Глава 7. К полудню небо заволокли тяжелые черные тучи

К полудню небо заволокли тяжелые черные тучи. Ветер настолько окреп, что Серенити с трудом удерживалась на ногах под его свирепыми порывами. Корабль бросало в волнах, словно камешек, пущенный чьей-то умелой рукой подпрыгивать над гладью озера. Всякий раз, как он нырял носом вниз, у Серенити душа уходила в пятки.

– Задраить люки! – скомандовал Морган. – Пошевеливайся, ребята. – И, обратившись к Серенити, приказал: – Вам пора спуститься вниз, мисс Джеймс. Пока вас не смыло за борт.

Она с тревогой оглянулась на волны, которые по высоте едва ли не превосходили «Месть Тритона».

– Поскольку купальный сезон еще не открыт, я склонна согласиться.

Морган подхватил ее под локоть и повел к лесенке. Надвигавшийся шторм все утро был предметом обсуждения между Морганом и Дрейком. Серенити узнала об этом из тех коротких, отрывистых фраз, которыми обменивались матросы, пока она находилась на палубе.

Через несколько минут они подошли к каюте Моргана.

– Ваш корабль выдержит этот шторм? – с беспокойством спросила она.

Он уверенно кивнул:

– Все будет в порядке. Мы и не такое видали на своем веку.

Она старалась держать себя в руках. Но реальность надвигавшейся угрозы наводила на мрачные мысли.

– «Уиллоувуд» затонул в прошлом году как раз в такое же время, – прошептала она. – Он пошел ко дну всего в нескольких милях от Саванны, не выдержав шторма. Потом на берег выбросило доски от шлюпок, а никого из погибших так и не нашли. – Она тяжело сглотнула. – Никого.

Морган взял ее ладонь обеими руками и сжал так крепко, что ей едва не сделалось больно.

– Постарайтесь обойтись без света, и ложитесь-ка на койку. Быть может, вам удастся заснуть. Обещаю, обойдется.

Она принужденно рассмеялась:

– И часто вы сулите то, что не в состоянии выполнить?

Самообладание изменило Моргану, и он крепко прижал ее к груди. Серенити вздрогнула, но вовсе не от страха. И он это почувствовал. Она трепетала от желания, которое он счастлив был бы удовлетворить. Тепло ее тела, которое он ощущал сквозь одежду, заставило его на миг позабыть о надвигавшемся шторме, о том, что он как капитан обязан быть на палубе, да и обо всем остальном на свете.

«Я мог бы заставить тебя позабыть страх».

Если бы не чувство чести, не доводы разума, он бы так и поступил.

– Поверьте, Серенити, если я и постиг что-либо в совершенстве, то это наука выживания.

– Значит, я могу вам безоговорочно верить, капитан Дрейк. Надеюсь, вы меня не разочаруете.

Он усмехнулся. Она пытается шутить. Что ж, это хороший знак.

– Я приду вас проведать, мисс Джеймс, как только смогу.

Серенити с неохотой разжала руки и, когда он ушел, долго смотрела ему вслед, призывая на помощь всю свою храбрость.

«Кого ты пытаешься обмануть? Ведь тебя просто трясет от ужаса!»

А разве есть хоть один человек на свете, кто, окажись на ее месте, и бровью бы не повел?

Нервы Серенити разыгрались вовсю. Стуча зубами от страха, она подошла к койке и без сил на нее опустилась. Но только ей удалось устроиться поудобнее, как дверь каюты распахнулась.

В проеме показалась лысая голова Барни. Усмехнувшись, он дружелюбно спросил:

– Напугались, поди, а?

– О, еще как! – откровенно ответила она.

– Вот и капитан наш то же самое сказал, и мы с Пести решили заявиться к вам незваными. Может, вам в нашей компании полегче станет. – И с этими словами он ввалился в каюту. На плече у него восседала птица, которую, казалось, только что ощипали для супа.

Лишь несколько жалких перьев украшали некогда роскошный хвост.

– Пести – это, полагаю, ваша птица? – с трудом удерживаясь от смеха, спросила Серенити.

– Ага. Она у меня с… – Он наморщил лоб, пытаясь припомнить точную дату. – В общем, давненько я ее заполучил. Может, когда вас еще и на свете-то не было. Я служил на «Мерри Тайд», мы привозили в Англию диковинных птиц, которых раскупали богачи.

Он придвинул к койке стул и, кряхтя, уселся на него. Пести взмахнула голыми крыльями и скрипучим голосом потребовала:

– Каролинских бобов, каролинских бобов!

– Ш-ш-ш! – Барни осторожно коснулся ладонью ее лысой головы. – Я рассказываю этой мисс одну байку.

Птица запрыгала на его тощем плече, приговаривая:

– Байку. Байку. Байку про Ямайку.

Серенити засмеялась, откинув голову назад. Птица забавными выходками привела ее в хорошее расположение духа.

Барни дружески улыбнулся ей.

– Что вам сказать, голубушка? Она не дает мне раскиснуть.

– Раскиснуть, раскиснуть, – подхватила птица. – Раскиснуть и прокиснуть.

– Как великодушно было со стороны ваших хозяев подарить вам ее, – умилилась Серенити.

– А никто мне ее не дарил. – Барни помотал головой. – Еще чего! Просто она подхватила какую-то хворь, и капитан мне велел свернуть ей голову. Но бедняжка такая была махонькая, жалкая, что у меня, знаете, рука не поднялась. Я ее отнес к себе в каморку и стал потихоньку выхаживать. Вот с тех пор мы и вместе.

За окном сверкнула молния, на миг осветившая всю каюту. Серенити вскрикнула от испуга.

