Текст договора

«Когда, во имя Христа, благороднейшие короли Гунтрамн и Хильдеберт, а также королева Брунгильда собрались в Андело, чтобы подтвердить свою дружбу и, после длительных споров, положить конец любым обстоятельствам, каковые могут оказаться причиной раздоров между ними, то решили, согласились и полностью одобрили по милости Божьей, с согласия своих епископов и вельмож, что, насколько всемогущий Господь позволит им продолжить их жизни, они сохранят добрососедские отношения друг с другом, со всей чистотой, любовью и прямодушием сердца.

Поскольку король Гунтрамн, в соответствии с положениями союза, в который он вступил вместе с блаженной памяти королем Сигибертом, заявляет как свою собственную всю область, которую король Сигиберт унаследовал из земель, которыми правил Хариберт, и поскольку король Хильдеберт хочет получить земли, которыми обладал его отец, согласились и после продолжительных споров решили, что третья часть города Парижа вместе со всем ее населением, отошедшая к королю по письменному соглашению из земель, которыми управлял Хариберт, вместе с крепостями Шатодён и Вандом и всем тем, чем вышеназванный король обладал для свободного пути по районам Этампа и Шартра, с землями и людьми, там проживавшими, останутся в владении и под правлением короля Гунтрамна в добавление к тому, чем он, Гунтрамн, уже владеет и получил из земель, управлявшихся Харибертом при жизни короля Сигиберта.

На том же основании с этого дня под власть короля Хильдеберта отходят города: Мо, две трети города Санлис, Тур, Пуатье, Авранш, Эр, Сен-Лизье, Байонна, Альби с их землями.

Далее согласились, что если кто-либо из вышеупомянутых королей по Божьей милости переживет остальных и у них не будет мужских потомков, то он унаследует их царство во всем его объеме и на неограниченный срок и, по Божьей милости, передаст все это своим собственным потомкам.

Специально оговаривается, что все, что король Гунтрамн передал своей дочери Хродехильде (Клотильде) или, по милости Божьей, передаст ей в будущем людьми, городами, землями или доходами, останется в ее власти и под ее управлением. Согласились, что если она сама по своей собственной воле решит распорядиться любой частью земли, доходов или денежных сумм или передать их любому человеку, то с Божьей милостью они оставят все это во владении данного человека и не заберут это у него никогда. Более того, она сама, находясь под защитой и охраной короля Хильдеберта, останется в безопасности, сохранит честь и достоинство и все, чем владеет на момент смерти отца.

Добавляя при этом и при тех же самых условиях, что король Гунтрамн обещает, что если случится так, что король Хильдеберт умрет, хотя Господь в Своем сострадании не допустит этого, то этот король Гунтрамн примет под свое собственное попечение и защиту в качестве любящего отца принцев Теодеберта и Теодориха и позаботится о том, чтобы они унаследовали царство своего отца.

Кроме того, король Гунтрамн обещал, что возьмет под свою собственную опеку и защиту ее величество королеву Брунгильду, мать короля Хильдеберта, дочь Брунгильды Хлодосинду, сестру короля Хильдеберта, до тех пор, пока она будет находиться в земле франков, и королеву Файлеубу, приняв ее как свою дорогую сестру, а также ее дочерей. Он уверяет, что они будут находиться в полной безопасности и покое, сохраняя свою честь и достоинство. И всех тех людей и добро, города, земли, доходы разных сортов и богатство всех видов, какими они в настоящее время владеют или станут владеть в будущем, если Господь так распорядится, они смогут законным образом сохранить. Если по своей собственной воле они захотят распорядиться всем этим или даровать кому-либо часть своих земель, доходов или денежных сумм, они сохранят это право пожизненно, и их желание никто другой не сможет изменить.

Что же касается городов Бордо, Лиможа и Каора (Кагора), Лескара (Беарна) и Сьета, которые, бесспорно, Галсвинта, сестра государыни Брунгильды, получила в качестве приданого и morgengabe, или утреннего дара (брачный утренний дар жениха невесте. – Ред.), во время своего первого прибытия в землю франков и которые, как признано, Брунгильда унаследовала по решению короля Гунтрамна и с согласия франков при жизни Хильперика и короля Сигиберта, то согласились, что Брунгильда тотчас получит в свою собственность город Каор вместе с его землями и всем населением. Другие же города король Гунтрамн оставит при себе до тех пор, пока жив, а после его смерти по воле Господа они сразу же перейдут в собственность Брунгильды и ее наследников. Понятно, что, пока король жив, ни Брунгильда, ни ее сын король Хильдеберт, ни его сыновья ни при каких условиях не могут претендовать на них.

Кроме того, пришли к соглашению, что король Хильдеберт продолжит удерживать в своем ведении город Санлис, но в качестве компенсации за третью часть Санлиса, по праву принадлежащую королю Гунтрамну, передаст ему в качестве компенсации третью часть Ресона.

Согласились, что в соответствии с договором, заключенным между королем Гунтрамном и блаженной памяти королем Сигибертом, те лейды (здесь: вассалы. – Ред.), которые после смерти короля Хлотаря принесли клятву верности королю Гунтрамну, а затем были уличены в том, что перешли на другую сторону, должны быть удалены из мест, где они пребывают. Также условились, что и те лейды, которые после смерти короля Хлотаря принесли клятву верности сначала королю Сигиберту, а сами перешли на другую сторону, должны быть возвращены таким же образом.

Далее, все, что вышеупомянутые короли передали церквам или их верным людям или передадут в будущем по милости Божьей и законным образом, гарантированно остается в их собственности.

Вся собственность, справедливо и законно принадлежащая владельцам в обоих царствах, никоим образом не будет оспариваться или отчуждаться. Если во времена междуцарствия что-либо отняли у кого-либо не по его вине, то будет проведено расследование и отобранное возвращено. Если любой человек владел чем-либо благодаря проявленной щедрости первых королей вплоть до блаженной памяти короля Хлотаря, то он продолжает владеть этим. Если что-либо было отнято у наших преданных подданных, оно должно быть возвращено немедленно.

