ЧАСТЬ I. Шотландия, 943 год. 2 page

– Не имею никакого желания становиться монашкой, но придется… – отвечала сестра. – Мне ведь одна дорога – в монастырь…

– Но ты можешь найти себе мужчину, родить от него ребенка… – заговорил Джеми Мак‑Дуфф.

– А потом спасаться с младенцем от погони, быть настигнутой и убитой, потому что я – прямая наследница земель клана Бен Мак‑Дун? Благодарю тебя, Джеми Мак‑Дуфф, за такое предложение, но, боюсь, оно никуда не годится. Мак‑Фергюс – человек безудержный и яростный, и такого врага лучше не иметь – так говорил отец.

– А если бы ты поменялась местами с Груочь – ну, выдала бы себя за нее, – ты стала бы невестой Иэна Мак‑Фергюса. О, Риган, если бы ты на это согласилась, мы с Груочь могли бы бежать на другой край Альбы, или в Дальдриаду, или в Стретчклайд и начать новую жизнь вдали от Фергюсонов. – Его брови решительно насупились.

Груочь разгневалась:

– Мог бы вначале хотя бы спросить, прежде чем за меня решать, как мне жить! – резко отвечала она, а Риган попыталась скрыть улыбку. – Ведь наследница земель Бен Мак‑Дун – я, а вовсе не Риган!

– Так ты не хочешь венчаться со мною, Груочь? – слова девушки поразили Джеми Мак‑Дуффа в самое сердце.

– Я помолвлена с другим, Джеми Мак‑Дуфф, и, кроме того, как ты собираешься обеспечивать меня и детей, которые у нас появятся? Ты ведь не лорд!

– Мак‑Фергюс рассердится, что тебя нет так долго, – напомнила Риган сестре. – Пойдем, нам пора. – Она взглянула на упавшего духом юношу. – Ты дурак, Джеми Мак‑Дуфф, – сказала она ему. Потом взяла Груочь за руку и решительно повела ее в сторону замка.

– Зачем ты позволила ему столь серьезно тобою увлечься? – с упреком спросила Риган сестру.

Но Груочь лишь молча пожала плечами. Риган поняла, что из сестры больше ни слова не вытянешь, если она сама не соблаговолит заговорить. Груочь, столь любимая матерью, была сущей копией Сорчи Мак‑Дуфф – она, как и мать, была себе на уме. К тому же она пылала жаждой мести, стремясь рассчитаться с теми, кто, как она считала, причинил ей зло. Но поскольку между близнецами всегда существует тесная, почти мистическая связь, Риган за внешней твердостью Груочь угадывала уязвимость и нежность. Возможно, поэтому она с детства бросалась на защиту сестры, приглядывала за нею… Кто защитит Груочь, когда меня не будет, думала Риган…

– Как я выгляжу? – спросила Груочь у ворот замка. Она стряхнула воображаемую пыль со своего шерстяного платья и пригладила светлые волосы.

– Посмотрись в зеркальце, – хмыкнула Риган и встала прямо перед сестрою. Груочь звонко рассмеялась – это была их неизменная шутка.

Они, как и в раннем детстве, были копией друг друга – и лицом, и фигурой. С одною лишь небольшой разницей. Глаза Груочь были словно капельки яркой незамутненной небесной лазури. В очах же Риган, аквамариновых, сверкали яркие золотые искры. Посторонним крайне редко удавалось их различить – все обычно бывали так очарованы красотою девочек, что не глядели пристально им в глаза. Они видели лишь точеные черты девичьих лиц да золотые волосы, мягкие и нежные, словно драгоценный шелк. Мало кому приходилось видеть в здешних местах столь светлые волосы…

Они рука об руку вошли в зал, сердечно приветствовали мать и вежливо – гостей. Затем застыли в ожидании против высоких кресел.

– Хоть и знаю их вот уже тринадцать лет, а все не научился различать! – проворчал Мак‑Фергюс. – Груочь, подойди сюда!

Девушка застенчиво подошла и поцеловала шершавую грубую щеку:

– Милорд…

Он притянул ее к себе, посадил на колени и ущипнул за щечку:

– Ты удивительная милашка! Ты нарожаешь мне кучу внуков – Фергюсонов, которые потом унаследуют мои земли, правда, Груочь?