– Да не переживайте вы так, барышня, – усмехнулся Барни. – Как-нибудь выкрутимся.

По стеклу забарабанил дождь. Фонарь, висевший на веревочной петле под самым потолком, стал неистово раскачиваться из стороны в сторону, один из стульев с грохотом опрокинулся и заскользил по полу к стене.

– Главное, обо всем этом позабыть. – Барни выразительно кивнул на упавший стул.

Серенити сглотнула, стараясь не думать, как далеко находится земля, и забыть, что она не умеет плавать.

– И к-к-как вам это удается?

– Что до меня, то я в шторм всегда песни пою. – Барни гордо выпятил тощую грудь. – Правда, все, какие я знаю, не для ваших ушей, голубушка. Но вы-то можете затянуть любую из тех, что певали у себя дома.

Корабль болтало из стороны в сторону. Серенити схватилась рукой за живот.

– Мне… мне нехорошо.

– Мисс, не хватало только, чтоб вас вывернуло на койку капитана. – Он проворно поднялся на ноги и подбежал к умывальному столику. Еще мгновение, и на узкое ложе была помещена полоскательная чаша. – Вот, мисс. Коли вас начнет выворачивать, наклонитесь над ней.

Она схватилась за край чаши и благодарно кивнула.

– Рад помочь. Я для этого сюда и заявился.

От резкого толчка Серенити едва не свалилась с койки на пол. Барни, на которого столь свирепая качка, казалось, не производила ни малейшего впечатления, схватил ее ладонь и поднял кверху. Она нащупала небольшой поручень, укрепленный в нише над койкой.

– Это штормовой поручень. Держитесь за него, милая, и вам любая качка будет нипочем.

– Спасибо, – прошептала она побелевшими губами. Содержимое ее желудка в этот миг поднялось к самому горлу. Еще никогда в жизни ей не было так тошно и жутко. Ею овладело настойчивое желание сбежать из капитанской каюты, отыскать на корабле какой-нибудь укромный уголок и забиться туда. Но это ее ни от чего не спасло бы. Она это понимала. И отдавала себе отчет, что в открытом море неоткуда ждать спасения. Единственной преградой между нею и взбеленившейся пучиной были старые доски «Тритона», которые в любой миг могли рассыпаться в труху под натиском шторма, и тогда… тогда она камнем пойдет на дно океана!

Серенити провела языком по пересохшим губам.

– Как вы познакомились с капитаном Дрейком? – спросила она, от души надеясь, что старик пустится в долгие объяснения и это хоть немного усыпит ее страх.

– Я Моргана встретил, когда он был еще парнишкой лет тринадцати, не больше. – Он проговорил это с ласковой улыбкой, совсем как нежный родитель, отвечающий на вопросы о любимом сыне. – Ох, до чего ж он был хорош уже тогда. Всем взял: высокий, стройный, башковитый, честный. Одним словом, парень что надо.

– А что заставило его поступить в королевский флот?

– Да никуда он не поступал! – сердито ответил старик. – Его туда, если хотите знать, запродал этот негодяй, Айзея Уинстон. А меня самого загребли за год до того. Но я-то что! Я море люблю, а на каком корабле плавать, под каким флагом – это мне без разницы. Ну а Морган иначе на это глядел.

Серенити глубоко вздохнула. Рассказ ее захватил, и она уже не чувствовала прежнего страха. Да и тошнота отступила.

– Но почему этот человек продал его во флот? Он что же, его отец?

– Нет, барышня. Уинстон никакой ему не отец, просто подлая душа, мерзавец, каких свет не видывал. Он был деловым партнером отца нашего Моргана. И когда парнишка осиротел, Уинстон не пожелал его опекать. Ему только деньги были нужны, доходы, золото. А прочее он пускал побоку.

Серенити хорошо знала этот тип людей. О, как она презирала таких холодных, бездушных дельцов, готовых ради наживы на любое преступление!

– И вы помогли Моргану справиться с тяготами неволи? – спросила она, чтобы Барни, рассвирепевший при воспоминании об Уинстоне, не ушел к себе в каморку. Ей едва не стало дурно при мысли, что она рискует остаться в одиночестве.

– Ну-у, – протянул старик. – По правде сказать, я старался ему подсобить, когда мог. Но капитан уже тогда был самостоятельным малым. Сам все за себя решал. Слишком уж высоко ставил собственную независимость. Коли почитал себя правым, так ради этой правоты готов был бы, побожусь, влезть в клетку со львами, чтоб их приручить. Или чтоб они его сожрали. Это уж как повезет. – Барни задумчиво покачал головой. – Но вот сестре своей помочь не смог.

– Сестре?

У Моргана есть сестра?

– Ага. Пенелопа. Славная была девчушка. Прямо-таки маленький ангелочек, скажу я вам.

– А где она сейчас?

Морщинистое лицо Барни исказила гримаса страдания.

– Померла. Уж почитай лет пятнадцать тому. – Он шмыгнул носом и нежно погладил птицу по лысой голове. – Когда оставил наш мир их папаша, ей было всего двенадцать. У Моргана голова шла кругом от мысли, что Уинстон с ней дурно обойдется, чего доброго, продаст ее в бордель… – Он смущенно покосился на Серенити и, прочистив горло, постарался исправить оплошность: – В такой дом, где приличной барышне не место.

Серенити нахмурилась и негромко спросила:

– А где была в это время их мать?

– Так ведь она еще прежде отправилась в русалочий рай.

– Русалочий что?

– Ну, померла то есть, мисс, – грустно пояснил Барни. – Сгорела от лихорадки, когда Моргану было восемь.