Поскольку данный договор был с чистосердечным согласием принят во имя Господа вышеназванными королями, то согласились, что в обоих царствах и ради верных людей обоих царств право свободного проезда будет всегда даровано любому, кто захочет путешествовать по государственным или частным надобностям. Более того, согласились, что ни тот ни другой король не станут приглашать лейдов другого короля, но, если те все же прибудут, не станет принимать их. Если в результате какого-либо проступка лейды другого короля станут искать убежище на территории другого короля, их следует передать обратно без наказания, если позволит его проступок.

Далее решили добавить к договору, что, если в какие-либо времена, под любым предлогом любая из заинтересованных сторон не сможет обеспечить его условия, она лишается всех выгод, как предоставленных, так и обещанных, в пользу того, кто выполняет все обязательства полностью, и сторона, верная договору, будет свободна от клятвенного обещания по всем пунктам.

Теперь же, когда соглашение обговорено по всем пунктам, заинтересованные стороны клянутся именем Господа всемогущего и нераздельной Троицей, всем, что свято, и днем Страшного суда, что станут соблюдать во всех деталях, без обмана и предательства, желания обмануть каждый пункт, как записано выше.

Договор составлен 28 ноября, в двадцать шестой год правления короля Гунтрамна и на двенадцатый год правления короля Хильдеберта».

Когда договор прочитали вслух, король Гунтрамн заявил: «Пусть меня поразит суд Божий, если я нарушу хоть один его пункт!» Затем он повернулся к Феликсу, который прибыл со мной. «Скажи мне, Феликс, – сказал король, – действительно ли ты установил теплые дружеские отношения между моей сестрой Брунгильдой и этим врагом Господа и человека Фредегундой?» Феликс ответил, что это вовсе не так.

Тогда я выступил и заявил: «Королю не стоит сомневаться в том, что «дружеские отношения», которые связывают их в течение столь долгих лет, оспариваются кем-либо из них. То есть, иначе говоря, ты можешь быть совершенно уверен в том, что та ненависть, которую они обе испытывали друг к другу многие годы, не развеялась и по-прежнему сильна, как всегда. Благородный король, весьма жаль, что ты не можешь заставить себя стать менее дружелюбным по отношению к королеве Фредегунде. Мы так часто отмечали, что ты принимал ее представителей с большим почетом, чем наших».

«Уверяю тебя, епископ, – ответил король Гунтрамн, – что я принимал представителей Фредегунды лишь из дружеских чувств к своему племяннику Хильдеберту. Едва ли я стану предлагать узы истинной дружбы женщине, которая не раз посылала своих людей убить меня!»

Как только король кончил говорить, Феликс ответил: «Полагаю, что до твоих августейших ушей дошло, что Реккаред отправил послов к твоему племяннику, чтобы просить руки твоей племянницы и дочери твоего брата Хлодосинды. Хильдеберт, однако, отказался давать какие-либо обещания без твоего ясно выраженного одобрения».

«Нехорошо, – заявил король, – чтобы моя племянница отправилась в страну, где ее сестра встретила свой конец. Я не могу согласиться и с тем, что смерть моей племянницы Ингунды осталась неотомщенной».

«Они всячески стремятся доказать, что невиновны в этом, – ответил Феликс, – готовы принести соответствующие клятвы или выразить свое отношение тем способом, который ты предложишь. Только дай свое согласие на то, чтобы Хлодосинда сочеталась браком с Реккаредом, как тот просит!»

«Если мой племянник беспрекословно и по доброй воле выполнит то, что написано в договоре, – ответил Гунтрамн, – я, со своей стороны, соглашусь на то, чего он желает». Нам оставалось только пообещать, что Хильдеберт выполнит все условия.

«Хильдеберт далее спрашивает тебя о верности своим родственным и дружеским чувствам, – продолжал Феликс, – станешь ли ты поддерживать его в борьбе с лангобардами, чтобы он мог выдворить их из Италии и вернуть себе обратно ту территорию, которой владел его отец? Тогда, при твоей поддержке, в оставшейся части Италии восстановится власть императора».

«Я никогда не отправлю свои войска в Италию, – ответил король, – если я сделаю это, то обреку их на неминуемую гибель, ибо в этой стране бушует эпидемия».

Когда дали слово мне, я добавил: «Ты просил своего племянника, чтобы собрались все епископы его царства, ибо необходимо согласовать множество вопросов. Твой племянник всегда считал, что в соответствии с каноническим правом каждый архиепископ обязан проводить встречи епископов своей провинции и, когда случается какая-то несправедливость в его собственной епархии, он должен тотчас собирать их, чтобы они выносили решение. Почему же следовало собрать столь представительное собрание в одном месте? Доктрине церкви ничто не угрожает, не появилось никакой новой ереси. Какая же необходимость, чтобы такое количество епископов встретились здесь на общем совете?»

«Напротив, нам следует уладить множество вопросов, – ответил Гунтрамн. – Совершено множество злодейств, сильно упала личная мораль, есть и множество других вещей, которые нам предстоит обсудить вместе. Кроме того, и это более существенно, чем все остальное, поскольку касается самого Господа, вам нужно выяснить, каким образом епископа Претекстата убили в его собственном соборе. Кроме того, следует разобраться с теми, кого обвиняют в излишней тяге к роскоши. Если выяснится, что они виновны, их следует наказать так, как решат их коллеги епископы. Но если выяснится, что они невиновны, то следует публично объявить о несправедливости выдвинутых против них обвинений». Затем король велел отложить собор до начала июня.

Как только наша беседа закончилась, мы проследовали в собор, ибо был праздник Воскресения Господа. Когда месса закончилась, Гунтрамн попросил нас отобедать с ним. Изобилие блюд на столе только противоречило согласию, царившему в наших сердцах. Король разговаривал о Господе, о строительстве новых церквей, о помощи бедным. Иногда он громко смеялся, восторгаясь удачной фразой, уверенный, что мы разделяем его радость.

Среди прочего он сказал следующее, постоянно возвращаясь к этой теме: «Если бы только мой племянник сдержал свое обещание! Это все, чего я хотел бы! Если он обижен тем, что я даровал аудиенцию послам другого моего племянника Хлотаря, то я ведь не настолько глуп, что не смогу стать посредником между ними и прекратить ссору?

