ГЛАВА 10. После ухода Малика Эми превратилась в образцового члена семьи

После ухода Малика Эми превратилась в образцового члена семьи. Она с готовностью выполняла любое пожелание Беатрис и старалась привлекать как можно меньше внимания к своей персоне. Если не принимать во внимание парочку мелких, но достаточно эксцентричных выходок, а именно, ночной поход с тяжелой лестницей в руках в сад, к тополю, чтобы снять с него веревку, а также ночную стирку в ванной своей простыни, поведение ее можно было бы назвать безупречным. Потом она заменила и простыню, и наволочку, унесенную Маликом, купив новые в любимом магазине Беатрис; ну а если Листак все‑таки заметила, что постельное белье молодой госпожи вдруг почему‑то стало свежим, то она не позволила себе никаких замечаний на этот счет.

Беатрис явно радовалась хорошему аппетиту и спокойному виду своей племянницы; она и сама с удвоенной энергией пустилась в светские развлечения. Очевидное улучшение состояния и настроения Эми она приписала полному, пусть и запоздалому, выздоровлению от тяжелых впечатлений плена. Она стала еще активнее, чем прежде, вовлекать девушку в свои дела и забавы, явно гордясь молодостью, красотой и светским лоском своей племянницы. И Эми изо всех сил старалась угодить тетушке, испытывая искреннюю благодарность за невинные усилия и заботы и такое же искреннее раскаяние за свой обман.

Но Эми понимала, что лицемерие в ее положении – не выбор, а необходимость. Дядя и тетя никогда не смогут принять ее чувств к Малику; для них он был и останется разбойником, нападающим на путешественников с Запада – их родственников, знакомых и друзей. Они, разумеется, не могли сочувствовать султану, но тактика его врагов казалась им преступной. Эми приняла это как данное. Они не знали Малика – ни истории его семьи, ни обстоятельств его жизни. Не могли понять ни силу, ни глубину его горя и ненависти. Но для Эми любовь к Малику превратилась в основное содержание жизни, и если уж ей суждено обманывать семью, чтобы быть рядом с любимым, то она готова к этому.

Однажды днем, примерно недели через три после свидания, Эми одевалась к одному из благотворительных раутов, которые любила устраивать Беатрис, и размышляла, когда же ей удастся снова увидеть своего возлюбленного. Она верила Малику; верила в его желание вернуться к ней. Но когда же? Она тосковала по нему нестерпимо. Днем отвлечься было легче из‑за суеты и забот, но ночи казались бесконечными. Эми прислушивалась к малейшему шороху, надеясь услышать знакомый стук в балконную дверь, но его все не было.

Как там Малик? Все ли у него нормально? А может быть, его ранили или убили в одной из многочисленных стычек с врагом? Или его предал друг, и он в плену у султана? Любить человека с такой неопределенной судьбой подобно аду; но он выбрал эту жизнь, а она выбрала его – так что иного пути нет.

Эми постаралась отвлечься от своих мыслей и начала рассматривать себя в трюмо, оценивая наряд, купленный в Париже незадолго до отъезда в Турцию. Это было дневное платье из темно‑синего шелка с закрытым корсажем и пышными рукавами. Подчеркнутая талия, скроенная по косой широкая юбка. Эми совсем забыла об этом платье, а потом обнаружила его в одном из чемоданов, привезенных миссис Сполдинг в ее отсутствие. Оно преспокойно дожидалось своего часа, завернутое в розовую папиросную бумагу и упакованное в красивую коробку. Тогда она его померила: платье оказалось чуть великовато, и Эми прихватила талию красивыми вытачками, напоминающими стрелы, и внесла еще несколько мелких изменений. Приятно было осознавать, что швейное искусство, приобретенное в пансионе мисс Пикард, не утрачено и служит ей верой и правдой; из зеркала смотрела особа, достойная любого модного журнала. Беатрис может гордиться. Эми причесала волосы и собрала их в высокий пучок по последней моде. Последним штрихом стали ее любимые сережки: жемчужный трилистник с рубиновыми капельками. Она готова.

Эми взяла в руку сумочку и приготовилась спуститься к гостям, но не смогла удержаться, чтобы не сравнить образ в зеркале с той молодой женщиной, которая покидала лагерь мятежников в свадебном платье Майи. Неужели обе эти девушки – она сама? Эми прекрасно знала, что так оно и есть, но в то же время она отдавала себе отчет, что окружающим трудно примирить и воспринять две настолько контрастные стороны ее жизни. Гостьи прибывали и входили через парадную дверь – дамы в конусообразных юбках и зауженных внизу рукавах; экипажи выстроились в ряд на аллее, ведущей к парадному входу. Эми встала рядом с тетушкой, приветствуя состоятельных матрон, заполнивших холл. Все они кивали и мило улыбались в ответ. Эми так натренировалась, что смогла бы выполнить эту миссию и во сне, и провожая дам в столовую, где их ожидал изысканно сервированный чай с бутербродами и лимонным кексом. Она внезапно спросила себя, что подумали бы эти верные жены и образцовые матери, узнай они о той безумной ночи с Малик‑беем. Были бы они шокированы, взволнованы, разочарованы? Или, может быть, их реакцией стала бы ревность? А что, если каждая из них в своей седеющей, тщательно убранной голове прячет от людей свое собственное воспоминание о безумных приключениях?

Почему бы и нет? Ведь и они когда‑то были молоды…

– Я так устала от бесконечных дождей, – пожаловалась девушке миссис Беллинджер, выбирая сэндвич с крессалатом, – конечно, в Англии тоже идут дожди, но это совсем иное дело: все вокруг укутано мягким туманом – не то, что здешние дикие ливни. К счастью, хоть сегодня день солнечный.

Эми кивнула и подала ей салфетку, наблюдая, как почтенная особа проходит вдоль стола с закусками. Миссис Беллинджер была женой командира британского гарнизона в Константинополе и главной устроительницей того благотворительного мероприятия, которое дамы и собрались обсудить сегодня. Каждую осень британское посольство устраивало бал Викторианской Миссии, в пользу детскому приюту, ставшему частью Госпиталя Ее Величества – родовспомогательного учреждения для солдатских жен. Приют призван был опекать маленьких англичан‑полукровок – внебрачных детей, большей частью бросаемых родителями на произвол судьбы. Но в него принимали сирот из местного населения. Существовал приют исключительно на пожертвования, его благородная миссия вызывала сочувствие в душах скучающих от безделья жен британских и американских офицеров и торговцев, заброшенных на чужбину. Бал этот должен был стать главным событием сезона и требовал тщательной подготовки.

В прошлом сезоне организацию его возглавляла Беатрис.