Груочь покраснела до ушей и хихикнула:

– Дональд говорит, что вы уже уговорились о дне венчания. Это правда?

– Да, – согласно кивнул Элэсдейр. – Через семь дней, красавица, ты обвенчаешься с моим Иэцом, станешь его законной женой. Это давным‑давно решено.

– Не отсылайте Риган в монастырь, милорд! – вдруг вырвалось у Груочь. – Мы всегда были неразлучны. Не представляю себе жизни без нее…

– Да у тебя просто времени не будет для Риган, душка! – уверил девушку Элэсдейр Фергюсон. – Ты всецело будешь занята продолжением рода Фергюсонов – учти, мне нужны и девочки, и мальчики… Ты не будешь скучать по сестре.

– Нет, буду! – заупрямилась Груочь.

В ее синих глазах была и злость, и грусть. Ах, как хотела она выказать неповиновение, но, будучи слишком еще юной, не представляла вполне, как это сделать…

Стоя неподалеку, Риган все слышала и была глубоко тронута мольбою сестры. Невзирая на то, что мать всегда открыто оказывала предпочтение Груочь, сестры были удивительно близки. Груочь никогда не могла заставить себя смириться с той атмосферой всеобщего пренебрежения, в которой подрастала ее сестричка. Над Груочь все вечно тряслись, с нею всегда нянчились, баловали ее… А о Риган вспоминали лишь в последнюю очередь. И вот, даже теперь ее никто словно не замечает. Будто ее здесь и нет. С едва слышным вздохом Риган выскользнула из зала. О ней никто не будет скучать – это она знала наверняка. В центре всеобщего внимания была Груочь, впрочем, как и всегда…

Мак‑Фергюс вдруг столкнул Груочь с колен.

– Пойди и поцелуй своего нареченного. Один невинный поцелуй, девочка! – приказал он.

– 0 – о‑ох, нет! – Девушка спряталась за спинку кресла матери. – Это грешно.., ну, пока мы не обвенчаны. Этому всегда меня учила мама, милорд. Да и мужчина ни за что не станет уважать женщину, которая себе позволяет.., ну, открыто выказывает свои чувства…

Иэн Фергюсон ухмыльнулся. Она была девственницей, это несомненно, а уничтожать девственность ему было весьма по вкусу. Каждая девица в своем роде… Некоторым сразу нужна пылкая страсть. Другие стеснительны, но, будучи терпеливым, и с ними можно договориться. А больше всего любил он таких, которые сопротивлялись… Он сам не мог этого объяснить, но ему доставляло острейшее удовольствие подчинять девушку своей воле, своей силе. В конце концов все оставались довольны. Он с любопытством изучал Груочь. Он пока не понимал: можно ли будет ее уговорить, или же придется действовать при помощи грубой силы. Но в любом случае он лишит ее девственности всего через каких‑нибудь семь дней. Она будет ему женою и, разумеется, ему не откажет…

Позднее, когда Фергюсоны отбыли из замка Бен Мак‑Дун, Груочь осталась наедине с матерью. Сорча сказала своей старшей дочери:

– Нынче все удалось на славу, дорогая моя. Я видела:

Мак‑Фергюс тобою весьма доволен. О, Иисусе! – она принялась поглаживать свой вздутый живот. – Молю Небо, чтобы этот щенок был последним из тех, которых меня насильно заставляют носить и рожать] – А ты видела, как Иэн на меня смотрел? – тихо спросила Груочь. – Мне уже говорили, что он больше всего любит, когда девушка ему сопротивляется. Он светел лицом, во черен душою…

– О, ты моя дочь, Груочь. Ты приручишь этого дикого звереныша, моя девочка, – заверила ее Сорча. – Как только он узнает, что вскоре станет отцом, то на руках тебя станет носить. И будущий дедушка тоже… – Сорча вдруг беспокойно задвигалась и стала сыпать проклятиями:

– Небо и ад! Отходят воды! Снова начинается эта мука…

– Дай‑ка я помогу тебе, мама! – И Груочь с помощью служанки отвела Сорчу Мак‑Дуфф в ее спальню и уложила на заранее подготовленное ложе.