Я совершенно уверен, что было бы лучше положить конец ссоре, вместо того чтобы продолжать ее. Если же я признаю Хлотаря в качестве своего племянника, то отдам ему два или три города в какой-либо части своих владений, чтобы он не чувствовал себя лишенным наследства. Хильдеберт не должен обижаться, что я делаю эти подарки Хлотарю». Король также говорил и о другом. Он проявил необычайное дружелюбие по отношению к нам, одарив подарками. Затем он распрощался с нами, увещевая нас давать Хильдеберту полезные для жизни советы.

21. Я часто писал, что король Гунтрамн был хорошо известен своей набожностью, уделяя особое внимание ночным службам и постам.

В то время сообщили[245], что жители Марселя страдают от страшной эпидемии, сопровождавшейся трудностями при глотании, и эта болезнь быстро распространилась до Сен-Симфорен-д’Озон, селения неподалеку от Лиона. Как и другие добросердечные епископы, я способствовал исцелению, раны простых грешников иногда излечивались.

Король Гунтрамн распорядился, чтобы все население собралось в церкви и с особым рвением провело молебствие. Затем он распорядился, чтобы люди не ели и не пили ничего, кроме хлеба и чистой воды, и чтобы постоянно несли ночные службы. Его приказания выполнялись.

В течение трех дней сам он раздал больше подаяний, чем обычно, похоже, что он действительно волновался за своих людей, его даже скорее принимали за одного из епископов Господа, чем за правителя. Он связывал свои надежды с тем, что Господь сжалится, направлял все свои молитвы к Нему, поскольку верил, что с Его помощью и истинной верой все желания осуществятся.

О Гунтрамне рассказывают следующую историю. У одной женщины сын серьезно заболел малярией (квартаной). Когда мальчик, распростершись, лежал на кровати, женщина пробилась сквозь толпу и стала за спиной короля. Оставаясь незамеченной, она оторвала несколько нитей с бахромы его плаща. Затем она опустила их в воду и дала эту жидкость выпить своему сыну. Лихорадка тотчас отпустила его, и он выздоровел. Эта история кажется мне похожей на правду, потому что я часто слышал о том, как люди, одержимые дьяволом, исцеляются именем Гунтрамна и с помощью его чудесной силы признаются в совершенных ими преступлениях.

22. Как я уже рассказывал, город Марсель страдал от необычайно сильной эпидемии. Теперь я должен точно передать, как это случилось. В то время епископ Теодор отправился к королю Хильдеберту, чтобы пожаловаться на патриция Ницетия. Однако король не обратил внимания на слова епископа, из-за чего тот решил вернуться домой.

Тем временем в порт вошел корабль из Испании с разными грузами, к несчастью ввезя с собой и источник инфекции. Едва несколько жителей города купили товары из привезенного груза, как незамедлительно дом, в котором проживало восемь человек, опустел, поскольку все жители умерли от этой болезни.

Правда, инфекция не сразу распространилась по всем домам. Прошло какое-то время, и затем, как будто подожгли засеянное пшеницей поле, весь город неожиданно оказался охваченным эпидемией. Несмотря на это, епископ Теодор вернулся обратно и занял в качестве резиденции церковь Святого Виктора[246]вместе с несколькими бедными людьми, оставшимися с ним.

Там он оставался на протяжении всего бедствия, охватившего весь город, проводя все свое время в молитвах и постах, умоляя Господа выказать Свою милость и положить конец кровопролитию и дать людям мир и покой. Через два месяца чума исчерпала сама себя и закончилась. Люди вернулись в Марсель, благодаря Господа, что остались в живых. Затем болезнь вспыхнула снова, и те, кто вернулся, умерли. Позже Марсель несколько раз продолжал страдать от эпидемий подобного рода.

23. Серьезно заболел Агерик, епископ Вердена. Он не переставая думал о том, что именно по его вине убили Гунтрамна Бозона, за безопасность которого он поручился. То, что Бертефрида убили в часовне его собственного епископского дома, усугубляло тоску епископа. Каждый день он плакал о бывших при нем сыновьях Гунтрамна: «Это моя вина, что вы остались сиротами».

Как я уже говорил вам, случившееся легло тяжелым грузом на его душу. Он страдал от черной тоски, отказывался от еды, вскоре умер и был похоронен. Аббат Букковальд стремился занять его место, но без успеха, ибо многие были недовольны его высокомерием и прозвали его Buccus Validus (лат. «сильный козел»). Согласно королевскому декрету и с общего одобрения назначили епископом рефендария Харимера. Умер епископ Арля Лицерий. При поддержке епископа Сиагрия на его место назначили Вергилия, аббата из Отёна.

24. Епископ Ванса Девтерий умер, и на его место назначили Фронимия. Когда-то он жил в Бурже, а затем по какой-то причине переехал в Септиманию. После смерти короля Атанагильда его преемник Леува оказал Прониму особый почет и назначил епископом города Агд. Пришло время, и Леува умер, а его сменил Леовигильд, погрязший в порочной арианской ереси.

Как я уже рассказывал вам, Ингунду, дочь короля Сигиберта, привезли в Испанию в связи с ее предстоящим замужеством, до Леовигильда дошло, что епископ Проним посоветовал ей не связываться с отвратительной ересью. С того времени Леовигильд возненавидел Пронима и всеми силами старался его поймать в злокозненные сети, чтобы отстранить от епископства. Однако, как бы он ни пытался, ему никак не удавалось это сделать, поэтому он послал человека с мечом убить епископа.

Вовремя получив предупреждение, Проним сбежал из Агда и направился в Галлию. Несколько епископов оказали ему гостеприимство и собрали деньги. Затем Проним направился к королю Хильдеберту. Когда же освободилось место, спустя девять лет после его побега из Агда король назначил его епископом в городе Вансе.

В тот год бретонцы вторглись в земли Нанта и Рена. Они украли урожай винограда, уничтожили возделанные поля и увели с собой в качестве рабов всех тех, кто жил в поместьях. Они не выполнили ни одно из своих обещаний. Они не только нарушили свои обещания, но даже украли собственность, принадлежавшую нашим королям.

