ГЛАВА 2. – Мама, почему султана Соединенных Штатов называют президентом?

– Мама, почему султана Соединенных Штатов называют президентом? – спросил Тарик, поднимая взгляд от книги. Огромные темно‑карие глаза мальчика, так похожие на глаза отца, светились искренним любопытством.

– В Соединенных Штатах нет султана, сынок. Президента выбирают все граждане – они голосуют за него. Должность главы государства там не передается по наследству, – с готовностью начала объяснять Сара.

– Значит, там нет и кронпринца – такого, как я?

– Конечно, нет.

– Но ведь тогда люди до последней минуты не знают, кто же будет у них президентом, – задумчиво и даже озадаченно продолжал рассуждать малыш.

– Это верно. Но зато они могут изменить что‑то, если их президент им не по нраву; они вовсе не обязаны терпеть до самой его смерти.

Мальчик покачал головой.

– Так не похоже на Турцию, правда?

Сара вздохнула.

– Совсем не похоже. Но ты отвлекся – займись, пожалуйста, географией. А я пока как раз закончу составлять контрольную.

Мальчик тяжко вздохнул, но покорно уткнулся в книгу. Сара с улыбкой пошла между партами классной комнаты Дворца Орхидей, построенного для нее мужем.

Сейчас она занималась почти с двадцатью учениками. Трое из них – ее собственные дети, а остальные – дети дворцовых служащих, чьи родители с радостью пользовались привилегией бесплатного образования. Она остановилась у парты дочери, принцессы Ясмин – девочка старательно переписывала английские слова, строем, словно маленькие солдатики, маршировавшие по листу бумаги. Она в полной мере унаследовала склонность матери к порядку и аккуратности – так же, как и ее светлые волосы, бледную кожу с легким румянцем, и стремление к независимости. На задней парте служанка Сары Мемтаз играла с маленьким принцем Нессимом, который в свои четыре года, конечно, еще был мал для серьезной учебы, но с удовольствием играл «в буквы», причем с равным упоением выводил каракули, напоминающие и английские, и арабские слова.

В стеклянную дверь постучали и показалось лицо Калида. Сара подошла встретить мужа.

– Время ланча, – напомнил он.

– Через несколько минут.

– А не отдохнуть ли нам с тобой немного? – с лукавой улыбкой поинтересовался он.

Сара почувствовала, что румянец смущения и удовольствия заливает ей щеки. После десяти лет совместной жизни она не могла и представить себе мужчину более привлекательного, чем Калид‑шах. Сейчас, на пороге сорокалетия, когда седые пряди уже посеребрили некогда черные как смоль, волосы, он излучал ту же мощную сексуальную энергию, которая так поразила и буквально пленила Сару во время их первой встречи.

Сейчас даже трудно было представить, как она ненавидела его тогда и в какой упорной борьбе прошли первые месяцы их знакомства.

– Как дела со сборщиком налогов? – поинтересовалась Сара, имея в виду утренний визит чиновника.

– Зол – впрочем, как и я теперь, – лаконично объяснил супруг. – Не удивительно, что мятежники с каждым днем получают все новых и новых сторонников. Если султан попытается выдавить еще хоть одну кап крови из людей в моем округе, дело несомненно закончится открытым бунтом.

– Я сегодня получила письмо от Роксалены, – Сара постаралась поскорее сменить неприятную тему. Из кармана своей широкой юбки она достала конверт. Сара предпочитала в классной комнате носить западную одежду: это позволяло ей чувствовать себя той самой школьной учительницей, которой она когда‑то была.

– И что же она пишет? – заинтересовался Калид, беря с парты английскую хрестоматию.

– Осман две недели в отъезде, и она очень скучает без него. Малыш начинает разговаривать, но пока говорит только два слова: «есть» и «мокро».

– А больше ему ничего и не нужно, – смеясь, ответил Калид. – Ну пойдем же, Сара. Отпускай ребят. Я страшно проголодался!

Сара хлопнула в ладоши, и дети, словно птички, сорвались со своих мест. Трое малышей бросились к отцу. Несколько минут он повозился с ними, а потом отправил завтракать в сопровождении Мемтаз.

– Ну наконец‑то мы одни, – с облегчением вздохнул он. Его английский – наследство оксфордских времен[5]– был свеж и правилен. – Ты проводишь слишком много времени с этой детворой и очень мало – со мной.

– Но ты же весь день занят делами Бурсы.

– Для тебя я никогда не занят. Пойдем же. Козем ждет нас у себя, а потом нам обязательно нужно побыть вдвоем, – он нежно поцеловал Сару в шею.