– Позови старуху Бриди и разыщи мою сестру! – приказала Груочь служанке.

Сорча застонала – первые схватки оказались чересчур сильными.

– Как ты назовешь этого? – спросила Груочь у матери, надеясь отвлечь ее от страданий.

– Малькольм, в честь нового короля, – процедила Сорча сквозь стиснутые зубы. – А если это девка, то пусть будет Майра. А‑ах, Иисусе! Как мне больно!

Старая повитуха Бриди, к тому времени уже подоспевшая, резко оборвала роженицу:

– Прекратите скулить, Сорча Мак‑Дуфф. Это ваши восьмые роды и девятое дитя. Вы вовсе не зеленая первородка!

– Ах ты, проклятая ведьма! – взорвалась Сорча. – Ты стара как пень и просто не помнишь, как это больно – рожать! 0 – о‑о‑ох!!! Будь проклят Элэсдейр Фергюсон, грязный похотливый козел! О Господи, низвергни его в преисподнюю вместе со всеми потомками до восьмого колена! А‑а‑а!

– Не могу понять, что влечет Мак‑Фергюса к ней в постель… – сказала повитуха, ни к кому не обращаясь. – Будто не мог подыскать себе помоложе и покрасивее, чем ваша мамочка. В двадцать девять лет уже поздновато рожать!

Груочь и Риган переглянулись и тихонько хмыкнули. Они были согласны со старухой Бриди. Но Мак‑Фергюс, похоже, не мог устоять перед Сорчей Мак‑Дуфф, невзирая на ее злобность и острый язычок. И, хотя сестры‑близнецы никому бы под страхом смерти в этом не признались, они слышали, как их мать кричит от наслаждения и распаляет своего врага‑любовника разными словечками, когда оказывается с ним в постели. Под эти крики девочки, в сущности, и выросли…

Сорча Мак‑Дуфф обычно рожала довольно легко, но па этот раз дело обернулось иначе. Шли часы, а дело не двигалось. И вот наконец на закате второго дня мучений, она родила здорового сына. Но это был воистину гигантский ребенок! Даже повитуха сказала, что ей не приходилось видеть подобных великанов. Он появился на свет Божий с красным от натуги личиком и злобным криком, его кулачки сжимались и разжимались, словно в бессильной ярости. На головке младенца топорщился пучок волос морковного цвета.

Старая Бриди положила младенца на живот матери, аккуратно, как всегда, обрезала пуповину, тщательно перевязала ее.

– Бравый вояка, леди! Вы щедро вознаграждены за ваши муки.

Сорча скосила глаза на вопящего мальчишку. Еще один Ферпосон, подумала она устало. Еще один проклятый Фергюсон! О Иисусе, как же она устала… Со вздохом облегчения она закрыла глаза, уже почти не чувствуя последних схваток и того, как послед выскользнул из ее истерзанного лона…

Повитуха захлопотала вокруг нее с крайне озабоченным видом. Когда Сорчу обмыли и уложили как следует в постель, а яростного Малькольма обтерли, запеленали и поместили в колыбельку, старуха поманила сестер. Они все вместе вышли из спальни Сорчи, на лестницу.

– Ох, не нравится мне, как выглядит ваша мать! – сказала она им напрямик. – Такое я не раз уже видела. Думаю, она умрет. Она уже стара для столь тяжких родов. Лучше поскорее сообщить Мак‑Фергюсу.

– Но ведь я должна выйти замуж через пять дней! – запротестовала Груочь.

– Может, она и проживет столько, – сказала Бриди, – а может, и нет… Будь я на вашем месте и желая, чтобы моя мать увидела меня в подвенечном уборе, то поспешила бы со свадьбой… – и повитуха зашлепала вниз по лестнице с сознанием исполненного долга.

– Она не может умереть! – прошептала Груочь одними губами. – Только не теперь! Не теперь, когда вот‑вот совершится наша месть всему клану Фергюсонов!

– Что ты там бормочешь? – спросила смущенная Риган. Она никогда прежде не видела Груочь такой напряженной, решительной, так похожей на Сорчу.