25. Король Хильдеберт получил подарки от лангобардов, когда они приехали, чтобы узнать, выйдет ли его сестра замуж за их короля, и он дал свое согласие[247]. Когда прибыли представители от вестготов, он пообещал отдать ее и им, признавая их как людей, обращенных в католическую веру. Он также отправил посольство к императору, осуществляя то, что не смог сделать ранее, а именно организовать наступление на лангобардов и с помощью императора выдворить их из Италии. Затем он отправил свои войска занять эти земли.

Его военачальники вошли в Италию во главе войска и вступили в бой с врагом. Наши были разбиты: одни были убиты, других пленили, оставшиеся обратились в бегство и направились домой, что смогли сделать с большим трудом. Никто не помнил такого разгрома франкской армии.

26. На четырнадцатый год правления короля Хильдеберта[248]умерла вдова Хариберта королева Ингоберга, необычайно мудрая и набожная женщина, постоянно совершавшая ночные службы, проводившая время в молитвах и всегда подававшая милостыню. Предупрежденная о своей приближающейся смерти Провидением Господа и поверив в это, как мне кажется, она послала ко мне гонцов, чтобы я помог ей выполнить то, что она хотела, ради спасения ее души.

Она говорила, что будет ждать, пока я приеду, и тогда, когда мы все обговорим, она письменно обозначит то, что хочет сделать. Конечно, я отправился к ней и увидел богобоязненную женщину. Она приняла меня самым любезным образом, вызвала нотариуса и затем, обсудив свои планы со мной, как я уже говорил вам, оставила свое наследство собору Тура, другую часть – базилике Святого Мартина и третью – собору города Ле-Мана.

Спустя несколько месяцев после нашего разговора она неожиданно заболела и умерла. Освободившись от собственности, она смогла накормить многих. Думаю, что ей было за семьдесят. Она оставила дочь, которая вышла замуж за сына короля Кента.

27. Герцог Амалион отправил свою жену в одно из своих поместий, чтобы она приглядела за тем, как идут его дела. После этого он воспылал желанием к одной свободнорожденной девушке. Однажды ночью, когда он совершенно захмелел, он отправил своих слуг, чтобы те схватили девушку и положили к нему в постель. Она сопротивлялась, но ее привели в дом Амалиона силой. Слуги избили ее так, что у нее из носа пошла кровь, и вся кровать герцога оказалась забрызганной ее кровью.

Когда она попала к нему, он также побил ее, сильно ударив, затем обхватил руками. И тут же заснул. Девушка вытянула руку, схватила его меч, вытащила его из ножен и, как Юдифь Олоферну, нанесла ему сильный удар по голове. Он громко закричал, и прибежали его слуги. Они собирались убить девушку, но Амалион закричал: «Остановитесь! Остановитесь! Это я согрешил, попытавшись изнасиловать эту девушку! Она лишь пыталась сохранить свою девственность. Вы не должны причинить ей вред». После этого он умер.

Когда семья Амалиона собралась вокруг него и стала его оплакивать, девушке удалось с Божьей помощью выскользнуть и убежать домой. Затем она направилась в город Шалон, находившийся примерно в тридцати пяти милях от того места, где все это случилось. Девушка пошла прямо в церковь Святого Марцелла, бросилась в ноги королю Гунтрамну, рассказала ему обо всем и поведала о том, что произошло. Исполнившись жалости, король не только даровал ей жизнь, но и велел своим королевским указом обеспечить ей свою поддержку и потребовал, чтобы ей не докучали никакие родственники умершего человека. Позже я узнал, что с Божьей помощью она не потеряла свою девственность от притязаний грубого насильника.

28. У королевы Брунгильды был огромный поднос невероятной величины, украшенный золотом и драгоценными камнями. Она отправила его королю Испании вместе с парой деревянных блюд, обычно называемых тазами, также украшенных золотом и драгоценными камнями. Она доверила передачу ценностей Эбрегизилу, поскольку того часто посылали с подобными миссиями в Испанию.

Кто-то сообщил королю Гунтрамну, что королева Брунгильда посылает подарки сыновьям Гундовальда, и он велел по всем дорогам королевства расставить стражников, чтобы никто не прошел без досмотра. Обыскивали даже одежду и обувь путешественников, не говоря уже об их пожитках, пытаясь обнаружить спрятанное письмо.

Эбрегизил вместе с драгоценным грузом прибыл в Париж. Там его схватил герцог Эбрахар и доставил к королю. «Проклятый негодяй! – закричал Гунтрамн. – Разве мало того, что ты имел наглость помогать Балломеру, именуемому Гундовальдом, жениться на Брунгильде, человеку, которого я уничтожил, потому что он хотел заполучить право управлять моим королевством? Теперь ты несешь подарки его сыновьям и явно хочешь пригласить их в Галлию, чтобы они перерезали мне горло! Ты никогда не доберешься до цели своего путешествия. Ты должен умереть, потому что твоя миссия угрожает мне и моему роду!»

Эбрегизил протестовал, сказав, что он не понимает, о чем идет речь, потому что подарки предназначаются Реккареду, собирающемуся жениться на Хлодосинде, сестре короля Хильдеберта. Король поверил его словам и отпустил. Эбрегизил тотчас продолжил свой путь, забрав эти подарки с собой.

29. Король Хильдеберт решил принять приглашение Сигимунда, епископа Майнца, и отпраздновать Пасху в его городе. Его старший сын Теодеберт страдал от ужасной опухоли в горле, но поправился.

Тем временем король Хильдеберт собрал войско и приготовился выступить во главе его в Италию, чтобы напасть на лангобардов. Когда те узнали об этом, то послали послов и дары. «Пусть между нами воцарится мир, – заявили послы. – Вместо того чтобы погибнуть, мы заплатим тебе дань. Если тебе когда-либо понадобится помощь в борьбе против твоих врагов, мы незамедлительно предоставим ее».