– Как она сегодня? – Престарелая бабка Калида почти не выходила из своих комнат, но ум ее оставался острым и ясным.

– Чувствует себя немного усталой. Но когда я был у нее, она как раз требовала повара, так что оснований для беспокойства нет.

Сара хихикнула. Они вышли из классной и пошли по мраморному полу холла. В этот момент из‑за угла показался Турхан‑ага, капитан отряда охранников, и с поклоном приблизился.

– В чем дело? – нетерпеливо обратился к нему Калид, стремясь как можно быстрее покончить с непредвиденным делом.

– Письмо от родственника Вашей милости, Джеймса Вулкота. Его только что доставили.

– Джеймс? – заволновалась Сара. – И что же в письме?

Калид распечатал конверт и развернул лист, торопливо пробегая строчки глазами.

– Он едет в Бурсу и просит меня о немедленной аудиенции, – пояснил Калид несколько озадаченно.

– И это все? Ни слова о том, в чем причина визита?

– Ни слова, – Калид кивнул Турхану, отпуская его.

– Очень странно. Так ты примешь его сразу, как он приедет?

Калид обнял ее за плечи.

– Ну разумеется, милая. Не волнуйся. Я уверен, что ничего серьезного не произошло. Ты же знаешь, что жена твоего кузена склонна все драматизировать, и скорее всего именно она и стоит за всем этим. Пойдем же – Козем ждет.

Сара последовала за мужем, вовсе не уверенная, однако, что поводов для беспокойства нет.

* * *

Дорога по песчаной равнине казалась бесконечно долгой. Эми слишком устала, чтобы продолжать борьбу, и поэтому просто сидела на копе впереди бандита, размышляя о том, что же ждет ее в конце этой изнурительной скачки. Ее изнасилуют и потом убьют? Если целью похищения был грабеж, то зачем тогда ее схватили? В том состоянии, в котором девушка сейчас находилась, она не могла ни ясно думать, ни планировать что‑либо. Когда конь внезапно свернул с дороги и начал подниматься вверх по холму, Эми пошевелилась, пытаясь лучше рассмотреть то, что ее окружает. Сильная мужская руку тут же сжала ее талию.

Эми покорилась, чувствуя силу, сопротивляться которой было невозможно. Ее спутник казался значительно выше всех турецких мужчин, которых ей пришлось видеть до этого, а тело его, хотя и худое, поражало рельефностью мускулатуры. Конечно, бороться с ним не имело ни малейшего смысла, поэтому оставалось лишь ждать и надеяться на благосклонность судьбы.

Некоторое время они поднимались вверх по склону, пробираясь между камней и кустов. Сзади раздавался стук копыт второго коня – значит, товарищ ее похитителя следует за ними. Эми настолько устала, что спина ее буквально разламывалась на куски, но в этот момент они остановились в узкой долине, где вокруг костра стояло несколько палаток. Женщины с закрытыми чадрой лицами суетились около огня, готовя что‑то. В противоположном конце лагеря Эми увидела небольшую пещеру, в которой тоже светился огонь. Девушка едва успела разглядеть все это, как ее похититель легко соскочил с коня, а потом снял и ее. Прежде чем она успела пошевелиться, он вытащил из седельной сумки веревку и связал ей руки, а потом повел спотыкающуюся от усталости и страха пленницу в ближнюю палатку.

Все обитатели лагеря бросили свои дела и с любопытством уставились на странно одетую незнакомку. Чужестранка была без шляпы, с растрепавшимися волосами, с порванным подолом синей шелковой юбки. Эми ни на кого не смотрела и, подняв голову и глядя вдаль, шла прямо к палатке, где уже ждали другие женщины.

Тот, кто привел Эми сюда, привязал ее к столбу и что‑то коротко приказал по‑турецки. Потом, бросив на пленницу беглый взгляд, решительно вышел из палатки.

Эми посмотрела на женщин, которые, в свою очередь, с интересом разглядывали ее. Затем быстро окинула взглядом палатку, заметив на полу грубо написанный от руки плакат, на котором были изображены полумесяц и звезда. Текст невозможно было разобрать из‑за того, что он оказался заляпанным грязными следами ботинок. Внезапно Эми поняла, что это не что иное, как один из тех призывов к восстанию, к борьбе против султана, которые мятежники распространяли везде, любыми средствами. Она как раз прочитала о подобных плакатах в английской газете, пока ждала карету.

