Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 35. Султан умер, и вся Западная Европа, получив передышку и вздохнув с облегчением, стала ждать восшествия на трон империи нового правителя





 

Султан умер, и вся Западная Европа, получив передышку и вздохнув с облегчением, стала ждать восшествия на трон империи нового правителя. Каким‑то он будет?

Благодаря хитрости Пири‑паши процесс передачи власти от умершего султана к его старшему сыну прошел гладко и тихо. Великому визирю Селима удавалось хранить в тайне смерть своего господина от его солдат – а следовательно, и от всей империи – в течение почти шести суток. За это время поставленный обо всем в известность Сулейман спешно примчался из Магнезии в Константинополь и надел меч легендарного Аюба.

В течение трех недель Сайра почти не поднималась с постели и не выходила из своих покоев. Мариан и Рут были в отчаянии. Им с большим трудом удавалось уговаривать ее даже есть. Трижды в день перед Сайрой ставился поднос с питательным бульоном и свежим белым хлебом, но она ела лишь один раз. Не зная, как быть, вконец расстроенная Мариан появилась перед ага Кизляром:

– Ты должен помочь нам, господин Анбер. Три недели хозяйка не снимает черного траура и лежит без движения. Никакими силами поднять ее с постели невозможно.

– Хорошо, я пойду и поговорю с ней, – ответил ага. – Мне кажется, я подберу к ней ключик.

Войдя в спальню к Сайре, ага сел в изголовье ее постели и проговорил:

– Как жаль видеть тебя в таком состоянии, моя госпожа. Особенно сейчас, когда все мы нуждаемся в твоей мудрости.

Никакого ответа.

– Я должен знать, когда ты сможешь освободить эти покои. Госпожа Гюльбейяр требует их для себя, так как к ней ныне перешел титул любимой жены султана.

Легкий проблеск интереса.

Заметив это, ага продолжал тем же голосом:

– Как жаль, что твой сын до сих пор не нашел времени, чтобы объявить тебя валидэ. По праву должность принадлежит тебе, но, поскольку официального вступления в нее не было, власть в гареме перешла в руки Гюльбейяр.

– Что ты хочешь сказать? Гюльбейяр заправляет делами в гареме?

– Тебе известны наши традиции, моя госпожа Сайра. Она любимая жена нового султана, а ты всего лишь бас‑кадина прежнего. Сайра села на постели.

– Оставь меня. Я хочу одеться и увидеться с сыном, который, похоже, забыл, кто его произвел на свет.

– Как тебе будет угодно, госпожа, – тая улыбку, ответил ага. Выйдя в гостиную, он велел Мариан:

– Иди к своей госпоже. Она хочет одеться и встретиться с сыном. Предвижу, что молодой султан сейчас потерпит свое первое поражение. Дай Бог, чтобы оно было последним.

Сайра одевалась медленно и тщательно. Отныне платья с разрезами на юбке для нее заказаны. Теперь она должна всюду появляться в длинном, до пят одеянии валидэ. Оно заранее было приготовлено для нее, пока она лежала в трауре и скорби. Одеяние было из черной парчи, расшитой золотой нитью и усыпанной жемчугом. Красивые волосы Сайры были заплетены в косы и собраны короной на голове. Прическу закрепили жемчужными заколками. Голову закрывала прозрачная черная вуаль из шелка, отделанная кружевом.

Сайра подвела глаза сурьмой, присыпала лицо пудрой, дабы подчеркнуть его бледность, и, наконец, подкрасила губы. «Годы не изменили меня», – подумала она, смотрясь в зеркало и пытаясь отыскать признаки внешнего старения. Их не было. Молодость ее осталась далеко позади, но ее все еще можно было принять за двадцатипятилетнюю женщину. Осознание этого придавало Сайре уверенности в своих силах и льстило ее самолюбию.