Король Хильдеберт отправил послов к Гунтрамну, чтобы сообщить ему о предложении, сделанном лангобардами. Гунтрамн был не против и посоветовал заключить мир. Король Хильдеберт распорядился, чтобы его войска оставались на месте, но отправил послов к лангобардам, чтобы сказать о том, что его армия вернется домой, если они подтвердят то, что он услышал. Однако события повернулись совершенно иначе.

30. По просьбе епископа Маровея король Хильдеберт отправил в Пуатье Флорентиана, королевского майордома, и графа Ромульфа. В их обязанности входило провести новую податную перепись, чтобы народ исправно платил налоги, взимавшиеся со времен отца Хильдеберта. Многие из людей, внесенных в старые листы, умерли. В результате вдовы, сироты и больные столкнулись с тяжелым налогообложением. Рассмотрев каждый случай отдельно, инспекторы даровали послабление бедным и больным, определив надлежащую сумму налога.

Затем они прибыли в Тур. Когда они объявили, что собираются обложить налогом жителей города, что они должны в имеющихся в их распоряжении налоговых листах показать, как облагалось население во времена первых правителей, я дал им следующий совет: «Бесспорно, что город Тур был обложен налогом во времена короля Хлотаря. Списки предложили на рассмотрение королю, а Хлотарь бросил их в огонь, потому что ему внушал необычайный страх наш епископ святой Мартин. Когда же Хлотарь умер, мои жители принесли клятву верности королю Хариберту, а тот в свою очередь поклялся, что не станет учреждать никакие законы, сохранив те условия, при которых они жили во времена правления его отца. Он также пообещал, что не наложит на них новые налоги, которые поставят их в затруднительное положение.

В то время Гайсон, бывший тогда графом, взял налоговые листы, которые, как я сказал, были составлены первыми должностными лицами, и начал требовать налоги. Против него тотчас выступил епископ Евфроний, и Гайсон отправил королю деньги, собранные незаконно, показав ему налоговые листы, в которых поборы были снижены. Из страха перед святым Мартином король Хариберт тут же бросил списки в огонь. Собранные деньги отправили обратно в церковь Святого Мартина, поклявшись, что впредь с жителей Тура не будут взиматься никакие государственные налоги. После смерти Хариберта город находился под властью короля Сигиберта, который также не обременял его налогами.

Точно так же и Хильдеберт не выдвигал никаких требований за четырнадцать лет своего правления, прошедшие со времени смерти отца. Городу не пришлось столкнуться ни с какими поборами вообще. В твоей власти решить, следует собирать налог или нет, но помни об опасности, которая тебе грозит, если ты нарушишь клятву, которую давали короли».

Когда я закончил говорить, его величество ответил мне следующим образом: «Ты видишь, что у нас в руках книга, где перечислено налоговое обложение твоих людей». – «Эта книга составлена не казначейством короля, – ответил я. – В течение этих долгих лет она находилась в безвестности, я не удивлюсь, если ее бережно хранили в каком-то доме, чтобы не вызывать ненависть среди моих городских жителей. Господь накажет тех, кто изготовил ее спустя столь длительный срок после соглашения, просто для того, чтобы обирать моих людей».

В тот же день сын Авдина, изготовившего подделку, заболел лихорадкой и через три дня умер. Затем мы отправили наших представителей к королю спросить у него, пошлет ли тот инструкции, чтобы пояснить свои распоряжения. Официальный ответ пришел практически незамедлительно, в нем подтверждалось освобождение жителей Тура от налогов из уважения к святому Мартину. Прочитав его, люди короля вернулись домой.

31. Король Гунтрамн направил войско в Септиманию. Герцог Аустровальд заранее отправился в Каркасон, чтобы склонить его жителей принести клятву верности королю. Затем он послал Бозона и Антестия подчинить другие города. Прибыв туда, Бозон вел себя самым высокомерным образом. Он презрительно высказывался о герцоге Аустровальде и порицал его за то, что тот вошел в Каркасон, не подождав его. Затем он направился в Каркасон вместе с людьми из Сента, Перигё, Бордо и даже Тулузы.

Услышав о том, что он столь самоуверенно перемещался, готы устроили ему засаду. Он разбил лагерь на берегах небольшой реки[249], протекавшей поблизости, и уселся ужинать, выпил больше положенного и начал насмехаться и оскорблять готов. Именно это время готы и выбрали для атаки, захватив Бозона и его людей врасплох во время еды. Они (франки. – Ред.) подали сигнал к атаке и бросились на готов.

Готы немедленно отступили, притворяясь, что убегают. Бозон и его люди преследовали их, но сидевшие в засаде готы бросились на них, и франки оказались в окружении. Франкское войско практически все было уничтожено. Все спасались как могли, те, кто взобрался на лошадей, смогли убежать, бросив оружие и оставив личное имущество на поле сражения. Они считали себя счастливчиками, потому что им удалось спасти свою жизнь.

Но готы продолжали преследовать их. Они захватили все их имущество, разграбили лагерь и взяли в плен всех пеших воинов. Почти пять тысяч человек погибло в бою, а более двух тысяч оказалось в плену. Многих позже освободили, и они смогли вернуться домой.

32. Король Гунтрамн был в большой тревоге. Он велел перекрыть все дороги, ведущие через его королевство, чтобы помешать людям Хильдеберта пройти на его территорию. «Только потому, что он заключил союз с королем Испании, мое войско уничтожено, – жаловался Гунтрамн. – Благодаря его интригам эти города отказались принять мою власть».

У него была и другая причина для горького разочарования. Решение Хильдеберта отправить своего старшего сына Теодеберта в Суасон вызвало подозрение у Гунтрамна. «Мой племянник отсылает своего сына в Суасон для того, чтобы он потом вошел в Париж и отнял мое королевство», – предположил он.

Насколько мне известно, подобная идея вообще не приходила в голову Хильдеберту. Гунтрамн также выдвинул ряд диких обвинений против Брунгильды, заявив, что именно она посоветовала это Хильдеберту, добавив, что однажды она хотела выйти замуж за сына Гундовальда. В результате Гунтрамн распорядился созвать собор епископов в первый день ноября. Лишь немногие из них смогли прибыть на собор из отдаленных концов Галлии.

