть тебя или меня навеки проклянут. Это не особенно широкий выбор, мой господин. — Фиалковые глаза Кейлин лукаво блеснули. Затем она обняла его за шею и поцеловала долгим поцелуем. — Я постараюсь подольше избегать крещения, мой господин.

— Хорошо! — ответил он. — За это время я должен изменить существующее нелепое мнение, будто бы мы не можем пожениться. Флацилла прослыла блудницей на всю Византию, и ей можно выйти замуж за Джастина Габраса, а ты, моя любовь, чьей наивностью жестоко злоупотребили, лишена права выйти замуж. Это несправедливо, и я не смирюсь с этим!

— Мы вместе, и этого достаточно, Аспар, — сказала Кейлин. — Мне ничего не надо, только навеки быть рядом с тобой.

— Не хотела бы ты пойти со мной в мае на состязания? — спросил он. — Ежегодно одиннадцатого мая устраиваются состязания в честь основания города Константинополя. Моя ложа рядом с императорской, с правой стороны. Ты когда‑нибудь видела гонки колесниц, Кейлин? На ипподроме самый лучший скаковой круг в Византии.

— Если тебя увидят со мной на публике, это не вызовет скандала? — поинтересовалась она. — Мне кажется, это неразумно, мой господин.

— Нет ничего необычного в том, что мужчина приведет на состязания свою любовницу, особенно холостяк вроде меня, — ответил Аспар. — Касия, девушка, которую ты знаешь по вилле Максима, теперь любовница Василия. Он приобрел для нее собственный дом в городе и регулярно навещает ее. Мы можем попросить их присоединиться к нам, как и наиболее известных городских мастеров и актеров. Двор приходит в отчаяние от того, что у меня такая компания, но, откровенно говоря, те, кто творит, интереснее для меня, чем те, кто правит и занимается интригами. — Он засмеялся. — Нашу ложу заполнят интересные люди.

— Хорошо, конечно, пообщаться с интересными людьми, — заметила Кейлин. — Когда ты отлучаешься по своим делам, я иногда чувствую себя очень одинокой.

Ее признание поразило его, ведь она раньше никогда не жаловалась на одиночество. Аспар не думал, что Кейлин может страдать от отсутствия компании.

Несколькими днями позже Зиновия послали в город, и, когда он вернулся, с ним прибыла молодая девушка с большими испуганными голубыми глазами и льняными косами.

— Хозяин решил, что вам понравится молодая служанка для компании, — заявил Зиновий улыбаясь. — Мы все здесь так стары, а вы, госпожа, как весна, и вам нужен прекрасный цветок, чтобы служить вам и развлекать вас. Она говорит на языке, которого я не понимаю, но кажется приятной и послушной.

Кейлин улыбнулась девушке и спросила:

— Откуда она прибыла, Зиновий? Может быть, я знаю язык, на котором мы могли бы общаться. В противном случае все прекрасные намерения моего господина напрасны.

— Торговец рабами сказал, что она из Британии! — торжественно сообщил Зиновий. — Несомненно, вы сможете общаться с ней, моя госпожа.

— Тогда она не говорит по‑латыни, — решила Кейлин. Она повернулась к девушке. — Как тебя зовут? — спросила она на родном кельтском языке. Если девушка не говорит по‑латыни, может быть, она говорит по‑кельтски.

— Нелвин, госпожа, — медленно сказала девушка.

— Ты кельтка? — спросила Кейлин.

Девушка отрицательно покачала головой:

— Я саксонка, госпожа, но понимаю язык, на котором вы говорите. Я с саксонского побережья, а там много кельтов.

— Как ты попала в Византию? — продолжила Кейлин.

— Византию? — Нелвин смутилась. — Что такое Византия, госпожа?

— Страна, куда ты попала, называется Византией. Город, в котором ты находишься, столица государства и называется Константинополем, — объяснила Кейлин.

— На нашу деревню напали норманны, — сказала Нелвин. — Моих родителей и братьев убили. Меня, моих сестер и других женщин, которые не смогли убежать, взяли в плен. Сначала нас переправили в Галлию, затем по морю привезли сюда. По пути многие умерли. В море было ужасно!

— Да, знаю, — вздохнула Кейлин. — Я прибыла в Византию два года назад таким же образом. Мой дом находился недалеко от Кориниума.

Глаза девушки расширились:

— Вы тоже рабыня?

— Уже нет, — ответила Кейлин.

— Это ваш дом, госпожа? — Нелвин оценила дом, когда увидела его, и эта красивая женщина, очевидно, благородного происхождения.

— Нет, — ответила Кейлин. — Это дом Флавия Аспара, самого знаменитого воина в Византии и самого благородного человека. — Объяснять больше нечего. Нелвин скоро сама все поймет, если, конечно, уже не поняла. — Мой господин приобрел тебя в качестве компаньонки, Нелвин. Теперь ты в безопасности и больше можешь ничего не бояться. Ты понимаешь?

— Да, госпожа, — кивнула Нелвин, вставая на колени перед Кейлин. — Я буду верно служить вам, клянусь Вуденом!

— Я рада слышать это, — сказала Кейлин. — А теперь поднимись и иди с Зиновием, хозяином слуг в доме. Он покажет тебе, где ты будешь спать, Нелвин. Ты должна изучить язык этой страны, иначе, боюсь, тебе придется трудно. Язык называется латынью. В Британии многие говорят на нем.

— Я знаю отдельные слова, — ответила Нелвин. — У меня хороший слух, так говорил мой отец, и я быстро освоила кельтский язык. Уверена, что так же быстро выучу латынь, госпожа, и вы будете гордиться мной.

— Прекрасно! А сейчас, что бы ни сказал тебе Зиновий, ты должна слушаться его, — объяснила Кейлин девушке. Затем повернулась к управляющему:

— Она знает несколько слов по‑латыни и говорит, что быстро выучит что нужно. Чувствуешь, ей нужна ванна? От нее пахнет конюшней. Потом дай ей свежую одежду и покажи спальню. Она может прийти ко мне утром. Я познакомлю девушку с ее обязанностями и начну сама учить языку.

Пожилой слуга поклонился и, сделав знак девушке, повел ее за собой. Однако очень скоро вернулся и мрачно доложил:

— Она не позволяет нам купать ее, моя госпожа. Она кричит, как кролик в капкане.

— Сейчас приду. — С этими словами Кейлин направилась в помещение для слуг, где обнаженная Нелвин стояла, жалобно всхлипывая. — Давай, девочка, ты должна помыться, — начала Кейлин. — Мы все регулярно моемся. В твоих прекрасных волосах вши, не сомневаюсь. Волосы надо тщательно промыть. А теперь следуй за Тэймой в купальню!

— Они утопят меня, госпожа! — заплакала Нелвин. — Я знаю, как мыться, но это делают в тазу, а не в такой большой воде!

Кейлин подавила смех.

— В Византии мы наливаем много воды, — объяснила она. — Ты должна доверять мне, Нелвин, и слушаться, когда я приказываю тебе, ведь я твоя хозяйка. Иди с Тэймой.

Девушка неохотно повиновалась, бросив через плечо взгляд, полный слез, и пошла за пожилой женщиной в купальню для слуг.

— Прекрасную игрушку ты подарил мне, мой господин, — сказала Кейлин Аспару вечером за ужином. — Она не говорит по‑латыни, и я должна научить ее. Она боится ванны, но кажется хорошенькой и стремится к учебе.

— Ты говорила, что одинока. Она молода, как ты, моя красавица. С ней тебе будет веселее в мое отсутствие, — улыбнулся он.

— Ей тринадцать, и она верит, что ее утопят в бассейне для слуг, — засмеялась Кейлин. — Где ты нашел ее?

— Я попросил у торговца рабами подыскать мне молодую девушку‑британку, — ответил он.

— Она саксонка, с саксонского берега Британии, — сообщила Кейлин.