Она точно знала, где следует искать Сулеймана, поэтому сразу же отправилась в покои Гюльбейяр. Смерив девушку хмурым взглядом, она проговорила:

– Оставь нас. Я хочу поговорить с сыном наедине. Гюльбейяр с минуту колебалась, не зная, как быть. Но все же решив, что не стоит нападать на мать султана в его присутствии, упорхнула из комнаты.

Сайра обернулась к Сулейману.

– Три недели я пребывала в скорби, и за все это время ты ни разу не был у меня, – холодно проговорила она.

– Но у меня столько дел, мама. Времени не нашел.

– Зато ты нашел время для Гюльбейяр!

– Гюльбейяр – моя жена. Она нуждается в моей поддержке, ибо побаивается пока своего нового статуса при дворе.

– Я твоя мать! Без меня тебя не было бы на свете! Без меня, кстати, у тебя не было бы и Гюльбейяр. Не забывай об этом, сын, когда станешь султаном. Теперь, почему ты до сих пор не объявил меня валидэ? В гареме ныне всем заправляет двадцатидвухлетняя девчонка, которая приказала выгнать меня из моих покоев и хочет удалить в Шатер стареющих женщин, а сама все еще одевается как ребенок и носит в волосах какие‑то побрякушки! Что это такое?!


Сулейман смутился:

– Прости, мама. Разумеется, о том, чтобы Гюльбейяр переселилась в Садовый двор, не может быть и речи. Это дом моей матери и теток, и вы будете жить там так долго, как того захотите. Я поговорю со своей кадиной.

Сайра несколько смягчилась и изменила тактику:

– Ты с ней полегче, сын. Гюльбейяр молода и все эти годы была предоставлена самой себе. У нее не было воспитательницы из числа умудренных жизнью женщин. Она избалована и не имела возможности повзрослеть в компании тех, кто старше и опытнее. Тем более что у тебя нет ни одной женщины в гареме, кроме нее. Она подарила тебе пока единственного сына. Ничего удивительного в том, что девушка так высоко задрала свой носик.

– Ты права, мама. И потом, мы все это время жили вдали от столицы и двора, что тоже не пошло ей на пользу.

– У твоего отца было четыре кадины, и все мы воспитывались госпожой Рефет. У Гюльбейяр никого нет. Ты должен объявить меня валидэ. Только после этого я получу право стать ее воспитательницей. Согласись, сын, что я требую то, что мне положено по закону.

– Я сделаю это, мама!

– Сегодня. Еще до того, как солнце закатится над Золотым Рогом, Сулейман.

– Хорошо, до заката, мама. Ты станешь валидэ Хафизе.

– Хафизе? Но меня зовут Сайра.

– Никому за пределами дворца не известны имена кадии моего отца. Хаджи‑бей назвал тебя Сайрой, что в переводе означает «пламя», ибо он видел в тебе то, что хорошему сыну нельзя увидеть в своей матери. Народ имел всего несколько случаев, чтобы лицезреть вас во время выездов за ворота дворца, и окрестил всех четырех по‑своему. Тебя называют «Огненноволосая», Фирузи – «Справедливой», Зулейку называли «Китаянкой», а Сарину – «Черноволосой».

Я всегда уважал тебя, мама, и считаю тебя источником своего ума. Поэтому отныне ты станешь Хафизе, то есть «мудрая». Если хочешь быть валидэ, то тебе придется согласиться на смену имени.

– Хорошо, сын. Для того чтобы сделать тебе приятное, я стану Хафизе. Остается только надеяться, что я не разочарую тех, кто воспримет мое новое имя серьезно.

Губы Сулеймана тронула мягкая улыбка, – Лично меня ты ни разу не разочаровывала, мама. Я знаю, ты также никогда не разочаровывала отца. Даже в самом конце его жизни, когда он стал уже совсем другим. А раз тебе удалось угодить двум султанам из династии Османов, сама посуди, разве ты можешь не угодить нашему народу?