Однако королеве Брунгильде удалось обелить себя с помощью клятвы, и они все снова отправились домой. Дороги открыли, и Гунтрамн предоставил свободный проход всем, кто хотел отправиться с визитом к королю Хильдеберту.

33. Примерно в это время Ингитруда, основавшая обитель[250]во внешнем дворе церкви Святого Мартина, отправилась к королю, чтобы пожаловаться на свою дочь Бертегунду. Она находилась в обители, где также проживала Бертефледа, дочь покойного короля Хариберта. Когда Ингитруда уехала, Бертефледа также покинула обитель и отправилась в Ле-Ман. Она была известна как женщина, которая любила поесть и много поспать и совершенно не проявляла усердия в служении Господу.

Лучше будет, если я расскажу вам историю Ингитруды и ее дочери с самого начала. За несколько лет до этих событий, как я уже пояснял вам, Ингитруда, основав свой монастырь для молодых женщин внутри двора церкви Святого Мартина, отправила посланца к своей дочери, заявляя: «Оставь своего мужа и приходи, чтобы я сделала тебя аббатисой сообщества, собранного мной».

Получив это глупое сообщение, Бертегунда прибыла в Тур вместе со своим мужем. Она вошла в обитель, сказав своему мужу: «Отправляйся обратно домой и присмотри за детьми, я не собираюсь возвращаться с тобой. Никто из тех, кто связал себя узами брака, не сможет войти в Царство Божье».

Муж пришел ко мне и рассказал о том, что ему сказала его жена. Я отправился в обитель и зачитал вслух отрывок из постановления Никейского собора, в котором говорилось следующее: «Ежели какая-либо женщина оставит своего мужа и с презрением отнесется к своему замужнему статусу, в котором до сих пор честно проживала, заявляя, что никто из тех, кто женат, когда-либо не увидит Царство Господа, пусть ее осудят». Услышав это, Бертегунда испугалась, что ее отлучат епископы Господа, оставила монастырь и вернулась домой вместе со своим мужем.

Прошло три или четыре года. Ингитруда послала новое послание к своей дочери, в котором просила ее вернуться. Однажды, когда муж уехал из дома, та нагрузила несколько судов своим собственным имуществом и взяла часть добра своего мужа, а затем отправилась в Тур вместе с одним из ее сыновей. Ее мать не хотела удерживать ее здесь, потому что муж просил жену вернуться. Она также боялась, что из-за Бертегунды ее могут обвинить в нарушении закона.

Поэтому мать отправила дочь к Бертраму, епископу Бордо, являвшемуся братом Бертегунды и сыном Ингитруды. Муж последовал за Бертегундой в Бордо, но Бертрам заявил ему: «Ты женился на ней без согласия ее родителей, поэтому она больше не является твоей женой». И все это было сказано после того, как они прожили почти тридцать лет! Муж приезжал в Бордо несколько раз, но епископ Бертрам отказывался выдать свою сестру.

Когда же в город Орлеан прибыл король Гунтрамн, как я уже рассказывал в предыдущей книге, муж стал искать аудиенции и стал резко упрекать епископа Бертрама. «Ты забрал мою жену и ее слуг, – заявлял он. – Более того, это зло ты совершил как епископ, ты соблазнил нескольких моих служанок, а моя собственная жена вступила в связь с несколькими твоими людьми».

Король впал в ярость и принудил епископа Бертрама дать обещание вернуть Бертегунду ее мужу. «Она – моя родственница, – заявил король. – Если ей было плохо в доме своего мужа, я могу наказать его. Если же нет, то почему нужно так унижать ее мужа, забирая у него жену?»

В свою очередь, епископ Бертрам пообещал следующее. «Признаю, что моя сестра пришла ко мне после многих лет своей замужней жизни, – заявил он. – Именно руководствуясь братской любовью и привязанностью, я удерживал ее у себя так долго, как она этого хотела. Теперь она покинула меня. Муж пришел, чтобы добиться ее и забрать туда, куда хотел, но я не стану стоять на его пути».

Вот что он сказал, но тайком отправил посланца к Бертегунде, велев ей снять мирское платье, принести покаяние и искать убежище в церкви Святого Мартина. Все это она и сделала. Тогда ее муж прибыл с несколькими своими людьми, намереваясь вынудить ее покинуть церковь. Она носила одежду монахини и отказалась пойти вместе со своим мужем, заявив, что дала обет покаяния (следовательно, не могла вернуться к мирской жизни. – Ред.).

Тем временем в Бордо умер епископ Бертрам. Тогда Бертегунда пришла в себя. «Какой же я была дурой, – за явила она, – что слушалась советов моей глупой матери! Теперь мой брат мертв, мой муж оставил меня, и я отрезана от своих детей! Как же я несчастна! Куда же мне идти и что делать?»

Обдумав снова случившееся, она отправилась в Пуатье. Ее мать хотела удержать Бертегунду у себя, но не смогла сделать этого. Тогда они поссорились и решили появиться перед королем. Бертегунда пыталась заявить притязания на то, что оставил ей отец, а Ингитруда просила поместье своего умершего мужа.

Бертегунда представила документ о дарении от своего брата Бертрама, заявляя: «Мой брат дал мне это, и это тоже». Ее мать не хотела признавать дарственную и попыталась забрать все себе. Она велела мужчинам взломать дом ее дочери и все украсть, включая и дарственную. Таким образом, Ингитруда совершила дурной поступок и по требованию своей дочери была вынуждена отдать то, что отобрала.

Маровей, один из епископов, и я сам получили послания от короля, в которых он велел нам попытаться добиться мирного соглашения между ними обоими. Бертегунда вернулась в Тур и появилась в нашем дворе, мы сделали все от нас зависящее, стремясь заставить ее прислушаться к доводам разума. Ее мать не обратила на нас никакого внимания.

Разъярившись, она вновь отправилась к королю, намереваясь лишить свою дочь ее наследства и доли, что полагалась ей от собственности ее отца.