Неужели она в руках бунтарей, которые хватали заложников, где только могли, чтобы выручать за них средства для своей борьбы? Или плакат этот случайно притащили сюда бандиты, которые заботились лишь о своей наживе и схватили ее просто так, ради интереса, чтобы передавать ее с рук на руки до тех пор, пока она всем им не надоест? А может быть, ей уготована другая, более страшная доля? Трудно было что‑то сказать наверняка, а все перспективы казались мрачными.

Самая старшая из женщин, очевидно, главная здесь, развязала Эми руки, одновременно что‑то приказывая остальным. Девушку схватили за руки и держали до тех пор, пока не вошла девочка с ведром горячей воды – над ним поднимался пар. Она вылила воду в обитое жестью корыто, а пожилая, с выражением подчеркнутой невинности на лице, сделала Эми знак.

Эми недоуменно переводила взгляд с нее на корыто. Старуха подняла брови, словно говоря:

– Все, что мы хотим сделать, – это устроить тебе ванну.

Эми знаком показала, что согласна, и тогда женщины, которые держали ее, отпустили ее руки. Эми и сама мечтала о ванне – возможно, больше, чем когда‑либо в своей жизни. Поездка и до похищения была трудной, жаркой и пыльной, а борьба с бандитом лишь прибавила грязи.

– Я приму ванну, если Вы уберете всех отсюда, – сказала она старухе.

Ответом ей был лишь непонимающий взгляд. Эми сделала движение, включающее всех зрителей, а потом пальцем показала на выход из палатки.

Старуха покачала головой; черный платок, закрывающий ей лоб и спадающий на спину и грудь, смялся от этого движения.

Эми пожала плечами.

– Ну хорошо, Вы оставайтесь, – согласилась она. Старуха кивнула и показала в сторону девочки, которая принесла воду.

– Вдвоем останетесь? – уточнила Эми. Ей ничего не ответили.

Эми вздохнула.

– Ну ладно, – покорилась она, – пусть остальные уйдут.

Старуха хлопнула в ладоши и что‑то сказала по‑турецки. Женщины неохотно пошли к выходу, поминутно оглядываясь.

Эми осталась одна – вернее, со старухой и девочкой, которая достала из комода грубое полотенце, сложенное платье и еще что‑то, похожее на кусок воска. Когда девочка подошла поближе, Эми разглядела, что это не воск, а самодельное мыло.

Обе женщины – молодая и старая – внимательно смотрели на нее, явно ожидая, когда же она начнет раздеваться.

– Отвернитесь, – приказала Эми, пальцем изобразив круговое движение.

Они даже не пошевелились.

Эми повернулась к ним спиной и начала снимать с себя превратившуюся в лохмотья одежду. Увидев корсет из китового уса, обе женщины воскликнули, а девочка вдобавок и захихикала. Эми так и не удалось самостоятельно снять его, и пришлось терпеть унижение, стоя неподвижно, пока девочка расшнуровывала завязки. Потом женщины внимательно наблюдали за тем, как она снимала чулки и нижнее белье, и, наконец, когда ее тело предстало пред ними, одобрительно, даже восхищенно, забормотали. Эми побыстрее прыгнули в воду, чтобы избавиться от оценивающих взглядов – вода оказалась значительно горячее, чем хотелось бы. Девочка вышла и тут же вернулась с ведром холодной воды, вылив его в корыто.

Эми было неловко принимать ванну в присутствии посторонних, но желание смыть с себя грязь оказалось сильнее смущения. Она намылилась странным мылом, которое на ощупь напоминало смолу и пахло сосной – запах сам по себе приятный, но очень уж отличный от тех, к которым она привыкла. Когда старуха собрала ее волосы и вынула из них оставшиеся шпильки, девушка не возражала. Она наклонила голову. Девочка намочила волосы, а старуха намылила их. При этом они оживленно болтали между собой, явно обсуждая их цвет: они казались им слишком светлыми – для турчанок это было необычно. Когда пришла пора смывать мыло, принесли теплую воду и поливали, до тех пор пока Эми не подняла руку и не встала из корыта.

Они вытерли ее грубым, царапающим кожу полотенцем и через голову накинули на нее легкое, почти прозрачное платье. Оно оказалось длинным – до пола, а рукава спустились до запястий. Появились туфли и вязаный пояс. Подпоясываясь, Эми незаметно оглядывалась по сторонам, ища возможности убежать.

Когда старуха подошла к ней, чтобы приколоть к волосам газовую накидку, на Эми снизошло озарение. Она похлопала женщину по плечу. Та взглянула на нее, и Эми открыла рот, изображая, будто ест что‑то.