— Значит, она не принадлежит к твоему народу? — огорчился он. — Мне следовало более детально объяснить некоторые подробности торговцу рабами.

— Кельтов обычно трудно взять в плен, — сверкнула глазами Кейлин, — и их трудно заставить подчиняться, мой господин. Нелвин превосходно подходит мне. Саксонские девушки славятся покладистым характером.

— Тогда я угодил тебе, — сказал он улыбаясь.

— Ты всегда угождаешь мне, мой господин, — ответила она мягко.

— Нет, — возразил он печально, — не всегда, но хотел бы.

— Я виновата, Аспар. Знаю! Мое сердце разрывается от того, что я больше не чувствую страсти, когда мужчина входит в меня. — В прелестных глазах Кейлин блеснули слезы. — Тем не менее я получаю удовольствие, когда мы лежим вместе. В твоих прикосновениях чувствуется любовь ко мне, она передается прямо в мое сердце, меня переполняет счастье и спокойствие. Мне этого достаточно. Но я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо. Мне неприятно сознавать, что я обманула твои надежды, но я не знаю, что делать, как изменить ситуацию. Мне не хватает на это мудрости, мой любимый господин. — Кейлин положила голову на плечо Аспара и с отчаянием вздохнула. Как могла она любить этого хорошего человека и в то же время быть неспособной до конца ответить на его страсть?

— Я люблю тебя по многим причинам, — сказал он, — но твоя искренность нравится мне больше всего. Я не вынес бы трюков, которые применяют проститутки, или притворных криков страсти. Однажды ты закричишь, но этот крик будет идти от сердца. Я дождусь этого момента. Может быть, не скоро и не сразу, но дождусь. — Он встал из‑за стола и взял ее за руку. — Ночь прекрасна, на небе луна. Пойдем погуляем вместе, моя любовь.

Было безветренно и тихо. Они сначала прошли по саду с миндальными, персиковыми и абрикосовыми деревьями с ароматными цветами. Лепестки сыпались на каштановые кудри Кейлин.

— Эти деревья намного приятней, чем оливковые рощи, — заметила Кейлин. — Мне не нравятся желтые цветы оливковых деревьев.

— Но оливки гораздо практичнее, — ответил он. — Персики и абрикосы быстро сходят, а правильно обработанные оливки хранятся весь год. То, что красиво, не всегда практично.

— Миндаль красив, — возразила она, — и хранится, как оливки, даже дольше, и его не надо солить.

Он засмеялся:

— Ты слишком умная для женщины. Неудивительно, что ты пугаешь отца Михаила.

— Отца Михаила пугает все на свете, — сказала Кейлин.

Когда они оставили позади сады и пошли через небольшое поле к пляжу, она тихо воскликнула:

— О, Аспар! Посмотри на лунную дорожку на море! Ты видел что‑нибудь красивее?

Это был один из тех редких моментов, когда неугомонные волны были абсолютно спокойны. Плоская темная поверхность воды серебрилась и мерцала подобно прекрасному шелку, распростертому перед ними. Они молча стояли, восхищаясь этой красотой. Казалось, замер весь мир и они были единственными его обитателями. Аспар взял Кейлин за руку. Они спустились по небольшой насыпи к берегу. Сняв плащ, он расстелил его на песке. Затем обнял ее и нежно поцеловал долгим поцелуем. Когда он наконец отпустил ее, Кейлин молча сняла через голову одежду и, разжав топкие пальцы, отпустила ее. Обнаженная, она гордо стояла перед ним. Как бы отвечая ей, он снял длинную свободную тунику, которую носил дома, и сбросил сандалии, затем опустился перед ней на колени, привлек ее к себе и прижался щекой.

Они надолго застыли в объятиях друг друга. Затем Аспар начал покрывать ее тело горячими поцелуями. Кейлин тихо вздохнула. Его сдержанность и мягкость всегда удивляли ее. Как сильно она хотела ответить ему на его любовь, но, казалось, ее страсть умерла или почти умерла. Лишь однажды она почувствовала слабые признаки страсти, когда он языком ласкал ее маленькую жемчужину, но когда его член погружался в нее, она ничего не чувствовала, кроме его присутствия в ней. Пытаясь воскресить свою страсть, она вспоминала Вульфа Айронфиста, но скоро поняла, что, когда она представляла себе своего мужа, ее тело и душа становились еще холоднее. Несколько раз она почти готова была кричать от разочарования и отталкивала Аспара, потому что это не был Вульф и он не мог дать ей той радости, которую она когда‑то испытала в крепких объятиях мужа. В конце концов она постаралась не воскрешать больше Вульфа в своем сознании, занимаясь любовью с византийским господином. Так лучше.

Аспар погрузился лицом в ложбинку между ее грудями и руками ласкал их.

— Они подобны прелестным маленьким яблокам из слоновой кости, — сказал он, взяв в ладонь упругую плоть и восхищаясь ею. Другую руку он нежно положил ей на спину и, когда она слегка прогнулась, приподнял голову и начал сосать ее грудь. Зубами он нежно покусывал сосок, вращая вокруг языком и возбуждая его, прежде чем снова начать сосать. — А‑а‑а… — выдохнула она, впившись пальцами в его мускулистые плечи.

Он переключился на другую грудь. Его рука мяла и сжимала ее, пока Кейлин не почувствовала, как ее груди начали гореть от наслаждения.

Затем он прижал свою ладонь к ее лобку и начал губами и языком скользить по ее стройному телу. Кожей она отчетливо ощущала каждый поцелуй. Другой рукой он нежно обхватил ее ягодицу, лаская кончиками пальцев. Его язык прижался к пупку, и Кейлин тихо застонала, предчувствуя то, что вскоре должно произойти. Он раздвинул ее нижние губки, и его палец вошел в нее.

У Кейлин закружилась голова и начали подгибаться колени. Он почувствовал ее слабость и, вынув палец, поставил на колени лицом к себе. Черные глаза Аспара смотрели на нее, когда он начал ласкать ее лицо, чувственно проводя пальцем по губам, пока она не открыла рот и не начала сосать его, сжав руку, а он ласкал ее шею. Она наклонила голову и слегка укусила его руку, удивив его, а потом поцеловала его ладонь.

«В эту ночь все как будто в первый раз», — подумала Кейлин и, посмотрев на него, ощутила, что он чувствует то же самое. Она не решилась что‑либо говорить, опасаясь развеять то неповторимое чувство, которое завладело ими. Он обнял ее за плечи и поцеловал нежным поцелуем. Однако вскоре его поцелуй стал более проникновенным, и она приоткрыла рот, чтобы принять его язык, который горячо и страстно соприкасался с ее языком. Затем он снова покрыл ее лицо поцелуями, и Кейлин откинула голову назад, отчаянно подставляя свою шею его обжигающим поцелуям.

Она гладила его горячее, напряженное тело. Ее пальцы глубоко зарылись в его густые черные волосы, когда она опрокинулась на спину на расстеленный плащ. Он медленно, как бы с неохотой, продвигался губами вниз по ее телу, пока его язык не нашел чувствительную жемчужину ее женского естества, возбуждая ее и заставляя трепетать от такого необычайного блаженства, которого ей прежде не приходилось испытывать. Затем он накрыл ее своим мужественным телом, и его напряженный член, устремившись вперед, вошел в нее. Кейлин задохнулась, с удивлением ощутив, что впервые за два года ее тело полно желания, более того, пылко отдавалось мужчине.

Кейлин затрепетала от настоящего блаженства, когда он проник в нее. Она обняла его, тесно прижавшись всем телом, наслаждаясь ощущением его близости. Их глаза встретились, и он начал медленно двигаться на ней. Кейлин не могла отвернуться, чувствуя, что он тоже не в состоянии отвести глаз. Казалось, их души слились в едином ритме и страсть начала передаваться от одного к другому. Он ничего не сказал, но она почувствовала — он хочет, чтобы она обвила его ногами, и она сделала это. Затем она начала с чувством отвечать на его толчки, ощущая удовольствие от своих встречных движений. Их обоюдное желание бешено нарастало, пока оба не достигли апогея..