– Селим был прав, когда говорил, что ты стал большим дипломатом. Если бы из тебя еще получился равноценный воин и законодатель, возможно, история и запомнила бы тебя. Ну ладно… О Аллах, как же я голодна! Последние несколько недель я почти ничего не ела. – Чмокнув сына в щеку, она напомнила ему на прощание:

– Итак, до заката.

Она ушла. Как только это произошло, в комнате вновь появилась Гюльбейяр:

– Чего она требует?

– Признания своих прав, о чем я непростительно забыл, – ответил Сулейман. – Сегодня вечером я объявлю ее султанской валидэ.

Гюльбейяр фыркнула:

– О, мой господин, какой старомодный обычай!

Сулейман внимательно взглянул на свою красивую кадину, которая стояла перед ним, обиженно поджав губки. Он не мог не заметить, как сверкнули в медового оттенка волосах Гюльбейяр побрякушки, о которых говорила ему мать. «Да, она избалована. Мать и тут права. Воистину на нее всегда можно положиться».


– Ты будешь подчиняться ей, – проговорил он, – и оказывать знаки должного уважения. Еще до захода солнца она станет «Королевой всех, кто под вуалью», и относиться к ней придется соответственно. Загляни к ней сегодня до вечера вместе с Мустафой. Поздравь с новым назначением. Может, она подскажет тебе, как лучше одеваться. Ты похожа скорее не на султанскую кадину, а на жену загородного помещика!

Гюльбейяр изумленно взглянула на него, губки ее задрожали, и она стала всхлипывать:

– Ты так жесток, несправедлив ко мне! Раньше тебе всегда нравилось, как я одеваюсь! Это твоя мать настраивает тебя против меня!

Молодой султан обнял Гюльбейяр:

– Не плачь. Ты нравишься моей матери. Между прочим, именно она дала понять, что отныне тебе следует одеваться в те одежды, которые должна носить бас‑кадина султана. Она считает, что твоя природная красота достойна лучших нарядов, – вновь пустив в ход свою дипломатию, произнес Сулейман.

Гюльбейяр стала успокаиваться.

– Не смотри на меня, – прошептала она. – У меня покраснели и опухли глаза.

– У тебя очень красивые глаза, мой маленький цветочек. А теперь я должен оставить тебя. Дела.

Он поднялся, поцеловал ее и вышел из комнаты. Гюльбейяр проводила его взглядом, затем достала зеркальце и принялась внимательно изучать себя.

Вечером во дворце и в столице уже всем стало известно, что Сулейман публично объявил свою мать султанской валидэ Хафизе. Старшие женщины сераля вздохнули с облегчением, ибо за те несколько недель, что Сайра безвыходно провела у себя в покоях в трауре и скорби, из‑за невежества Гюльбейяр отлаженная гаремная система начала трещать по швам.

Не имея над собой авторитетной начальницы, молоденькие девушки совершенно разленились. Дисциплина в гареме исчезла, и то и дело стали возникать мелочные скандалы и ссоры. Теперь же в среде гедиклис царили неуверенность и настороженность. Они знали, что у Сайры зоркий глаз и она не терпит праздности в любом виде.

На следующее утро валидэ, проснувшись, плотно позавтракала. Голова была ясная, и в мозгу вертелось множество планов, которые хотелось поскорее претворить в жизнь. Перед сном она тщательно осмыслила сущность своего нового положения. Она была любимой женой покойного султана и матерью нынешнего. Сайра понимала, что никогда уже она не будет ни жить, ни любить, как нормальная женщина. У нее ничего теперь не осталось, кроме власти. Но зато какой власти! Отныне ее слово было законом не только в стенах гарема, но и по всей империи. Порой к ней за советом в государственных делах будет обращаться и сын, ставший султаном. Подобное возвышение многих изменило бы к худшему и привело бы к многочисленным злоупотреблениям своим положением, но в Сайре‑Хафизе, воспитанной Рефет, Хаджи‑беем и Селимом, возобладал рассудок.