Женщина кивнула и сказала пару слов девочке. Та немедленно вышла, и Эми поняла, что пора действовать. Ванна освежила ее, придала сил и в то же время дала возможность выработать тактику действий. Едва старуха наклонилось к комоду, убирая в него что‑то, Эми моментально сбила ее с ног и прошмыгнула мимо, выскочив из палатки.

Она завернула за угол и направилась прямиком в лес.

Но она успела пробежать всего несколько футов. Ее схватили сзади так грубо и с такой силой, что она словно повисла в воздухе, все еще находясь в движении. Двое огромных мужчин оттащили ее, брыкающуюся и кричащую, обратно в палатку и крепко привязали – по рукам и ногам – к шесту. Старуха с готовностью подала им кляп, чтобы прекратить крики.

Было очевидно, что теперь уже палатку охраняют снаружи.

Эми безнадежно затихла, лишь ее взгляд пронзал тюремщиков, но те, не обращая на нее ни малейшего внимания, закончили свое дело и спокойно удалились. Старуха уселась на пол, подобрав под себя ноги, и достала из‑под своего огромного платка мешочек. Из него она извлекла вышиванье и принялась за работу, придвинувшись как можно ближе к небольшому очагу.

Эми прикрыла глаза, чтобы не видеть того, что ее окружает, и сосредоточилась на новом плане побега.

* * *

Малик вошел в пещеру и присел на камень в стороне от всех. Один из его товарищей принес на блюде еду, но он лишь отрицательно покачал головой. Человек попробовал с ним заговорить, но Малик сделал ему жест удалиться, взял бутылку раки и принялся беспокойно мерить шагами тесное пространство.

Мужчины в пещере переглянулись. Они уже знали, что, когда Малик впадает в такое состояние, лучше не мешать его мыслям, дать ему возможность побыть одному. Поэтому, когда он резко повернулся и направился к выходу, никто из них и глазом не повел. Все продолжали заниматься своими делами: разговаривать, играть в кости, есть.

Как только в голове его созреет план, он и сам все скажет.

Но на сей раз Малик обдумывал вовсе не свою борьбу против султана. Он направился в лес, к одному ему известной поляне, усеянной пеньками от сраженных молнией деревьев и умытой протекающим мимо прохладным ручейком. Он уселся на берегу и, прихлебывая время от времени из бутылки, уставился в быструю воду.

Пленница полностью завладела его мыслями.

Он и до этого похищал и продавал женщин; для его отряда это стало вполне привычным делом. Обычно они пугались настолько, что совсем теряли голову, впадали в истерику и рыдали все время – пока ему наконец не удавалось выгодно сбыть их с рук какому‑нибудь дельцу и тем самым вновь обрести мир, да и деньги впридачу.

Но эта пленница казалась совсем иной. Она смотрела на него твердым взглядом и ни разу не заплакала, даже тогда, когда он связал ее и бросил в палатку, предоставив возможность поразмышлять о туманном будущем. Обычно в этот момент женщины сдавались и забывали о чувстве собственного достоинства. Но она не пала духом, а попыталась убежать, что сразу обнаружило в ней характер, вовсе не свойственный изнеженным чужестранкам. Для Малика все они были существами напыщенными и избалованными, от малейшей неожиданности готовыми упасть в обморок, а в случае опасности и совсем теряющими голову. Эта тоже выглядела так, словно выросла в роскоши и неге, но, однако, поведение ее говорило о характере самостоятельном и решительном.

Внешность ее породила проблему совсем иного рода: оказалось, что необычайно трудно отвлечься от образа красивой и привлекательной женщины. Голова начинала кружиться. Всю дорогу до лагеря он крепко сжимал в руках ее нежное гибкое тело и вдыхал аромат ее кожи и волос. Глаза такого цвета, как у нее – большая редкость: серые, без малейшего оттенка голубизны. Словно океан в ненастную погоду. А волосы! Чистое золото, словно вершины минаретов, возвышающиеся над великолепной мечетью на площади Айя‑София. Во время скачки пряди их касались его лица, мягкие и свежие, словно трава.

Малик допил остатки раки и со злостью отбросил флягу в сторону. Все эти рассуждения бесполезны и бесцельны. Он прекрасно знает, что нужно делать и что он будет делать. Он забудет ее так же, как забыл многих других, и будет двигаться дальше – к своей цели.

Иначе этой цели не достичь.

