Основы филологического восприятия понятия «человек говорящий». Языковая личность и языковая картина мира. Проблема модальности говорения в поэтике

О понятии homo loquens («человек говорящий»).

Этот термин возник в лингвистической науке сравнительно недавно. Он отразил тот решительный поворот к принципам антропоцентризма, который осуществило языкознание уже в середине XX века, когда на щит был поднят провозглашенный значительно ранее тезис Вильгельма фон Гумбольдта: «Человек думает, чувствует и живет только в языке и должен быть вначале сформирован им» (Цит. по: [Маслова 2007: 5]). Французский ученый Эмиль Бенвенист излагает новый научный принцип предельно категорично: «В мире существует только человек с языком, человек, говорящий с другим человеком, и язык, таким образом, необходимо принадлежит самому определению человека» [Бенвенист 1974: 293].

Усиление внимания к личности говорящего, стоящей за всеми фактами и проявлениями языка, позволило лингвистике исследовать антропометрические измерения своего объекта. Выяснилось, что человек досконально и с удивительной познавательной глубиной зафиксировал в языке не только свои физические параметры, ум, сложнейшие внутренние состояния, эмоции. Сама Вселенная, огромное и многосложное бытие, его категории и понятия, пространство и время, разнообразные отношения и свойства отражены в языке посредством человеческого понимания и в соотнесении с человеческой природой. Так, образ Бога во многих индоевропейских языках исходно отождествляется со словом: русск. Бог восходит к и.-е. *bha - «говорить, издавать звуки»; англ. God оказывается родственным ирл. guth «голос» и лит. žodis «слово»(к этому корню также относится русск. гадать). Понимание времени нередко связывается с обозначениями частей тела: ср. русск. час из и.-е. *ghes - «рука», в латинском языке tempus имеет два значения, «время» и «висок».Антропоморфизм языкового восприятия и изображения мира сегодня считается одним из непреложных постулатов лингвистической науки.

К числу активно разрабатываемых современным языкознанием проекций homo loquens принято относить понятия языковой личности и языковой картины мира. Первое из них, введенное в специальный оборот профессором Юрием Николаевичем Карауловым, подразумевает человека, обладающего способностью создавать и воспринимать тексты. Как видно из этого определения, основанием данного научного концепта является уже рассмотренная нами категория текста. Виктория Владимировна Красных предлагает более развернутую дефиницию, включающую указание на способы проявлений говорящего субъекта: «1) человек говорящий – личность, одним из видов деятельности которой является речевая деятельность; 2) языковая личность – личность, проявляющая себя в речевой деятельности, обладающая совокупностью знаний и представлений; 3) речевая личность – это личность, реализующая себя в коммуникации, выбирающая и осуществляющая ту или иную стратегию и тактику общения, репертуар средств; 4) коммуникативная личность – конкретный участник конкретного коммуникативного акта, реально действующий в реальной коммуникации» [Красных 1998: 17]. В приведенном определении понятие текста, казалось бы, формально отсутствует, что нисколько не мешает ему по существу быть обязательным условием речевой деятельности и коммуникации. Сегодня большая часть лингвистов занята исследованием как типов языковой личности (национальной, к примеру, русской или украинской, поэтической, к примеру, языковой личности Марины Цветаевой, элитарной, скажем, личности премьер-министра, словарной и др.), а также ее многочисленных параметров (в частности, ценностных, психологических, эмоциональных, гендерных и др.).

Понятие языковой картины мира конкурирует в лингвистической науке с понятиями «языковой репрезентации мира», «языковой модели мира», «языкового промежуточного мира» и др. Профессор В.И. Постовалова замечает: «В строгом смысле слова, существует столько картин мира, сколько имеется наблюдателей, контактирующих с миром» [Постовалова 1988: 32]. Языковая картина мира, как она видится большинству ученых, представляет собой совокупный результат мировосприятия отдельных языковых личностей, объединяемых прежде всего по этническому признаку. Поэтому принято говорить, например, о русской или японской картине мира. Лингвисты предпочитают выявлять в этой картине не универсальное, совпадающее у представителей всех народов и обусловленное общностью логико-мыслительных процессов человека как такового, но в первую очередь национально-специфическое. Это то, что связано с различием способов истолкования бытия разными народами и объясняется факторами их среды, природной или социальной, культурными или этнопсихологическими стереотипами. Известный польский лингвист Анна Вежбицкая, исследовав слова, обозначающие дружеские связи в русском и английском языках, приходит к выводу, что ни дно из них не соответствует точностью другому; «в ситуации, когда носитель английского языка может описать кого-либо «a friend of mine», носитель русского должен подвергнуть отношение значительно более глубокому анализу и решить, следует ли описывать человека, о котором идет речь, … как друга, приятеля, товарища или знакомого … В английском языке можно проводить дифференциацию между разнообразными видами друзей «friends» [dear friends, loyal friends, good friends, noble friends и проч.], но никто не обязан этого делать…; наличие разных существительных (как в русском языке) задает иную сетку и вынуждает говорящих делать более определенный выбор» [Вежбицкая 2001: 107-108]. Наиболее ярко об особенностях понимания мира свидетельствуют различия во фразеологии национальных языков.