– Я не могу тебе этого сказать, – отвечала Груочь. Только мама может все тебе открыть. Эта проклятая старуха лжет! Никогда не позволю ей принимать у меня роды!

– Но Бриди нет никакого резона лгать нам, – спокойно ответила Риган.

Груочь взяла сестру за руку, и они вместе вошли в спальню матери.

– Мама сначала должна отдохнуть. А потом она тебе обо всем расскажет. Нужно подождать, пока она проснется. Мы должны быть с нею, когда она пробудится, и первыми, кто с ней заговорит.

– А разве нам не следует известить Мак‑Фсргюса? Бриди советовала… – запинаясь, спросила Риган. – Он будет страшно зол на нас, если что‑нибудь произойдет в его отсутствие. Давай‑ка я пойду в зал, разыщу какого‑нибудь слугу и пошлю весточку…

– НЕТ! – воскликнула Груочь с такой непоколебимой решительностью, что Риган несказанно изумилась. – Если ты теперь пошлешь за ним, он тотчас же явится. У нас не будет времени переговорить с матерью с глазу на глаз, а это просто необходимо!

Сестры пододвинули маленькую скамеечку к постели матери и молча сели. Внизу, в зале, было совершенно тихо. Дональд и еще трое старших детей Фергюсонов уехали с отцом и сводными братьями в замок Мак‑Фергюс. Двое младших были под присмотром нянек в детской. Из колыбели, в которой лежал новорожденный, изредка доносилось недовольное попискивание. А мать их лежала бледная и недвижная. Словно мертвая… Сестры сидели тихо в ожидании, и вдруг голубые глаза Сорчи Мак‑Дуфф раскрылись и устремились прямо на дочерей.

– Я умираю, – спокойно произнесла она.

– Да, – честно отвечала Груочь. – Так сказала и эта гадкая повитуха.

– Ты должна венчаться с Иэном Фергюсоном завтра, – медленно выговорила Сорча.

– Да, и Риган надо тотчас же посвятить в наш план мести за отца.. Она должна узнать, какая ей отводится роль. Нельзя терять ни минуты, мам. Как ты?

– Я слаба, но доживу до твоей свадьбы и до того момента, как мой возлюбленный Торкиль будет отмщен! – страстно ответила Сорча. Потом улыбнулась своей любимице Груочь:

– Расскажи Риган…

– У меня дитя под сердцем, – спокойно произнесла Груочь.

– Иисусе! А я и не знала, что ты и Иэн.., ну, ты всегда так стеснялась его… Какая же ты скрытная, Груочь! Я в жизни бы не догадалась. А он знает?

– Иэн тут вовсе ни при чем, моя Риган. В моем чреве дитя Джеми Мак‑Дуффа.

– О‑о‑о, Груочь! – глаза Риган широко раскрылись.

– Думаешь, я позволила бы, чтобы Фергюсон унаследовал земли Мак‑Дуфф? – зарычала Сорча. – И ты в это поверила, простушка Риган Мак‑Дуфф? НИКОГДА! Все унаследует только Мак‑Дуфф – и он получит не только земли клана Мак‑Дуфф, но и все угодья Фергюсонов! А самое хитрое знаешь что? То, что Фергюсоны никогда об атом не узнают! Они будут свято верить в то, что дитя, которое родит через несколько месяцев моя Груочь, – их крови! А когда этот дьявол Элэсдейр Фергюсон будет испускать дух, Груочь склонится над ним и поведает ему на ухо нашу тайну. И он низвергнется в пучины ада, узнав обо всем, и будет не в силах ничего поделать! – Сорча расхохоталась, но смех сменился судорожным кашлем.