У Серенити сжалось сердце. Она представила себе, как горько пришлось двум бедным сиротам без родительской ласки, без поддержки и заботы. Сама она до сих пор скорбела о безвременной кончине матери, чья смерть девять лет назад стала величайшей трагедией в ее жизни.

Но как же это должно быть ужасно – потерять и мать, и отца!

– Бедный Морган.

– То-то и оно. – Барни печально кивнул. – Тяжело ему было, капитану, не знать, что сталось с сестрой. И жива ли она.

– Но разве у них не было родственников, которые взяли бы их к себе?

Барни покачал головой:

– Их родитель был английским лордом. Титул свой он потерял и отправился прямиком в Америку, чтобы там встать на ноги. А вся родня осталась в Англии. Подлая душа Уинстон поклялся джентльмену, что, коли с ним приключится неладное, он отправит Моргана и Пенелопу в Англию.

– И не выполнил клятву.

– Верно, барышня. – Взгляд его потемнел. – Я был рядом с Морганом, когда тот дознался, что родитель его не погиб в катастрофе, как врал Уинстон. Старый ублю… – Он снова смущенно прокашлялся. – Уинстон его убил.

У Серенити глаза на лоб полезли.

Отец Моргана был убит?

– Но почему он это сделал?

– Жадный был до денег. Хотел заграбастать себе всю судоходную компанию целиком. Ведь папаша Моргана был против работорговли. И когда они в который уж раз заспорили про это, Уинстон его прирезал.

Серенити всплеснула руками:

– Какое чудовище! Но что же сделал Морган, когда узнал об этом?

– Поклялся, что вырвет у него из груди его поганое сердце.

Серенити глубоко вздохнула. Ей были понятны чувства Дрейка. Да если бы кто-то посмел обидеть ее отца, она… Она задушила бы негодяя своими руками!

– И он это сделал?

Барни провел ладонью по голове птицы.

– Ох, барышня, жизнь любит ставить препоны как раз на тех тропках, по которым нам так нужно пройти. Морган три года тянул лямку на британском флоте, прежде чем исхитрился сбежать. И тогда только взялся за поиски Уинстона и сестры.

Серенити наклонилась ближе к старику. Морган удрал с британского военного корабля? Это роднило его с героем ее рассказа.

– Но как ему это удалось?

Барни опасливо оглянулся на дверь и понизил голос:

– Очень просто. Как-то ночью, когда корабль стоял на якоре у Ямайки, он прыгнул за борт и вплавь добрался до берега.

О-о-о, именно так поступил бы и ее герой! До чего же волнующая история!

– И куда он направился оттуда?

Старик пожал плечами:

– Почем я знаю? Он и меня с собой звал, но я струсил. Ведь, если б нас застукали, болтаться бы нам обоим на рее. Так что он один сбежал. И мы не видались с ним после этого шесть… Нет, семь годков. Он успел стать капитаном и разорял и топил корабли Уинстона один за другим. Сказал, мол, бьет мерзавца по самому его больному месту – по карману. – И Барни злорадно усмехнулся. – А коли ни одна из посудин Уинстона ему не попадалась, он гонялся за британцами.

– Но что же насчет Пенелопы?

Плечи Барни поникли.

– Много воды утекло, прежде чем он сумел ее сыскать.

Серенити без труда догадалась о дальнейшем.

– Уинстон продал ее в бордель?

Барни выпрямил спину и метнул на нее негодующий взгляд.

– Барышне из приличного дома негоже знать такие слова!

Серенити смущенно потупилась:

– Простите. Так, с языка сорвалось.

Сердито покачав головой, старик продолжил:

– Представляете, барышня, каково это было для Моргана? Меня не было с ним рядом, когда нашел он наконец бедняжку Пенелопу, которую всегда так любил! Может, оно и к лучшему, что мерзавец Уинстон не попался тогда ему на пути. Морган бы его придушил голыми руками! И разве можно его за это осудить? Да такого негодяя следовало бы привязать к лошадиному стремени и пустить лошадь вскачь!

– А где он был, этот Уинстон?

– Каролинских бобов, каролинских бобов! – проскрипела птица.

– Тише ты, – ласково сказал ей Барни. – Я тебя покормлю, только чуток попозже. – Он поудобнее усадил любимицу на плече. – Уинстон прознал, что Морган его разыскивает, и дал деру. Никому не было известно, где он прячется. Так что Морган забрал сестру и отправил ее на остров, где за ней присматривали. Там-то она и померла.

– А Уинстон?

– Морган его настиг через год после ее смерти. Он уже успел к тому времени разорить мерзавца и чуть было его не прикончил.

– Но тому удалось ускользнуть? – с замирающим сердцем спросила Серенити.

– Понимаете, мисс, Морган в последнюю минуту сообразил, что лучше оставить этого ублю… Прошу прощения, этого мерзавца на растерзание его кредиторам. Но стоило ему повернуться к Уинстону спиной, как тот на него бросился. Капитан, тот успел себя защитить и после взял над ним верх. Ухлопал этого злодея.

Они умолкли. Каждый погрузился в свои мысли. Тишину нарушали лишь рев ветра, шум волн и скрип корабельных снастей. Снова блеснула молния, и Пести опять потребовала каролинских бобов.

Серенити взглянула на потолок. Интересно, где сейчас Морган? Какая у него, оказывается, трагическая судьба! Он остался совсем один на белом свете. Как несправедливо, что у человека таких редких достоинств – смелого, честного, мужественного – нет близких, нет никого, кто любил бы его беззаветно и преданно, как он того заслуживает!

