ГЛАВА 8. На следующее утро Эми проснулась во Дворце Орхидей под атласным покрывалом на парчовой кровати

На следующее утро Эми проснулась во Дворце Орхидей под атласным покрывалом на парчовой кровати. Она с трудом вспомнила вчерашний вечер. Все виделось словно в тумане: приезд во дворец из розового камня, долгий путь по коридорам с мраморными полами, освещенными яркими лампами, суровые стражники и быстрые молчаливые слуги, обед на серебряном подносе, поданный в комнату, увешанную гобеленами и устланную роскошными коврами. Эми села в кровати и огляделась. Сейчас она находилась в средней комнате апартаментов; дверь в гостиную, где она обедала, находилась прямо перед ней. Спальня казалась не менее красивой, с серебристо‑зеленым ковром на полу и афганскими гобеленами на стенах. На маленьком прикроватном столике девушка нашла золотой колокольчик, украшенный голубой эмалью. Эми взяла его в руку и позвонила – просто так, из любопытства.

Дверь моментально открылась, и на пороге показалась крошечная женщина с длинными, до пояса, черными волосами, в шароварах и вышитом жакете. Она грациозно приблизилась к кровати и остановилась возле нее, низко поклонившись.

– Доброе утро, мисс, – произнесла она по‑английски. – Меня зовут Мемтаз, и по приказу госпожи я буду Вам прислуживать. Могу ли я принести Вам завтрак?

– Просто кофе. А где сама госпожа?

– Она в классной комнате, мисс. Просила вам передать, что, если Вы пожелаете, готова разделить с Вами ленч здесь, в Ваших покоях. Но если мисс еще чувствует себя слишком усталой и предпочтет одиночество, то ее ждут к обеду.

– Нет‑нет, попросите ее прийти на ленч. Боюсь, вчера я была не слишком общительна, и мне хотелось бы поблагодарить ее за гостеприимство.

Мемтаз снова поклонилась.

– Как прикажете, мисс. Сейчас я принесу Вам кофе.

Служанка выскользнула из комнаты, а Эми поднялась и начала рассматривать роскошную мебель, которой была обставлена комната. Возле двери на полке она нашла немало английских книг.

Все казалось тщательно продуманным к ее приезду, и Эми почувствовала прилив благодарности к кузине своего дядюшки, которая так позаботилась об очень дальней родственнице, с которой даже не была знакома.

Все утро Эми провела в заботах о самой себе: приняла ванну, оделась в наряд, принесенный Мемтаз, а потом устроилась на кровати с книгой, пытаясь читать, чтобы не думать о Малике. В двенадцать пятнадцать появилась Сара с чайным подносом в руках. На ней прекрасно сидело шелковое платье персикового цвета.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась она, ставя поднос на низкий столик. – Со слов Мемтаз я поняла, что сегодня уже лучше.

– Да, именно так, спасибо, – поблагодарила Эми, внимательно разглядывая и саму женщину, и ее наряд. Платье с облегающим корсажем и расширенной юбкой очень шло Саре, выгодно подчеркивая стройность и легкость ее фигуры. Волосы цвета спелой ржи были собраны в пучок, а шею украшала изысканная камея. Подчеркнуто западный вид хозяйки дома, несомненно, контрастировал с атмосферой восточной роскоши, которая ее окружала, но, казалось, она относится к этому несоответствию спокойно и шутливо. Эми невольно задумалась, не потому ли Сара соблюдает старые привычки в одежде, что это помогает ей сохранить свою индивидуальность в доме, где во всем преобладает сильная воля ее мужа.

Сара наклонилась и поцеловала Эми в щеку.

– Я совсем не была уверена, что тебе захочется видеть меня уже сейчас.

– Я рада компании. С Вашей стороны было так мило прислать… Мемтаз? Так ее зовут?

– Да.

– Это Вы учили ее английскому?

– Нет, она выучила язык еще при матери моего мужа – та была англичанкой. Мемтаз отдали мне, когда я появилась во дворце, потому что она одна могла со мной общаться, – Сара села в обитое атласом кресло напротив Эми и расправила юбку, потом принялась наливать чай в тонкие фарфоровые чашки.

– Я заказала ленч к часу, а до этого мы можем выпить чаю и поболтать.

– Спасибо за одежду, – Эми показала на свое платье.

– Носи на здоровье. Я заказывала его для себя, но оно оказалось немного узко в талии.

Сара улыбнулась.

– Вижу, что тебе оно как раз впору.

– Как Вам удается не отставать от западной моды? – поинтересовалась Эми. – Должно быть, приходится приложить много усилий, чтобы выписать сюда одежду.

– Боюсь, что в этом я использую положение мужа, – с хитрой улыбкой призналась Сара. – Получаю «Harper's Weekly» и «Godey's Lady's Воок», а потом заказываю то, что мне нравится, через магазин в Константинополе, который обслуживает западных туристов. Они просто счастливы угодить супруге паши Бурсы.