Она взлетела. Казалось, ее душа отделилась от тела и парила над спокойным серебристым морем. Она была наедине с землей, небом и шелковистой водой. Ничего не существовало, только блаженство, убаюкивающее их в теплых объятиях.

— Аспар! — тихо прошептала она ему на ухо, медленно приходя в себя, и взор ее начал проясняться. Она увидела любимое лицо и щеки, мокрые от слез. Кейлин счастливо улыбнулась и, притянув его голову, поцелуями осушила слезы, чувствуя, что сама тоже плачет.

Они вместе лежали на плаще, успокоенные, со сплетенными пальцами, и он, улыбнувшись, сказал:

— Если бы я только знал, любовь моя, что здесь, на берегу, при лунном свете мы испытаем такой восторг, я бы сделал это несколько месяцев назад. Как много времени мы потеряли в постели и в купальне!

— Мы больше не будем терять зря время, — пообещала она. Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она вся сияла:

— Ничто больше не помешает мне разделить с тобой страсть после этой ночи, мой дорогой господин. Я, как наша мать‑Земля, возродилась с приходом весны!

Если раньше Аспар сдерживал свою страсть к Кейлин, проявляя уважение к ее чувствам, то отныне его любовь стала заметна всем, кто видел их вместе. Теперь Аспар еще более укрепился в мысли, что Кейлин должна стать его женой.

— Мы пойдем к какому‑нибудь сельскому священнику и заставим его обвенчать нас. Если обряд совершится, что они смогут сделать? Ты должна быть моей женой!

— В империи нет человека, который бы не знал Флавия Аспара, — спокойно сказала Кейлин. — И нет человека, который бы не знал волю патриарха в этом деле. Даже если я стану христианкой, мне не позволят стать твоей женой, мой дорогой господин. Мое пребывание на вилле Максима перечеркнуло нашу судьбу.

— Есть несколько способов убедить патриарха, — сказал Аспар Василию однажды днем, когда они возвращались из дворца, где совещались с императором. — Флацилла вышла замуж за Джастина Габраса, и эта чета стала скандально известна всему городу своими оргиями и окружением, которое под стать какому‑нибудь публичному дому. Как может патриарх оправдывать такой союз и при этом отказывать мне в возможности жениться на Кейлин, которая ведет себя так порядочно?

— Ее порядочность не трогает его, мой друг, — ответил Василий. — И не только его. У нас в Византии существует закон, который не позволяет сенаторам или другим персонам высокого ранга вступать в брак с актрисами, проститутками и другими женщинами низкого положения. Тебе не удастся обойти закон, Аспар. Даже тебе.

— Кейлин — аристократка, — сердито возразил Аспар.

— Это она так говорит, — ответил Василий, — но кто докажет, правда это или ложь? Здесь, в Византии, она была актрисой в публичном доме, демонстрируя половые акты перед зрителями. Поэтому она не подходит для брака с первым аристократом империи, Флавий Аспар.

— Тогда я покину империю, — мрачно сказал Аспар. — Я больше не могу терпеть и быть полезным, если мне отказывают в такой малости.

Василий не стал спорить. Аспар не покинет Византию. Здесь его мир, а он уже немолодой человек. Кроме того, даже после короткого знакомства с Кейлин Василий чувствовал — она не допустит, чтобы Аспар сделал то, что подвергнет опасности его положение в обществе или комфорт, — Касия сказала, ты пригласил ее посетить твою ложу на состязаниях на следующей неделе. — Принц решил сменить тему разговора. — Это очень мило с твоей стороны, и я разрешил ей пойти, хотя это может вызвать небольшой скандал. Кого еще ты пригласил, мой друг? Не сомневаюсь, ремесленников и актеров. Аспар рассмеялся:

— Да, конечно. Как я, первый аристократ империи и знаменитый генерал, отважился пригласить тех, кто создает, а не тех, кто обладает властью? Так, Василий? А я вот отважился! И ты прав. Одиннадцатого мая в моей ложе будут Веллисарий и Аполлодарий, знаменитые актеры, и масса комедиантов. И Анастасий, певец и поэт, и Джон Андроник, изумительный резчик по кости, и Аркадий Филлипик, скульптор. Я пригласил его сделать скульптуру с Кейлин для нашего сада. Он проведет лето на вилле. Я построил ему студию для работы, так что ему не надо будет беспокоиться. Твоя сестра получит удовольствие от этой новой сплетни, Василий.

— Конечно, — согласился принц, затем спросил:

— Разве Веллисарий и Аполлодарий не соперники? Я слышал, они презирают друг друга. Не опасно ли приглашать их в одну ложу?

— Их ненависть недавно превратилась в Любовь, так я слышал, — усмехнулся Аспар. — Это еще одна пикантная новость для пережевывания принцессе Вере.

— О боги! Они еще не стали любовниками? Но конечно, станут, иначе ты бы не говорил! — воскликнул Василий. Они дошли до его паланкина, и он, удобно устроившись среди подушек, махнул рукой.

Аспар вскочил на своего жеребца, которого привязал к носилкам принца.

— Ну что, твоя жена придет на состязания?

Василий грустно кивнул:

— Евдокия не упустит шанса покрасоваться в императорской ложе, чтобы все друзья и родственники, находящиеся на трибунах, могли видеть ее, восхищаться и завидовать. Я буду рядом с ней, как того требуют правила приличия, а потом, когда она уедет во дворец на банкет, присоединюсь к моей обожаемой Касии.

— Разве Евдокия не хватится тебя на банкете, Василий?

— Нет, — ответил принц. — Она будет слишком занята деликатесами, которые предлагают гостям императора, и, конечно, молодым стражником, который недавно попался ей на глаза. Думаю, она соблазнит его в конце концов, и я смогу предоставить ей такую возможность. Она займется молодым человеком, а я займусь кем‑нибудь еще. Евдокия редко нарушает супружескую верность, и, когда она сделает это, я предоставлю ей полную свободу. Она превосходная жена и мать моим детям. Могу добавить, что ее осторожность по крайней мере похвальна. Вокруг нее никогда не было даже крошечного скандала. Это может каждый подтвердить, говоря об одной из самых аристократичных жен наших дней.

— Какая удача для вас обоих, — сухо промолвил Аспар. Он не понимал браков, которые заключали многие аристократы. Настоящие браки — такая редкость. Они с Анной не нарушали клятву супружеской верности. Такой брак он когда‑нибудь заключит с Кейлин. — Я не появлюсь в городе до самых состязаний, — сказал он принцу. — Тогда и увидимся. — Он поскакал вдоль Мизы к Золотым Воротам, а Василий приказал носильщикам отправить его в дом своей любовницы, прекрасной Касии.

Утро одиннадцатого мая выдалось ясным и солнечным. Чудесный день для празднования годовщины основания Константинополя. Кейлин нарядилась с особой тщательностью, зная, что будет объектом сплетен. Она хотела, чтобы Аспар гордился ею, поэтому выбрала платье из бледно‑фиолетового шелка, который гармонировал с цветом ее глаз. Круглый ворот имел низкий, но достаточно скромный вырез. Длинные рукава украшены золотыми лентами в виде цветов и листьев. Пояс, чуть ниже талии, изящно облегал ее бедра. Золотисто‑фиолетовая шляпка должна была защищать от палящих солнечных лучей. Нелвин надела на ноги хозяйки маленькие расшитые туфельки и встала, чтобы посмотреть на Кейлин. Ее глаза выражали одобрение.

— Вы выглядите как императрица, госпожа, — сказала она.

— Но у нее должны быть драгоценности, как у Веры, — заметил Аспар, входя с небольшим ящиком из черного дерева. — Это для тебя, моя любовь.