Литературоведами обсуждаемый нами термин homo loquens скорее воспринимается как избыточный, ибо все, с чем так или иначе имеют дело литература и ее познание, есть продукт, создаваемый человеком пишущим, и есть одновременно мир смыслов, окрашенных непосредственным присутствием личности. Начиная с эпохи Возрождения в художественной словесности все яснее обозначается гуманистическое начало. Академик Д.С. Лихачев отмечает в этой связи следующее: «Человек как таковой становится постепенно центром литературы – человек в его человеческой природе» [Лихачев 1973: 217]. Литература не создает никаких иных смыслов, кроме сугубо человеческих. Неслучайно с легкой руки А.М. Горького литература получила определение «человековедения». Это означает, что, во-первых, за любыми факторами эстетического впечатления, любыми инстанциями говорения в художественном произведении всегда так или иначе просматривается личность его создателя, во-вторых, художественный мир слова представляет собой сугубо человеческое измерение реальности. Литературный пейзаж, изображение бытовых деталей не представляют самоценности, они значимы и обладают смыслом лишь в связи с тем местом, которое занимают в мире человека, его идей, переживаний, нравственных поисков, поступков, они есть лишь способ сказать что-то еще о самом человеке. Кроме того, литература наблюдает за человеком не только в его говорении, но и в молчании, в его делах.

Настороженность значительной части литературоведов в отношении к использованию термина homo loquens отчасти объяснима и еще одним обстоятельством. Преувеличенное либо одностороннее внимание к моментам говорения в истолковании искусства слова содержит в себе опасность серьезных рисков, относящихся прежде всего к области методологии литературоведения, к пониманию целей и задач этой науки. Разъясним это ниже.

В учении о литературном творчестве, несомненно, имеется довольно сложная и пока недостаточно разработанная проблема модальности говорения, суть которой сводится не столько к речевым характеристикам персонажей, сколько к выявлению тех, кто в произведении в определенный момент говорит, а кто слушает, к поиску точек или фокусов говорения: какой из речевых центров доминирует, как речевые центры корреспондируют друг с другом, какие идейные и художественные установки принадлежат разным «голосам»? Безусловно, литература дает нам немало примеров такого рода, когда необходимо различать позиции так называемого «чистого» автора и автора вторичного, каким является, скажем, рассказчик Иван Петрович Белкин в знаменитом повествовательном цикле А.С. Пушкина. Известны и многочисленные случаи совмещения позиций говорящего и слушающего; вспомним, как в диалоге с Полиной главный герой романа Ф.М. Достоевского «Игрок» Алексей Иванович говорит ей: «Я бы, на вашем месте, непременно вышла замуж за англичанина». Что означает в чеховском «Вишневом саде» коммуникативная позиция слушающего при обращении Гаева к «дорогому, глубокоуважаемому шкафу»? Конечно, проблема говорения занимает важное место в оценке словесного произведения. Однако существует позиция, в рамках которой предпринимается попытка возвести учение о литературе и ее познании почти исключительно вокруг вопросов о говорении, оставляя в стороне интересы классического гуманизма. В одном из влиятельных течений постмодернистского литературоведения, нарратологии (Вольф Шмид, Жерар Женетт, Ван ден Хевель и др.) заметно стремление построить не столько интерпретацию повествования как такового, вокруг его сюжетно-фабульной основы или собственно рассказа, сколько вокруг события рассказывания, т.е. развернуть технологии говорения, «грамматику» говорения, которыми пользуется автор как криэйтор говорения (он же нарратор, от gnarus – «знающий, осведомленный о чем-либо»). Нарративная схема, включающая исследование взаимодействия субъектов говорения в тексте, сводится к пониманию самого литературного произведения как сложно устроенной системы личных инстанций, которыми опосредуется сообщение о событиях, иначе говоря, текста как некой коммуникативной цепочки, передающей художественную информацию от автора к читателю. Фигура говорящего субъекта (нарратора) в этой концепции заслоняет событийную природу того, о чем в произведении говорится. В то же время в постмодернистских теориях о «смерти автора» в тексте говорит исключительно сам язык, а «автор как бы изначально считается отсутствующим или… изначально умерщвленным, причем умерщвленным самим языком» [Гоготишвили 1997: 590]. Язык абсолютно дистанцируется от автора, и его ничто уже не связывает с субстанцией [Барт 1989: 389]. Понятно, что это не может не беспокоить многих литературоведов.