– А Вы когда‑нибудь носите турецкие платья?

– Иногда, главным образом по праздникам. Но когда жила в гареме, носила постоянно.

Эми изумленно взглянула на нее.

– Так это правда, что паша Вас купил?

– Да, он купил меня у султана. Я старалась убедить их, что меня нельзя ни продать, ни купить, но они почему‑то не пожелали меня слушать.

– Мужчины в Турции вообще не очень любят слушать, я это уже испытала на себе.

Последовало долгое молчание, а потом Сара тихо спросила:

– Ты хотела бы поговорить об этом?

– Наверное, хотела бы. Еще вчера мне казалось, что не смогу, а сегодня вижу, что… – Эми замолчала.

– Что? – Сара подала ей чашку чая и показала на поднос, на котором стояли сливки, сахар и тарелочка с нарезанным дольками лимоном.

– Что мне станет легче, если я поговорю с кем‑то, кто лучше меня знает и понимает эту страну и ее людей, – просто ответила Эми, добавляя в чай сливки и помешивая их.

– Людей, подобных Малик‑бею? – уточнила Сара.

– Да. – Эми отхлебнула из своей чашки: чай оказался крепким, горячим, с ароматом корицы.

– Ты влюбилась в него? – просто спросила Сара, глядя девушке в лицо.

Эми в испуге отвела глаза.

– Неужели это так бросается в глаза? – несчастным голосом спросила она.

– Ну, давай скажем просто, что я заметила, как ты без особой радости уезжала от мужчины, который тебя похитил, – заметила Сара с понимающей улыбкой.

– Мне очень жаль, что я находилась в таком состоянии, – сказала Эми.

– Но ты не ответила на вопрос.

– Да, наверное, я его люблю. Потому что одна мысль о том, что больше я его никогда не увижу, разрывает мое сердце.

– А он тебя любит?

– Любит? Он отпустил меня без единого слова, – уголки ее рта опустились; казалось, она готова была снова заплакать.

– Это ничего не значит, – проговорила Сара со вздохом. Встав и подойдя к Эми, она положила руку на плечо девушки.

– Он может умирать от любви к тебе и все‑таки не произнести ни слова. Эти турки горды, своенравны и независимы. Пантеры, точнее не скажешь.

– Пантеры? – с удивлением повторила Эми.

– Именно. Пантера – геральдический символ семьи моего мужа, но черты этого зверя проглядывают в характере каждого мужчины в этой стране. Все они молчаливы, яростны и скрытны. Проявить чувство для них – признак слабости, – она снова вздохнула. – Этих мужчин трудно любить. Тем более трудно, что они чертовски привлекательны, – Сара отпила из своей чашки.

– Ваш муж тоже таков? – удивленно спросила Эми. – Он кажется славным!

Сара едва не захлебнулась и поставила чашку.

– Ах милая, ты встретила его уже после того, как десять лет замужества и отцовства растопили его! А когда я увидела его впервые, он был так же дерзок и властен, как твой Малик.

– Неужели? Я никогда не могла понять, чему верить, а чему нет в семейных рассказах! Сплетни так все искажают!

– То, что ты слышала, возможно, было очищенной версией правды. Я никогда не рассказывала всего Джеймсу – боялась, что в итоге ему в голову придет какая‑нибудь бредовая идея: например, вызвать Калида на дуэль, – Сара комично закатила глаза, и Эми, не удержавшись, хихикнула.

– Калид держал Вас здесь против Вашей воли? – уточнила девушка.

– Да, это правда. Он отдал за меня султану фамильный меч и кучу денег, а потом накачал меня наркотиками и привез сюда. Когда я очнулась, то поняла, что стала невольницей.

– А Вы не пытались убежать?

– Конечно, пыталась. Но гарем тщательно охраняли, а поскольку я стала фавориткой, то меня – особенно. Я убежала однажды, когда мы были на базаре, но в этот же день оказалась в прежнем месте – меня выдал кто‑то, преданный Калиду.

– Он не наказал Вас?

– Нет, в прямом смысле слова – нет. Он очень хитро и умно заставлял меня делать то, что было угодно ему. Однажды пригрозил, что если я не стану повиноваться, то высечет маленькую Мемтаз. Он прекрасно понимал, что мне будет очень больно видеть, как из‑за меня страдает невинная душа.

– А он когда‑нибудь… принуждал Вас? – слегка покраснев, с сомнением в голосе спросила Эми.

– Никогда. Он уже хорошо знал женщин и прекрасно видел, что, несмотря на все мое сопротивление, я хотела его. Когда я впервые увидела его во дворце султана, то была очарована и увлечена им, и Калид сразу понял это. Он не терял надежды, но потребовалось немало времени, чтобы преодолеть мою злость и обиду за тот способ, каким он получил меня. А к тому времени, как мы оказались вместе, я была уже абсолютно готова к этому и, несмотря на все его выходки, влюблена по уши.