Переговорив с ага Кизляром, она решила, что все девушки старше двадцати лет будут с честью отпущены из гарема и отданы в жены тем людям, которых Сулейман хотел бы наградить в ознаменование своего восшествия на отцовский трон. Каждая девушка получит хорошее приданое, и не только в виде своего гардероба и личных украшений, но и денежное. Девственницы, воспитанные и получившие образование в султанском гареме, высоко ценились в обществе как невесты, поэтому первое решение валидэ было встречено с шумным одобрением.

Из оставшихся в гареме было много тех, кто по возрасту уже не мог рожать детей и приносить другой пользы. Все они были удалены в Шатер стареющих женщин, где им обеспечили все условия для того, чтобы в покое и комфорте дожить свои дни.

Фирузи и Сарина весьма обрадовались той перемене, какая произошла в подруге в связи с ее новым назначением. Сайра вновь стала прежней. Смерть Селима, а затем и прострация бас‑кадины, затянувшаяся на несколько недель, испугали Фирузи и Сарину. Они тоже носили траур, ибо искренне любили своего мужа, но все же не так сильно, как Сайра.

Дело в том, что Фирузи так и не смогла до конца стереть из памяти образ своего молодого жениха, с которым ее насильно разлучили в самый день свадьбы. Сарина же видела, что Селим больше других любит Сайру. И она просто боялась питать сильные чувства к человеку, сердце которого отдано другой. Поэтому любовь ее была больше к детям. Тем не менее обе женщины пролили немало искренних слез, узнав о смерти Селима, и сильно тосковали по нему, ибо он олицетворял собой смысл их жизни. Теперь они утратили свой высокий статус кадин живущего султана и боялись заглянуть в будущее. Больше всего их страшила перспектива бездействия. Но Сайра развеяла эти тревоги.

После чистки, проведенной ею в гареме, Сайра назначила новую администрацию сераля из числа наиболее опытных оставшихся женщин. Для второй и четвертой кадин покойного Селима также были придуманы высокие посты. Фирузи стала кахиа‑кадиной, то есть главной экономкой. После валидэ она была самой уважаемой женщиной в гареме, являлась хранительницей имперской печати и таким образом важным союзником. Сарине отдали должность хазнедар‑уста, или хранительницы казны. Отныне все расходы гарема проходили через нее. Такой человек тоже был очень полезен для Сайры.

Из молоденьких девушек в гареме остались только самые юные и красивые. Кроме того, в Эски‑сераль ежедневно прибывали новые рабыни. Самые перспективные из них множили собой ряды гедиклис. Девушки распределялись по новым ода, в каждой из которых начальствовала умудренная жизнью воспитательница.

Праздности пришел конец. Каждая гедиклис должна была исполнять поденную работу. Воспитательницы определяли в девушках их индивидуальные таланты и всячески старались развить их. Если гедиклис проявляла интерес к музыке, она принималась серьезно изучать ее. Если се сильной стороной были языки, то создавались все условия для того, чтобы она постигла их как можно больше. Если девушка красиво вышивала, то ее делали белошвейкой, и она шила нижнее белье и одежду для семьи султана. Сайра рассуждала очень просто: «У занятых работой гедиклис не останется времени на склоки и интриги, которых я повидала немало еще во времена Баязета».

Дисциплина в гареме поддерживалась весьма строгая. Прилежание и труд всегда поощрялись и награждались. Лень и мелкие прегрешения и наказывались воспитательницами в ода. О более серьезных вещах докладывалось султанской валидэ, и те, кто уже побывал у грозной Сайры‑Хафизе, вынуждены были признать, что она судит строго, но справедливо.

Одно ее беспокоило: то, что у сына‑султана до сих пор только одна кадина. Судя по всему, Сулейману вполне хватало избалованной Гюльбейяр. Его мать и весь гарем это бесило.