Но тут у нее мелькнула мысль: да полноте, а способен ли он после стольких потерь сам полюбить хоть кого-нибудь, оценить доброе к себе отношение, привязанность, страсть?

Джейк и Морган плечом к плечу стояли у руля, стараясь вопреки шторму не сбиться с курса. Но разумеется, это было невозможно – небо заволокли тучи, и ориентироваться по звездам они не могли. К тому же корабль швыряло из стороны в сторону, как щепку.

– Шел бы ты вниз да отдохнул бы! – крикнул Джейк. – Я отстою первую вахту.

– Нет уж, я пока еще капитан и первую вахту никому не уступлю.

Джейк понимающе рассмеялся:

– Ясно! Команда, видно, не слишком в тебе нуждается, если ты готов тут торчать, рискуя свалиться с ног от усталости и очутиться за бортом. Спорить не стану. Но ведь вдобавок ты не желаешь оставлять меня одного, без присмотра. Иначе мало ли какие мысли придут мне в голову. Касательно твоей гостьи.

Несмотря на серьезность ситуации, в которой они находились, Морган не мог сдержать усмешку.

– Ладно, оставайся, коли уж так хочешь. Я тебя сменю через час.

– Не забудь захватить с собой бутылку рому, – напутствовал его Джейк.

Кивнув, Морган поспешил к лесенке, что вела вниз. В ушах его не смолкал рев волн, к тому же он продрог до костей под холодным ветром. Еле живой от усталости, он открыл дверь своей каюты.

Серенити вскинула голову и едва не вскрикнула от неожиданности: в дверях показался Морган. Но в каком виде! С его мокрых волос стекала вода, одежда прилипла к телу. Сжав зубы, он неуверенно добрел до середины комнаты. Его бил озноб.

Она спрыгнула с кровати и заботливо укутала его теплым покрывалом.

– Вы уж о нем тут позаботьтесь, барышня! – сказал Барни, проворно поднимаясь на ноги. – А я пока сбегаю за едой и элем.

– Господи, капитан! – с тревогой произнесла Серенити. – У вас такой вид, будто вы сражались с самим Посейдоном!

Морган ничего на это не ответил. Она помогла ему добраться до стула, с которого только что встал Барни.

– Не пытайтесь говорить, отдохните, – улыбнулась она и, подойдя к сундуку, подняла крышку. – Сейчас я достану вам сухое платье. Вы переоденетесь и сразу почувствуете себя лучше.

Она быстро вытащила из сундука рубаху, панталоны и камзол и поспешила к нему. Морган вытирал волосы краем покрывала.

– Я и в самом деле чувствую себя так, будто выдержал битву с Посейдоном, – хрипло проговорил он с вымученной улыбкой.

Косица его расплелась, и влажные волосы окружили голову ореолом кудрей. Это сделало его похожим на очаровательного ребенка. Сходство было бы полным, если бы не суровые складки у губ, выдававшие человека, всякого на своем веку повидавшего и изведавшего множество лишений.

– Вам надо поскорее снять мокрую одежду, иначе вы подхватите простуду. – Она помогла ему стянуть камзол и осознала, что раздевает мужчину, лишь когда совместными усилиями они сняли с него рубаху.

Но не просто мужчину, а красавца, каких свет не видывал! Чьи развитые мускулы перекатывались под влажной смуглой кожей, как пушечные ядра. Мускулы, при виде которых ее бросило в жар. Серенити оцепенела, не в силах отвести от него глаз.

Морган потянулся за сухой рубахой, которую она держала в руках. И имел неосторожность взглянуть ей в лицо. Глаза ее горели желанием – в их глубинах поблескивали золотые и синие искры.

И тело его вмиг ожило, усталости как не бывало. Он вспомнил волшебный вкус ее поцелуя. Волнующий аромат ее дыхания. Словно наяву ощутил прикосновение ее ладоней к своей спине.

Позабыв обо всем на свете, он потянулся к ней.

– А вот и ужин подоспел! – весело выкрикнул появившийся в дверях Барни.

Серенити захлопала глазами. К щекам ее прилила кровь. Боже, ведь мгновение назад они чуть было не…

Неужто она была готова позволить полуголому мужчине поцеловать себя?

«Вот именно».

А после, после допустить…

«Ну уж нет, – возразил внутренний голос. – Ты для этого чересчур рассудительна, слишком респектабельна».

Но так ли это на самом деле?

С отчаянно бьющимся сердцем она протянула Моргану сухое платье.

– Я пока выйду за дверь.

Морган, едва удерживаясь от ругательств, вскочил на ноги. Покрывало свалилось на пол.

– Знаешь, Барни, – прошипел он сквозь зубы, – я иногда по-настоящему жалею, что не оставил тебя на «Джимини Блай».

У Барни задрожал подбородок.

– Что я такого сделал, капитан?

«Ты заявился сюда в самый неподходящий момент и помешал мне осуществить то, чего я так жаждал».

Протяжно вздохнув, Морган переоделся в сухие панталоны и камзол.

– Ничего. Ровным счетом ничего. И я за это должен тебя благодарить. Вот так-то.

– За ужин, что ли?

«Нет, за то, что помешал мне совершить ошибку. Быть может, самую тяжкую из всех».

– Вот-вот, Барни. Спасибо тебе, что не дал мне умереть с голоду.

Барни озадаченно почесал макушку.

Покончив с переодеванием, Морган тотчас же отворил дверь. Серенити стояла у стены коридора, бледная, с поникшими плечами, и держалась рукой за штормовой поручень. Преодолевая неловкость, Морган подошел к ней, снял ее ладонь с поручня и легонько, дружески ее пожал:

– Все в порядке, Серенити. Худшее мы уже пережили. Шторм почти миновал.