Кейлин взяла ящичек, поставила на стол и открыла. Внутри оказалось золотое ожерелье с маленькими бриллиантами, аметистами и жемчугами. Она стояла ошеломленная, а он взял ожерелье и застегнул на ее шее. Оно ровно легло ей на грудь, почти закрывая весь вырез и делая платье гораздо богаче.

— Я никогда не видела ничего более прекрасного, — прошептала Кейлин. — Оно такое красивое, мой дорогой господин. Спасибо!

— И еще вот это, — тихо сказал он, доставая пару сережек и протягивая их с улыбкой.

Кейлин трепетно улыбнулась и вдела аметисты в виде слезинок в золотой оправе в уши. В ящичке оказалось еще несколько предметов: два золотых с бриллиантами и жемчугами браслета и широкий золотой мозаичный пояс, который сверкал и переливался. Наконец, там была отделанная золотом, аметистами и бриллиантами повязка на голову. Кейлин примерила ее поверх тонкой розовато‑лиловой вуали, покрывающей ее волосы, которые она носила распущенными, потому что это нравилось Аспару.

— Сегодня на ипподроме мне будут завидовать все мужчины. — Он явно гордился ею. — Ты самая красивая женщина в городе!

— Я не хочу, чтобы кто‑нибудь завидовал, — честно призналась Кейлин. — В прошлом, когда у меня было счастье и достаток, боги лишили меня всего. Я потеряла все, что было дорого мне. Сейчас, когда я вновь обрела счастье, я хочу сохранить его, мой господин. Не надо хвастаться, а то боги услышат тебя и позавидуют нам.

— Мы сохраним счастье, — произнес он твердо, — и я буду беречь тебя.

Кейлин отправилась в город в комфортабельном паланкине, а Аспар ехал рядом с ней на большом белом жеребце. По дороге их приветствовало множество людей. Кейлин, наблюдавшая за всем этим из своего безопасного местечка, чувствовала, что ее сердце переполняется любовью к этому знаменитому и доброму человеку. Было видно, что простые граждане уважали Флавия Аспара, а не просто боялись его могущества и богатства.

Они вступили в город через Золотые Ворота. Это были официальные триумфальные ворота в Константинополе. Сделанные из древнего белого мрамора и установленные Феодосием, ворота получили свое название благодаря огромным блестящим медным дверям. Элегантная строгость архитектуры и прекрасные пропорции сделали эти ворота объектом восхищения всей империи. Пройдя сквозь них, Кейлин и Аспар медленно двинулись в толпе вниз вдоль Мизы к ипподрому.

У Золотых Ворот их встретил отряд кавалерии, который прибыл, чтобы сопровождать Аспара и его спутников по главной улице города. Когда они окружили паланкин Кейлин, она предусмотрительно задвинула шелковые шторки. Кейлин хорошо понимала, что являлась объектом любопытства у солдат, но она не могла допустить, чтобы они нагло рассматривали ее как какую‑то проститутку.

Ипподром вмещал около сорока тысяч человек и походил на большой римский цирк. Однако здесь никогда не проводились такие жестокие состязания, как в Риме, и не допускались жертвоприношения невинных младенцев. Ипподром начинал строить римский император Септимий Сиберий, но затем его реконструировал великий византийский император Константин I. На его арене давались различные представления: от травли животных, театральных развлечений и боев гладиаторов до гонок колесниц, религиозных процессий, государственных церемоний и публичных пыток известных преступников. Вход на ипподром осуществлялся по специальному пропуску, и перед состязаниями пропуска распространялись среди публики, которая размещалась независимо от класса на белоснежных мраморных рядах сидений. В центре ипподрома установили ряд монументов, образующих то, что называется «спина». Спина обозначала разделение между нижними и верхними беговыми дорожками. Среди монументов возвышалась Змеиная колонна, которую Константин I привез в Константинополь из храма Аполлона. Античную колонну, сделанную из переплетенных бронзовых змей, преподнесли храму около тридцати греческих городов в 479 году до новой эры. Ее установили в храме в честь победы греков над персами в знак благодарности богам. Другой монумент — египетский обелиск — Феодосии I поместил на пьедестал. На нем со всех четырех сторон были изображены сцены из императорской жизни, включая ту, где сам Феодосии сидел в императорской ложе со своей семьей и ближайшими друзьями, наблюдая за состязаниями.

Паланкин Кейлин опустили у особого входа на арену с восточной стороны. Аспар спешился и гордо помог Кейлин сойти с носилок. Он знал, что каждый мужчина из отряда кавалерии с нетерпением хотел увидеть женщину, которая, как говорили, завоевала его сердце. Сначала показалась изящная ножка. Глаза присутствующих расширились. Солдаты обменялись понимающими завистливыми взглядами, и, когда первый патриций империи провожал свою красивую молодую любовницу на ипподром, за их спинами послышался тихий удивленный свист восхищения.

Аспар торжественно улыбался, как маленький мальчик с новой, вызывающей восхищение игрушкой, но Кейлин тихо бранила его:

— Стыдись, мой господин! Все эти грубые молодые солдаты удивляются твоей силе, здоровью и опыту в любви, благодаря которым ты завоевал молодую хорошенькую любовницу. Нечего гордиться! — закончила она с негодованием. — Порядочной женщине должно быть стыдно.

— Но тебя не считают порядочной женщиной, — съязвил он. — Эти грубые молодые солдаты, как ты назвала их, стали бы завидовать мне еще больше, если бы знали, каким страстным, ужасно распутным созданием ты недавно стала. Моя спина покрыта отметинами, свидетельствующими о твоей восхитительной, вновь обретенной страсти, моя любовь. Ах да, ты должна покраснеть! — Он засмеялся. — Но я доволен, что ты у меня такая бесстыдница.

Кейлин покраснела, но не могла удержаться от смеха. Он так радовался, что сумел растопить холод ее души. Эта радость наполняла ее душу счастьем.

— Это ты потерял стыд, мой господин, — сказала она. — Ты распустил перья, как павлин, и радуешься, выставляя меня напоказ этим молодым людям. — Она засмеялась. — Они выглядели такими удивленными, когда увидели меня. Неужели у тебя репутация человека, который не способен увлечь хорошенькую женщину? Им бы следовало знать тебя.

— Если бы они знали меня, как ты, любовь моя, меня называли бы по‑другому и мне пришлось бы взять в любовники Иоанна, — пошутил он.

— Мой господин! — Кейлин едва поборола новый приступ смеха.

Он повел ее по лестничному пролету, поясняя, что это проход к двум особым ложам, которые существуют на ипподроме, кроме императорской ложи.

— Ложа патриарха — по правую руку от императорской, а слева — ложа первого патриция империи. Я пришел пораньше, чтобы не вызывать волнений у входа. Мне не хотелось, чтобы толпы приветствовали меня до появления императора. Мы потихоньку проскользнем в ложу и там поздороваемся с нашими гостями. Император не придет до самого начала состязаний. Сегодня утром состоятся четыре заезда, и после полудня четыре. Между ними мы увидим другие представления. Зиновий придет со слугами: они принесут нам завтрак.

— Я никогда не видела состязания колесниц, — сказала Кейлин. — Кто будет соревноваться сегодня? В Кориниуме была арена для состязаний, но отец никогда не брал нас с собой. Он говорил, что это очень жестокое зрелище.

— Некоторые виды, — согласился Аспар. — Но мне сказали, сегодня не будет гладиаторов. Выступят актеры, борцы, которые заполнят время между состязаниями. У нас в Константинополе четыре команды: Красные, Белые, Голубые и Зеленые. Страсти, которые эти состязания вызывают у зрителей, иногда бывают ужасными. Делаются ставки, и порой возникают драки между болельщиками соперничающих команд.

Но здесь ты в безопасности.