Ингитруда изложила свою просьбу в присутствии короля, но ее дочери не было здесь, так что вынесли суждение, что одну четверть следует вернуть Бертегунде, а Ингитруда должна получить три четверти, чтобы разделить их со своими внуками, детьми одного из своих сыновей. Священник Теотар был одним из рефендариев короля Сигиберта, но с тех пор принял сан, поступил под начало короля Хильдеберта и должен был провести разделение. Однако Бертегунда отказалась принять это решение, разделение не провели, и распря продолжилась.

34. Ригунта, дочь Хильперика, всегда нападала на свою мать Фредегунду и заявляла, что она была настоящей хозяйкой, ее же мать должна была прислуживать. Она часто вслух оскорбляла свою мать, и они обменивались пощечинами и тычками. «Почему ты так меня ненавидишь, дочь? – однажды спросила ее Фредегунда. – Ты можешь забрать все вещи твоего отца, которые по-прежнему находятся в моем владении, и делать с ними то, что ты хочешь».

С этими словами она направилась в комнату для хранения ценностей и открыла сундук, доверху наполненный драгоценными камнями и изысканными украшениями. В течение долгого времени она продолжала вынимать их друг за другом и протягивать их своей дочери, стоявшей позади нее.

Потом она неожиданно сказала: «Я устала это делать. Доставай сама и возьми то, что хочешь». Ригунта нагнулась и сунула руку в сундук, чтобы достать новые вещи, когда ее мать неожиданно схватилась за крышку и обрушила ее на шею дочери. Фредегунда надавила на крышку со всей силы, и край сундука так сильно надавил на горло девушки, что ее глаза вылезли на лоб.

Одна из служанок, находившаяся в комнате, заверещала во весь голос: «Скорее! Скорее! Госпожа удушена до смерти ее матерью!» Ожидавшие снаружи слуги ворвались в сокровищницу, избавили принцессу от почти неминуемой смерти и вытащили ее на улицу. С тех пор между обеими женщинами не прекращались ссоры, вспышки гнева и даже кулачные бои. Основной причиной ссор было то, что Ригунта имела обыкновение спать со всеми мужчинами, кто хотел, и каждый раз с разными.

35. Умирая, Беретруда назначила дочь своей наследницей. Небольшую часть наследства она отдала основанным ею монастырям, соборам и храмам почитаемых святых. Тогда Ваддон, о котором я рассказывал вам в предыдущей книге, пожаловался, что несколько его лошадей украл зять Беретруды. Он решил наведаться в одно из сельских поместий Беретруды, оставленных ее дочери, расположенных где-то поблизости от Пуатье.

«Этот человек, прибывший сюда из другой страны, украл моих лошадей, – заявил Ваддон. – А я по праву заберу его усадьбу!» Поэтому он послал сообщить управляющему имением, чтобы все было готово к его приезду. Когда же управляющий услышал об этом, он выстроил всех слуг, проживавших в доме, и приготовился дать отпор. «Ваддон никогда не войдет в виллу моего хозяина, – заявил он, – только через мой труп!»

Когда же жена Ваддона услышала, что ее мужу окажут столь враждебный прием, она сказала ему: «Не ходи, мой возлюбленный муж! Если ты отправишься туда, тебя убьют! Тогда и я, и мои дети лишатся всего». Она протянула к нему руки и попыталась остановить его. Один из его сыновей попросил: «Если ты уйдешь, отец, мы умрем! Ты оставишь мою мать вдовой, а моих братьев сиротами!»

Но никакие слова не могли остановить Ваддона. Он страшно разъярился на сына, упрекнул его в трусости и слабости, бросил в него свой топор и чуть не убил его. Мальчик отпрыгнул в сторону и смог избежать удара.

Затем Ваддон и его люди вскочили на своих лошадей и ускакали, послав другого вестника вперед к управляющему, чтобы тот велел ему очистить дом и надеть покрывала на скамьи. Управляющий не обратил внимания на распоряжения, но решительно встал снаружи ворот дома своего хозяина вместе со всей челядью, мужчинами и женщинами, выстроившимися в один ряд и ожидавшими прибытия Ваддона.

Ваддон подъехал и ворвался в дом. «Почему на скамьях нет покрывал? – потребовал он. – Почему дом не очистили?» Он поднял руку, ударил управляющего по голове кинжалом и опрокинул его на землю, тот упал мертвым. Когда сын убитого увидел, что произошло, он бросил свой дротик в Ваддона. Дротик вошел в живот и вышел из спины.

Баддон упал на землю, и собравшаяся вокруг него толпа стала забрасывать его камнями. Тогда один из людей, приехавший вместе с Ваддоном, пробился через град камней и покрыл своего хозяина плащом. Толпа начала успокаиваться. Рыдая, с разрывающимся от горя сердцем, сын Ваддона положил его на лошадь и привез его домой, он был еще жив. К великому горю его жены и детей, он почти тотчас же умер. Так он закончил свои дни в страданиях. Его сын отправился к королю и получил в свою собственность его имущество.

36. В тот же самый год король Хильдеберт отправился провести время вместе со своей женой и матерью в место, расположенное неподалеку от города Страсбурга. Некоторые влиятельные жители Суасона и Мо посетили его здесь и заявили: «Пришли к нам одного из своих сыновей, чтобы мы могли служить ему. Если у нас станет проживать один из членов твоей семьи, мы сможем сопротивляться твоим врагам с большим рвением и будем лучше защищать земли твоих городов».

Король был страшно доволен предложением и пообещал отправить к ним своего старшего сына Теодеберта. Он назначил графов, личных слуг, майордомов, чтобы те служили ему, и дал все необходимое, чтобы вести его королевское хозяйство. В августе король отправил принца, согласно желаниям людей, просивших у короля об этом. Население приняло Теодеберта с огромной радостью, и все молили Господа, чтобы Тот в своем великодушии продлил дни и принца, и его отца.

37. В то время епископом Суасона являлся Дроктигизил. Он почти четыре года страдал безумием, потому что непрерывно пил. Многие жители считали, что это произошло благодаря колдовству, с помощью действий архидьякона, смещенного со своей должности. Безумие проявлялось более отчетливо, когда он находился внутри городских стен, за их же пределами епископу было лучше.