– Вы уверены?

Он ободряюще улыбнулся:

– Двадцать лет, проведенных в море, научили меня разбираться в таких вещах.

Серенити кивнула и собралась было что-то сказать, но тут дверь каюты распахнулась и в коридор вышел Барни.

– Капитан, коли я вам больше не нужен, так мы с Пести возвратимся на камбуз.

– Каролинские бобы, каролинские бобы! – подхватила птица.

– Ступай, ступай, Барни, покорми свою красотку, – усмехнулся Морган.

Чтобы старик мог пройти мимо них, Морган вынужден был придвинуться так близко к Серенити, что она ощутила жар его тела, почувствовала его пламенное дыхание на своей щеке. Ей захотелось дотронуться до еще не просохших локонов, которые спускались ниже его мускулистых плеч.

Что это было за волнующее переживание – находиться в такой соблазнительной близости от него, чувствовать запах моря и бриза, который от него исходил!

«Поцелуй же меня», – мысленно взмолилась она, вспоминая нежность его губ, силу объятий…

Морган многозначительно откашлялся.

– Прошу прощения, мисс Джеймс, но ваши острые ноготки, того и гляди, прорвут кожу на моем предплечье.

Только теперь она обнаружила, что осмелилась не просто дотронуться до его бицепса, а стиснуть его изо всех сил.

Щеки ее вспыхнули, и пальцы тотчас же разжались.

– Простите. Я не хотела…

«Поцелуй меня, Морской Волк. Что же ты медлишь?»

Ей хотелось выкрикнуть этот призыв, но во рту у нее так пересохло, что она при всем желании не могла бы вымолвить ни слова.

Моргану не раз случалось ловить на себе манящие взгляды, но никогда прежде столь невинные, лучезарно чистые глаза не смотрели на него с таким восхищением, со столь откровенным желанием.

Ему бы ничего не стоило подхватить ее на руки и отнести в каюту. А там, в уединении, стянуть с нее платье Лорелеи и провести языком по всем изгибам ее стройного тела, пока вкус ее кожи не запечатлеется в его памяти навек.

Она целомудренна, невинна. И как бы ни велико было его желание обладать ею, он не похитит ее девственности. Ведь именно так обошлись когда-то с Пенелопой.

А что до его собственной чистоты, его веры в людей, в справедливость – все это было отнято британцами и Уинстоном.

Нет, он не поступит с ней так. Слишком хорошо ему известно, каково это, когда тебя используют. Не может он погубить человеческое существо ради удовлетворения собственной прихоти. А что до желаний… Их надо уметь подавлять. Он к этому привык. Свыкся с разочарованиями и утратами. И никогда не сможет позабыть их горький вкус. Еще одно неосуществленное чаяние, еще одна несбывшаяся надежда… Что ж, пусть займет свое место в череде тоскливых воспоминаний, коими полнится его душа.

Даже если ему, чтобы примириться с этим, потребуется не меньше бочки рома.

– А теперь, мисс Джеймс, я должен вас покинуть. Джейк уже, поди, заждался меня. Надо его сменить.

Серенити с беспокойством возразила:

– Но вы же не поужинали. Только переоделись в сухое!

Морган лишь махнул рукой и уже на ходу буркнул сквозь зубы:

– Еще одно холодное купание мне совсем не помешало бы.

* * *

Серенити в полном одиночестве сидела в каюте. Морган был прав: худшее они пережили, шторм несколько стих, но все же корабль продолжало немилосердно качать. Снасти и доски палубы жалобно скрипели при каждом его столкновении с очередной волной. Она не знала в точности, сколько времени прошло с тех пор, как Морган вернулся на палубу. Небо за это время заметно потемнело.

Одиночество начало ее тяготить. Ах, если бы хоть кто-нибудь заглянул к ней, с кем можно было бы поговорить! Это пусть и ненадолго, но все же отвлекло бы ее от мрачных раздумий.

Тут в дверь негромко постучали.

– Войдите! – радостно отозвалась Серенити.

В дверях показался Морган. За ним по пятам следовал поваренок Корт. Мальчик поставил на стол блюдо, прикрытое крышкой, и с поклоном удалился.

– Капитан, что у вас за привычка всегда появляться передо мной вымокшим до нитки?

Он пробормотал что-то неразборчивое и, стягивая с себя мокрый камзол, извиняющимся тоном произнес:

– Кок не решился развести огонь, поэтому вам придется удовольствоваться холодным ужином.

Серенити так проголодалась, что с аппетитом съела бы даже кусок сапожной кожи. Поспешно сняв с блюда крышку, она увидела на тарелке нечто и впрямь походившее на подметку сапога. Во всяком случае, при взгляде на сухую пластину коричневого цвета никакое иное сравнение просто не пришло ей в голову. Хотя, если присмотреться…

– Прекрасно! – с деланной веселостью воскликнула она. – Древесная кора. Мое любимое блюдо.

Морган осуждающе хмыкнул:

– К вашему сведению, это сушеная говядина с луком. Попробуйте.

Вынув из сундука сухую одежду, он вышел из каюты и через несколько минут вернулся с узлом влажного платья в руке.

– Можете повесить это вон там. – Она кивнула на веревку, которую незадолго до этого растянула между спинкой койки и подоконником. Моток тонкой прочной бечевки, найденный ею в сундуке, оказался весьма кстати. На веревке покачивалась сырая одежда Моргана, которую он с помощью Серенити снял с себя в прошлый визит.