Этой женщине было двадцать два года. За те восемь лет, что провела рядом с Сулейманом, она изменилась до неузнаваемости. И куда только исчезла маленькая робкая девочка, стоявшая в тот теперь уже далекий день перед султанским троном, на котором восседал Селим? Невинная мягкость ее, которая так пришлась по сердцу Сайре, уступила место мягкости другого рода, неотвязной, прилипчивой. Валидэ казалось порой, что Гюльбейяр способна задушить Сулеймана в своих объятиях, сковать его волю. Она была избалована и привыкла надувать губки всякий раз, когда ей в чем‑либо отказывали. Но гораздо хуже было то, что она была глупа и самодовольна. Произведя на свет маленького Мустафу, она решила, видимо, что исполнила свой долг и больше от нее никто и ничего не имеет права требовать. Время она проводила в праздности, играя с сыном или украшая волосы побрякушками.

Сайра не могла понять, как такая женщина сумела пленить Сулеймана, впрочем, догадывалась, что тот скорее всего видел в Гюльбейяр идеал молодой матери. Валидэ знала, что ее сын с нежностью вспоминает о времени своего безмятежного детства, проведенного во дворце Лунного света. Он обожал свою мать и, видимо, считал, что мягкая красивая Гюльбейяр напоминает молодую Сайру.

"Скоро он и сам поймет, насколько она прозаична, – думала валидэ. – Но пока его необходимо оторвать от ее юбки».

Сайра решила послать сына на войну. Они с Селимом слишком долго берегли его от этого, стремясь сохранить для султанского трона. Но теперь надо было поправить положение.

Валидэ дождалась благоприятного случая, устроив дело так, что Гюльбейяр несколько дней не имела случая увидеться с Сулейманом. Затем султан был приглашен в Садовый двор, дабы провести вечер в компании своей матери, теток и трех младших сестер. Это был ужин в узком кругу, как в старые добрые времена. Рабы были отпущены, и прислуживать хозяевам остались только Мариан и Рут.

Любимицей Сулеймана являлась Михри‑хан, дочь Сарины‑кадины. Теперь ей уже исполнилось двенадцать, и все говорило за то, что она вырастет настоящей красавицей. Миниатюрная, смуглая, как и мать, с густыми и темными цыганскими волосами и светлыми золотистыми глазами. Султан какое‑то время не виделся с ней и теперь был весьма рад переменам, которые в ней обнаружил. Малышка превратилась в юную красивую девушку. Она была весьма искусна в танцах, в чем Сулейман убедился сам, и пела будто соловей, аккомпанируя себе на маленькой лютне.

– Нам придется подыскать тебе подходящего жениха, но не сейчас еще. Ты такая милая, сестренка. Я не хочу с тобой расставаться так рано.

– Я сама хочу выбрать себе мужа, как мои сестры, – ответила принцесса, которая, как и мать, отличалась прямотой суждений.

– У тебя уже кто‑то есть на примете? – решил поддразнить ее Сулейман.

– Ферхад‑паша.

Сулейман удивленно повел бровью, но ничего не сказал. Он перевел глаза на двух других сестер, Наксидиль и Махпикир, которым было по шесть с половиной лет. Будучи самыми младшими детьми Селима, они плохо знали своего брата‑султана н относились к нему с благоговейным почтением. Но Сулейман нежно любил малышек, и ему быстро удалось преодолеть их стеснительность. В карманах его нашлось для них немало разных сладостей, к тому же он устроил им театр теней на стене комнаты, сопровождая каждый образ увлекательной сказкой. Скоро обе маленькие принцессы уже весело хихикали и стали сильно протестовать, когда за ними пришли няни, чтобы уложить детей в постель. Сарина, Михри‑хан и Фирузи сами попросили у султана разрешения уйти, и в итоге Сайра осталась с сыном одна.

Сулейман с улыбкой взглянул на мать:

– Ну а теперь, когда мы наедине, скажи, о чем ты хотела со мной побеседовать?