Груочь побежала, чтобы принести матери чашу крепкого вина, но Риган словно приковало к месту – настолько она была поражена услышанным. Так вот какую месть выдумала ее мать! Да, возмездие будет незримым, но сокрушительным для Фергюсонов. И дело потребует ангельского терпения. Риган поняла, что мать в отчаянии от того, что не сможет увидеть, как воплотится в жизнь столь тщательно продуманный ею план. И тут ее пронзила мысль…

– – А что, если Иэн Фергюсон поймет в первую брачную ночь, что Груочь не девственница? – спросила она. Сорча давным‑давно во всех подробностях объяснила дочерям, что и как происходит между мужчинами и женщинами. Хотя Риган недоумевала, зачем ей‑то все это знать – ведь ей с рождения уготована была участь монахини…

Груочь обняла мать за плечи, приподняла ее и помогла напиться. Когда Сорча утолила жажду, кашель прекратился, и она сказала:

– Иэн Фергюсон получит в первую брачную ночь девственницу Риган. Ты займешь место сестры, хотя Иэн об этом и не будет знать.

– Ты не можешь обращаться ко мне с такой просьбой! – выкрикнула Риган. – Я ведь буду монахиней. Я должна прибыть в обитель Святой Майры невинной. Как я могу клясться перед Господом в невинности после.., после этого, леди? Да, правда, я не хочу себе такой судьбы – но ведь выбора у меня нет! И вы.., вы обесчестите меня еще до того, как я покину замок Бен Мак‑Дун?

– Обесчестим? Так ты заговорила о чести? – насмешливо спросила Сорча Мак‑Дуфф. – Фергюсоны обесчестили клан Мак‑Дуфф еще до твоего появления на свет!

Да они перерезали множество достойных людей, убили твоего отца, обуреваемые жадностью до новых угодий! Я никогда не говорила тебе, как умер твой отец. Но теперь… Он мертв, и ничто не возвратит нам его. Но я думаю, что теперь тебе следует знать все, Риган Мак‑Дуфф, тебе, которая так на него похожа. Мак‑Фергюс подстерег отца и его людей, когда они возвращались с ярмарки, где продавали скот. Твой отец был последним, кто остался в живых, последним! Мак‑Фергюс со своими бандитами привез тело моего Торкиля мне – это было последнее оскорбление… Они вырезали буквы» Ф»у него на щеках и на лбу. Но все равно он был самым красивым из всех, кого я знала! И это еще не все… Потом Элэсдейр Фергюсон вручил мне ларец. В нем я нашла три окровавленных куска плоти – мужское достоинство моего мужа. Этот выродок своими руками кастрировал вашего отца! Удивительно, как это у меня, беременной, тогда не случился выкидыш и я не потеряла вас обеих! Но я помнила, что мой долг – это выносить наследника Мак‑Дуффа, который отомстит за моего Торкиля…

Я была терпелива… – продолжала Сорча. – Тринадцать лет я принимала в своей постели убийцу, раздвигала бедра и позволяла ему измываться надо мною… Он заставил меня нарожать ему семерых щенков – и этот, последний, расправился со мною! И теперь, когда я лежу на смертном одре и всего какой‑нибудь день отделяет меня от моего торжества, ты отказываешь мне, оберегая свою «честь», словно дитя любимую куклу? Но, Риган Мак‑Дуфф, на карту поставлена не только честь клана, но и жизнь твоей сестры и ее будущего ребенка… Как, по‑твоему, отреагирует Мак‑Фергюс, если узнает, что Груочь вовсе не чистая голубица, каковой он ее почитал? Да он, ни секунды не раздумывая, прикончит ее! Ты единственное спасение сестры, ее последняя надежда, Риган Мак‑Дуфф. Если ты не займешь ее места «а брачном ложе в первую ночь… – голос ее прервался, и она в изнеможении упала на подушки.

– А что, если его семя прорастет во мне? – спросила Риган. – Как я ЭТО объясню в аббатстве Святой Майры?

– Наша мать убедила Мак‑Фергюса позволить тебе пробыть с нами еще по крайней мере месяц после свадьбы, – сказала сестре Груочь. – И если у тебя будут хоть малейшие признаки беременности, то у нас есть рецепт зелья', которое поможет тебе выкинуть плод. – Она сжала руки сестры и взглянула ей в лицо, словно в зеркало. – Умоляю тебя, Риган. Никто об этом не будет знать – только ты и я. Всего один раз… Ты не хочешь, я знаю, но Господь простит тебя! Сделав это, ты спасешь мне жизнь, спасешь дитя, еще не явившееся на свет, – и Мак‑Дуффы будут отомщены! Это наше торжество над Фергюсонами! Пожалуйста, Риган! Пожалуйста!