Язык в подобном понимании словно бы теряет свою синергийную природу, роль энергетического посредника между мирами (вспомним, что в русской философии слова язык есть арена их «коммуникативной (смысловой) встречи», но не они сами). А между тем, как подчеркивает профессор Людмила Арчиловна Гоготишвили, ни одно слово в тексте не может пониматься без стоящего за ним автора, который, правда, может и снимать показатели своего присутствия. Дело в том, что автор дает в художественном тексте слово олицетворенным предметам, наращивает в них свою энергетическую, коммуникативную активность, так что в языке художественной словесности звучат «голоса» персонализированных предметов. Вот почему энергетически автор неустраним из текста, «аналогично тому, как нет в тварном мире субстанциального образа его Творца, но есть постоянные проявления Его энергии» [Гоготишвили 1997: 590].

Итак, мы видим, что в известной мере для оппозиций язык – homo loquens, текст – homo loquens справедлива та же мысль, что и в отношении к рассмотренной выше паре язык – текст. На лицо – условность, неоднозначность и определенная избыточность термина homo loquens, ибо говорение есть обязательное свойство человека как биологического и социального существа, функция говорения предполагается самим наличием языка. Это обстоит так даже с учетом врожденных и приобретенных патологий, обнаруживающих невозможность у некоторых представителей одного с нами вида членораздельной речи. Homo sapiens есть обязательно и непременно homo loquens, другим и не может быть априори.Обсуждаемый термин если не дублирует, то лишь особым образом подчеркивает функцию производства и восприятия речи в сравнении с другими человеческими функциями, привлекая повышенное внимание именно к речевой составляющей речемыслительной деятельности человека. Этот термин в ряду однопорядковых понятий homo nabilis - homo sapiens – homo cosmicus (как ипостась человека в ноосфере) – homo lingualis (лингвистическая личность)и др. всего лишь более отчетливо оттеняет функцию говорения как непреложное условие и сущность индивида. Ясно, что человек – субъект потенциально говорящий, субъект, способный к производству текстов. А это означает, что и философия, и психология, и теория культуры всегда исследует человека с учетом этого его свойства. «Человек в его человеческой специфике всегда выражает себя (говорит), то есть создает текст (хотя бы и потенциальный). Там, где человек изучается вне текста, это уже не гуманитарные науки (анатомия и физиология человека и др.)»,– пишет М.М. Бахтин [Бахтин 1997: 230].

В действительности триада язык – текст – человек говорящий указывает на тот центральный и по-настоящему общий момент филологической сферы, в котором безраздельно правит СЛОВО, связуя элементы данного объектного ряда в подлинное и полноценное единство. Вот и человек говорящий – в конце концов лишь тот, кто существует в слове, кто осуществляет в нем свое особое понимание бытия. Профессор Александр Александрович Волков пишет: «Человек является разумным, то есть словесным существом, созданным по образу и подобию Божию… В слове – инструменте мысли и общения – в первую очередь проявляется образ соединения разумной души и тела. … Обозначая предмет, слово выражает идею этого предмета, поэтому между словом, идеей и обозначаемым предметом устанавливается взаимная связь или отношение. …Вещи связаны между собой словами, а слова – вещами… Слова-имена являются моделями обозначаемых ими предметов, так как само именование выделяет в обозначаемом предмете свойства и признаки, которые представляются существенными для его понимания (курсив наш – В.Т.)» [Волков 2001: 14-16].

Таким образом, наши рассуждения о языке, тексте и человеке говорящем ясно подтверждают как минимум три принципиальных момента:

1. Каждый из списка этих объектов в той или иной степени может быть охарактеризован как филологический, ибо к каждому из них филологические науки прибегают для решения стоящих перед ними задач. Справедливо и то, что смежные гуманитарные науки, хотя и в разной степени, но также далеко не безразличны к указанному объектному перечню (в «интересанты» спокойно можно зачислить, скажем, и психологию, и философию, и теорию культуры).

2. Понимание и статус данных объектов в языкознании и литературоведении принципиально различается, как различаются и задачи их анализа.

3. Выявленные различия столь значимы и серьезны, что каждая из филологических наук установила специфический, совершенно особый ракурс для рассмотрения и осмысления исследуемого объектного пространства (включая анализ смежных научных концептов), а это однозначно свидетельствует о принципиальном предметном несовпадении языкознания и литературоведения в данной сфере; иначе говоря, не может быть и речи о некоем едином филологическом восприятии такого совокупного пространства как самостоятельного и как общепредметного.

Литература

Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1990. – С. 136-137.

Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: Прогресс, 1974.