Эми вела светскую беседу с гостьями, пока они подкреплялись, прежде чем приступить к серьезным обсуждениям. Она как раз принимала из рук Листак поднос с имбирными пирожными, когда услышала слова миссис Беллинджер:

– Вы читали в утренней газете последнюю новость? Этот бей ограбил поезд с туристами и скрылся с добычей. Одной из пассажирок стало дурно, и ее отвезли в госпиталь.

Эми поставила поднос на стол и подошла поближе: слушательницы качали головами и разводили руками. Обычно она тщательно просматривала все газеты, приходящие в дом, в поисках известий о Малике, но сегодня Джеймс сложил «Монитор» и прихватил его с собой в офис.

– Я хочу сказать, что ездить куда‑то в наши дни совсем не безопасно, – продолжала миссис Беллинджер. – Я собралась было отправиться осматривать византийские соборы и тому подобное. Но теперь, конечно, муж не отпустит меня. Он говорит, что бей повсюду рассылает своих хулиганов, а поезда и дилижансы – их главная добыча. Неужели все войска султана с помощью иностранных отрядов так и не смогут упрятать злодея за решетку?

– Это настоящий скандал, – согласилась миссис Лэмберт. – Моя соседка собиралась послать за дочерью, которая закончила школу в Сассексе и хотела приехать сюда к родителям. Но ведь это не обойдется без путешествия в почтовой карете, а со всеми этими похищениями… – она внезапно замолчала и, густо покраснев, посмотрела на Эми. В комнате повисла неловкая тишина.

– Ах, милая, извините, ради Бога! – воскликнула миссис Беллинджер, обращаясь к Эми, тоже страшно смущенная. – Я вовсе не хотела касаться этой неприятной темы. Страшно неудобно, что мы здесь забыли о Вашем горестном приключении. Уверена, Вам не хочется вспоминать о нем!

– Ничего страшного, миссис Беллинджер; я прекрасно понимаю, что Вы вовсе не хотели меня обидеть или смутить. Однако Вы никогда не задумывались, почему мятежники вынуждены добывать деньги таким способом? У них нет иного способа найти средства на борьбу с султаном, а я уверена, что и Вы не станете отрицать: любая другая форма правления оказалась бы более плодотворной, чем эта.

Обе дамы онемели от удивления и уставились на Эми.

– Амелия, не могла бы ты на секунду подойти ко мне? – позвала от двери Беатрис.

– Прошу прощения, леди, – любезно извинилась девушка и вышла из комнаты.

– Амелия, что ты вытворяешь, ради всего святого? – возмутилась Беатрис вполголоса. На лице ее отразилась смесь возмущения и изумления. – Мне послышалось, что ты защищаешь этих ужасных людей, похитивших тебя!

– Я вовсе не защищала мятежников, просто пыталась объяснить их положение. Эти дамы знают, насколько бедно местное население; очевидно, проезжая в каретах по улицам, они иногда выглядывают из окошек и видят, что творится вокруг. Будь их жизнь так же убога и беспросветна, как существование огромного большинства здешних людей, возможно, им бы тоже пришлось грабить, чтобы хоть немного ее улучшить.

– И миссис Беллинджер, и миссис Ламберт живут в этой стране гораздо дольше, чем ты. И вряд ли тебе стоит объяснять им тонкости здешней жизни и принципы государственной политики, – сухо произнесла Беатрис. – А сейчас, возможно, тебе лучше подняться к себе и прилечь. Ты явно неважно себя чувствуешь. Я попрошу тебя извинить.

Эми послушно прошла через холл и начала подниматься по лестнице. Вся ее кампания по ублажению Беатрис закончилась крахом. На площадке девушка помедлила, глядя вниз. Беатрис вошла в столовую и приятный щебет возобновился. Успокоенная тем, что своей бестактностью не нарушила хода вечера, она направилась к себе, проклиная свой длинный язык.

Что с ней происходит? Она же прекрасно понимает, что никакие слова не в состоянии изменить устоявшееся мнение людей, подобных гостям ее тетушки, а если начать произносить речи, оправдывающие повстанцев, то ее так тщательно хранимый секрет скоро выплывет наружу.

Девушка вошла в комнату и бросилась на кровать, раздумывая, что же заставило ее потерять самообладание до такой степени. Она всегда была настолько осторожна, старательно пропускала мимо ушей все застольные разговоры и острые замечания, и вдруг – едва эти хорошо воспитанные леди затронули Малика, она бросилась в бой.

Откуда такой промах? Может быть, причина его в том, что выполнять роль беззаботной наивной девушки становилось тем сложнее, чем дольше Эми не видела Малика? Поначалу память об их свидании придавала силы и помогала разыгрывать ту роль, которой от нее ожидали. Но время шло, а возлюбленный все не появлялся. И мысль о потере становилась все явственнее и острее.

Эми села и, расстегнув башмачки, сбросила их с ног. Пройдет еще несколько часов, прежде чем дамы разойдутся и ей удастся пробраться вниз и выяснить, принес ли Джеймс газету обратно. Эми хотела узнать, где именно произошло ограбление поезда; ведь это хотя бы косвенно подскажет, где сейчас Малик, или где он был совсем недавно.

Но все это нисколько ее не утешало.

Если он в ближайшее время не даст о себе знать, она за свои действия отвечать уже не сможет.

* * *

Калид взял из рук служанки серебряный поднос и переложил на стол стопку конвертов; легким движением руки приказал ей удалиться, одновременно отдавая поднос. Девушка, кланяясь, направилась к двери, а когда она закрыла ее за собой, Калид окликнул жену:

– Принесли почту!

Сара поспешила из соседней комнаты. Каждый приход почты становился для нее событием; ведь он означал связь с родственниками и друзьями, от которых она теперь была так далеко!

– Роксалена, – пояснил Калид, подавая ей конверт с кипрской маркой.

Сара тут же схватила его.

– Твоя подруга Софи из Бостона, – он рассматривал еще одно послание – от учительницы, с которой Сара когда‑то вместе работала в школе.

– Ты что, умеешь читать сквозь конверт? – язвительно поинтересовалась Сара.

– Бруклин, – коротко пояснил Калид, щелкнув ногтем по погашенной марке.

Сара взяла письмо и положила его в свою столку.

– О! А вот и приглашение на бал Викторианской Миссии! – воскликнул Калид, поднимая повыше изящный конверт, надписанный изысканным почерком.

Сара закрыла глаза и застонала:

– Господи, неужели уже опять пришло время для этого бала?

– Боюсь, что так, милая. Снова пришло время высокоцивилизованным людям с Запада показать, что они не одичали и не растеряли своей благовоспитанности в дебрях Оттоманской империи, – Калид драматично закатил глаза.