* * *

Джеймс Вулкот сидел в кабинете секретаря американского посольства Дэнфорда и удивлялся, как мало изменений произошло здесь за долгие годы. Помощник секретаря, с которым он впервые встретился, когда его кузина Сара исчезла из султанского гарема, теперь стал секретарем посольства. Кирманский ковер заменили на афганский, но и красные занавеси с золотыми кистями, и бюст покойного президента Линкольна остались на своих местах. В тот момент, когда Дэнфорд шумно вошел в кабинет, Джеймс разглядывал один из дипломов в рамке на стене.

Джеймс поднялся и пожал протянутую руку, заметив, что Дэнфорд стал еще более представительным и цветущим, чем когда они виделись в последний раз. Секретарь словно сошел со страниц модного журнала: на нем был длинный сюртук из серого твида, совсем не по здешнему климату, а в руке он держал тросточку с золотым набалдашником.

– Как поживаете, Вулкот? – поинтересовался Дэнфорд, жестом приглашая гостя снова сесть. – Если я не ошибаюсь, в последний раз мы виделись с Вами около полугода тому назад – на приеме в посольстве. Выглядите Вы прекрасно. Надеюсь, дела Ваши идут хорошо? – Дэнфорд сел за стол и взял лист прекрасной плотной белой бумаги.

– Очень хорошо.

– Я именно так и предполагал. Вы становитесь богатым человеком, а я, как видите, все на том же месте, – он вздохнул и взглянул на лист бумаги.

– Ваша жалоба у меня; советник передал ее. В ней говорится, что на сей раз пропала Ваша племянница, – он положил письмо и сложил на столе свои пухлые ручки. – Если я правильно припоминаю, впервые мы с Вами встретились, когда исчезла Ваша кузина Сара. Хотелось бы узнать, Вулкот, как это Вам удается получать столько неприятностей от своих родственниц?

Джеймс внимательно посмотрел на него, а потом подчеркнуто поинтересовался:

– Хотелось бы узнать, как получается, что такая могучая и богатая страна, как Соединенные Штаты, не может обеспечить своим гражданам безопасное пребывание в Турции?

Дэнфорд, вместо того чтобы обидеться на колкость, лишь отмахнулся.

– Ну‑ну, Вулкот, не стоит препираться. Мы же оба живем здесь уже много лет. И прекрасно знаем, что здесь за люди. Если султан не казнит какого‑нибудь темного крестьянина за то, что тот плюнул на улице, то мятежники нападают на поезда и под прицелом грабят пассажиров. Нам не удастся изменить культуру; мы можем лишь попытаться сохранить нашу собственную и держать открытыми дипломатические каналы, надеясь, что в конце концов султанат падет. А пока мы издали руководство для граждан США, выправляющих визу в империю, в котором подробно объясняем неустойчивый политический климат в этом районе и риск, связанный с пребыванием в стране. К сожалению, больше мы пока ничего сделать не можем.

Джеймс молчал.

Дэнфорд снова взглянул на письмо.

– Ваша племянница путешествовала с наперсницей?

– Да, с дамой средних лет, подругой ее покойной матери. Ее бандиты не тронули.

– Лучше бы Вы взяли в провожатые вооруженного морского пехотинца из казарм в Триполи, – задумчиво произнес Дэнфорд, надувая губы. – А можно повидаться с этой Вашей миссис?

– Думаю, да. Конечно, она страшно потрясена случившимся, но, скорее всего, рада будет помочь.

Дэнфорд кивнул.

– Так что же, ограбили всех пассажиров, а похитили только Вашу племянницу?

– Именно так. Дэнфорд снова кивнул.

– Очень похоже на работу мятежников.

– Моя жена тоже так считает.

– Ваша жена?

– Амелия, собственно, приходится племянницей моей жене – это дочь ее брата. Беатрис полагает, что это дело рук Малик‑бея и его товарищей.

– Согласен. В империи есть банды, которые промышляют грабежом, но не похищают женщин на продажу. Они не имеют возможности содержать и перевозить своих пленниц. А у бея очень сильная и разветвленная организация, и в этом происшествии сказывается его рука.

– Так что же можно предпринять?

Дэнфорд поднялся из обитого кожей кресла и, заложив руки за спину, начал ходить по комнате.

– Что касается мятежников, Вулкот, то Соединенные Штаты находятся в очень трудном положении, и я уверен, что Вы и сам понимаете, почему. Наша страна заинтересована в свержении безжалостного диктатора и замене его демократическим режимом. Поэтому мы, конечно, не можем не сочувствовать их целям. Но поскольку они ищут средства для своей борьбы в карманах состоятельных путешественников, многие из которых – британские и американские подданные, мы чувствуем себя обязанными осуждать их методы.