— Какую команду ты предпочитаешь, мой господин? — спросила она.

— Зеленых, — ответил он. — Они лучше всех. За ними идут Голубые. Красные и Белые слабы, хотя и пытаются выйти вперед.

Они добрались до небольшой площадки, где лестница делилась на две секции, и, поднявшись по левой стороне на три ступеньки, вошли в ложу Аспара. Кейлин увидела удобные мраморные сиденья с шелковыми подушками, вокруг располагались скамьи, и отовсюду хорошо просматривалась арена. Трибуны начинали заполняться публикой, но никто не замечал их, и Кейлин быстрым взглядом отметила, что свита императора и важные духовные особы еще не появились в своих ложах.

— В ложу императора не ведут ступеньки, — обратилась она к Аспару. — Как же он войдет?

— По лестнице, которая ведет прямо в ложу из туннеля под стенами дворца, — объяснил он. — Она позволяет императору быстро уйти, если в этом появляется необходимость. Я всегда считал, что это прекрасное место для засады, и никто ничего не сможет сделать, если это произойдет.

— Кейлин!

Позади них в ложу вошла молодая женщина. Кейлин повернулась и узнала Касию, которая сияла в алых и золотистых шелках. Кейлин протянула руки, приветствуя ее. Она не удивилась своим чувствам, вновь увидев Касию, поскольку молодая женщина всегда была добра к ней.

— Мне говорили, фортуна улыбнулась тебе, — сказала она, приветствуя Касию. — Я рада, что ты смогла прийти.

— Госпожа Касия, — произнес Аспар с улыбкой, и Кейлин почувствовала, как в ней просыпается ревность. В его глазах было слишком много знакомого тепла.

— Мой господин, рада видеть вас снова. Я должна благодарить вас за то, что вы представили меня принцу. До прошлого года я не собиралась выкупать себя, но когда принц предложил мне свое покровительство, я удивила своих хозяев и выкупила себя, так что принцу не пришлось тратиться. — Касия тепло улыбнулась им обоим и удобно расположилась рядом с Кейлин.

Аспар снова поклонился и ответил:

— Значит, вы оба счастливы, и я рад, Касия. Я полагаю, ты достаточно умна, чтобы позаботиться о своем будущем? Принц так непостоянен.

Касия весело засмеялась:

— Я бережливая женщина, мой господин. Если бы Иоанн и Фока имели хоть малейшее подозрение о том, сколько я накопила за три года, они повысили бы цену. Однако они не сделали этого, и я ушла по вполне приемлемой цене. Дом, в котором я теперь живу, тоже принадлежит мне. Я настояла на этом. Василий понял и проявил великодушие. Я не закончу свои дни на улице, как некоторые глупые женщины.

— Мне было бы очень жаль, если бы такое случилось, — заметил Аспар.

Кейлин не успела обратиться к своему любовнику — в ложу, раскланиваясь с дамами, вошли приглашенные гости. Веллисарий, известный классический актер, и его нынешний любовник, непристойный комический актер Аполлодарий, были первыми. Элегантно одетые в белые и золотистые далматики, веселые и остроумные, они внушали Кейлин страх. Она не привыкла к таким людям, а Касия свободно болтала с ними, обмениваясь сплетнями, как будто они были знакомы всю жизнь. Пришел Анастасий, великий византийский певец. Он разговаривал полушепотом. Это вошло у него в привычку, как объяснил Аспар. Анастасий говорил мало или вообще молчал, сберегая свой знаменитый голос для пения.

Джон Андроник, резчик по кости, и Аркадий, скульптор, появились почти одновременно. Первый, застенчивый мужчина приятной наружности, вежливо приветствовал хозяина и хозяйку. Последний выглядел его противоположностью. Это был самоуверенный парень с дерзким взглядом.

— Касию я знаю, а это, должно быть, та неземная красавица, которую вы хотите увековечить с моей помощью, мой господин. — Аркадий пристально посмотрел на Кейлин. — Я вижу, — продолжал он, мысленно снимая с нее одежды, — тело красиво во всех деталях, как и лицо. Вы доставите мне много радости, госпожа, потому что больше всего я люблю лепить прелестных женщин.

Аспар, довольный, улыбался, а Кейлин опять покраснела.

— Я думаю, она превосходная модель для твоих талантливых рук, Аркадий. Она — возрожденная Венера, — сказал он.

— Я, конечно, получу больше удовольствия от работы, которую вы мне поручили, мой господин, чем от всех святых, которых лепил до этого, — согласился скульптор.

Внезапно толпа зашумела, и все присутствующие в ложе Аспара повернулись, чтобы увидеть императора и его свиту, входящих в свою ложу. Лицо Льва было строгим и спокойным, но даже в элегантной богатой мантии никто не мог назвать его величественным или царственным. Таким он показался Кейлин, но она помнила, что Аспар выбрал этого человека и считал его сильным правителем. Императрица же была совсем другого типа. Она выглядела сверкающей звездой на фоне мужа. Остальная часть царской свиты включала мужчин и женщин, среди которых она выделила только лицо Василия. Представители духовенства в черных мантиях уже заняли свои места до прибытия свиты императора, но Кейлин, занятая своими гостями, их не заметила.

Через несколько минут Аспар наклонился к Кейлин:

— Смотри! Встав на мраморную ступеньку, расположенную впереди его ложи, император Лев поднял полы своей пурпурно‑золотистой мантии и три раза взмахнул ими крест‑накрест. Обратившись сначала к центральным рядам зрителей, затем к сидящим справа и, наконец, к сидящим слева, он оказал внимание всем присутствующим на ипподроме. Затем достал из‑под мантии белый платок, который, как Аспар прошептал Кейлин, назывался маппой. Взмах белого шелкового платка означал начало состязаний. Маппа развевалась в руке Льва.

Двери конюшни в стене ипподрома открылись, и первые четыре колесницы выкатились на беговой круг.

Зрители взорвались аплодисментами. Возницы, каждый из которых управлял четырьмя лошадьми, были одеты в короткие кожаные, без рукавов, тупики, которые крепко поддерживались скрещенными кожаными ремнями. Икры опоясывали кожаные краги. Все они были физически хорошо сложены, а многие красивы. Женщины приветствовали их, размахивая цветными лентами своих любимых команд, и возницы, веселясь от избытка внимания, улыбались в ответ.

— Женщин не следовало бы пускать на состязания, — послышалось невнятное бормотание из ложи патриарха. — Для них нескромно быть здесь.

— В Риме женщины посещали состязания, — возразил молодой священник.

— И посмотри, что стало с Римом, — мрачно ответил патриарх, а окружавшие его священники кивали и поддакивали.

— Вы когда‑нибудь бывали прежде на бегах? — спросил Аркадий Кейлин и Касию и, когда обе они ответили отрицательно, сказал:

— Тогда я объясню вам. Порядок, в котором выстраиваются колесницы, разыгрывается по жребию за день до соревнований. Каждый возница должен пройти по беговому кругу семь раз. Видите стенд внизу, за спиной префекта в старомодной тоге? Видите семь страусиных яиц на стенде? Их будут убирать одно за другим по мере прохождения каждого круга. Обычно победитель в каждом заезде награждается небольшой серебряной пальмой, но сегодня, в день основания города, в последних двух заездах победители получат золотые лавровые венки. Между Зелеными и Голубыми разгорится жестокая борьба за самый лучший венок.

Смотрите! Они начали!

Колесницы загрохотали по беговому кругу. Лошади неслись с пеной на морде, с потными блестящими боками. Возничие погоняли с таким неистовством, которого Кейлин никогда не видела. Сначала казалось, что беговой круг достаточно широк, чтобы все четыре колесницы могли уместиться в одном ряду, но вскоре Кейлин увидела: для того чтобы победить, возницы должны вести колесницы по всему кругу только впереди всех своих соперников. При обгоне от колес соседних колесниц летели искры, когда они со скрипом терлись друг о Друга, а возницы стегали кнутами не только лошадей, но и соперников.