– А султану пришло время показаться во всей красе, чтобы вызвать ужас у попивающих чай дам.

– Это дело святое, – заметил Калид, отхлебывая кофе.

– Я каждый год пытаюсь убедить себя в этом, – вздохнула Сара, садясь на диван рядом с мужем и кладя голову ему на плечо.

– И каждый год ты отправляешься туда и неизменно покоряешь всех своей красотой, – заметил Калид, наклоняясь и шутливо целуя ее в кончик носа.

Сара взяла приглашение и начала читать его.

– В этом году председательствует миссис Беллинджер, – сказала она.

– Эта старая карга с бородавкой на подбородке, которая говорит так, словно рот у нее набит камнями? – съехидничал Калид.

– Да‑да. Ее муж – начальник британского гарнизона, – согласилась Сара, улыбаясь от такого описания почтенной супруги военачальника.

– Я прекрасно помню их обоих. Он регулярно интересуется, как мне понравился Оксфорд, словно я был там лишь вчера. Мне кажется, он считает, что это единственное, что есть между нами общего.

– Возможно, это правда, – заметила Сара.

– Моя мать была истинной англичанкой – такой же британской, как Лондонский мост. И об этом мне хочется им напомнить каждый раз, как они принимаются размахивать флагом, глядя па меня так, словно я только что слез с дерева.

– Женщины смотрят на тебя, потому что ты – самый экзотический, привлекательный и яркий мужчина из всех, встретившихся им в жизни. А мужчины смотрят потому, что понимают это, – Сара поцеловала мужа в губы.

Калид со смехом ответил на поцелуй.

– А я‑то полагал, что воспитанные американские леди не умеют лгать.

– Да я и не лгу вовсе; я говорю то, что знаю, – она удобно устроилась в его объятиях.

– Так что мне ответить? Что мы приедем? – поинтересовался Калид, кивком показывая на приглашение, которое Сара все еще держала в руке. – Конечно, немного смешно показываться в свете вместе с султаном, в которого мне, возможно, придется стрелять; но пока это не случилось, наверное, надо соблюдать все формальности.

– Ты прав, давай поедем, – согласилась Сара. – Не вижу причин нарушать нашу репутацию дисциплинированных светских особ, а кроме того, этот бал позволит мне увидеться с Амелией.

– И разузнать, как развивается непозволительное знакомство?

– Конечно!

– Ты у меня неисправимый романтик.

– Я знаю.

– И надо признаться, что я очень рад этому. Только романтически настроенная особа смогла бы бросить привычную и хорошо устроенную жизнь, чтобы начать новую на другом конце света – с человеком, которого полюбила.

– Мне очень хочется верить, что у Амелии все сложится настолько же удачно.

– Она тебе нравится, так ведь?

– Она мне напоминает саму себя.

– Ну, в таком случае все у нее будет прекрасно! Калид встал, взял жену за руку и потянул за собой.

– Если в ее характере есть хотя бы четверть твоей решительности и выдержки, она пройдет вместе с беем сквозь все испытания и в конце концов победит.

– Куда мы идем? – рассеянно поинтересовалась Сара, все еще думая о молодых любовниках.

– Ясмин отправилась мерить свой новый костюм к Празднику цветов. Я обещал ей, что мы обязательно придем посмотреть.

– Надеюсь, Мемтаз сумеет обуздать свою фантазию… Иногда она слишком увлекается. Как вспомню, какие наряды она заставляла меня носить, когда я еще жила в гареме…

– Ну, уж на ребенка‑то она не напялит прозрачное платье? – сухо заметил Калид.

– И никаких драгоценностей на пупке, – поддержала мужа Сара.

– А почему бы нам не нарядить девочку в корсет, кринолин и блузку – ну знаешь, из тех, что застегиваются до самого носа? – предложил Калид, направляясь в холл.

– Это не так уж и смешно, дорогой! Европейская одежда вовсе не плоха. А не то благодаря Мемтаз и твоей бабуле Ясмин превратится в одалиску, когда ей не исполнилось еще и двенадцати лет.

– А тебе, конечно, хочется, чтобы она выглядела, словно учительница.

– Не забывай, что ты женился на учительнице.

– Прежде чем сделать это, я ее раздел. Сара рассмеялась:

– Еще ни разу в жизни мне не удалось тебя переспорить!

– О! Это один из секретов моего неотразимого обаяния!

Супруги направились по длинному мраморному коридору в классную, где Мемтаз приглядывала за детьми.

* * *

Малик подал Анвару полотняный мешок, перечисляя:

– Трое карманных часов, две камеи, несколько золотых колец с камнями и большая сапфировая брошь.

Анвар кивнул.

– А денег сколько? – поинтересовался он. Малик взглянул на бумажки, разбросные по столу:

– Сорок британских фунтов, двадцать восемь американских долларов и около сотни курушей.

Анвар покачал головой.

– Немного, если учесть, что риск быть пойманными возрастает с каждой операцией. Янычары внимательно следят за поездами.

Малик кивнул.

– А пассажиры уже прекрасно о нас знают и берут с собой как можно меньше денег и ценностей.

Друзья замолчали, обдумывая проблему; Малик выглянул из палатки, рассматривая незнакомые деревья и размышляя, где еще можно достать денег. Повстанцы перенесли свой лагерь в новое место вскоре после отъезда Амелии, и все здесь казалось чужим и неуютным. Со старым лагерем связаны воспоминания о ней.

– Почему ты не ограбил дом этой девчонки, когда был в Пере? – внезапно спросил Анвар.

Малик мрачно взглянул на него.

– Ну, всего лишь парочку серебряных вещиц? Несколько колец? Они бы никогда их и не хватились!

– Семья Амелии навсегда вычеркнута из черного списка, Анвар. Запомни это!

– Но мы вовсе не обязаны щадить ее родственников. В них ты не влюблен, и они не спасали мне жизнь.

– Нет.

– Ну, любом случае мы должны что‑то придумать, – сердито заметил Анвар, сгребая со стола деньги.

– Придумаем. Я что‑нибудь изобрету.

Анвар уселся на перевернутый ящик и взглянул на Малика.

– Ты пойдешь туда снова?

– Куда?

– К ней?

– Когда смогу. Анвар вздохнул.

– Это все равно, что добровольно засовывать голову под топор.

– Я должен ее видеть!

– Знаю. И понимаю. Но необходимо ли для этого рисковать жизнью?

– Мы с тобой оба каждый день рискуем жизнью. Анвар наклонился.