– В данном случае речь идет не просто о грабеже, Дэнфорд. Амелия была похищена.

– Продавать западных женщин в рабство гораздо выгодней, чем грабить путников на дорогах, – пожав плечами, заметил Дэнфорд. – Из описания я могу заключить, что Ваша незадачливая племянница как раз того типа, за каким они и охотятся – молода, блондинка и, насколько я понимаю… э… девственница.

Джеймс молча, не поднимая глаз, кивнул.

– Это объясняет и то, почему не тронули остальных женщин в дилижансе. Они просто ничего бы не стоили.

– Что мы можем предпринять? – снова повторил Джеймс.

– Ну, правительство султана – официальная власть, и я, конечно, направлю туда жалобу, но результатов от этой акции я бы не стал ожидать. Если бы султан имел хоть малейшую власть над повстанцами, мы бы с Вами сейчас здесь не разговаривали.

– Моя жена считает, что я должен просить Калид‑шаха вмешаться в это дело.

– Калид‑шаха? Пашу Бурсы?

– Он теперь член нашей семьи, – глядя в потолок, добавил Джеймс.

– Ах да, конечно! Вспоминаю, что Ваша кузина в конце концов вышла замуж за того, кто купил ее. Оригинальный поворот сюжета, не так ли? – Дэнфорд прикусил губу, явно обдумывая мысль. – Шах пытается лавировать между мятежниками и султаном, – наконец медленно продолжил он. – Возможно, он и сможет помочь.

– Так Вы одобряете эту идею? Дэнфорд сделал большие глаза.

– Стоит попробовать. Так же как и мое правительство, шах оказался меж двух огней. Он имеет западное образование, жену‑иностранку и определенно прозападные политические наклонности, но все же он – подданный султана. Если султанат падет, он теряет место паши и для себя, и для своего сына.

– Думаю, что шах не всецело на стороне султана, в ином случае повстанцы не вели бы себя настолько смело.

– Шах пытается вырвать у Хаммида кое‑какие уступки, чтобы умиротворить бунтовщиков и достичь компромисса, – Дэнфорд развел руками, подчеркивая тщетность попыток. – Но султан непреклонен там, где дело касается угрозы его абсолютизму.

– Именно так диктаторы и низвергаются. Не могут поступиться малым ради большего и в итоге теряют все.

– Таковы уроки истории, – мрачно подытожил Дэнфорд. – А в данном случае отношение султана к мятежникам еще усугубляется тем, что старший брат бея убежал с его дочерью.

– Я знаю. Роксалена стала близкой подругой Сары.

– Ну, значит, Вы понимаете, почему султан считает братьев своими злостными врагами. Сначала Осман, капитан его личного отряда охраны, соблазняет его дочь, теперь брат этого самого Османа организует против него вездесущую и неистребимую армию. Ситуация весьма и весьма запутана.

– А Амелия, к несчастью, оказалась в самом ее центре.

– Как и все мы. Просто она подверглась самой непосредственной опасности. Бунтовщики долго не держат своих жертв: им необходим быстрый оборот. Поэтому и мы должны действовать как можно скорее.

Джеймс встал.

– Я постараюсь встретиться с шахом немедленно.

– А я сегодня встречусь с послом, чтобы обсудить, что мы можем предпринять со своей стороны, – Дэнфорд протянул руку. – Удачи, Вулкот!

– Спасибо.

Джеймс чувствовал, что удача очень понадобится ему.

* * *

Эми увидела, как в палатку вошел мужчина и опустил за собой полог. По росту и по глазам она узнала в нем своего похитителя.

– Что вы собираетесь со мной делать? – дерзко спросила она, дергая веревки, которыми была привязана к шесту.

Человек молча смотрел на нее. Сейчас он был одет в свободные брюки из домотканого сукна и подпоясанную рубаху со свободным воротником. Черные волосы вились на лбу и у плеч, а нижняя часть лица, сейчас уже не скрытая маской, тоже оказалась очень красивой: тонкий, с изящно вырезанными ноздрями нос и чувственный рот с полными губами. Она не ошиблась, при первой встрече определив его возраст: не больше двадцати пяти – тридцати. Однако серьезный, напряженный взгляд выдавал энергию и чувство ответственности не по годам.

Девушка не могла оторвать взгляд от его глаз.

– Отвечайте, – настаивала она. – Я знаю, что Вы говорите по‑английски.