Она была готова к тому, что он сделает ей замечание, не одобрив ее инициативу. Но он молча развесил одежду, которую принес, и задержал взгляд на веревке, тесно увешанной мокрым платьем.

Свои рубаху, жилет и панталоны он узнал сразу. Но кроме них здесь были и вещи Серенити.

В том числе такие, при взгляде на которые он всеми фибрами души вновь ощутил ее присутствие. Он живо себе представил те соблазнительные участки ее тела, которые еще так недавно были облачены в эти предметы туалета. Воображение рисовало ему картины одну соблазнительнее другой.

– Решили устроить небольшую стирку? – хрипло спросил он.

– Ну вы же сами меня предупредили, что на корабле пресную воду надо экономить. Вот я и решила воспользоваться тем, что недавний дождь доставил ее нам в изобилии.

Рука его невольно потянулась к ее нижней сорочке. Коснувшись нежной ткани, он невольно представил себе, что это ее кожа. Тело его немедленно на это отреагировало. Но он не мог себе позволить оставаться здесь, погружаясь в сладостные мечтания. Ему следовало подняться наверх, снова отдать себя во власть дождя и стихавшего шторма.

«Еще одна такая вылазка, и я покойник, – подумал он, содрогаясь. – Но, оставаясь здесь, с ней, я подвергаюсь не меньшей опасности. Рискую умереть от разрыва сердца, находясь в такой близости от нее, от всех этих дразнящих воображение вещиц, которые красуются на веревке посреди каюты».

Стиснув зубы, он повернулся спиной к бельевой веревке, но это ни от чего его не спасло: перед его восхищенным взором предстала Серенити с распущенными волосами, которые она зачесала назад, и они каштановой волной, которую отблески огня покрыли причудливым струящимся узором разноцветных искр, окутали ее узкие плечи.

Она неторопливо расставила на столе приборы, и Морган, следивший за ее движениями, поймал себя на мысли, как замечательно было бы всегда, всякий день видеть ее вот такой, сидеть с ней за одним столом, делить с ней радости и горе…

Она тем временем налила им обоим по кружке молока из жестяного кувшина. И не высказала никаких колкостей по поводу его выбора напитка. А ведь даже добряк Барни порой не мог удержаться от язвительных замечаний на этот счет.

Но нет. Он, похоже, поторопился с выводом, потому что в этот самый миг она спросила:

– А откуда на «Тритоне» взялось молоко?

Морган, откашлявшись, придвинул ей стул.

– У нас на борту есть корова.

Она сделала большие глаза:

– Не может быть!

– В это трудно поверить, и тем не менее я вам сказал чистую правду. Идея принадлежит коку. Он считает, что Корту, который еще продолжает расти, свежее молоко просто необходимо.

Серенити весело улыбнулась:

– И где же вы ее держите?

– Под палубой. Вместе с остальной живностью.

Она подняла кружку обеими руками и с наслаждением отпила из нее.

– Очень рада, что кок на этом настоял. Люблю свежее молоко. Отерев губы, она придвинула к себе тарелку.

Морган сел напротив нее и принялся наблюдать, как она, вооружившись ножом и вилкой, с немалыми усилиями отрезала маленький кусочек от ломтя сушеного мяса.

Запястье ее изогнулось с непередаваемой грацией, и вот уже вилка очутилась у губ, и кусочек был отправлен в рот. На мгновение перед ним мелькнули ровные белые зубы, и губы сомкнулись, легонько сжав зубцы вилки, которые она медленно извлекала, подталкивая кончиком языка, – он показался изо рта всего на миг, чтобы подобрать капельку соуса с нижней губы, и немедленно спрятался.

Никогда прежде Моргану не приходило в голову, что процесс принятия пищи может быть таким волнующим зрелищем. Но сейчас всякое ее движение, каждая улыбка были для него сродни утонченной пытке.

– Простите, боюсь, для вас это блюдо не вполне съедобно, – сказал он, только чтобы нарушить молчание.

– Да нет, что вы, мне нравится. Это гораздо вкуснее, чем мясные ежики, которые как-то раз приготовила мне Онор. Знаете, они напоминали настоящих ежей не только видом, но и вкусом. Кажется, я до сих пор… – Она поймала на себе его остановившийся взгляд и встревоженно спросила: – Что-то не так?

«Если ты еще раз проведешь кончиком языка по губам, я за себя не ручаюсь…»

– Нет-нет, – сказал он вслух. – Просто я задумался. Извините.

– Быть может, я невольно вас чем-то обидела, капитан?

– Да нет, я же сказал, все в порядке, – хмуро буркнул он. Она растерянно захлопала глазами, и он почувствовал себя последним грубияном. – Простите. Вы же знаете, день у меня выдался не из легких.

Она с улыбкой кивнула. Это объяснение показалось ей убедительным.

– Послушайте, я тут подумала, что мне не следует оставаться в вашей каюте. Для любого человека, тем более для мужчины, его собственная территория так много значит, а вам и без того нелегко, как вы сами только что…

– Для мужчины много значит его что? – перебил он ее с коротким смешком.

Она пожала плечами:

– Территория. Разве я неясно выразилась? Мои отец и брат просто из себя выходят, если кто-то вторгается в их личные покои. Не сомневаюсь, вы точно так же относитесь к этой каюте, и с моей стороны было бы верхом бесцеремонности долго здесь торчать.

Морган нервно поерзал на стуле. Вот ведь сказала так сказала! Ей невдомек, что некий фрагмент его организма, реагируя на ее близость, мучительно восстал и уже довольно долго торчал, выпячиваясь красноречивым бугорком под плотной тканью панталон.

– И где же вы рассчитываете поместиться?