– Послушай, я знаю, что ты любишь Амелию, но есть вещи, которые тебе лучше знать. Юрий только что рассказал мне, что прошел слух, будто султан втрое увеличивает число янычар в Пере. Европейцы жалуются на разгул преступности. Хаммид очень заботится об их благополучии и о том, чтобы их доллары исправно текли в казну.

– Он всех нас скоро превратит в воров и разбойников, – с отвращением произнес Малик.

– Если это все правда, то попасть в дом тебе будет еще труднее, – продолжал Анвар.

Малик лишь пожал плечами.

– Позволь мне в следующий раз пойти с тобой.

– Нет. Если что‑то случится, наше дело останется без вождя.

– Неужели ты можешь предположить, что я в состоянии тебя заменить? – искренне изумился Анвар.

– Конечно!

– Малик, ты ошибаешься. Эти люди слушают тебя лишь потому, что ты – это ты, потому что они верят именно тебе. А если тебя убьют, отряд развалится и дело наше погибнет.

– Такого быть не может. Нет на свете незаменимых людей!

Анвар поднялся и воздел рук к небу.

– Прекрасно! Может быть, ты и прав. Но если эта девушка столько значит для тебя, иди и возьми ее. Навсегда! Она хотела остаться с тобой раньше – значит, она пойдет с тобой и сейчас. Она знает нашу жизнь – уже испытала ее. А так, как пытаешься решить проблему ты, бегая туда‑сюда и рискуя попасть в лапы султана, может действовать лишь безумец!

После долгого молчания Малик наконец произнес:

– Я знаю это. Знаю.

Анвар понимающе посмотрел на друга.

* * *

– Джеймс уже велел подать карету, Амелия. Ты готова, душечка? – голос Беатрис разносился по дому.

– Иду! – крикнула в ответ Амелия, забирая веер и сумочку. Она не наряжалась к официальному выходу с тех самых пор, как покинула Бостон, и сейчас ей было страшно тяжело и неудобно в платье из атласа. Бледно‑розовый наряд отличался квадратным вырезом и присобранными рукавами до локтя. Короткий шлейф на слегка расширенной юбке заканчивался такими же оборками, которые украшали и рукава. Длинные лайковые перчатки и изящные кожаные туфельки завершали ансамбль.

Эми взяла в руки плащ в тон костюма – из розовой шерсти с атласной отделкой. Даже заколки в волосах были тщательно подобраны – с тем, чтобы они соответствовали серьгам и ожерелью на шее. Но выходя из комнаты, девушка даже не взглянула на себя в зеркало: ведь если Малик не увидит ее, совсем не важно, как она выглядит!

– Ах, как ты хороша! – проворковала Беатрис, расплываясь в улыбке, едва Эми подошла к ней в холле. – Просто загляденье! Твоя танцевальная карточка наверняка будет заполнена до предела!

Эми улыбнулась, довольная, что угодила тетушке, надев это платье. После стычки с миссис Беллинджер она старалась вести себя как можно примернее, и вот уже две недели все шло гладко: казалось, Беатрис совсем забыла о ее промашке. Она сама была одета в серое с металлическим отливом фаевое платье и вся увешана драгоценностями. Высокую прическу украшали перья, серые, в тон наряда. Глаза ее сияли, а нетерпение казалось очевидным. Светские рауты, подобные этому, были самыми яркими событиями в ее жизни; только благодаря им эту ссылку в Константинополь и можно было терпеть. Эми искренне надеялась, что вечер удастся.

Джеймс появился из своего кабинета во фраке с атласными лацканами, узких брюках и накрахмаленной рубашке. В руке он держал цилиндр.

– Леди? – произнес он и подал Беатрис руку.

* * *

Вечер казался прохладным: ведь стоял уже октябрь; и Эми, усаживаясь в карете напротив Джеймса и Беатрис, накинула плащ. Путь в британское посольство предстоял короткий – через красивейшие кварталы Перы, в самое сердце города, сияющее красотами древности. Эми смотрела в окошко кареты на богатые, ярко освещенные дома, размышляя о том, где сейчас Малик и что он делает. Стук лошадиных копыт и покачивание кареты вводили в заблуждение: ей казалось, что она в Бостоне и выезжает в свет вместе с родителями. Но за окошком мелькали не особняки из красного кирпича – образец колониального стиля, а узкие, мощенные булыжником улочки, ровесники Византии.

Посольство сияло огнями: газовые рожки светили вовсю, и желтое зарево выплескивалось сквозь широкие окна на улицу. Британский флаг был укреплен на балконе второго этажа; легкий ветерок развевал сине‑красно‑белое полотнище над изящными дорическими колоннами. Элегантные кареты заполнили улицу, дожидаясь своей очереди к украшенному портиком крыльцу, двойные двери которого были распахнуты настежь навстречу гостям. Вулкоты вместе с Эми поднялись по широким каменным ступеням мимо охраны в красных мундирах и белых шлемах и отдали плащи привратнику. Потом прошествовали под самой большой из всех когда‑либо виденных девушкой люстр через холл, увешанный портретами в золоченых рамах, в парадный зал.

Миссис Беллинджер стояла на красном ковре перед мраморным бюстом герцога Веллингтона рядом со своим нарядным супругом и приветствовала гостей, принимая от них благотворительные карточки. Когда она протянула Эми ее танцевальную карточку, девушка заметила, что почтенная дама одета в платье цвета слоновой кости, прекрасно оттеняющее великолепный бирманский рубин, красовавшийся у нее на шее. Камень был величиной с голубиное яйцо и вставлен в филигранной работы оправу. Эми невольно задумалась, сколько людей из отряда Малика можно одеть и накормить на то состояние, которое ушло на его покупку, но потом решила отложить эту проблему до конца вечера. Подобные мысли могут привести к новому неосторожному выступлению в защиту мятежников, а второй раз смущать Беатрис нельзя.

Вулкоты остановились возле миссис Беллинджер, а Эми пошла дальше вдоль линии встречающих. Британский посол стоял в другом ее конце; медали сияли на красной ленте, повязанной через плечо дипломата, а рядом высился его американский коллега – секретарь Дэнфорд.

– Добрый вечер, мисс, – поздоровался он. – Я так рад видеть Вас среди своих. Ваше исчезновение очень расстроило мистера и миссис Вулкот, и должен признаться, что для всех нас в американском консульстве стало огромной радостью известие о Вашем благополучном возвращении.

– Благодарю Вас, господин секретарь, – ответила Эми. – Я собиралась сама приехать к Вам, чтобы высказать Вам благодарность за помощь, но дядюшка сказал, что Вы на некоторое время уехали из страны.

– Да, я вернулся совсем недавно. А благодарить меня совсем не за что, мисс Райдер. Боюсь, что я сумел очень мало сделать для Вашего освобождения. Вся заслуга принадлежит паше Бурсы.