Риган холодно взглянула на мать.

– Всю жизнь вы не замечали меня, а теперь просите о таком… И я не откажу вам только из‑за любви к Груочь, – с горечью сказала она, – и потому, что не могу допустить, чтобы на мне была ее кровь… Это вы знали, леди. И точно рассчитали. Проклинаю вас за это! – Риган встала и твердым шагом вышла из комнаты.

Груочь почувствовала неимоверное облегчение:

– Я знала, что она нас не подведет, мама. Риган – воистину Мак‑Дуфф. Она пожертвует собою, чтобы отомстить за смерть отца.

– Она и не думает о моем Торкиле, – слабым голосом сказала Сорча. – Она делает это лишь из любви к тебе, моя Груочь. И я рада, что когда меня не станет, у тебя останется она. Не позволяй Мак‑Фергюсу отсылать ее, пока не убедишься, что она не беременна от этого выродка Фергюсона. Я не доживу до конца недели, моя девочка. Делай что хочешь, но пусть Риган будет рядом с тобою до тех пор, пока ты не убедишься, что в ее чреве нет ребенка от Иэна. Никто не должен знать о нашем возмездии. Довольно того, что знаем мы… – Глаза ее закрылись, и она вновь забылась.

Груочь Мак‑Дуфф глядела на мать. Она изнемогла от частых родов. О, я не позволю, чтобы меня постигла та же участь, подумала Груочь. Пусть Иэн Фергюсон и дальше продолжает плодить ублюдков с местными девками. Мне до этого не будет никакого дела, ведь я буду его законной супругой, и мой сын от Мак‑Дуффа унаследует все, что они у нас украли, к тому же и все, чем сами владеют. Я буду покладистой и мягкой, но буду рожать лишь тех детей, которых изберу сама. Джеми Мак‑Дуфф будет моим любовником. И если это мое дитя умрет, то мой Джеми подарит мне еще одного… Если же вдруг родится дитя от Фергюсона, я сделаю все, чтобы оно не выжило. Никто и ничто не помешает Мак‑Дуффам получить назад все, что им принадлежало, и завладеть много большим!

Сестра Груочь была бы поражена выражением прелестного личика девушки. Сорча Мак‑Дуфф хорошо воспитала свою любезную дочь. И пусть она умирает, пусть не проживет и двух дней, но Груочь не обманет ее ожиданий.

Риган, покинув замок, ушла к озеру. Вода всегда действовала на нее успокаивающе, но сегодня даже водная гладь не принесла ей желанного покоя. То, что за годы безрадостного детства в ее душе не накопилась горечь, было чудом и лишним доказательством торжества человеческого духа. Она не знала любви, доброты – и никогда по ним не тосковала.

Риган прекрасно усвоила, что Груочь – наследница, что Груочь – любимица, а она, нелюбимая и нежеланная, непременно станет монахиней. Но в замке Бен Мак‑Дун не было священника – последний исчез, когда ей исполнилось всего пять. Она мало знала о вере, если веровала вообще… Она слышала разнообразные объяснения уготованной ей участи. Но все они были не особенно убедительны.

Он» не желала жить в окружении тихих женщин. Они будут только м делать что молиться. Мужчин там вообще не будет. Но все же, зная свою судьбу, она готова была принести Богу, в которого и не очень‑то верила, обеты чистоты, нищеты и послушания перед лицом всех монахинь, перед аббатисой… Риган глубоко вздохнула. Ложь была под запретом, но, дабы спасти сестру свою Груочь, она готова была на самый страшный грех. Ведь монахини поголовно должны быть девственницами, а вот она не будет – после того как займет место сестры на брачном ложе. Ну а если она этого не сделает, Иэн Фергюсон сразу поймет, что невеста его еще раньше утратила девственную чистоту. А Мак‑Фергюс, как и говорила мать, убьет Груочь, не раздумывая ни секунды. Риган прекрасно знала историю их рождения и то, как старуха Бриди спасла им обеим жизнь, заверив, что девочки не представляют никакой опасности.