Эми молчала.

– Ты думаешь о сходстве наших историй? – спросила Сара.

Девушка кивнула.

– Вот почему я и хотела это с тобой обсудить. Я могу понять тебя гораздо лучше, чем другие – поскольку сама пережила этот страшный разлад в душе: любовь к человеку, которого должна ненавидеть.

– Я никогда не забуду, как Малик любил меня, – прошептала Эми. – И знаю, что никогда уже мне не будет так хорошо.

Никогда не говори «никогда», – загадочно произнесла Сара.

– Что Вы имеете в виду? Открылась дверь, и вошла Мемтаз.

– Ну, вот и наш ленч! – воскликнула Сара. – Надеюсь, что тебе он понравится. Я заказала блюда западной кухни. Попозже я познакомлю тебя с бабушкой Калида и с детьми. Они все будут очень рады. Ты согласна?

– Еще бы! – ответила Эми, все еще раздумывая над прошлым замечанием Сары.

Неужели существует хоть малая надежда на то, что она снова увидит Малика?

* * *

Эми прожила во Дворце Орхидей три дня. Она познакомилась с бабкой Калида, которая очаровала ее рассказами о жизни гарема; часто играла с детьми Сары. Эти дни оказались короткой приятной интерлюдией перед следующей главой ее турецкой одиссеи – приездом Беатрис и Джеймса Вулкотов.

Первые десять минут счастливого воссоединения Беатрис проплакала – несмотря на то, что вряд ли узнала бы Эми, встреться они просто на улице. Но когда она убедилась, что Эми хорошо себя чувствует и готова ехать в Константинополь, хотя и не хочет обсуждать это прямо сейчас, она начала понемногу успокаиваться. Они с мужем провели ночь во дворце, и Беатрис изо всех сил старалась за обедом не пялить глаза на Калида, который за ее спиной бросал на Сару лукавые взгляды, в то время как она под столом то и дело наступала ему на ногу. Когда Вулкоты вместе с Эми уезжали на следующее утро, девушка не догадывалась, что Сара стоит на балконе своей спальни, глядя, как карета выезжает со двора, и мысленно желает ей всего самого хорошего.

Эми коротала время в дороге, глядя в окно кареты и думая о Малике. Выкинуть его из головы никак не удавалось. Если днем еще можно было чем‑то себя занять, то ночью его образ приходил сам собой. При всем желании она сама его найти не сможет; бунтовщики периодически переносят лагерь с места на место, а Малик ясно дал ей понять, что больше не хочет о ней ничего слышать. Как же ей искать его – неужели в одиночку рыскать по этой враждебной земле в поисках человека, которого не могут поймать даже войска султана? И это в слабой надежде, что он изменил свое отношение к ней?

Все казалось бесполезным.

К тому времени, как Вулкоты довезли ее до своего дома, богатого особняка в колониальном стиле на широкой и зеленой улице Пера – заселенного европейцами пригорода Константинополя, Эми уговорила себя смириться с теми условиями жизни, которые приготовили ей Беатрис и Джеймс. Ей не оставалось ничего другого, а они изменили привычный уклад своей жизни так, чтобы найти в нем место и для Эми. Сколько они пережили за эти несколько недель ее плена!

Единственное, чем она могла отблагодарить, – это полностью войти в их жизнь.

Джеймс удалился в свой кабинет, а Беатрис и Листак проводили Эми в просторную, наполненную воздухом спальню, французские двери которой вели на широкое крыльцо, выходящее в лес. Пока служанка распаковывала вещи, Эми внимательно изучила туалетный столик красного дерева, фарфоровый умывальник, медную кровать с кружевным покрывалом, обои с узором из роз и листьев. По обе стороны кровати на стене красовались газовые рожки – Пера стала первым местом в империи, где в дома провели газ. В большинстве своем жители все еще пользовались масляными лампами и даже свечами. На комоде в высоких вазах стояли свежие цветы, столик у кровати был устелен многочисленными кружевными салфеточками.

– Как прелестно, тетушка Беатрис! Я так Вам благодарна!

– Я рада, что тебе нравится, милая, – ответила Беатрис. – Эта комната ожидает тебя с самого первого дня – как только ты приехала в Турцию, и Листак меняет цветы каждые несколько дней.

– Я уверена, что мне здесь будет замечательно! – воскликнула Эми.

Беатрис поправила сбившуюся прическу:

– Я немного устала с дороги, пойду прилягу. Ты не заскучаешь одна до обеда?

– Конечно, нет!

– Ну, тогда мы с Джеймсом будем ждать тебя в шесть, – проговорила Беатрис и исчезла, бесшумно спустившись по устеленной ковром лестнице.