– А он здесь? – быстро спросила Эми.

– Они с супругой только что прибыли, – Дэнфорд широко улыбнулся. – Все дамы в Вашей семье необычайно хороши!

– Как мило с Вашей стороны заметить это, – произнесла любезно Эми. – Если Вы не возражаете, я пройду в зал, чтобы встретиться с Сарой и Калидом.

– Конечно, конечно, – закивал секретарь. – Я так рад встретиться с Вами!

Эми оставила его и направилась в зал, освещенный огромной хрустальной люстрой. Высокие, от пола до потолка, окна, задрапированные красными с золотом атласными занавесями, выходили в сад. Вдоль стен стояли золоченые стулья – для тех из гостей, кто пожелает отдохнуть между танцами. Оркестр заиграл вальс, и возле Эми тут же материализовался Мартин Фитцуотер, один их молодых офицеров британского гарнизона, уже знакомый с ней. Он числился в списке претендентов на танец. Эми вычеркнула его имя маленьким карандашиком, прикрепленным к карте золотым шнуром, и послушно вступила в круг танцующих.

После нескольких туров девушка заметила Сару – та стояла у входа в зал в группе дам. Эми пробралась сквозь толпу, и едва Сара увидела ее, она отошла от собеседниц и направилась прямо к ней, раскрыв объятия.

Красавица была одета в бледно‑зеленое платье из тафты с квадратным вырезом и отделанными шантильскими кружевами рукавами; юбку в форме колокола спереди разделял надвое темно‑зеленый клин.

– Дорогая, как же ты хороша! – воскликнула Сара. – Я так рада видеть тебя! Ищу уже целый час! – она поцеловала Эми в щеку.

– В этой толпе найти кого‑то совсем не легко, – согласилась Эми. – А где Калид?

Сара кивнула влево, и Эми увидела пашу, одетого в темно‑синий с золотом парадный костюм. Он разговаривал с человеком в свободном сюртуке и с моноклем. Заметив Эми, Калид шутливо подмигнул ей совсем на западный манер.

– Ах, он такой ветреный! – с притворным негодованием воскликнула Сара, а Эми, не удержавшись, хихикнула.

– Ну, как поживаешь? – поинтересовалась Сара, многозначительно поднимая бровь. – Не пришлось ли принимать гостей?

Эми, сразу все поняв, застенчиво улыбнулась и опустила глаза.

– Пришлось, – еле слышно ответила она. Сара сжала ее руку.

– Он что, приходил в дом? Эми кивнула.

– Он забрался на балкон моей комнаты, а потом вошел через французское окно.

Сара закрыла глаза.

– Турецкий Ромео, – вздохнув, произнесла она. – И что же, ему удалось беспрепятственно уйти?

Эми снова кивнула.

– Я вывела его через теплицу, но с тех пор не получила от него ни весточки и очень волнуюсь.

– Не волнуйся, – успокоила ее Сара. – Насколько я слышала, он чрезвычайно активен и удачлив в своих действиях и наверняка здоров, – она улыбнулась. – Просто занят.

Эми тоже улыбнулась. Но тут внимание подруг привлек вошедший в зал человек лет шестидесяти в белом шелковом кафтане с рукавами, скроенными так, что оставались видны янтарного цвета шелковые же нарукавные повязки, точно в тон янтарному тюрбану на голове. Белый плюмаж на тюрбане украшали изумруды, так же как и ножны, в которых покоился его меч. А пальцы были унизаны кольцами. Его охраняли два огромных человека в свободных рубахах и мешковатых брюках, с красными лентами под расшитыми черными жилетами.

– Это султан? – поинтересовалась Эми.

Сара кивнула.

– Он никогда не показывается в обществе без своих евнухов, словно желая этим подчеркнуть, что живет, твердо придерживаясь традиций прошлого. Хорошо хоть, что сейчас он стоит на своих собственных ногах; а то он появлялся на светских раутах, сидя в портшезе.

– Что он здесь делает?

– Он же правитель этой страны. И не один посол не может исключит его из числа своих гостей – если, конечно, хочет, чтобы посольство продолжало работу.

– Он вовсе не выглядит зловещим, – заметила Эми, слегка вздрогнув.

– Такие, как он, никогда не выглядят зловещими, – печально заметила Сара.

Кто‑то тронул Эми за плечо, она повернулась и увидела Мартина Фитцуотера. Он слегка поклонился.

– Я прекрасно сознаю, что записался лишь на один танец, – произнес он с акцентом Королевского колледжа, – но пока Вы свободны, мисс Райдер, не могу ли я попытать счастья еще раз?

Эми взглянула на Сару, и та одобрительно кивнула:

– Иди конечно! Но только прежде скажи мне, не видела ли ты Джеймса?

– Нет. Не видела с тех самых пор, как рассталась с ним у входа, – ответила Эми и отправилась танцевать.

Мартин кружил ее по залу и приятно болтал о своем назначении в Турцию, о своей семье, которая осталась в Англии, в Йоркшире. Едва музыканты замолчали, он пригласил Эми подкрепиться в соседней комнате, где гостей ожидали роскошные столы; но девушка отказалась, сославшись на то, что должна найти родных. Мартин, разочарованный, ушел. Эми поискала Беатрис и, так и не найдя ее, решила выйти на террасу подышать воздухом. В зале было очень душно, несмотря на прохладную погоду, и девушка направилась в дальний конец его, чтобы там незаметно выйти на улицу.

Но едва она ступила на террасу, кто‑то схватил ее сзади и сильная мужская рука зажала ей рот. Девушка изо всех сил отбивалась, но ее утащили в ближайшие кусты.

– Амелия, прекрати же дергаться! – прозвучал над ее ухом голос Малика. – Это я!

Эми сразу успокоилась. Малик отпустил ее, и она, повернувшись, обвила руками его шею.

– Малик! Ах, я так рада, что ты, наконец, пришел, – прошептала она, прижимаясь к нему. – Я чуть с ума не сошла, уже начала придумывать всякие ужасы. Ты даже весточку не прислал! Где же ты был все это время?

– Тише! Хочешь, чтобы нас услышали? – прошептал он, слегка отстраняя Эми и оглядывая ее. От его внимания не ускользнул ни ее наряд, ни украшения, ни изысканная прическа.

– Ах, какая же ты красивая! – нежно произнес он. Эми прижала ладонь ко рту:

– Малик, уходи скорей!

– Но я только что сюда явился, – улыбаясь, ответил он.

– Ты не понимаешь: в доме султан!

– Я знаю. Видел, как он приехал.

– Но это слишком опасно. Тебя могут в любой момент схватить!