Она улыбнулась в ответ:

– О будущем Турции, сын. Прошло уже несколько месяцев с того дня, как ты надел меч славного Аюба, но до сих пор и пальцем не шевельнул для того, чтобы расширить пределы империи и укрепить наши западные границы. А ведь у твоего отца были великие планы.

– Я не воин, как мой отец.

– Селим был не только воином, но еще и поэтом, любовником, ученым и прекрасным отцом. Все эти качества и сделали его в итоге великим правителем. А ты чем хуже? Западная Европа нас боится, но долго ли в ней проживет этот страх, если нынешний молодой султан Османской империи превратится в домашнего кота? Если ты не двинешь армию к нашим границам, их туда двинет Западная Европа. Ее орды вступят на нашу территорию под окровавленным знаменем христианской веры и будут сеять повсюду смерть, голод и разруху. Пришло самое время нанести удар. Сейчас европейские монархи заняты своими внутренними делами и ничего не подозревают.

– Как султан я должен быть талантливым военачальником. Но какой из меня командир, если самый последний из моих солдат имеет больше боевого опыта, чем я?

– Планы твоего отца были достаточно четко очерчены, и от тебя требуется только следовать им. В детали замыслов Селима тебя посвятит Пири‑паша. Янычары были преданы прежнему султану, и, если ты поведешь себя правильно с ними, они будут служить и тебе. Им известно, что у тебя недостает военного опыта, и они будут терпеливы. Но ты должен сам повести их в бой. Им надоело сидеть в столице без дела.

Сулейман задумался.

– Но мне тогда придется расстаться с Гюльбейяр.

– Сын мой, ждать мужа с войны – призвание кадины. Нельзя ею жизнь прожить в покое и безмятежности, как мы жили когда‑то во дворце Лунного света. Ты вступил во взрослую жизнь, так стань же мужчиной! Что же до янычаров, то я научу тебя, как добиться их расположения.

Когда забьют барабаны войны и янычары потянутся за своим жалованьем, ты должен быть среди них. Ступай туда пеший и возьми у казначея горсть серебра, как и все остальные. Я знаю, это отклонение от обычаев, согласно которым султан всегда получает военное жалованье вместе с кавалерией. Но если ты сделаешь, как я тебе говорю, заручишься поддержкой янычаров. А кавалерия и без того с тобой, так как ты с ней постоянно тренируешься.

Сулейман поразился простоте решения, предложенного матерью. Он последовал ее совету, и его ожидания полностью оправдались. На янычаров произвел большое впечатление его жест, они шумно выразили одобрение и поклялись повсюду следовать за своим повелителем.

Изучив отцовские планы, Сулейман увидел, что Селим после падения Родоса рассчитывал осадить Белград. Султан решил изменить план отца. Родос ничем не мог помочь Белграду, зато западноевропейские державы, используя Белград в качестве своего рода трамплина, могли оказать помощь Родосу, ударив Сулейману во фланг. Если же сначала захватить Белград, то Родосу не на что будет надеяться. Особенно учитывая безраздельное господство Барбароссы на морях.

Весной 1521 года, когда снег еще лежал на далеких горах, из Константинополя, держа курс на Белград, выступила огромная армия. Основные силы вел великий визирь Пири‑паша, который и начал осаду. Когда же через несколько дней под городом появился сам султан, защитники Белграда сожгли посады и заперлись в крепости. Сулейман ответил на это тем, что приказал заложить взрывчатку под ее башни.

17 августа Белград сдался. Сулейману как раз исполнилось двадцать семь лет, и он решил смилостивиться над противником, позволив венграм, защищавшим Белград, спокойно переправиться через Дунай и избежать плена. Бали‑ага, начальник янычарского войска, сделался наместником султана в городе. С первыми сентябрьскими морозами османская армия медленно отхлынула назад, на юг.