– В каком-нибудь из гамаков. Ведь у вас на корабле их немало, верно?

– А приходилось ли вам, мисс Джеймс, хоть раз спать в гамаке?

– По правде говоря, нет. Но я уверена, что привыкну.

– Спать в гамаке могут только мужчины, мисс Джеймс. Для женщины это неподходящее ложе, уверяю вас.

На Серенити эти слова подействовали, как красная тряпка на быка. Ей стало трудно дышать.

– Почему же это, капитан Дрейк, мы, женщины, даже и в этом не смеем тягаться с вами, мужчинами? Почему?

Лицо его было непроницаемо. Он явно не желал давать ей пояснений.

Ей живо вспомнился отец, при каждом удобном случае заявлявший: «Потому что я так сказал, и пока ты живешь в моем доме, изволь…»

– Неподходящее это ложе для женщин, – повторил Морган.

Она отложила вилку в сторону и смерила его уничижительным взглядом:

– Кто это сказал?

– Все так считают.

– Все? – повторила она, щурясь. – А вот я придерживаюсь иного мнения. Значит, уже не все, верно?

Лицо его приняло в точности такое выражение, какое она не раз подмечала у отца, когда тому казалось, что она не желает понять очевидного.

– И где только вы набрались таких идей? – помолчав, спросил он.

– Нигде, капитан Дрейк. Мои идеи родятся в моей собственной голове.

– Рад это слышать, – сопя, произнес он. – А то я уж было испугался, что подобные взгляды широко распространились среди дам из хорошего общества.

Серенити вскинула голову с видом оскорбленного достоинства.

– Вы отчасти правы в своих опасениях: я далеко не единственная из женщин, кто смотрит на вещи широко и непредвзято. Скажите, знакомы ли вы с трудами Мэри Астелл?

– Никогда о ней не слышал.

– А о леди Мэри Уортли Монтегю?

Это имя было ему знакомо. Да и кто из людей света не знал о ее деяниях?

– И что же насчет этой леди?

Лицо ее просветлело.

– Вы наверняка осведомлены о ее взглядах на роль женщины в обществе. Она считает, и я с ней в этом полностью солидарна, что мы не какие-то глупые гусыни, у которых в жизни может быть только одно предназначение.

– Глупые кто?

– Гусыни, – терпеливо повторила она. – Мы, женщины, на многое способны, капитан Дрейк. И пример леди Мэри – яркое тому подтверждение.

– Вы, быть может, не в курсе, мисс Джеймс, – снисходительно проговорил он, – но этот мир создан мужчинами и для мужчин. Женщин надлежит защищать от его жестокости.

Серенити нервно вскочила на ноги и бросила на него убийственный взгляд:

– Я скажу вам, капитан Дрейк, от чего нас следует защитить в первую очередь! От идей, подобных тем, какие вы исповедуете. От мужчин, которые считают нас всего лишь милым дополнением к собственной жизни или объектом веселой охоты. – Подбоченившись и гордо выпятив подбородок, она продолжила: – Придет день, и женщины займут в обществе то место, на которое они давно вправе рассчитывать. И смею вас заверить, что место это – не детская и не кухня!

От души рассмеявшись, он несколько раз хлопнул в ладоши:

– Браво, мисс Джеймс. И долго вы репетировали эту речь?

От гнева у нее перед глазами заплясали красные мушки.

Но Морган, не обращая на нее внимания, продолжал потешаться:

– Так кто же все-таки вложил этот вздор в вашу голову?

– Вы хотите сказать, что я не способна мыслить самостоятельно?! – Голос ее дрожал от гнева.

Хорошее воспитание наконец взяло верх над его веселостью, и он смущенно опустил глаза:

– Я совсем не это имел в виду. Но давайте смотреть правде в глаза: эти мятежные взгляды мало кто разделяет. И я уверен, что вы их откуда-то почерпнули. Весь вопрос только – откуда именно.

– Мятежные?

– Разумеется. Вы стоите передо мной, гордо подбоченясь, и пророчите, что весь общественный уклад, того и гляди, перевернется с ног на голову. Ведь слова ваши следует понимать именно так. Но, заметьте, привычный всем нам порядок вещей существует со времен сотворения мира. Женщины подчиняются мужчинам с того дня, как Господь дал Адаму жену Еву.

Серенити приблизилась к нему и пылко возразила:

– Надо ли вам напоминать, капитан Дрейк, что Бог создал Еву не из ступни Адама, чтобы он мог попирать ее, а из его ребра, потому что она должна была встать бок о бок с ним и быть равной ему!

Морган скрестил руки на груди и взглянул на нее с видом явного превосходства:

– Но почему тогда женщины, согласно замыслу Божьему, намного слабее мужчин? И духом, и телом. Отчего они лишаются чувств при виде крови, например?

О, как же ей хотелось стереть это высокомерное выражение с его лица! Он так гордился своим удачным аргументом в споре. Ничего, у нее есть что на это сказать!

– При виде крови, говорите? Уверяю вас, капитан, я знаю немало женщин, которые претерпевали адские муки по нескольку дней кряду, производя на свет детей! И ни одна из них не лишилась чувств. Покажите мне мужчину, способного вытерпеть такую пытку и при этом не визжать от боли и не призывать на помощь мамочку! Так знайте же, женщины переносят боль гораздо более стойко, чем мужчины. И хотя бы уже из-за одного этого могут претендовать на равное с ними положение в мире, в жизни, в обществе.

Он лишь рассмеялся в ответ.

Поистине, его самомнение не знает пределов. Откинув голову назад, он громко хохотал!

– Разве я сказала что-то смешное, капитан Дрейк?