– Амелия, послушай, я не мог появиться возле твоего дома все это долгое время. Поэтому у меня не было иного выбора, как только явиться сюда.

Эми внимательно на него смотрела.

– Не так давно Перу начали охранять еще несколько добавочных патрулей янычар. И особенно упорно следят за твоей улицей – возможно, потому, что она самая богатая. Я уже трижды пытался пробраться к тебе, и все неудачно. Рисковать и посылать письмо я не хотел, поэтому, прочитав в газете об этом бале, решил прийти сюда – ведь ты наверняка должна здесь быть.

В окне промелькнула какая‑то тень, и молодые люди умолкли, притаившись.

– Так что же, все это время ты наблюдал за мной через окно? – снова зашептала Эми, когда тень исчезла.

Малик кивнул.

– И ждал возможности застать меня одну?

Он кивнул снова.

– Ах, Малик, как я тебя люблю! – Эми приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Он вернул поцелуй – медленно и нежно. Вспомнив о том, где и в каких обстоятельствах они находятся, Эми отстранилась.

– Тебе нужно идти. Опасно здесь находиться, да и меня скоро хватятся.

– Тогда я должен попрощаться с тобой на какое‑то время.

– Нет‑нет! Если ты не можешь прийти к нам в дом, скажи, где тебя сегодня ночью найти, и я приду туда сама.

– Не будь смешной, Амелия! Не можешь же ты в темноте одна бегать по городу! Да ты и не знаешь здесь ничего – кроме нескольких улиц в Пере. Тебя через пять минут задержит патруль; а может случиться что‑то и похуже!

– Ну так придумай что‑нибудь! – попросила Эми, едва не плача. – Я хочу сегодня быть с тобой!

Малик на минуту задумался, потом оглядел ряд карет, ожидавших своих владельцев. Лошади спокойно жевали сено, а возницы разговаривали между собой.

– Ты приехала в одной из этих карет? – Малик кивнул в сторону экипажей.

– Да. С Джеймсом и тетей Беатрис.

– А не могла бы ты сказать тетушке, что почувствовала себя дурно и хотела бы пораньше уехать домой? – спросил он.

– Думаю, что вполне могу. И что же?

– Если ты упросишь их отпустить тебя в карете, а самим приехать потом с кем‑нибудь из друзей, я найду способ пробраться в нее раньше тебя. А потом ты впустишь меня в дом.

Эми взглянула на него с надеждой:

– Здорово придумал! – восхитилась она.

– Какая карета ваша? Эми показала.

– Предпоследняя перед поворотом налево, с голубыми дверцами.

Малик кивнул.

– Вижу. Иди.

Эми быстро поцеловала его:

– До встречи! – затем подобрала юбки и заспешила через террасу, войдя в зал как раз в тот момент, когда оркестр заиграл зажигательный чардаш. Прошла вдоль стены и с облегчением вздохнула, заметив Беатрис, беседовавшую с миссис Ламберт. Подошла к дамам и остановилась, ожидая, пока тетушка ее заметит.

– Амелия! Я тебя весь вечер не могу найти, а мне нужно с тобой поговорить! Я услышала на твой счет столько комплиментов, и мы с Джеймсом очень гордимся тобой.

– Спасибо, тетушка Беатрис. Я тоже Вас разыскивала. Хотела попросить об одном одолжении.

– О каком же?

– Нельзя ли мне уехать пораньше? Что‑то страшно разболелась голова. Я уже вычеркнула из карточки все свои танцы, а с миссис Беллинджер я попрощаюсь перед отъездом.

– Конечно, милочка! Мне так жаль, что ты плохо себя чувствуешь! – ответила Беатрис. – Сейчас отправлю Джеймса за твоим плащом.

– А нельзя ли мне взять карету? – затаив дыхание, спросила Эми.

– Конечно, можно! Нас кто‑нибудь подвезет или ты сама отправишь карету за нами.

Эми выдохнула как можно спокойнее.

– Это вовсе не к чему, – вмешалась миссис Ламберт. – Мы с Вильямом высадим вас возле самого дома!

Эми, наклонившись, поцеловала тетушку и добавила на прощанье:

– Я провела чудесный вечер! Встретимся утром!

– Спокойной ночи! – ответила Беатрис.

Эми разыскала миссис Беллинджер, имела с ней милостиво короткую беседу, а когда вышла из зала, в холле ее уже ждал Джеймс, держа в руках плащ.

– Может быть, мне следует проводить тебя домой? – спросил он, заботливо укутывая ее.

Эми похолодела.

– Ах, что Вы, дядюшка Джеймс! Я не хочу, чтобы покидали из‑за меня такой замечательный бал! Со мной все будет в порядке!

– Ты уверена? Если с тобой опять что‑нибудь приключится, Беатрис будет в ужасе!

– Я вполне уверена. Здесь совсем близко, а у Вашего возницы есть пистолет.

– Ну хорошо. Но позволь мне по крайней мере посадить тебя в экипаж, – нехотя согласился Джеймс.

Сжав зубы, Эми оперлась на предложенную руку, сознавая, что если будет отказываться и дальше, то Джеймс наверняка заподозрит неладное. Она подождала, пока дядюшка даст наставления вознице, и поднялась по лесенке в карету, на прощание как можно любезнее улыбнувшись ему. Джеймс закрыл за ней дверцу.

– Спокойной ночи, – попрощалась Эми и помахала рукой.

– Спокойной ночи, Амелия.

Возница убрал лесенку и забрался на козлы. Натянул поводья. Эми оглядывалась, пытаясь увидеть где‑то поблизости Малика.

Неожиданно тронувшиеся было лошади остановились и попятились. Карета резко стала, а возница спрыгнул на землю.

– В чем дело? – спросила его Эми.

– Очевидно, что‑то мешает на дороге, мисс. Не волнуйтесь, – успокоил ее возница на своем колоритном английском. – Сейчас я посмотрю.

Он пошел вперед, подняв над головой лампу.

В тот же момент дверца кареты открылась, и Малик бесшумно влетел внутрь. Закрыв ее за собой дверцу, он примостился на полу.

– Что ты подстроил? – зашипела Эми, поднимая ноги на сидение, чтобы дать ему место.

– Я кинул камень прямо под ноги лошадям, чтобы остановить их, – ответил Малик. – Успокойся. Будем надеяться, что он ничего не заметит.

Эми сняла плащ и накрыла им Малика. Она видела, как возница внимательно осмотрел дорогу и пошел обратно:

– Ничего нет, мисс. Наверное, лошадей испугало какое‑нибудь животное.

– Хорошо, – невозмутимо ответила Эми. – Спасибо за заботу. Поезжайте дальше.