– Не желаете ли Вы еще чего‑нибудь, мисс? – услужливо поинтересовалась Листак на своем свистящем английском. Она стояла у туалетного столика, сложив руки.

– Нет‑нет, Листак. Спасибо. Можешь идти.

– Наверное, я буду нужна позже, чтобы помочь распаковать Ваши чемоданы? Миссис Сполдинг привезла их в почтовой карете. Сейчас они вон там, в шкафу.

– Не беспокойся, я справлюсь с этим сама. Разборка вещей поможет мне почувствовать себя как дома, правда?

Служанка поклонилась и вышла.

Эми выглянула в окно, думая о разительном контрасте между этим изысканным и удобным домом и лагерем повстанцев, где она провела так много времени. Она должна быть счастлива снова оказаться в роскоши, но почему‑то вовсе не испытывала подобных чувств.

Эми нахмурилась – она сама не одобряла своего настроения – и решила немедленно заняться чемоданами. Это, во всяком случае, займет ее на какое‑то время.

* * *

Эми жила у Вулкотов уже месяц, и за это время Беатрис успела убедиться, что скучать ее гостье не приходится. Британское и американское посольства – эти центры родной культуры для выходцев с Запада – устраивали каждое по несколько светских раутов в неделю, и Эми не пропускала ни одного из них. Она сиживала за ленчем с посольскими дамами, посещала благотворительные собрания, наряжалась на танцы, одевалась торжественно к официальным приемам. Как только местные жители узнали о ее приключении в горах – а девушка сама помогла им в этом, делая вид, будто ничего серьезного не произошло, – к Эми стали относиться как к богатой наследнице, какой она и была на самом деле. И скоро она поняла, что тот образ жизни, который Беатрис организовала ей якобы для того, чтобы она не скучала, на самом деле имел целью поскорее выдать ее замуж.

Эми никогда бы не подумала, что в Турции так много и европейцев, и американцев; да и вообще она не представляла, что на свете существует так много мужчин. Джеймс слыл богатым и преуспевающим бизнесменом, поэтому его хорошенькая племянница неудержимо манила их. Эми познакомилась с несколькими офицерами в небольших чинах – сыновьями коллег Джеймса, с отпрысками промышленников, совершающими путешествие по свету, и даже с племянником одного итальянского графа. Никто из наблюдавших за ее общением с ними не заподозрил бы ничего странного, поскольку они не замечали ни темных кругов под глазами – Эми скрывала их слоем пудры, ни все сужающейся талии. Она сама ушивала свои платья, чтобы не обращать на это внимания Беатрис. Однако труднее оказалось скрыть ввалившиеся щеки и потерю аппетита. Беатрис старательно разнообразила меню, заказывала все новые десерты, но, введенная в заблуждение видимой веселостью Эми, приписывала причину отсутствия интереса к еде жаре, от которой и сама очень страдала.

Знай она свою племянницу получше, она заметила бы, что Эми несчастна. А Эми, приговоренная к роли беззаботной и жизнерадостной пташки, изливала душу в письмах к Саре, которая превосходно понимала ее. Ее ответы немного успокаивали девушку, но в самые мрачные минуты она уже была готова выйти замуж за кого‑нибудь из своих поклонников: ведь все равно. Малик потерян для нее безвозвратно. Она забудет его, – пыталась обмануть Эми саму себя; она приспособится и будет делать то же самое, что делали и делают все, кто потерял надежду на любовь, но продолжает жить на этом Свете.

Но, несмотря на решимость, она не могла совершить решающий шаг. Лето сменилось осенью, дни перестали быть такими адски жаркими, ночи похолодали, пришли дожди, а Эми все хранила в душе заветный огонь, не давая ему погаснуть, ожидая, надеясь – на что? – она и сама толком не знала. И все, таки она ждала.

* * *

Малик закинул в повозку тяжелый мешок с пшеницей и оглянулся, пытаясь определить, сколько времени займет погрузка всех восьми повозок, стоящих в ожидании зерна. Он специально дождался безлунной ночи, чтобы сохранить операцию в тайне, но это означало, что люди должны работать при свете масляных ламп и при этом спешить. Солдаты, охраняющие склад, были мертвы – они пали жертвами вероломной атаки, – а два часовых внутри здания лежали связанные, с заткнутыми кляпами ртами.

Малик еще раз оглядел повозки, уже нагруженные зерном, которое султан приготовил вывезти из страны – несмотря на то, что его подданные голодали. Сколько же времени понадобится, чтобы закончить дело и уехать отсюда? Пшеница предназначалась для засушливых районов страны. Там она будет распределена между жителями. Малик улыбнулся про себя, представив реакцию султана на это воровство; придется тому обойтись без доходов от экспорта.