Риган снова вздохнула, наклонилась и подняла с земли плоский камушек. Потом прицелилась и умело запустила его так, что он запрыгал по воде. Она медленно брела вдоль берега, обдумывая свое будущее… Риган ни разу еще не удалялась больше, чем на милю или две от замка Бен Мак‑Дун – ни разу в жизни. А монастырь, в который ее отошлют, находится на другом краю Аллоа, на далеком побережье Стретчклайда. Она никогда больше не увидит ни замка Бен Мак‑Дун, ни своей сестры… Слезы наворачивались на глаза. Невзирая на очевидную разницу в их положении, Груочь всегда любила сестру. Что же до других, то лишь Сорча могла различить близняшек: посему все прочие были с нею весьма любезны, никогда не будучи уверены, кто перед ними: любимица Груочь или отверженная Риган. Теперь же на ее долю остаются лишь воспоминания…

Капля дождя упала ей на щеку. Взглянув наверх, Риган увидела, что в небе над горами собираются весенние тучки. Она поспешила домой, где нашла Груочь, сидящую у огня.

– Ты уже послала за Мак‑Фергюсом? – спросила сестру Риган. – Ему надо бы узнать о рождении Малькольма и о состоянии нашей матери.

– Нет, я никого не посылала, – отвечала Груочь, – я просто сижу здесь и думаю, как странно будет жить без матери… Я останусь одна, когда тебя увезут, моя Риган. Невыносимо тяжко думать об этом…«

– Но у тебя будут и муж, и дети – и дни твои будут заполнены заботами, Груочь, – отвечала Риган. – А вот у меня ничего не будет. Мне не по душе мысль об этом монастыре, но Мак‑Фергюс еще при рождении приговорил меня… И тебя тоже. Мы обе будем сыты, одеты, накормлены и в тепле, но достаточно ли этого?

– На свете существует любовь, – мягко произнесла Груочь.

– Я не знаю, что такое любовь. – призналась Риган. – Меня никто и никогда не любил, Груочь, – ну, может быть, только ты… У мамы в сердце не было для меня любви. Парни никогда даже не улыбались мне, думая, что я – это ты. Или, возможно, потому что считали меня будущей монашкой, – она грустно рассмеялась. – Что такое любовь? Для меня это пустой звук, но если это и впрямь что‑то стоящее, то я желаю тебе любви, сестра. Пусть она будет тебе утешением!

– Может быть, потом, когда приедет Мак‑Фергюс, у меня не будет удобного случая поблагодарить тебя за твою жертву, Риган Мак‑Дуфф. Я преклоняюсь пред тобою!

– Я никогда бы не сделала этого, но это лишь ради тебя… – серьезно отвечала Риган. – Ведь ты – часть меня, Груочь. Это так, сестра моя. Между нами словно протянута невидимая, но крепкая ниточка, и, если только это будет в моих силах, я не позволю и волосу упасть с твоей головы. Я считаю, что мама была не права, когда убедила тебя пойти на такое… Ведь отца этим не вернешь. А твой брак тесными узами свяжет Мак‑Дуффов из Бен Мак‑Дун с Фергюсона. Мы из Киллилоха. Ты никогда не думала, что если бы жив был отец, то дело, возможно, кончилось бы этим самым браком, чтобы примирить враждующие кланы?

– Но его нет в живых. Он убит. Убит Фергюсонами, – отрывисто бросила Груочь. – Я отомщу им всем за него и за нашу бедную маму, которая сейчас умирает – все по их же вине! А ты, ты, Риган Мак‑Дуфф? Фергюсоны обрекли тебя влачить жалкую жизнь, жизнь без любви. Как могу я не рассчитаться с ними за это?

***

Наконец послали за Мак‑Фергюсом, и он спешно прибыл. С одобрением осмотрел он сына, яростного Малькольма, затем убедился, что состояние его матери резко ухудшилось, и объявил, что венчание состоится нынче же вечером.

– Она сильная женщина, но у меня нет уверенности, что она доживет до следующего утра, – сказал он сестрам‑близнецам. – Я непременно хочу, чтобы она видела своими глазами, как ты обвенчаешься с моим сыном, Груочь Мак‑Дуфф. – Он перевел взгляд на Риган:

– Помоги сестрице облачиться, девочка, будь ей нынче вместо мамы. Я сам поеду за священником.