Ее похититель ничего не отвечал – лишь ходил вокруг нее, разглядывая так, словно она была телкой, которую повязали голубой ленточкой и выставили на сельской ярмарке на продажу. Это разглядывание заставило Эми почувствовать себя не в своей тарелке, и она наконец нашла в себе силы отвернуться. В этот самый момент он шагнул к ней, взяв пальцем за подбородок, поднял ее лицо.

Пока он вот так изучал ее, Эми успела внимательно рассмотреть и его самого. Длинней его ресниц она еще не встречала. Они оказались такими густыми и пушистыми, что глаза выглядели огромными на этом смуглом, с оливковой кожей, лице. Он приоткрыл губы – она увидела безупречно белые зубы. Он рассеянно погладил пальцем ее подбородок, и девушка вздрогнула от этого прикосновения, очарованная и загипнотизированная взглядом. Но тут же поняла, что без малейшего сопротивления покорилась этому унизительному разглядыванию, и сердито отпрянула. Мужчина улыбнулся, и это разозлило ее еще больше.

– Ничего у тебя не выйдет! – прошипела она.

Он убрал с ее головы накидку, приколотую старухой, и легко провел рукой по золотым волосам, приподняв их с шеи, словно драгоценный шелк.

– Не смей прикасаться ко мне! – почти завизжала Эми, чуть не плача от своего бессилия и от невозможности избавиться от этого внимания. Она ненавидела свою беспомощность и то чувство, которое этот мужчина вызывал в ее душе.

В ответ он молча расстегнул одну – единственную пуговку, которая скрепляла вырез платья, и осторожно просунул в этот вырез руку, словно желая попробовать на ощупь шелковистость ее кожи.

Реакция Эми оказалась быстрей мыслей: она плюнула ему в лицо.

На мгновение он, казалось, удивился, а потом выражение его лица изменилось и застыло. Он резко схватил ее за ворот и дернул к себе, но в этот самый момент полог палатки откинулся и вошел второй бандит, также участвовавший в нападении на почтовую карету.

– Малик! – позвал он.

– Малик, – мелькнуло в голове у Эми. Где же она встречала это имя? Наконец вспомнила. Малик‑бей слыл ярым врагом султана. Она читала в газетах, что за голову этого мятежника назначена огромная цена.

Сердце Эми сжалось от страха. Значит, ее самая первая догадка верна и ее ожидает невольничий рынок. Вот почему ей предоставили ванну и были с ней так обходительны; вот почему этот человек рассматривал ее так, словно она какая‑то драгоценность. Для него она и была ею; продав Эми, он выручит целое состояние, которое потом сможет потратить на вооружение и боеприпасы для своего отряда.

Эми не позволяла себе плакать, но ничего не могла поделать с бившей ее дрожью. То, что она нашла плакат с призывом к борьбе и руководителя мятежа в одном лагере, не было простым совпадением.

Девушка растерялась.

Второй бандит остановился, удивленный тем, что увидел, а потом рассмеялся. Шутливым тоном он обратился к Малику, но тот даже не улыбнулся в ответ. Резко отпустив Эми, он быстро вышел из палатки.

Анвар Талит поспешил за ним и снова заговорил по‑турецки:

– Слушай, давай заставим ее раздеться и посмотрим, чего она стоит. Нужно же назначать цену!

– Нет.

– Но почему?

– Я не хочу оскорблять ее лишь затем, чтобы увидеть, что она стоит полторы – от силы две тысячи курушей. Она слишком молода, возможно даже, девственница.

– Возможно? Я готов проверить!

– Я же сказал – нет. Если мы начнем чинить насилие над нашими пленницами, то и остальным захочется того же, и дело закончится дикой оргией. Революция окажется забытой. Мы должны требовать от себя такой же дисциплины, какой мы требуем от солдат.

Анвар внимательно вгляделся в лицо друга.

– Ты хочешь ее, правда? – медленно произнес он.

– Не говори глупостей. Все, что меня в ней интересует, это цена, за которую ее можно продать.

– Но она тебе нравится. Эти волосы, серые глаза, белая нежная кожа. Она гораздо красивее всех, кого мы продавали раньше. И в ней чувствуется дух, характер. А к этому ты неравнодушен – я знаю!

Малик пожал плечами.

– Но тогда почему же ты раздевал ее в тот момент, когда я вошел? – не унимался Анвар.

– Я и не собирался делать этого. Просто проверял, насколько соответствует действительности то, что рассказали о ней женщины. Она должна иметь совершенное тело – только тогда можно будет выручить за нее приличную цену!