Толпы криками подгоняли лошадей, когда колесница команды Зеленых на последнем повороте наклонилась на одно колесо; она чуть не перевернулась, но быстро выровнялась; а колесница команды Голубых, неожиданно сделав рывок, пересекла финишную линию на нос впереди. Обе колесницы остановились, и возницы начали яростный кулачный бой. Их растащили, и они оставили арену, выкрикивая ругательства. В это время другие колесницы уже выстроились для следующего заезда и рванулись вперед.

Кейлин нравились состязания. Будучи в душе кельткой, она всегда восхищалась хорошими лошадьми, и скачки приводили ее в восторг.

— Откуда привезли этих великолепных лошадей? — спросила она Аспара. — Я никогда не видела таких. Их скорость и устойчивость выше всяких похвал.

— Их привезли с Востока, — сказал он, — и стоят они очень дорого.

— И ни одна из них не выращена в Византии, мой господин? — удивилась она.

— Мне неизвестно, любовь моя. Почему ты так интересуешься?

— Можно часть земель пустить под пастбища и выращивать таких лошадей! Если они здесь так ценятся, это принесет тебе большую прибыль. Рынок для такого скота обширный, так как лошади станут более доступными. Если мы будем выращивать своих собственных лошадей, покупатели смогут наблюдать за ними с рождения и даже выбрать заранее тех, кто, по их мнению, перспективен, — заключила Кейлин. — Что ты думаешь об этом, мой господин?

— Я думаю, она прелесть! — вступил Аркадий воодушевленно.

— Сначала нам надо найти превосходного жеребца или двух для разведения и по крайней мере дюжину кобыл, — размышлял Аспар вслух. — Я должен сам поехать в Сирию, чтобы подыскать животных. Теперь мы не должны позволить кому‑либо осуществить наш замысел. Сирийцы гордятся своими прекрасными лошадьми и очень выгодно экспортируют их. Я, конечно, могу купить молодых кобыл здесь и там, сказав, что хочу приобрести их для женщин моей семьи, которые развлекаются верховой ездой. Хотя нормальные женщины не скачут на лошадях, — подумав, заключил он.

— Зеленые победили во втором заезде, пока вы болтали, — прервала их Касия. — Голубые жалуются на заговор, потому что Красные и Зеленые решили бить возницу Голубых на каждом повороте, и он прибыл к финишу мертвым.

Между каждым утренним заездом предусматривался небольшой перерыв, во время которого выступали мимы, акробаты, а в конце дрессировщик с группой очаровательных маленьких собачек, которые прыгали через кольца, крутили сальто и танцевали на задних лапках под аккомпанемент флейты. Перерывы между заездами были короткими, но между утренними и дневными скачками делали более продолжительный перерыв. Ложи императора и патриарха опустели.

— Куда они уходят? — спросила Кейлин.

— На небольшой банкет, который приготовлен для Льва и приглашенных гостей, — ответил Аспар. — Посмотри вокруг, любовь моя. Все принесли продукты и начинают есть, а вот и Зиновий с завтраком для наших гостей. Как всегда, старина, ты вовремя.

— Аспар явно любит тебя, — тихо сказала Касия на ухо Кейлин, когда накрыли завтрак. — Тебе очень повезло, моя дорогая подруга, что ты нашла такого мужчину. Говорят, он женился бы на тебе, если бы мог, но не рассчитывай на это.

— Я не рассчитываю, — ответила Кейлин. — Я не смею. Я полюбила Аспара, но мой внутренний голос предупреждает меня об опасности. Иногда я не обращаю внимания на это, но временами он не дает мне покоя и пугает меня так, что я не могу спать. Аспар не знает об этом. Я не хочу огорчать его. Он любит меня, Касия, и так добр ко мне.

— Ты просто напугана. Ты позволила себе однажды всем сердцем полюбить мужчину и была жестоко разлучена с ним. Этого больше не повторится. — Она взяла бокал с вином, предложенный Зиновием, и сделала глоток. — О, кипрское! Очень вкусно!

В ложу вошел стражник императора.

— Мой господин генерал, — вежливо обратился он, — император просит вас присоединиться к его столу.

— Я благодарен императору, — сказал Аспар с досадой. Лев прекрасно знал, что у него свои гости. — Передай ему, что с моей стороны будет невежливо покидать приглашенных гостей, но, если я нужен ему, я приду позже.

Стражник поклонился, собираясь уйти, когда Кейлин сказала:

— Подождите! — Она взяла Аспара за руки и по смотрела на него. — Иди, мой господин, пожалуйста, иди, хотя бы ради меня. Не важно, насколько вежливо ты сформулировал свой отказ, ты оскорбишь императора. Я займусь нашими гостями до твоего возвращения. — Она наклонилась и нежно поцеловала его в щеку. — Теперь иди и будь доброжелателен и вежлив, не раздражайся. Аспар неохотно поднялся.

— Ради тебя, любовь моя, только ради тебя. Ты не хочешь, чтобы я обижал Льва, хотя его приглашение оскорбляет меня, он игнорирует тебя и всех, кто присутствует здесь.

— Для императора я не существую, Касия тоже. Что касается остальных, они ремесленники и актеры. Иногда их приглашают, иногда нет, — мудро заметила Кейлин с легкой улыбкой. Она быстро усвоила традиции византийского общества. — Иди, чтобы поскорее вернуться!

— Ваши манеры лучше, чем у многих при дворе, — сказал ей Аркадий, изогнув черную бровь. — Я полагаю, вы не та, кем кажетесь.

Кейлин спокойно улыбнулась.

— Я та, кто я есть, — ответила она.

Аркадий усмехнулся и, понимая, что сегодня больше ничего не узнает от нее, сосредоточился на превосходном окороке. Он узнает все летом, когда она будет позировать ему.

Вскоре после того как Аспар покинул ложу, вошел другой стражник императора и, поклонившись Кейлин, произнес:

— Госпожа, вы должны пойти со мной, будьте любезны.

— Что вы хотите? — спросила она. — И кто послал вас? Стражник был молод и покраснел в ответ на ее прямой вопрос.

— Госпожа, — мучился он, — я не могу сказать. Это секрет. Прежде чем Кейлин снова заговорила, Касия наклонилась вперед, позволяя молодому человеку полюбоваться ее полной грудью.

— Ты знаешь, кто я, юный герой? — мурлыкала она. — Ты такой красивый парень!

Аркадий тихо засмеялся. Судя по лицу стражника, Касия быстро узнает то, что хочет.

— Нет, госпожа, я не знаю вас, — ответил юноша, волнуясь, не в силах оторвать взгляд от ее белоснежных грудей. — Могу я узнать?

— Я подруга принца Василия, юноша, и, если ты не скажешь госпоже Кейлин, кто послал тебя, я расскажу моему принцу о твоей неучтивости и о том, как ты нахально смотрел на меня своими наглыми карими глазами. Говори сейчас же!

Молодой стражник виновато поднял глаза. Он покраснел и тихо пробормотал:

— Императрица, госпожа. — Затем, озабоченно глядя на Кейлин, добавил:

— Она не желает вам зла, госпожа. Она прекрасная женщина.

Касия и Аркадий засмеялись, заставив других гостей в ложе оторваться от своих блюд и с любопытством посмотреть в их сторону.

Кейлин поднялась:

— Поскольку теперь вы все знаете, у кого я буду, не так страшно. Я иду с вами, юноша. — Расправив складки столы, она последовала за ним из ложи вниз по лестнице.

Внизу оказалась небольшая дверь в стене, так хитро скрытая, что Кейлин раньше не заметила ее. Стражник нажал на потайное место, и дверь открылась, обнаружив еще один лестничный пролет. Они спустились ниже и вошли, как поняла Кейлин, в главный проход к императорской ложе. Туннель был хорошо освещен факелами. Через несколько шагов стражник остановился и, снова нажав на стену, открыл еще одну дверь, которая распахнулась от его толчка. Перед ними предстала комната, а в ней женщина, которая повернулась на звук открывшейся двери.