Возница поклонился и полез на свое место. Экипаж закачался под его тяжестью. Когда наконец снова тронулись, Эми прошептала:

– Все в порядке. Сиди тихо, а когда приедем, я постараюсь тебя вызволить отсюда.

Ответа не последовало, но из‑под плаща высунулась смуглая рука и сжала коленку девушки.

Казалось, путь до дома Вулкотов внезапно удлинился на несколько километров; чем ближе подъезжали, тем чаще встречались патрули янычар, о которых говорил Малик.

Ей еще ни разу не приходилось бывать так поздно в городе, и она понятия не имела о них. Но они, оказывается, знали ее, вернее, ее родственников – так же, как и их карету. Она видела, как двое охранников приветствовали возницу.

Когда карета наконец въехала на пандус возле дома, Эми вздохнула с облегчением. Возница подошел к двери, чтобы открыть ее и помочь Эми выйти из экипажа, но она остановила его быстрым вопросом:

– Могу ли я попросить Вас об одолжении?

– Да, мисс?

– Не могли бы вы зайти в дом и достать из шкафа в холле мой тяжелый серый плащ? Я прекрасно знаю, что двери совсем близко, но, очевидно, у меня температура, меня знобит, а мой плащ слишком легок.

Возница, пожилой армянин, который был наслышан о причудах и капризах богатых европейцев и американцев, лишь сдержанно кивнул. А едва он скрылся из виду, Эми сняла с Малика закрывавший его плащ и прошептала:

– Беги! Подожди у входа в теплицу. Я впущу тебя в дом, как только смогу.

Малик осторожно выбрался из кареты и побежал к кустам. Когда же возница вернулся с плащом в руках, Эми пылко поблагодарила его и накинула на плечи то, что могло сейчас показаться горностаевой мантией – столько важности было в ее движениях.

– Ах, чудесно! – произнесла она. – Спасибо!

– Не за что, госпожа.

– Я ценю Вашу внимательность, – добавила девушка, выходя из кареты. – Сейчас Вы можете поставить лошадей и отдыхать. Больше сегодня выезжать уже не придется. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, мисс, – ответил возница, уводя лошадей вперед. Эми же направилась к двери.

В доме было тихо; слуги спали, и Эми надеялась, что Джеймс и Беатрис не вернутся раньше, чем часа через два‑три. Она остановилась у окна кухни и посмотрела, как в конюшне зажегся свет. Подождала, наблюдая за движением лампы – ее держал в руках возница – от стойла обратно к двери, а потом по наружной лестнице наверх – к комнате на втором этаже. Наконец свет остановился – возница пришел к себе и начал устраиваться на ночь. Эми бросилась к теплице и радостно распахнула дверь.

Малик переступил через порог и обнял ее. А девушка, закрыв глаза, прижалась лицом к его плечу.

– Извини, что заставила ждать. Пришлось убедиться, что возница попал наконец в свою комнату, – пробормотала она невнятно. – Иначе он мог бы увидеть, как открывается дверь: эта часть дома видна из конюшни.

– Все в порядке, – успокоил ее Малик. – Я видел, как он шел и понял, что ты ждешь именно его.

В темноте кухни молодые люди взглянули друг на друга.

– Пойдем наверх, – проговорил Малик внезапно охрипшим голосом.

Эми взяла его за руку и повела на второй этаж, стараясь ступать как можно легче в страхе нарушить тишину и привлечь к себе внимание. Так они дошли до комнаты Эми. Она почувствовала себя в безопасности лишь тогда, когда повернула ключ в замке и снова оказалась в объятиях друга.

Он быстро поцеловал ее, взял на руки и отнес на кровать. Большое, пышное платье мешало. Малик, наконец, не вынес этого препятствия и расстроенно спросил: – Как от него избавиться?

Эми встала с кровати и повернулась к нему спиной:

– Там крючки и петельки.

Малик внимательно посмотрел на них.

– Крючки и что?

Эми молча показала через плечо. Он повозился с металлическими застежками и наконец сокрушенно признался:

– Я не могу с этим справиться.

– Порви! – коротко приказала Эми. Моментально раздался треск рвущейся ткани, и девушка почувствовала на своем плече губы: Малику трудно было дождаться даже того момента, когда платье окажется внизу. Он дернул еще раз, и наконец пышные юбки упали на пол.

– А это еще что? – с долей возмущения поинтересовался он, показывая на корсет без бретелек. Потом рассмеялся:

– Тебе, должно быть, потребовалось не меньше часа, чтобы одеться!

– Он зашнуровывается на спине, – спокойно объяснила Эми, не обращая внимания на веселье Малика, – обычно мне помогает Листак.

Несколько быстрых движений – и корсет тоже оказался на полу.

– Что ты сделал? – удивилась Эми.

– Разрезал тесемки ножом, – невинным голосом ответил Малик. Повернул возлюбленную к себе лицом, взял на руки и положил на кровать. Затем медленно снял с нее белье – пока Эми не предстала перед ним в своей естественной красе. Упав рядом с ней, он пробормотал:

– Ну а теперь, наверное, я часок посплю. После всей этой работы отдых просто необходим!

Эми прижалась к нему, целуя его в шею, засунув руки куда‑то под рубашку и гладя его плечи и грудь.

– Ну что, все еще чувствуешь себя разбитым? – поинтересовалась она, садясь на него верхом.

– Кажется, начинаю оживать, – затаив дыхание, ответил Малик.

Ее рука оказалась под поясом его брюк.

– А как сейчас?

– Ожил, – прошептал Малик, вздохнув и закрыв глаза от прикосновения и ласки.

– Мне почему‑то кажется, – заметила Эми, – что определенные части твоего тела никогда не устают.

Малик схватил ее за плечи и в мгновение ока поменял позу, оказавшись наверху.

– Ты быстро учишься, – оценил он, пощипав губами мочку ее уха.

– Американцы вообще смышленый народ. Но мне все‑таки кажется, что практики мне немного не хватает, – ответила Эми, прижимая к себе его голову, словно прося ласки.

Наступило молчание; когда же он снова поднял голову, лицо его оказалось серьезным. Во взгляде не осталось ни следа насмешки или шутки.

– Я не стерплю, если кто‑то когда‑нибудь вот так притронется к тебе, – произнес наконец Малик.

– Этого не было и не будет, – ответила Эми.

– Обещай! – потребовал Малик, наклоняясь и обхватив руками ее талию, а губами проведя влажную и горячую линию вдоль всего ее нежного тела. – Обещай мне!

– Обещаю! – прошептала Эми и уступила его страсти.