Последний мешок оказался в повозке, когда над холмами за сирийской границей уже вставала заря. Караван тронулся по переулку за хранилищем. Какая‑то старуха, возившаяся по хозяйству возле своего дома, остановилась, внимательно наблюдая за необычной в такой ранний час процессией. Сосредоточенное выражение на ее лице сменилось любопытством, когда она заметила молодого человека, прижимающего палец к губам жестом, зовущим к молчанию. Она улыбнулась и ответила таким же жестом, помахав при этом другой рукой.

Султан явно не был ее другом. Какое ей дело, если какие‑то бандиты грабят его склад?

Бог с ними!

Молодой человек сделал несколько быстрых движений, и два мешка пшеницы, описав в воздухе дугу, приземлились у ее ног. Старуха послала проезжающим воздушный поцелуй и потащила мешки к дому.

«Сегодня к обеду будет свежий хлеб!» – с радостью думала она.

– А ты добряк! – заметил Анвар, пытаясь перекричать стук и дребезжание повозки.

– Почему бы и ей не получить муку? – ответил на это Малик. – Таких, как она, султан мучил годами.

– Но это равносильно визитной карточке!

– Она не проболтается, – успокоил друга Малик, поворачивая караван с дороги в сторону, в узкий проулок, ведущий к пещерам, где он надеялся припрятать зерно до лучших времен.

– Ты слишком доверчив, – не унимался Анвар, – одна беда – это вовсе не значит, что она ангел или твой союзник.

– Выходит, что богатство не делает женщину моим врагом, так?

Анвар схватил мешок, едва не свалившийся от толчка.

– Ты все еще не можешь забыть ее? – спросил он.

– Не могу.

– Что же ты собираешься делать?

– Ничего.

– Будешь продолжать в том же духе, что и сейчас?

– В каком духе?

– Каждую минуту запрещать себе думать о ней. Все равно это не поможет, друг мой.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, – отрезал Анвар тоном, не терпящим возражений.

– А что ты предлагаешь? – спросил Малик.

– Абсолютно ничего. Это твое дело, твой выбор. Я просто уверен, что бессонницу и прогулки в одиночестве по ночам ни от кого не утаишь.

Малик молчал. Повозки со скрипом остановились.

Они с Анваром соскочили и начали снимать мешки, кидая их в пещеру. А там другие складывали их.

– Придумай что‑нибудь, – закончил разговор Анвар, – и ты будешь лучше себя чувствовать.

– Ты велел мне отправить ее, Анвар. Твердил несколько раз, приводя веские доводы в пользу этого решения.

– Так значит, я прав и действительно все знаю? Когда же это произошло?

Малик метнул в его сторону уничтожающий взгляд и сунул ему в руки тяжелый мешок. Но едва друг отвернулся, лицо Малика снова стало серьезным.

* * *

День выдался сумрачным, собирался дождь. Калид постучал в застекленную дверь классной и отошел на шаг, ожидая, пока Сара выйдет в коридор.

– В чем дело? – спросила она.

– У нас гость; он хочет тебя видеть. Сара вопросительно взглянула на мужа.

– Это Малик‑бей. Мы уже с час разговаривали с ним на мужской половине.

Услышав имя, Сара испуганно взяла мужа за руку.

– Калид, его же разыскивают. Что, если кто‑нибудь видел, как он ехал сюда?

– Никто его не видел. Он пришел на кухню под видом нищего. Малик знаком с одной из служанок – бывшей пассией Османа, она и провела его во дворец, а потом сообщила Ахмеду, что здесь Малик.

– А Ахмед привел его к тебе? – с подозрением спросила Сара.

– Сначала он спросил меня, не желаю ли я принять Малика и поговорить с ним, – с улыбкой ответил Калид.

– И ты, разумеется, не смог отказать себе в удовольствии видеть у себя главного врага султана, – сухо заметила Сара.

– Мне просто стало любопытно, что привело его ко мне.

– Ну хорошо, хорошо, мой милый муж. Я клюну на эту наживку. Так что же ему нужно?

– Ну, понимаешь ли, он сказал, что приехал узнать, добился ли я каких‑нибудь результатов на встрече с султаном, но я подозреваю, что на самом деле он хочет поговорить с тобой.

– Почему?

– Прекрасно знает, что встреча с султаном прошла безрезультатно. Он читает газеты, а вся англоязычная пресса трубила о том, что султан отказался пойти хотя бы на малейшую уступку мятежникам и что он и думать не хочет ни о каком парламенте с выборным членством. Поэтому я и решил, что бей явился, чтобы узнать от тебя что‑нибудь об Амелии Райдер.

– Он упоминал ее имя?

– Разумеется, нет. Но мне почему‑то кажется, что вовсе не последние новости моды его интересуют больше всего на свете.

Сара помолчала, обдумывая сложившуюся ситуацию.

– А ты уже сказал ему, что я с ним встречусь?

– Я сказал, что должен узнать, согласна ли ты дать ему аудиенцию.

Сара кивнула:

– Дай мне десять минут, чтобы закончить занятие и поручить детей Мемтаз, а потом вели Ахмеду проводить гостя в комнату для приемов.