– Ну и как?

– Насколько я мог увидеть, она безупречна, – спокойно ответил Малик.

– Ну так бери ее. Если она и будет стоить на несколько сотен дешевле после этого, какая разница? Все равно она за один раз принесет нам денег больше, чем несколько ограблений.

Малик тяжело вздохнул, не поднимая глаз. Анвар понимающе усмехнулся.

– Тебе не мешает время от времени проводить ночку с какой‑нибудь из наших женщин. Поверь, это снимает напряжение!

Малик молчал. В этот момент он вспомнил золотые волосы пленницы и ее нежную светлую кожу.

– Надо продать ее как можно быстрее, – наконец проговорил он. – Утром первым делом свяжись с греком, Диомидисом, тем самым, который скупает женщин для невольничьего рынка в Медине.

– Он скряга, Малик. Он не даст за нее ту цену, которой эта девушка действительно стоит! – возразил Анвар.

– Ну, тогда отправляйся к Халмаду из Бейрута. Я хочу получить за нее побольше, но к концу недели ее здесь быть уже не должно!

Анвар кивнул, совершенно правильно понимая напряженное выражение лица друга. Совершенно очевидно, что Малик просто не может положиться на самого себя.

* * *

Эми постаралась поудобнее устроиться на земле, но она была настолько крепко привязана к шесту, что смогла подвинуться лишь на несколько дюймов. На лагерь опустилась густая тьма, и все спали, однако на полотне палатки четко вырисовывались тени тех, кто охранял ее, – они медленно, словно в театре марионеток, двигались, освещенные сзади.

Женщины наконец‑то оставили ее одну, и похитителя тоже не было видно.

Эми отказалась от ужина, принесенного старухой, и с тех пор на нее уже не обращали внимания. С наступлением ночи шум за стенами палатки постепенно затих, и казалось, что тишина скрывает за собой множество опасностей. Она уже до боли стерла запястья, пытаясь ослабить путы. Ноги затекли, страшно хотелось есть, голова буквально раскалывалась от боли.

А самое главное, было очень страшно.

За палаткой послышалось движение, и девушка тут же притворилась спящей, положив голову на руки, но сквозь прикрытые ресницы наблюдая за входом. Вошел Малик‑бей и через голову снял рубаху, обнажив широкие плечи и мускулистые руки.

Эми сквозь прикрытые веки внимательно следила за ним, хотя при тусклом свете очага это оказалось нелегко. Малик подошел к ней еще на шаг и из кучи в углу достал плетеный коврик. Он снял ремень, и рука его потянулась к ножу, заткнутому за пояс брюк.

Эми затаила дыхание, из последних сил заставляя себя оставаться неподвижной. Ее похититель явно раздевался. Неужели он собирался здесь спать? С точки зрения сохранности его добычи это, конечно, имело смысл, но мысль о том, что он будет вот так близко всю ночь, что ей предстоит дышать с ним одним воздухом, заставила девушку содрогнуться.

Он пошевелился, и она зажмурила глаза, внимательно прислушиваясь к тому, как он встал на колени рядом с ней. Она замерла, стараясь дышать как можно ровнее. Малик погладил ее по волосам, а потом приложил ладонь тыльной стороной к щеке девушки. Резко поднялся, глубоко вздохнул, и она услышала, как он подошел к коврику и опустился на него.

Эми отважилась приоткрыть глаза и увидела, что мужчина лежит спиной к ней, небрежно прикрывшись плащом. Она прислушалась к его дыханию: вот оно стало ровным, тогда она вытянула ноги и постаралась расслабиться и заставить себя отдохнуть.

Почему он так нежно прикоснулся к ней? Это было не похоже на жест торговца живым товаром, а в планы его входило, несомненно, именно это. Зачем еще она ему нужна? Никто не домогался ее физически, и это только потому, что ему нужна максимальная цена за ее неоскверненное тело. Очевидно, для этого он и улегся сейчас рядом с ней – чтобы быть вполне уверенным, что никто другой не посягнет на нее. Эми не очень разбиралась в подобных вещах, но она внимательно читала газеты, и статьи о мятежниках произвели на нее глубокое впечатление. Она запомнила их в подробностях.

Веки девушки становились все тяжелее, а свет лампы все туманнее. Трудно было поверить в то, что она сможет спать в подобных условиях, но события сегодняшнего дня оказались слишком утомительными. Разум Эми подобрался к границе реальности, а потом незаметно и легко скользнул за нее.

Date: 2015-12-13; view: 265; Нарушение авторских прав