* * *

Эми лежала в объятиях Малика без сна, счастливая тем, что чувствует рядом с собой его тело; звук подъезжающей кареты заставил ее сесть и прислушаться. Девушка выбралась из кровати и подошла к окну.

– Что там такое? – спросил Малик, приподнявшись на локте.

Эми увидела, как из кареты Ламбертов показался Джеймс, как он помог спуститься Беатрис.

– Дядя с тетей вернулись, – пошептала Эми. – Нам надо быть как можно тише, пока они не заснут.

– А что, мы очень шумели? – улыбаясь, поддразнил Малик и протянул к ней руки. – По‑моему, я очень осторожно разделил на части твое платье.

– Мне придется организовать его починку как можно скорее, – забеспокоилась Эми, – ведь его выбрала для меня Беатрис.

– Там, у нас в лагере, ты мне нравилась гораздо больше: ведь там у тебя под платьем не было ничего, кроме тебя самой.

Эми провела пальцем по шраму на руке, оставшемуся после схватки на базаре:

– Как хорошо все зажило, – тихо проговорила она.

– У меня оказался прекрасный доктор, – ответил Малик.

– У тебя много шрамов.

– А ты – худышка. Я еще в прошлый раз заметил, что ты здорово потеряла в весе, – Малик коснулся ее ключиц.

– Я тоскую по тебе, – призналась Эми, целуя его в щеку. – А ты – ты тоскуешь без меня?

Он серьезно и пристально взглянул на нее:

– Да.

От этого так искренне сказанного короткого слова сердце Эми подпрыгнуло в груди.

– Сегодня вечером я долго смотрел на тебя в окошко. Видел, как ты танцевала с этим британцем.

Эми не сразу поняла, кого он имеет в виду.

– С Мартином Фитцуотером? Малик пожал плечами.

– Волосы, как солома, длинный нос, безвольный подбородок.

Девушка хихикнула, услышав такое описание внешности офицера.

– Да, это Мартин.

– Ты выглядела вполне довольной, надо заметить. Эми посмотрела на Малика, пытаясь определить, насколько он серьезен. Он действительно не шутил.

– Малик, что ты говоришь! Мартин Фитцуотер – самая большая зануда в британской армии! Единственное, о чем он думает, – это благосостояние его семейства. Конечно, для него это самая интересная тема, но, к сожалению, остальные могут воспринять ее и иначе.

– Вы хорошо выглядели вместе. Ты в своем гигантском великолепном платье и этот Фитцвилли с красном мундире. Должен сказать, что он явно заинтересованно на тебя смотрел.

– Малик, не начинай, пожалуйста, заново. Ты что, хочешь испортить наше свидание? Я изо всех сил играла роль, стараясь соответствовать идеальному образу племянницы Беатрис Вулкот.

Малик сел, сжав кулаки. Лицо его помрачнело.

– Неужели ты не можешь понять, каково мне быть вдали от тебя и знать, что в мое отсутствие все молодые самцы двух гарнизонов гоняются за тобой, словно гончие за лисой? Понимать, что твоя тетушка изо всех сил поощряет их ухаживания? Знать, что с каждым днем память обо мне бледнеет в твоем сознании, а искушение соответствовать всеобщим ожиданиям становится все сильнее? Иногда мне кажется, что я сойду с ума – я постоянно думаю об этом.

– Ты мне не доверяешь?

– Доверяю. Но не доверяю, ни твоим родственникам, ни твоим женихам – всем, кто хочет отнять тебя у меня!

– Рассчитывай на меня! Почему, если до сих пор им не удалось это, то удастся в будущем?

– От разлуки сердца не становятся нежнее – так говорят заблудшие англичане. Она заставляет сердце забывать. Каждый день, проведенный без меня, ты думаешь, вернусь ли я вообще. Я же прекрасно понимаю это, Амелия. Иначе быть не может – это свойство человеческой натуры.

– Ну так возьми меня с собой, – просто сказала Эми, прижимаясь к любимому и обнимая его за шею. – Я смогу вынести все, что бы ни случилось.

– Ты уверена? Не позволяй себе опрометчивых решений, о которых потом можешь пожалеть!

– Как ты можешь говорить такое? Ты что, считаешь меня двухлетней малышкой, которая сама не ведает, что творит?

– Вовсе не считаю, – примирительно ответил Малик. – Но если ты пойдешь со мной, то на долгое время, если не навсегда, оставишь и семью, и друзей. Ты сможешь это вынести?

– Смогу. Смогу вынести все. Я хочу быть с тобой постоянно.

Малик порывисто обнял Эми и прошептал ей в ухо:

– Ну, так значит, будешь. Даю тебе слово?

– Но когда?

– Вот этого я пока сказать не могу. Скоро. Собери вещи и спрячь – так, чтобы быть готовой в любой момент.

– Ты сейчас серьезно это говоришь? Не для того, чтобы просто успокоить меня?

– Абсолютно серьезно. В следующий раз, как я сюда приду, я приду, чтобы забрать тебя с собой.

Они снова забылись в любви.

* * *

Малик ушел, прежде чем дом проснулся; Эми же; проводив его, вернулась в постель и заснула крепко, без сновидений, как спят лишь счастливые и безмятежные женщины. Встала она, когда Беатрис и Джеймс уже закончили завтракать. Листак получила приказ не будить Эми, чтобы та как следует выспалась.

Погода стояла чудесная, было гораздо теплее, чем в предыдущие дни, и Эми решила заняться осенней уборкой. День она провела в хлопотах, разбирая ящики комода, складывая летние платья, засовывая в туфли папиросную бумагу и в то же время обдумывая ночные события и разговоры. К ланчу она не спустилась, перекусив в своей комнате, и завершила свои дела, лишь когда Беатрис вернулась из похода по магазинам.

За обедом девушка тихонько напевала – так, про себя, чтобы никто не слышал.

– Кажется, тебе сегодня гораздо лучше, – заметила Эми, увидев племянницу.

– Я прекрасно себя чувствую! – согласилась Эми. – Я проснулась так, словно заново родилась.

– Хороший ночной сон крайне полезен всем, – не смог удержаться от комментария Джеймс.

Эми тихонько кашлянула.

Джеймс развернул свежую газету и начал внимательно проглядывать первую страницу, время от времени поднимая на Эми глаза. Выражение его лица казалось несколько странным.

– Пожалуйста, дорогой, не читай за обедом, – попросила Беатрис, разворачивая салфетку.

– Что там такое? – спросила Джеймса Эми, не обращая на тетушку внимания.

Вулкот повернул газету так, чтобы Эми смогла прочитать заголовок.

«Малик‑бей арестован», – гласил он.

Это было главной новостью дня.

Date: 2015-12-13; view: 287; Нарушение авторских прав