– Ты уверена, что хочешь с ним поговорить? Твое решение именно таково?

Калид повернулся к выходу.

– Я прикажу, чтобы за дверью выставили караул, – сказал он.

– Я уверена, что все будет в порядке. Бей вовсе не идиот, и мы оба прекрасно это знаем.

Калид взглянул на жену через плечо.

– И все‑таки я позабочусь об охране.

Сара вернулась в классную комнату, закончила урок и поспешно направилась по коридору, а затем по двору, радуясь свободе и возможности свободно ходить одной. Козем до сих пор не могла смириться с тем, что Сара бегает по дворцу без свиты, а Сара была счастлива тем, что может самостоятельно найти дорогу в этих запутанных лабиринтах. В первое время это казалось чудом.

Когда Сара вошла в комнату для приемов, Ахмед уже ждал ее с тем кислым видом, который он всегда имел, когда не одобрял чего‑нибудь. Сара проигнорировала это и жестом распорядилась ввести гостя. Ахмед подошел к боковой двери и впустил Малика. Тот вошел в окружении двух стражников, каждый из которых крепко держал его за руку.

– Отпустите его, – произнесла Сара. Охранники освободили Малика и отступили на шаг назад.

– Вы можете идти, – сказала она им.

Те вопросительно взглянули на Ахмеда.

– Мой муж обещал, что вы будете стоять за дверью, – твердо стояла на своем госпожа.

Ахмед поклонился.

– Мне кажется, мой повелитель не желает рисковать благополучием своей супруги… – начал он.

– Вон! – отрезала Сара. – Если вы мне понадобитесь, я позову!

Трое охранников покинули комнату, и Сара повернулась к гостю.

– Кажется, телохранитель моего мужа считает Вас опасным человеком, мистер Бей, – обратилась она к нему.

Малик промолчал.

– Это Ваш новый маскировочный наряд? – спросила она, показывая на его лохмотья и на плащ с глубоким капюшоном, свисающим ниже плеч.

– Приходится часто менять одежду, – ответил он. Голос оказался низким и глубоким, а английский почти таким же правильным, как у Калида. Сара подумала, что он так же высок, как и ее муж, но стройнее, с кожей более смуглой и глазами темными, словно оливки. Даже с взлохмаченными волосами и трехдневной щетиной бродяги, которым он прикидывался, он имел достаточно романтический вид: Сара прекрасно представляла, насколько сильное впечатление он мог произвести на неопытную семнадцатилетнюю девушку.

– Так зачем же Вы хотели меня видеть, мистер Бей? – спросила Сара, садясь в кресло Калида.

– Я хочу знать, все ли в порядке с Амелией, – тихо ответил он.

– Почему Вы спрашиваете о ней? Она была Вашей жертвой и с радостью покинула плен.

Губы Малика сжались, но он не сказал ни слова в ответ.

– Разве это не так? – невинно поинтересовалась Сара.

– Вы же видели ее слезы, когда она расставалась со мной, – сумрачно возразил Малик, глядя в пол.

– И почему же это?

– Об этом уж спросите саму Амелию.

– Но ее здесь нет, поэтому я спрашиваю Вас.

Он поднял глаза и взглянул настолько осуждающе и в то же время с такой болью, что Сара не смогла больше выдержать свой учительский тон.

– Послушайте! – она заговорила порывисто, даже вскочив с места. – Я не знаю Вас, хотя знала Вашего брата Османа и надеюсь, что Вы обладаете теми же прекрасными качествами, что и он. Однако всем известно, что Вы занимаетесь преступной деятельностью.

– Вам легко это говорить, живя здесь, среди роскоши и в окружении слуг, – резко возразил Малик, прищурившись. – Боюсь, что и Вы не чурались бы преступной деятельности, если бы оказались в положении, подобном тому, в котором находятся большинство подданных паши.

– Мистер Бей, мой муж сделал для своих подданных больше, чем любой паша за последние триста лет, и если Вы хотите, чтобы я Вам помогла, то лучше оставьте этот тон! – вспылила Сара.

– Хорошо! – быстро понял свою ошибку Малик и поднял руки, словно прося пощады. Он явно испугался, что его выведут из комнаты или арестуют. – Это правда, что ради своего дела я нарушил закон, но так поступили многие в истории человечества, включая отцов‑основателей Вашей собственной страны.

– Вам нет необходимости произносить речи, мистер Бей! – остановила его Сара. – Как жительница Бостона я в курсе антиправительственной деятельности колонистов, основавших Соединенные Штаты, – сухо заметила Сара. – И из этого вовсе не следует, что я буду обсуждать судьбу моей кузины или ее образ мыслей с человеком, которого разыскивают по всей стране.

– Я просто хотел бы знать, счастлива ли она в своей нынешней жизни, – печально пояснил Малик.