— Войдите, — промолвила она низким приятным голосом. — Подожди нас снаружи, — приказала она стражнику. — Ты все сделал как надо.

Когда дверь закрылась, Кейлин вежливо поклонилась Вере.

— Ты не выглядишь проституткой, — откровенно сказала императрица.

— Я не проститутка, — спокойно ответила Кейлин.

— Но ты жила на вилле Максима несколько месяцев и принимала участие, как мне говорили, в самом неприличном представлении, которое когда‑либо давали здесь или в других городах. Если ты не проститутка, кто же ты тогда?

— Меня зовут Кейлин Друзас, я британка. Моя семья происходит от большой римской семьи. Мой предок, Флавий Друзас, был трибуном в четырнадцатой когорте легиона и пришел в Британию с императором Клавдием. Мой отец — Друзас Кориниум. Почти два года назад меня похитили и продали в рабство. Я была женой и матерью, когда это случилось. Меня привезли с партией рабов в этот город. Иоанн Максима купил меня на общем рынке за четыре фол‑леса, госпожа. Что они сделали со мной, вам, очевидно, известно. Мой господин Аспар избавил меня от этого позорного плена и сделал свободной, — гордо закончила Кейлин. Вера была очарована.

— Ты выглядишь как аристократка и говоришь хорошо, — заметила она. — Ты живешь у Аспара в качестве любовницы, не так ли, Кейлин Друзас? Говорят, он любит тебя не только телом, но и душой. Не думала, что он может проявить такую слабость.

— По‑вашему, любовь — это слабость, ваше величество? — тихо спросила Кейлин.

— Для тех, кто имеет такую власть, да, — ответила императрица с достоинством. — Власть имущие никогда не должны проявлять слабость, которая может быть использована против них. Да, любовь к женщине, к детям и к кому бы то ни было является слабостью.

— Но ваши священники учат, что любовь все побеждает, — сказала Кейлин.

— Ты не христианка? — поинтересовалась Вера.

— Отец Михаил, которого послал мне патриарх, говорит, что я еще не готова к крещению. Он говорит, что я задаю слишком много вопросов и не веду себя смиренно, как подобает женщине. Мне сказали, апостол Павел говорил, что женщины должны быть покорны мужчинам. Боюсь, я недостаточно покорна.

Вера засмеялась:

— Если бы большинство из нас не окрестили в младенчестве, мы никогда бы не стали христианками, потому что нам не хватает смирения, Кейлин Друзас, но, если ты хочешь стать женой Аспара, тебе надо принять христианство. Генерал Восточных армий не может иметь жену‑язычницу. Это недопустимо. Конечно, ты можешь обмануть отца Михаила, заставив его поверить, что научилась быть смиренной.

Женой Аспара? Она не ослышалась? Вера заметила удивленное выражение лица Кейлин и сразу догадалась, чем оно вызвано.

— Да, — кивнула она девушке, — ты не ослышалась. Я сказала, женой Аспара, Кейлин Друзас.

— Мне известно, что это невозможно, ваше величество, — медленно произнесла Кейлин. Она должна подумать. — Мне говорили, что в Византии существует закон, запрещающий браки между аристократами и актрисами. Мне говорили, что время, проведенное на вилле Максима, сделало недействительным мое аристократическое происхождение.

— Это важно для меня, потому что я доброжелательно отношусь к генералу Аспару и поддерживаю его. Несмотря на то что ты прибыла сюда как рабыня и развлекала гостей в публичном доме, ты остаешься аристократкой, Кейлин Друзас. Я не сомневаюсь в твоем происхождении. Я наблюдала за тобой сегодня утром. У тебя манеры культурной и хорошо воспитанной девушки. Я верю, что ты рассказала мне правду. Ты недолго была на вилле Максима. Те, кто знает об этом, будут молчать или, я думаю, замолчат, когда ты станешь женой Ас‑пара. Ты хочешь стать его женой?

Кейлин медленно кивнула головой.

— Что вы хотите от меня взамен, ваше величество? Такая благосклонность стоит дорого, я знаю.

Вера криво усмехнулась:

— Ты умна, если понимаешь это, Кейлин Друзас. Очень хорошо. Я помогу преодолеть препятствия, касающиеся твое‑то брака с генералом Аспаром, если ты, в свою очередь, обещаешь помочь мне. И он сам должен поклясться мне в верности. Я знаю, ты можешь убедить его помочь мне в ответ на мою помощь.

Сердце Кейлин учащенно забилось. — Я не могу так легко выполнить это. Я поговорю с ним через несколько дней, ваше величество. Но как я сообщу вам о его согласии или отказе? Сейчас я не существую для вашего окружения. Если бы я была принята в обществе, вы пригласили бы и меня на ваш банкет, а не только Аспара, которого увели от меня. А мы с вами тайно встречаемся здесь, под стенами ипподрома.

— Мне непривычно говорить с кем‑то открыто и честно, — сказала императрица. — Здесь, при византийском дворе, каждый вкладывает в свои слова скрытый смысл, и побуждения часто бывают так запутаны, что невозможно понять. Поговори со своим господином, а через несколько дней я приеду с надежными друзьями посетить летнюю виллу генерала. Если кто‑то заинтересуется моим визитом, то подумает, что я просто любопытна, и это не вызовет скандала. Лев очень праведный человек, а я самая верная супруга. Если он узнает о моем посещении, то, естественно, предположит, что меня сбили с толку мои подруги. Такое уже бывало раньше. — Она многозначительно улыбнулась.

— Я постараюсь все сделать для вас, ваше величество, — заверила Кейлин.

Императрица рассмеялась:

— Не сомневаюсь, моя дорогая. Прежде всего ваше счастье зависит от тебя, а ссориться со мной не стоит. Но мы должны вернуться. Л не могу долго отсутствовать на банкете, это станет заметно. — Вера подошла к двери и открыла ее со словами:

— Проводите госпожу в ее ложу и займите свой прежний пост. До свидания, Кейлин Друзас.

Кейлин вежливо поклонилась и вышла из комнаты. Когда она шла за стражником по проходу, а затем поднималась по двум лестничным пролетам вверх, в ее голове проносились события последних нескольких минут. Вернувшись в ложу, она подверглась расспросам нетерпеливой Касии.

— Чего она хочет? — прошептала Касия, а Аркадий наклонился, чтобы услышать ответ Кейлин.

— Ее снедало любопытство, — улыбнулась Кейлин. Какой тусклой должна быть ее жизнь, если любовница Аспара вызывает такой интерес.

— А… — разочарованно вздохнула Касия, но Аркадий понял, что Кейлин просто решила не рассказывать о встрече.

Очевидно, лето обещает быть интересным.

Внизу полдюжины жонглеров развлекали неугомонных зрителей, шествуя по кругу и жонглируя разноцветными шарами. За ними следовала удивительная процессия экзотических животных. Аспар вернулся в ложу и, присев рядом с Кейлин, обнял ее. Касия посмотрела на Аркадия с легкой самодовольной улыбкой, и тот ухмыльнулся в ответ.

— О! — воскликнула Кейлин. — Я никогда не видела таких зверей! Кто это? И полосатые! Двух видов!

— Громадные серые гиганты с длинными носами называются слонами, — объяснил Аспар. — История рассказывает, что великий карфагенский генерал Ганнибал пересек Альпы и одержал множество побед, передвигаясь на слонах. Полосатые кошки называются тиграми. Их привезли из Индии — из далекой страны к востоку от Византии. Полосатые лошади — зебры.

— Высокие пятнистые животные, мой господин, и смешные, с горбами, кто они?