Барт Р. Смерть автора // Избранные работы: Семиотика: Поэтика. – М.: прогресс, 1989. – С. 384-391.

Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология – М.: Academia, 1997. – С. 227-245.

Брудный А.А. Психологическая герменевтика: учебное пособие. – М.: Лабиринт,1998.

Валгина Н.С. Теория текста: учебное пособие. – М.: Логос, 2004.

Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов / пер. с англ. А.Д. Шмелева. – М.: Языки славянской культуры, 2001.

Виноградов В.В. К построению теории поэтического языка // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология – М.: Academia, 1997. – С. 163-177.

Винокур Г.О. Об изучении языка литературных произведений // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология – М.: Academia, 1997. – С. 178-202.

Волков А.А. Курс русской риторики. – М.: Издательство Храма св. мученицы Татианы, 2001.

Гоготишвили Л.А. Лингвистический аспект трех версий имяславия (Лосев, Булгаков, Флоренский) // Лосев А.Ф. Имя. Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы. – СПб.: Алетейя, 1997. – С. 580–614.

Григорьев В.П. Язык художественной литературы // Литературный энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1987. – С. 524-526.

Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы XIX – XX вв.). – СПб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 1999.

Красных В.В. Основы психолингвистики и теории коммуникации: курс лекций. – М.: ИТДГК «Гнозис», 2001.

Липгарт А.А. Основы лингвопоэтики. – М.: КомКнига, 2007.

Лихачев Д.С. Развитие русской литературы Х – ХVII вв. – М.: Наука, 1973.

Лосев А.Ф. Введение в общую теорию языковых моделей. – М.: Едиториал УРСС, 2004.

Лотман Ю.М. Семиотика культуры и понятие текста // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология – М.: Academia, 1997. – С. 202-212.

Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа. – М.: Ось – 89, 1999.

Маслова В.А. Homo lingualis в культуре. – М.: Гнозис, 2007.

Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. – М.: Наука, 1988. – 216 с.

Постовалова В.И. Философия языка: основные подходы и парадигмы изучения (к типологии представления) // Логика, методология, философия науки: XI Международная конференция. – М.; Обнинск, 1995. – Т.V. – С. 76-81.

Плунгян В.А. Почему языки такие разные? – М.: «Азбуковник», «Русские словари», 2001.

Татаринов А.В. Предисловие // Дидактика художественного текста: сборник научных статей / Под ред. А.В. Татаринова, Т.А. Хитаровой. – Краснодар: Кубанский государственный университет. – С. 3-12.

Филиппов К.А. Лингвистика текста: Курс лекций. – СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 2003.

Чувакин А.А. Основы филологии: учебное пособие. – М.: Флинта: Наука, 2011.

Dijk T.A. van. Textwissenschaft: Eine interdisziplinäre Einführung. – Tübingen: Niemeyer, 1980.

Вопросы и задания для самоконтроля

1. В чем заключается понимание языка как филологического объекта? Назовите важнейшие подходы к определению его статуса в спектре лингвофилософских воззрений на язык.

2. Установите принципиальные отличия лингвистического и литературоведческого понимания языка. Объясните суть такого феномена, как язык художественной литературы.

3. Выявите характер взаимодействия и зоны ответственности лингвистики и литературоведения в сфере анализа языка художественной словесности.

4. Почему текст является не только филологическим, но и общегуманитарным концептом? Какое значение придается понятию текста в отечественных концепциях филологии? Какие ипостаси текста изучаются в филологии?

5. В чем заключаются особенности лингвистического понимания текста? Какие базовые свойства текста декларируются современным языкознанием, как они интерпретируются?

6. Обоснуйте ключевую роль понятия текста в русской реалистической философии слова. Разъясните смысл «аксиомы текста», установленной А.Ф. Лосевым.

7. Выявите суть соотношения между текстом и дискурсом. В каком случае в науке прибегают к понятию дискурса?

8. Установите принципиальные отличия между филологическими понятиями текста и произведения.

9. Чем объясняется возникновение термина homo loquens? К каким особенностям проявления личности говорящего в языке привлекла внимание антропологическая лингвистика?

10. Какие черты «человека говорящего» позволяет выявить понятие языковой личности? Как отражается личность говорящего в языковой картине мира?

11. Почему человек является центральной категорией литературы?

12. Охарактеризуйте отношение литературоведения к термину homo loquens. В чем заключается литературоведческая проблема модальности говорения? Как она решается в постмодернизме и в чем ее уязвимость?

13. В какой понятийный ряд вписывается термин homo loquens и какова его смысловая нагрузка в сравнении с однопорядковыми явлениями?

14. В чем проявляется познавательная неоднозначность филологической триады язык – текст – человек говорящий? Позволяет ли она выявить концептуальное и познавательное единство филологии?