Хотя Дроктигизил, находясь за пределами города, чувствовал себя сносно, когда молодой принц прибыл в Суасон, епископу не разрешили прибыть в город. Все сходились во мнении, что Дроктигизил ел и пил больше, чем полагалось епископу, но никакие обвинения в прелюбодействе против него не выдвигались когда-либо. Позже, когда на вилле в Сорси собрался собор епископов, было решено, что Дроктигизил может вернуться на свою кафедру.

38. Королева Файлеуба, супруга короля Хильдеберта, родила ребенка, практически сразу умершего. Когда она выздоравливала после родов, до нее дошли слухи, что против нее и королевы Брунгильды организован заговор. Оправившись, она отправилась к Хильдеберту и рассказала ему и его матери обо всем, что узнала. Не станем рассказывать всю историю, заметим только, что Септимима, нянька детей короля, должна была убедить Хильдеберта отправить в ссылку его мать, покинуть жену и жениться на другой женщине.

Таким образом заговорщики надеялись затем делать с королем все, что хотели, и получать от него все, о чем просили. Если же король откажется выполнить требования Септимимы, его должны были погубить с помощью колдовства, его сыновья последовали бы за ним, и со временем заговорщики пришли бы к власти, мать и бабушка принцев были изгнаны.

Информаторы сказали, что к заговору были причастны конюший граф Суннегизил, рефендарий Галломагн, а также Дроктульф, помощник Септимимы в воспитании королевских детей. Септимиму и Дроктульфа заключили в тюрьму и тотчас подвергли пытке на дыбе. Вследствие чего Септимима созналась, что она убила своего мужа с помощью колдовства, потому что влюбилась в Дроктульфа и стала его любовницей. Оба признались во всех обвинениях, перечисленных мною выше, и подтвердили, что люди, упомянутые мной, были замешаны в заговоре. Тотчас их объявили в розыск, но они догадались о том, что происходит, и стали искать убежище в различных церквах.

Сам король посетил эти здания. «Выходите и предстаньте перед судом, – кричал он. – Тогда мы и поймем, являются ли выдвинутые против вас обвинения истинными или ложными. Думаю, что вы никогда не стали бы искать убежище в церкви, если бы ваша совесть не мучила вас. Все равно, обещаю вам, что вашей жизни ничто не угрожает, даже если вас объявят виновными. Я христианин, и я считаю неправильным наказывать людей, обвиненных в преступлении, если их для этого вывели из церкви».

Итак, их вытащили из церквей, они предстали перед королем и подверглись пыткам. Когда их стали допрашивать, они умоляли простить их, потому что не считали себя виновными. «Септимима и Дроктульф пытались вовлечь нас в заговор, – возражали они. – Мы отказывались и бежали, чтобы не быть замешанными в этом преступлении».

«Если вы действительно не хотели присоединиться к заговору, – отвечал король, – то должны были рассказать мне обо всем. Верно, что вы не принимали участия в заговоре, но почему, видя все это, не стали информировать меня об этом?» Король приказал им покинуть его, и они снова стали искать убежище в церкви.

Септимиму и Дроктульфа подвергли жестоким избиениям. Лицо Септимимы изуродовали раскаленным железом. Все, чем она владела, отобрали, и ее сослали в усадьбу Марленхейм, чтобы она вращала ручную мельницу и молола каждый день зерно, чтобы можно было накормить женщин, занятых ткачеством и вышиванием.

Дроктульфу отрезали уши и волосы, а затем сослали на работу в виноградники. Через несколько дней он убежал, его обнаружил управляющий и снова отослал к королю. Дроктульфа выпороли и опять отправили на виноградник, откуда тот бежал. Суннегизила и Галломагна лишили всей собственности, полученной от короля, а затем отправили в изгнание. Король Гунтрамн отправил послов, среди которых оказалось несколько епископов, чтобы те просили за них, и тогда их вернули из изгнания. Однако им оставили только личную собственность.

39. Огромный скандал разразился в монастыре в Пуатье[251]. Хродехильда (Клотильда), заявлявшая, что была дочерью Хариберта, поддалась наущениям дьявола. Кичась тем, что она королевского рода, Хродехильда связала монахинь клятвой, что те выдвинут обвинения против аббатисы Левбоверы, преследуя цель изгнать ее из монастыря и затем добиться собственного избрания в качестве настоятельницы.

Хродехильда вышла из монастыря вместе с сорока или более монахинями, включая и свою кузину Базину, дочь Хильперика. «Я отправляюсь к моим королевским родственникам, – заявила она, – чтобы рассказать о тех оскорблениях, что довелось мне вытерпеть, нас унижают здесь, как низкорожденных, вместо того чтобы считаться с нами как с дочерьми королей!» Как же мало помнила эта несчастная женщина о смирении святой Радегунды, основавшей монастырь!

Добравшись до Тура, находившегося недалеко, Хродехильда пришла выказать мне свое почтение и затем добавила: «Окажи мне любезность, святой епископ, позаботься о тех монахинях, что так сильно были унижены их аббатисой в Пуатье. Проследи, чтобы они регулярно получали еду. Я же отправляюсь навестить своих королевских родственников и объяснить им, с чем нам довелось столкнуться. Я скоро вернусь».

«Если аббатиса преступила закон, – ответил я, – или нарушила каким-либо образом церковные установки, давай отправимся к моему собрату епископу Маровею и вместе с ним наставим аббатису. Когда мы исправим дело, ты отправишься обратно в свой монастырь. То, что своими постами, постоянными молитвами и благотворительностью устроила святая Радегунда, не может теперь просто так исчезнуть».

«Я никогда этого не сделаю, – ответила Хродехильда, – я отправляюсь повидаться с моими королевскими родственниками».

«Почему ты не хочешь прислушаться к доводам разума? – спросил я ее. – Почему ты отвергаешь совет, который я даю тебе как епископ? Боюсь, что, если епископы соберутся вместе на совет, они могут отлучить тебя от церкви».

Вот что писали мои предшественники в письме, посланном святой Радегунде, когда та основала ее обитель. Полагаю, что уместно процитировать в настоящем месте все письмо целиком.