– Принесите воды для купания! – приказала Риган слугам, и, когда те поспешно исполнили приказание, она жестом удалила их, сказав:

– Я сама вымою сестру перед свадьбой. Придете за нами, когда вернется Мак‑Фергюс со священником и женихом. Но до того не смейте нас беспокоить!

– Почему ты отослала их? – с любопытством спросила сестру Груочь, когда они остались одни.

– Я не хотела, чтобы кто‑нибудь из них увидел тебя нагой: твой животик, хоть он еще так мал, мог бы возбудить подозрения… – отвечала Риган. И вдруг улыбнулась. – Погляди‑ка! – она протянула сестре что‑то на раскрытой ладони. Я сама сделала маленький кусочек мыла специально для этого дня. Оно ароматное, с лавандой…

Девушки быстренько скинули с себя одежду и вымылись по очереди, Груочь – первая, а за нею – Риган. Они вымыли и свои длинные золотистые косы, а потом просушили их у огня. Потом Риган вытащила из комода чистую одежду: тонкие и мягкие льняные сорочки и длинные туники с круглым воротом – нижние и верхние. Невесту Риган облачила в нижнюю тунику из тончайшей зеленой шерсти, а поверх надела на сестру более короткую верхнюю тунику из ярко‑пурпурного шелка и препоясала ее позолоченным кожаным ремешком с эмалевой пряжкой. Сама она надела одежды тех же цветов, разве что не такие яркие… Обувь им была не нужна – ведь выходить за пределы замка они не собирались.

Груочь надела на голову узкий золотой венчик, изукрашенный маленькими сверкающими самоцветами. Ни она, ни Риган не знали, как называются эти камни, но Сорча всегда говорила, что этот венчик она должна надеть в день свадьбы. Он стоил недешево и был частью ее приданого. Волосы Груочь распустила, как и подобает непорочной невесте. Риган заплела свои волосы в косу н украсила ее почти прозрачной лентой. Затем каждая из девушек приколола к плечу пучок черники в знак того, что обе они принадлежат к клану Мак‑Дуфф.

– А как мы с тобою поменяемся местами.., ну.., потом? – спросила Риган сестру.

– Ты будешь стелить брачное ложе, – ведь мама не может… – отвечала Груочь. – Там, в спальне, мы и поменяемся платьями.

– А потом? – не унималась Риган.

– Не знаю… Может быть, тебе придется провести с Иэном всю ночь. Но если он уснет и тебе удастся потихоньку выскользнуть из спальни, ты найдешь меня, и я займу место, которое по праву мое… Ну; не выйдет ночью – тогда поутру… – говорила Груочь, поглаживая руку сестры, стараясь ее успокоить. – Я не могу подобрать слова, чтобы достойно отблагодарить тебя, моя Риган! Помни лишь: Иэн не должен заметить страха в твоих глазах, даже если тебе будет очень страшно. Ты должна быть сильной. Лишь делай то, что он велит тебе, и старайся не плакать.

Когда наконец их призвали в зал, они увидели, что Сорчу уже снесли вниз из спальни на носилках двое сыновей Мак‑Фергюса от его первого брака. Собрались все: Фергюсоны из Киллилоха, все клансмены, те Мак‑Дуффы из клана Бен Мак‑Дун, которых пощадил Мак‑Фергюс, и священник.

– Подойдите! Подойдите сюда! – Мак‑Фергюс поманил их костлявым пальцем. Когда девушки приблизились, он взял Груочь за руку и подвел ее к своему сыну.

» А на меня он даже не взглянул «, – подумала Риган. И если бы не венчик с яркими самоцветами, он не смог бы различить их. Никто бы не смог. И тут, неведомо по какому наитию, она поняла, что обман, который они затеяли, – дело доброе… Глаза Риган встретились с потускневшими очами матери – это был первый такой взгляд, которым они обменялись за всю жизнь. Губы Сорчи тронула слабая улыбка торжества. Но в следующее мгновение глаза ее вновь устремились на возлюбленную Груочь.

Date: 2015-12-13; view: 291; Нарушение авторских прав