– А Вы сам? Вы‑то счастливы после всего, что Вы сделали?

Малик внимательно посмотрел на свою собеседницу.

– Что означают Ваши слова?

– Если бы Вы имели хоть каплю достоинства Османа, то Вы не смогли бы соблазнить ребенка и потом отдать его нам, словно ничего не случилось! – Сара явно начинала терять самообладание.

Малик окаменел, а шея его покрылась красными пятнами. После долгого молчания он заговорил осторожно, словно изо всех сил стараясь сохранить спокойствие:

– Я вовсе не соблазнял ее. Она сделала первый шаг, если Вам это так уж интересно, и я остановился прежде, чем… – Малик внезапно замолчал.

– Прежде чем дело дошло до риска беременности? – сухо продолжила Сара. Она начала понимать, что неправильно поняла слова Амелии.

Малик коротко кивнул.

Сара молчала. Она чувствовала, что он хочет сказать что‑то еще.

– А теперь я и вообще потерял возможность быть с ней вместе, – едва слышно продолжил Малик.

Что бы ни думала Сара о его характере и действиях, все ее мысли и сомнения сейчас улетучились от одного взгляда этого мужчины – взгляда, исполненного боли и тоски. Она понимала, чего это ему стоило – вот так прийти к ней, чтобы просто поговорить об Амелии, тем самым открыв свое чувство к ней.

«Какие невероятные перемены вершит любовь! – подумала Сара. – Герой турецкой революции дошел до столь жалкого состояния из‑за какой‑то тоненькой, словно тростинка, девчонки!»

– Вы хотите увидеть ее, правда? Поэтому Вы и приехали сюда, – тихо произнесла Сара.

Малик кивнул.

– Я сказал себе, что ей будет лучше, если я отпущу ее, но…

– Но Вы несчастны! И самое интересное, я наверняка могу сказать, что и она тоже!

Мужчина бросил на нее внезапно оживший, исполненный надежды взгляд.

– В течение месяца, который она провела у тетушки, я получила от Амелии четыре письма. За это время сердце ее вовсе не изменилось. Она покорно ведет ту жизнь, которую устроили ей родственники, но мысли ее заняты лишь Вами, – продолжала Сара.

– Неужели? – Малик не мог поверить в это.

– Да.

– Вы знаете ту ситуацию, в которой я нахожусь, ту жизнь, которую я веду. Так имею ли я право на счастье?

– Вы имеете все права, которыми она Вас наделит. Не решайте за нее. Если Вы придете к ней, а она не захочет Вас видеть, то прекрасно сможет сказать это сама.

Малик улыбнулся.

– Это она сможет! – он задумался, а потом спросил: – А где она?

– Вам Опасно там появляться!

– Мне везде опасно появляться, – просто ответил Малик.

Сара объяснила, где стоит дом Вулкотов в Пере. Подробно описала и улицу, и соседние особняки, и в завершение добавила:

– Ну, а остальное зависит только от Вас.

Малик подошел к ней и, став на колени, поцеловал ей руку. Сара, до сих пор не привыкшая к драматическим эмоциональным жестам турецких мужчин, почти отдернула пальцы.

– Благодарю Вас, милостивая госпожа, да храни Вас Господь! – торжественно произнес Малик и с низкими поклонами направился к двери.

Сара кликнула охранников, и дверь открылась.

Она надеялась, что Господь действительно защитит ее, как и всех остальных.

Спустя лишь несколько секунд после того, как стражники увели Малика, в комнату вошел Калид.

– Ну что? – спросил он.

– Он красив, несет в себе изысканную смесь дерзости и шарма, а кроме того, служит благородной идее. Я вполне понимаю Эми и ее чувства к нему.

– Меня вовсе не интересует его привлекательность. Что ему было нужно?

– Как ты и предполагал, он хотел узнать, где Эми.

– И?..

– И я сказала ему это.

– Ты считаешь это мудрым поступком?

– Все равно он узнает. Джеймс – известный торговец, его легко вычислить, а Малик настойчив. Я всего лишь избавила его от необходимости выслеживать девушку, да убедила, что ему будут рады.

– Откуда ты это знаешь?

– Калид, я же показывала тебе последнее письмо Эми. Так как можно сомневаться в ее чувствах?

– Но учитывая его положение, может быть, стоило как раз‑таки отговорить его?

– Можно ли было отговорить или разубедить тебя десять лет назад? – вопрос был явно риторическим.

– Малик не знает полумер, – с тревогой произнес Калид. – Он украдет ее, вот увидишь!

– Если она захочет быть украденной, то пусть так и будет, – ответила Сара.

– Сказано истинной американкой, для которой все проблемы решает любовь, – заметил Калид.

– Не начинай опять свои антиамериканские речи, Калид! Если мы все такие идиоты, то зачем ты на мне женился?

Калид обнял жену и поцеловал ее в шею.

– Мне просто очень нравится поддразнивать тебя твоей национальностью. Ты всегда сразу так живо реагируешь на приманку! Но не отрицай: ты сама прекрасно понимаешь сложность той ситуации, в которую Амелия попадет. Супругу Малик‑бея ожидает опасная карьера!

– А у Беатрис снова начнется испарина! Это уж точно!

– У Беатрис начинается испарина, едва температура поднимается выше пяти градусов. Ты обратила внимание, как она смотрела на меня? Словно я – дикарь из джунглей и того и глади на нее наброшусь.

– Может быть, она всего лишь мечтала об этом? – хитро заметила Сара, и Калид засмеялся.

– Кстати… – промурлыкал он, расстегивая пуговки на спине ее платья…

– Здесь? – Сара окинула взглядом комнату.

– Ну а почему бы нет? Я прикажу охране, чтобы нас не беспокоили.

Калид направился к двери, а Сара вновь задумалась о визите Малика.

Она вовсе не была уверена в правильности того, что открыла ему местонахождение Эми.

Не ошиблась ли она? Малик не из тех, кто откладывает дела в долгий ящик, так что скоро она узнает это.

* * *

Малик сидел на дереве и наблюдал, как в спальне мистера и миссис Вулкот свет сначала потускнел, а потом и вовсе погас. Тетушка Амелии отходила ко сну. Но еще оставалось освещенным окно в кабинете на первом этаже – мистер Вулкот продолжал работу – и в спальне Эми, Малик видел ее: она читала, лежа в постели.

Придется ждать.

Искушение немедленно броситься к ней в комнату было очень велико; казалось, прошла целая вечность, с тех пор как он держал ее в своих объятиях. Но Малик прекрасно понимал, что не надо спешить. Он наблюдал за домом уже несколько ночей подряд и изучил распорядок его жизни. Слуги рано вставали и рано ложились. Следующей отправлялась спать тетушка, а дядюшка работал в своем кабинете примерно до половины двенадцатого. К полуночи свет горел уже лишь в комнате Эми, и именно это Малику и было нужно.

Он поудобнее устроился в развилке дерева и пожалел, что нечего закурить. Ждать так трудно! Он продумал каждую деталь своего визита тщательно, будто собирался брать штурмом замок султана, и ему не терпелось приступить к делу. Малик выбрал дерево с ветками достаточно толстыми, чтобы выдержать его вес, и к тому же растущее настолько близко к дому, чтобы можно было докинуть до него веревку. Он собирался с дерева прыгнуть на балкон, а потом сквозь французское окно войти в комнату Амелии.

План казался простым, но Малик прекрасно понимал, что он может сорваться в любой момент. Если вдруг тетушка решит прогуляться среди ночи на балконе, если дядюшка забудет что‑нибудь в кабинете, если Эми, вопреки уверениям жены паши, поймет, что ненавидит его…

Малик вздохнул и решил не думать ни о чем плохом. Любое рискованное предприятие требует везения, и нужно верить, что тебе непременно повезет.

Свет в кабинете наконец погас. Малик подождал еще с полчаса, потом залез повыше, снял веревку, намотанную вокруг пояса, и воткнул крюк в ствол дерева. Начал раскачиваться, все увеличивая амплитуду движения, с каждым разом все ближе подлетая к балкону дома Вулкотов. Дом был отделен от улицы густыми зарослями кустарника и деревьями, но на такой высоте все равно можно попасться на глаза проходящему мимо патрулю или отряду янычар. По этой причине Малик надел одежду потемнее и тщательно выбрал дерево так, чтобы с него можно было попасть в нужную точку. Достаточно раскачавшись, он отпустил веревку и тяжело приземлился на балкон, едва не упав. Затем восстановил равновесие и прижался к стене дома, не в силах унять неровное биение сердца и ожидая скорого разоблачения.

Но ничего не произошло. Малик постоял, до тех пор пока дыхание не восстановилось, а потом, с силой размахнувшись, закинул веревку обратно на дерево, чтобы она не привлекала внимания. Пробрался по балкону к комнате Амелии, быстро заглянул внутрь и снова отступил.

Эми лежала в постели на боку, читая при свете газового рожка. Дыхание Малика снова участилось; он подошел к стеклу и тихо‑тихо постучал.

Девушка резко повернулась, испуганная стуком в балконную дверь, но едва увидев, кто это, откинула одеяло и вскочила. Босиком, в одной сорочке подбежала она к двери и широко распахнула ее, бросаясь в объятия Малика.

– Боже! – только и смогла воскликнуть она, покрывая поцелуями его лицо, страстно прижимаясь к нему всем телом, словно боясь, что он внезапно исчезнет.

Малик закрыл глаза, внезапно ощутив счастье и покой, и лишь гладил золотые волосы Амелии.

Date: 2015-12-13; view: 294; Нарушение авторских прав