— Первые — это жирафы. Они родом из Африки, но сейчас эти животные есть в императорском зоопарке. Иностранные государства всегда преподносят нам в дар редких животных для зоопарка. А это верблюды.

— Они удивительные! — сказала она с сияющими глазами, взволнованная, как ребенок. — Я никогда не видела таких животных. У нас в Британии водятся олени, кролики, волки, лисицы, барсуки, ежи и другие звери, но слонов нет!

— Да, — вздохнул Аркадий драматично, — на Византию надо смотреть удивленными синими глазами Кейлин Друзас.

— Сильными глазами? У кого сильные глаза? — сострил комик Аполлодарий.

— Синими, бессовестный шут! — повысил голос Аркадий. — У Кейлин Друзас глаза синего цвета. Посмотри на них! Они прекрасны.

— Женские глаза никогда не говорят правду, — усмехнулся Аполлодарий.

— Нет! — воскликнула Касия.

— Разве ты говоришь глазами правду, когда смотришь в глаза мужчин? — настаивал комик. — У куртизанок едва ли заметишь в глазах правдивость.

— А у актеров? — парировала Касия язвительно. Певец Анастасий тихо засмеялся над ее ответом. Это был первый звук, который, как отметила Кейлин, он издал с момента прихода в ложу.

— Император возвращается, — предупредил спорящих Джон Андроник, резчик по кости. Он тоже не отличался болтливостью.

Теперь Кейлин представился случай заговорить с ним.

— У нас на вилле есть одно из ваших восхитительных произведений, — начала она. — Оно прелестно. Это Венера, окруженная крылатыми купидонами.

— Одна из моих ранних работ, — признался резчик, застенчиво улыбнувшись. — Теперь я работаю главным образом для церкви. Это очень выгодное дело, и я считаю необходимым воздать Господу за то, что он так щедро одарил меня. Сейчас я работаю над Рождеством Христовым по заказу императора.

— Можно мне присоединиться к вам? — Принц Василий осторожно вошел в ложу генерала. — Касия, любовь моя! Ты выглядишь так соблазнительно, что тебя хочется съесть! И я сделаю это чуть позднее. — Он поцеловал ее.

— Что с твоей женой Евдокией, мой друг? Тебе не следует причинять ей неприятности, — сказал Аспар сурово.

— Ее дружок охраняет ложу императора, — ответил Василий, ухмыльнувшись. — Ей нужно время для флирта с ним, и она едва ли сможет заняться этим, когда я нахожусь поблизости. Между прочим, Флацилла и Джастин Габрас тоже в императорской ложе. Смотри, они на дальней стороне. Не знаю, почему Лев разрешил им присутствовать, но, вероятно, он не приглашал их. Это, несомненно, сделала моя сестра. Они в самом деле ужасная пара, Аспар. Мне говорили, они устраивают такие развратные оргии, что обитатели Содома и Гоморры покраснели бы от стыда. И, что хуже всего, они счастливы. Флацилла действительно нашла супруга себе под стать. Вместе они отвратительны.

— Хорошо, можешь остаться, но будь благоразумным, — предупредил Аспар.

— Я счастлива видеть вас, мой господин, — улыбнулась Кейлин, — Госпожа, вы с каждой минутой хорошеете, — галантно ответил принц. — Можно сказать, что вы счастливы и он тоже. — Затем Василий повернулся к Касии:

— Как прекрасно ты выглядишь сегодня, моя любимая. Алый и золотистый цвета так подходят тебе. Можно посмотреть, как рубины в золотой оправе выглядят на твоей нежной, чистой коже, а?

Снова начались состязания. Четверки лошадей, взбивая копытами песок ипподрома, неслись по кругу, стремясь к победе. Утром Зеленые выиграли два заезда. Голубые — один, а Красные победили в последнем заезде. Сейчас Белые выиграли первый дневной заезд, а Голубые — второй, объединившись с Зелеными. Но все‑таки это был день Зеленых. Победив в двух последних заездах, они приняли из рук Льва приз, который представлял собой золотую эмблему, серебряный шлем и серебряный пояс. Уже охрипшие толпы снова взревели, и, когда императорская ложа опустела, состязания формально завершились.

Неожиданно люди, сидевшие неподалеку от Аспара, выставили принесенные с собой зеленые ленты и начали кричать:

— Аспар! Аспар! Аспар!

На лице Аспара промелькнуло недовольство, но оно быстро исчезло. Повернувшись, он ответил на приветствие толпы дружеским взмахом руки. Для них этого было достаточно, но не для остальных граждан, которые продолжали выражать свое почтение и восхищение.

— Какой ты расчетливый, — съязвил Василий. — Об этом маленьком инциденте, конечно, доложат Льву, разукрасив его соответствующими подробностями, и бедняга будет разрываться между благодарностью за то, что ты посадил его на трон, и страхом, что в один прекрасный день ты сместишь его. — Принц засмеялся.

— Лев знает, что я предпочитаю жить скромно и не рвусь в императоры, — сказал Аспар. — Если бы он сомневался, я снова уверил бы его в этом. Честно говоря, я бы ушел в отставку.

— Нет, нет! — Василий широко улыбнулся. — Ты умрешь на службе Византии. Касия, ангел мой, есть у тебя что‑нибудь вкусненькое на ужин? Я еду с тобой.

— Ты не поедешь во дворец на праздничный банкет? — удивился Аспар. — Я знаю, ты говорил раньше, что не поедешь, но разве твое присутствие не обязательно?

— Никто не заметит, уверяю тебя, мой друг, — ответил принц. — Кроме того, приглашен патриарх. Он будет так долго молиться перед едой, что все станет невкусным, когда он закончит, и вряд ли ему будут благодарны за это.

— Лучше я позабочусь о нем, мой господин, — сказала Касия. — Блюда придутся ему по вкусу, не так ли, мой принц? Глаза Василия озорно блеснули в знак согласия.

Касия повернулась к Кейлин:

— Могу я как‑нибудь приехать повидать тебя? Я так рада, что вы пригласили меня в свою компанию сегодня. Мы теперь находимся так далеко друг от друга.

— Конечно, можешь, — сказала Кейлин искренне. — Я совершенно одна на вилле Маре, когда мой господин уезжает, поэтому приобрела юную рабыню‑саксонку для компании. Мне нравится слушать твои рассказы, Касия. Кажется, ты знаешь все, что происходит в Константинополе. Однако мне лучше жить за городом.

— На виллу приятно приезжать, — ответила Касия, — но я родилась в Афинах и предпочитаю жить в городе. Василий любит говорить со мной по‑гречески. Для византийца он очень хорошо знает греческий язык.

Кейлин попрощалась со всеми гостями и обещала Аркадию, что скоро его пригласят на виллу Маре, чтобы начать работу. Касия села в паланкин с Василием, и они тронулись вместе с толпой, покидающей ипподром. Кейлин села в свои носилки.

— Меня вызывают в императорский дворец. — Аспар наклонился к Кейлин, чтобы их не слышали остальные. — Я приказал отряду кавалерии проводить тебя до дома и прибуду к тебе, как только освобожусь.

— За воротами, мой господин, солдаты будут не нужны мне.

Дорога безопасная, оживленная, и еще светло. Пусть они помогут мне пробраться через толпу, а дальше не надо, умоляю тебя.

— Хорошо, любовь моя. — Я пришлю гонца, если задержусь.

Дождись меня, если сможешь, Кейлин.

— Что нужно было от тебя императору, мой господин? — спросила она с любопытством.

— Мое присутствие, больше ничего. Это его манера проверять свою власть, и я послушался, чтобы еще раз убедить его, — мудро заметил Аспар. — Приглашение на банкет, хотя он знает, что мне не нравятся банкеты, — это еще одна проверка. Церковь всегда льет яд в ухо Льва, потому что я не православный. Безого

Date: 2015-12-13; view: 298; Нарушение авторских прав