– Нет, – спохватился он, и лицо его вмиг сделалось серьезным. Разве что кончики губ помимо его воли предательски поднимались кверху. – Вовсе нет.

Морган изо всех сил старался согнать улыбку с лица, но это ему плохо удавалось. Вид у нее был такой сердито-гордый, такой трогательно забавный… Эта странная девушка являла собой редкое сочетание амбициозности, раскрепощенности, наивной уверенности в своей правоте.

Он никогда еще не встречал женщины, которая умела бы так убедительно и красноречиво отстаивать собственные взгляды. Ведь и в самом деле, он знавал немало мужчин, из груди которых даже пустяковая рана способна была исторгнуть оглушительные вопли и призывы о помощи, адресованные мамочке.

– Вы привели достойный аргумент, мисс Джеймс, но сути дела это не меняет.

Серенити, подражая ему, сложила руки на груди и отвела взгляд.

Мужчины! Их никогда и ни в чем невозможно убедить. Они упрямы, как ослы.

И вдруг Морган очутился возле нее. Тыльной стороной ладони он коснулся ее подбородка и медленно приподнял его, так что взгляды их встретились. В его потемневших глазах горело желание.

Он провел подушечкой большого пальца по белоснежной коже ее шеи. Ощущение было таким, словно он коснулся прохладного гладкого атласа. Ай да Серенити! Ее безоглядной смелости, ее мужеству позавидовали бы многие мужчины. Ей наверняка пришлось снести немало насмешек тех, кому она отважилась вот так напрямик высказать такие мысли. Нет, поистине она достойна восхищения.

И он пообещал себе впредь никогда больше не смеяться над ее вздорными речами. Даже если она заявит, что придет день, и пост премьер-министра Англии займет женщина.

– Я не хотел бы враждовать с вами, мисс Джеймс, – пробурчал он, не сводя с нее глаз.

– Тогда чего же вы хотите?

«Заняться с вами любовью».

Морган прикусил нижнюю губу, подавляя настойчивое желание произнести это вслух, чего он, разумеется, никогда не посмел бы. И чтобы разрядить возникшее между ними напряжение, обратился к менее опасной теме. К вопросу, который требовалось немедленно обсудить.

– Я просил бы вас позабыть о той статье, над которой вы начали работать. Оставьте мой экипаж в покое. У матросов, поверьте, есть прямые обязанности, которые они должны выполнять.

Она нахмурилась, в глазах промелькнула обида.

– Я что же, очень им мешаю?

– Представьте себе, да. У каждого есть обязанности. Я командую всеми матросами, Барни стоит у руля, остальные тоже заняты кто чем, а ваше дело – держаться от ребят подальше.

Она отвела его руку от своего лица.

– Вот уж не думала, что за такое недолгое время успею так сильно намозолить вам всем глаза.

Он тряхнул головой и проникновенно произнес:

– Это ведь не игрушки, Серенити. Вам следует…

– Заняться вышиванием, стиркой, чтением стихов.

– Верно.

Если бы взгляды могли убивать, Морган наверняка в тот же миг лежал бы распростертый на полу.

– Будь по-вашему, – сердито прошипела она и подошла к веревке, на которой сушилась его и ее одежда. Стянув с веревки мокрый камзол, она накинула его на плечи Моргана. – И раз уж мое дело не высовывать отсюда носа, а ваше – управлять кораблем, предлагаю вам отправиться на мостик.

– Но…

– Никаких «но», капитан. Побойтесь Бога, ведь вы так надолго покинули свой пост! Мало ли что может случиться в ваше отсутствие? В палубу угодит молния, и «Тритон» загорится. Из глубин поднимется морское чудовище и всех нас проглотит вместе с кораблем. Или… Осмелюсь предположить, вес мужского самомнения окажется так велик, что доски палубы и корпуса треснут под этой тяжестью, и мы пойдем ко дну.

И не успел Морган опомниться, как обнаружил себя стоящим в коридоре у захлопнувшейся перед его носом двери собственной каюты.

И ведь она уже не в первый раз проделала с ним такое!

Еще через мгновение дверь распахнулась и Серенити сунула ему в руки тарелку, из которой он ел.

– И что бы ни случилось, не забудьте прикончить порцию древесной коры.

Дверь с треском захлопнулась.

– Серенити! – воскликнул он, постучав по двери кулаком. – Откройте!

– Идите к черту, капитан Дрейк!

Уж не ослышался ли он?

– Разве такие выражения приличествуют леди?

Дверь снова отворилась, и Серенити предстала перед ним с раздувающимися от гнева ноздрями. Сощурившись, она выпалила:

– Может, вам это больше понравится: идите к дьяволу! И сгиньте в преисподней!

И не успел он и глазом моргнуть, как она снова укрылась за дверью.

– Серенити!

– О-о-ох, простите меня, капитан, – захныкала она, дразнясь, – но мне самой не под силу отпереть эту тяжелую рассохшуюся дверь. Так ведь недолго и пальчик занозить. Вот ужас-то будет, а? Если бы только мне пришел на помощь сильный и бесстрашный мужчина. Ведь я такая слабая, беззащитная! – И сквозь плотную дверь до него донесся ее мелодраматический полувздох-полувсхлип.

Он решил про себя, что это очень даже хорошо, что она на сей раз не открыла ему дверь. Потому что, стоя в коридоре с мокрым камзолом на плече и тарелкой в руках, с беспощадно попранным эго, он ощутил в себе настойчивое желание задушить ее.

Но рано или поздно она покинет каюту, и тогда…

Date: 2015-12-13; view: 408; Нарушение авторских прав