Западная Европа была потрясена, но сознавала свою беспомощность. Император Священной Римской империи Карл V был занят войной с Францией. Генрих VIII Английский выразил сожаление по поводу падения Белграда, после чего отправился на соколиную охоту вместе со своей королевой‑испанкой. Венеция, которую больше волновали торговые отношения с турками, чем судьба Белграда, закрыла на все глаза. Таким образом, путь к Родосу был открыт.

На тщательное планирование операции и оснащение армии ушел почти год. В конце же лета 1522 года последние части султанского войска высадились на Родосе, и турецкие батареи открыли огонь. Сулейман готовился ко второй быстрой победе, но его постигло разочарование.

Август сменился сентябрем. Потери среди турок были выше, чем ожидалось. Причем не только среди солдат, но и среди командиров. Сулейман стал уже проявлять признаки нетерпения и был недоволен как окружающими, так и самим собой. С самого начала приняв на себя единоличное командование штурмующими, он стал ловить себя на допущенных просчетах и ошибках. Белград сделал его излишне самоуверенным. Отец никогда не попал бы впросак, как он. Сразу же после взятия Белграда Селим броском высадился бы на Родосе и молниеносно нанес бы удар. А Сулейман просидел целый год дома, готовясь. Вот и результат.

Задули резкие ветры, начались осенние дожди, быстро превратившие весь остров и особенно позиции турок в топкие трясины. Было очень холодно, и вода забиралась повсюду. От нее гнила одежда и ржавело оружие.

На каждого убитого в бою приходился еще один, умерший от простуды на позициях. Сулейман уже не мог отступить, ибо слишком глубоко увяз в этой кампании. Содрогаясь от холода под навесом из бревен, он распорядился отстроить заново древние родосские постройки, дабы предоставить в распоряжение солдат надежные зимние квартиры.

Прошел октябрь, затем ноябрь. Наконец в начале декабря султан, войска которого постепенно сужали кольцо окружения вокруг христианской цитадели, передал через парламентера рыцарям‑госпитальерам, что его прежние условия сдачи крепости, несмотря ни на что, остаются в силе. Если Филипп Вильер де Лиль‑Адам, магистр ордена, сдаст остров Сулейману, то ему, его людям и христианским поселенцам будут гарантированы жизнь и безопасность. Им никто не будет чинить препятствий в исповедании веры, а церкви не будут переделывать в мечети. Кроме того, султан обещал не обращать их в рабство и заверил, что те, кто пожелает покинуть Родос, будут переправлены на турецких кораблях на Крит.

Порохового запаса у де Лиль‑Адама оставалось меньше чем на двенадцать часов, и в живых осталось всего сто восемьдесят рыцарей У него не было выбора, и он сдался. Каково же было его изумление, когда турецкий султан выполнил все свои обещания в отношении защитников Родоса. Де Лиль‑Адам выразил уважение Сулейману, которому втайне симпатизировал. Он знал, что если бы фортуна не улыбнулась туркам, его люди вырезали бы их всех до последнего. И ему было несколько неприятно осознавать, что слуги Пророка повели себя благороднее, чем на их месте повели бы себя слуги Христа.

Раненым из числа госпитальеров была оказана помощь лучшими арабскими лекарями, после чего они были переправлены на кораблях Сулеймана на Крит. Христианские же поселенцы Родоса остались дома. Им нечего было опасаться турок, и они очень не хотели бросать нажитое годами добро. К тому же многие из них знали, что жизнь под властью Османской империи заключает в себе ряд очевидных преимуществ перед жизнью под властью христианских королей.

После потери Родоса мнимое христианское единство окончательно распалось, а Османская империя заполучила для себя важную морскую базу. Карл V, Франциск I и Генрих VIII с тревогой обращали свои взоры на Восток и думали об одном и том же: каков будет следующий шаг молодого султана?

 







Date: 2015-12-13; view: 324; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.021 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию