Декабря 1970 г. 1 page

6 ч. 47 мин.

Отдаленный крик ножом врезался в сон Эдит. Она дернулась и проснулась, в замешательстве глядя вверх. Какой-то шорох заставил ее вздрогнуть и оглянуться. Лайонел, опершись на локоть, смотрел на нее.

— Что это было? — спросила она.

Барретт покачал головой.

— Я хотела сказать: это было на самом деле?

Барретт не ответил.

От повторного крика Эдит замерла. Барретт затаил дыхание.

— Это мисс Таннер.

Он свесил ноги с постели и стал шарить в поисках шлепанцев. Эдит попыталась сесть и снова замерла, когда ноги Лайонела дернулись. Он упал на постель, зашипев от боли в раненом пальце.

— Ты в порядке? — спросила она.

Он кивнул и, снова поднявшись, схватился за трость. Эдит встала и, надев стеганый халат, поспешила вслед за Лайонелом к двери. Он распахнул ее, и они выскочили в коридор; Лайонел сильно хромал. Эдит, застегивая халат, пошла рядом. Она взглянула в сторону комнаты Фишера. Конечно же, он тоже слышал.

Барретт остановился у двери Флоренс Таннер и три раза быстро постучал. Не дождавшись ответа, он открыл дверь и вошел. В комнате было темно. Лайонел включил свет, и Эдит окаменела от предчувствия.

Флоренс Таннер лежала на спине, схватившись за грудь. Барретт проковылял к кровати, Эдит держалась сзади.

— Что случилось? — спросил он.

Флоренс уставилась на него прищуренными, полными боли глазами. Он наклонился, сморщившись от натяжения в задеревеневших мышцах.

— Мисс Таннер!

Она содрогнулась, прикусив нижнюю губу, чтобы сдержать крик, а потом медленно убрала руки, и Эдит вздрогнула, увидев, как Барретт стал расстегивать на ней ночную рубашку. На рубашке было два мокрых пятна, по одному над обеими грудями. Флоренс зажмурилась, когда Барретт раздвинул края рубашки. Эдит отшатнулась.

Вокруг сосков на груди у Флоренс виднелись глубокие следы зубов.

Она резко натянула на себя одеяло до подбородка. Помимо воли из горла у нее вырвались рыдания, она тщетно пыталась сдержать их.

— Не сдерживайтесь, — посоветовал ей Барретт.

Флоренс снова зарыдала, по щекам ее текли слезы.

Эдит смотрела на нее, не в силах сдвинуться с места. Впервые с момента их знакомства женщина-медиум казалась ранимой, и Эдит ощутила прилив сочувствия.

— Могу я что-нибудь сделать? — спросила она.

Флоренс замотала головой.

— Все будет хорошо.

Эдит оглянулась, когда в комнату вошел Фишер и тоже подошел к кровати.

— Что случилось? — спросил он.

Флоренс поколебалась, а потом ненадолго стянула одеяло. Эдит старалась не смотреть, но не удержалась, и у нее снова захватило дыхание, когда она увидела укусы на груди Флоренс Таннер.

— Он не жалеет меня, — сказала Флоренс.

На лице у Эдит отразилось смущение. Она взглянула на Лайонела, который без всякого выражения смотрел на медиума.

— Вчера вечером я нашла его, — сказала ему Флоренс. — Дэниэла Беласко.

Повисло тяжелое молчание. Барретт, казалось, испытывал замешательство. Флоренс удалось улыбнуться.

— Да, я не вообразила это. — Она приложила руку к груди. — Или это тоже мое воображение?

Барретт сделал неопределенный жест.

— Его тело находится в винном погребе.

Эдит видела, как неловко Лайонелу. Она понимала, что он хочет посочувствовать, но не знает, что сказать, чтобы не ранить бедняжку еще сильнее.

— Вы поможете эксгумировать тело? — спросила Флоренс.

— Я бы рад, но после вчерашнего, боюсь, я не пригоден для тяжелой работы.

Флоренс недоверчиво уставилась на него.

— Но, доктор, он же там. Разве это ничего для вас не значит?

— Мисс Таннер...

Флоренс повернулась к Фишеру.

— Тогда, может быть, вы мне поможете?

Фишер молча смотрел на нее. Он слышал ее крик, вдруг осознала Эдит, слышал, но побоялся прийти, пока не подоспел Лайонел. А теперь боится предложить помощь. И неудивительно. Каждый раз, когда происходит что-то страшное, рядом мисс Таннер.

Не дождавшись ответа, Флоренс сжала зубы, чтобы сдержать рыдания.

— Хорошо, я сделаю это сама.

На нее словно нахлынула боль, и она зажмурилась.

— Я помогу вам, — сказал Фишер.

Флоренс открыла глаза и попыталась улыбнуться.

— Спасибо.

Барретт положил ладонь на руку Эдит и собрался уйти.

— Вы так боитесь, что я могу оказаться права, доктор? — спросила Флоренс.

Он оценивающе посмотрел на нее и только потом кивнул.

— Ладно. Мы спустимся вместе с вами. Однако я не в состоянии копать, если вы этого от меня хотите.

— Мы с Беном справимся, — сказала Флоренс.

Эдит взглянула на Фишера. Он стоял у ножки кровати и без всякого выражения смотрел на Флоренс. И вдруг она ощутила, как по спине побежали мурашки.

Неужели в погребе действительно что-то есть?

* * *

7 ч. 29 мин.

Фишер загнал лом в щель и с усилием выломал еще кусок затвердевшего раствора. Ему потребовалось больше двадцати минут, чтобы продолбить отверстие размером с кулак. Его штаны и кроссовки запылились, руки тоже покрывал слой пыли. Пыль забилась в ноздри, и он чихнул. Отвернувшись, Фишер вытащил носовой платок и высморкался, потом взглянул на Флоренс, которая с тревогой в глазах следила за ним. Она выдавила улыбку.

— Я знаю, что это тяжело.

Фишер кивнул и тяжело вздохнул. Он чуть было не чихнул снова, но сдержался и, подняв лом, загнал его в расщелину. Когда он стал выковыривать новый кусок кирпича, лом соскользнул, и Фишер, потеряв равновесие, врезался в стену.

— Черт! — пробормотал он сквозь зубы и, выпрямившись, снова загнал орудие в пролом в стене.

По полу покатился еще один кусок кирпича, и Фишер взглянул на Флоренс.

— Это может занять весь день.

— Знаю, это тяжело, — снова сказала она.

Фишер разогнулся.

— Дайте и мне немного поработать, — предложила Флоренс, но он покачал головой и снова взялся за лом.

— Прежде чем продолжить... — начал Барретт.

Фишер обернулся.

— Поскольку это явно займет много времени, — продолжал Барретт, обращаясь к Флоренс, — не возражаете, если я поднимусь наверх и дам отдохнуть ноге? Она побаливает.

— Да, конечно, — ответила она. — Когда найдем его, мы вас позовем.

— Отлично.

Взяв под руку Эдит, он повернулся к двери. Флоренс переглянулась с Фишером, и тот снова взялся за лом.

Он уже хотел нанести удар, когда увидел.

— Погодите.

Барретт и Эдит оглянулись, а он достал фонарик и посветил в отверстие.

— Что это? — не смогла сдержать нетерпения Флоренс.

Фишер присмотрелся сквозь пыль. Он подул в дыру и, снова посветив туда фонариком, ответил:

— Похоже на веревку.

Флоренс подошла поближе, и Фишер передал фонарик ей.

— Светите туда.

Она кивнула, а Фишер засунул руку и, ухватившись за пыльную веревку, потянул, но она не поддавалась. Он потянул снова и ощутил, что веревка двинулась, но снова втянулась, когда он отпустил.

— Похоже, на другом конце груз, — сказал Фишер.

Флоренс затаила дыхание.

— Противовес.

Фишер схватил лом и начал колотить по краям дыры, расширяя ее, как только мог. Через минуту усиленной работы он бросил лом и, прежде чем затих звон эха, засунул обе руки в дыру и потянул за веревку. Но сопротивление было слишком сильным. Он собрал все силы и потянул снова, упершись лбом в стену, закрыв глаза и сжав зубы. «Давай тянись, зараза, тянись», — повторял он про себя.

Вдруг веревка поддалась, и его правая рука ударилась об острый край кирпича. Фишер отдернул ее и стал осматривать, но в этот момент в стене раздался грохот. Он в тревоге взглянул на стену.

Часть стены медленно поползла вправо, и Фишер собрался с духом, готовясь к тому, что они сейчас увидят — или не увидят. Он чувствовал напряжение стоявшей рядом Флоренс, пока стена со скрипом и сотрясениями отползала.

Эдит издала приглушенный возглас и отвернулась. Губы Фишера сложились в гримасу. Ему показалось странным, что Флоренс вздохнула как будто с облегчением.

В узком пространстве к стене были прикованы мумифицированные останки какого-то человека.

— Тени Эдгара По, — пробормотал Барретт.

— Я же говорила, что он здесь, — сказала Флоренс.

Фишер уставился на серое, как пергамент, лицо мертвеца. Его глаза напоминали темные затвердевшие ягоды, губы запали и застыли в беззвучном крике. Очевидно, он был замурован еще живым.

— Ну что, доктор? — спросила Флоренс.

Барретт в замешательстве вздохнул.

— Что? — сказал он. — Я вижу мумию. Откуда вы знаете, что это Дэниэл Беласко?

— Знаю, — ответила она.

— И никаких сомнений? Ни малейших?

— Да.

Ей как будто самой не верилось.

Барретт улыбнулся.

— Я думаю, требуется больше доказательств.

Флоренс посмотрела на него.

— Вы правы, — резко проговорила она и, повернувшись к дыре, протянула руку к левой руке прикованной фигуры. Фишер увидел, как она сняла кольцо. — Вот. — Флоренс протянула кольцо Барретту.

Тот поколебался, прежде чем взять его. Фишер взглянул на Эдит. Она с опаской смотрела на мужа. Он перевел взгляд на Барретта. Физик с деланной улыбкой на губах вернул кольцо назад.

— Очень хорошо, — сказал он.

— Теперь вы мне верите?

— Я подумаю над этим.

— Подумаете? — Флоренс уставилась на него. — Вы хотите сказать, что...

— Я ничего не хочу сказать, — перебил ее Барретт. — Я лишь говорю, что нужно время, чтобы переварить эту информацию и интерпретировать ее. Однако не советую вам считать, что один труп с кольцом может перевернуть научные убеждения, сформированные за всю жизнь.

— Доктор, я не пытаюсь перевернуть ваши убеждения. Я прошу лишь о совместной работе. Как вы не поймете, что мы оба можем быть правы?

Барретт покачал головой.

— Простите, нет. Этого я не могу понять и никогда не пойму. — Он резко повернулся и похромал в коридор. — Дорогая, — позвал он.

Эдит все еще смотрела на Флоренс. Потом повернулась и поспешила за мужем. Фишер взял у Флоренс кольцо. Оно было золотое с овальной печаткой.

На овале, словно выведенные на свитке, виднелись инициалы: «Д. Б.».

* * *

8 ч. 16 мин.

Они завтракали в молчании уже почти двадцать минут. Барретт отодвинул свою тарелку и поставил перед собой чашку кофе. Он смотрел через стол на индикатор ЭМИ. Получилось неловко, что пришлось есть за тем же столом, на котором расставлено оборудование. Но тут уж ничего не поделаешь: в обеденном зале полный бедлам.

Барретт взглянул на Эдит. Она сидела неподвижно, обхватив обеими руками чашку с кофе, словно согревая пальцы, и напоминала испуганного ребенка.

Он отбросил мысли о проблеме.

— Эдит!

Она взглянула на него, и Барретт улыбнулся.

— Тебя что-то беспокоит?

— А тебя нет?

Он покачал головой.

— Ничуть. Ты думаешь, потому я молчу?

Эдит как будто поколебалась, словно опасаясь задать вопросы, на которые он не сможет ответить.

— Ведь фигура была, — тихо сказала она.

— И весьма отвратительная.

Эдит смущенно посмотрела на него.

— Однако не обязательно это была та фигура, — продолжил он.

— Но кольцо!

— "Д. Б." не обязательно означает «Дэниэл Беласко».

Ее это как будто не убедило.

— Буквы могут означать «Дэвид Барт» или «Дональд Баскомб». — Он улыбнулся. — Или «Доктор Барретт».

— Но...

— А с другой стороны, это действительно может быть Дэниэл Беласко — если предположить, что такой человек вообще существовал.

— Но разве это не подтверждает ее рассказ?

— Как будто подтверждает.

— Тогда я не понимаю.

— Важно не само свидетельство или то, что оно подтверждает, а кто нашел это свидетельство.

Эдит по-прежнему смотрела озадаченно. Барретт улыбнулся.

— Дорогая, мисс Таннер — весьма способный экстрасенс. И добавь к этому остаточные мощные силы в этом доме, к которым она, как медиум, имеет доступ. Результат — насыщенная парапсихическая ситуация, в которой она способна создавать любые эффекты для обоснования своих взглядов. Это мисс Таннер устроила направленный против меня «полтергейст» вчера вечером, а потом заявила, что его источник — Дэниэл Беласко. Затем появляется «знание» о его трупе и «обнаружение» его сегодня утром в подтверждение ее версии. То, что это могут быть действительно останки Дэниэла Беласко, не имеет существенного значения. Главное — мисс Таннер манипулирует своей энергией и энергией дома, чтобы выстроить доказательства в свою пользу.

Эдит с беспокойством посмотрела на него. Барретт понимал, что ей хочется верить ему, но случившееся все еще удерживает ее.

— А как же тогда следы зубов? — сказал он.

Она вздрогнула.

— Ты ведь подумала об этом, верно?

Эдит едва заметно улыбнулась.

— Ты, наверное, тоже экстрасенс.

Барретт усмехнулся.

— Вовсе нет. Это единственный пункт, насчет которого у тебя остаются сомнения.

— Разве это не доказательство?

— Для нее — да.

— Но ведь зубы были.

— Казалось, что были.

— Лайонел... — Казалось, Эдит в замешательстве. — Ты хочешь сказать, что это были не следы зубов?

— Следы действительно могли быть. Я лишь говорю, что, скорее всего, они были оставлены не Дэниэлом Беласко.

Эдит состроила гримасу.

— Что же, она сама себя укусила?

— Возможно, не впрямую, хотя я не могу исключить и этой возможности. Впрочем, более вероятно, они подпадают под категорию стигматов.

Эдит лишь молча покачала головой, не находя слов.

— Случались и более странные вещи. — Барретт поколебался, но продолжил: — Я никогда не рассказывал тебе, что случилось с Мартином Ратером. Если припомнишь, я лишь говорил, что на одном сеансе он получил травму. А случилось вот что: ему чуть было не отсекло детородный орган. Он сделал это сам в момент истерии. Однако до сих пор пребывает в убеждении, что его пытались кастрировать «потусторонние силы». — Он угрюмо улыбнулся. — Не сравнить с несколькими небольшими укусами на женской груди — хотя, не сомневаюсь, она действительно испытала сильную боль.

— Но ты, — Эдит сделала слабый неопределенный жест, — не веришь ни во что такое.

— Ни во что.

Она вздохнула, словно сдаваясь.

— Тогда что же происходит?

— Что должно произойти — сегодня утром должен прибыть мой аппарат, и к завтрашнему дню я закончу, если можно так выразиться, курс лечения Адского дома чисто научными средствами.

Они оглянулись, заслышав шаги: в зал вошел Фишер, облаченный в свой обычный бушлат, но на сей раз заляпанный грязью. Ничего не сказав, он сел за стол, налил себе кофе и закурил.

— Делосделано? — спросил Барретт с еле уловимой насмешкой в голосе.

Фишер посмотрел на него, потом поднял серебряную крышку с блюда с ветчиной и яйцами, осмотрел содержимое и положил крышку на место.

— А мисс Таннер что, не завтракает? — поинтересовался Барретт.

Фишер покачал головой и отхлебнул кофе. Барретт наблюдал за ним. Этого человека явно что-то тяготило. Он никогда серьезно не задумывался об этом, но ведь Фишеру, для того чтобы вернуться в этот дом после всего случившегося, наверняка потребовалось огромное усилие воли.

— Мистер Фишер, — окликнул его Барретт.

Тот поднял глаза.

— Вчера вечером я не ответил мисс Таннер, потому что испытывал боль и... Ну, говоря честно, и злился на нее. Но думаю, она была права, когда предложила вам уехать.

Фишер холодно посмотрел на него.

— Пожалуйста, не сочтите это обидным. Я просто думаю, что для вашего же блага вам было бы разумно уехать.

Фишер горько улыбнулся.

— Спасибо.

Барретт положил на стол салфетку.

— Что ж, я выразил свое мнение. Разумеется, решать вам. — Он вынул из кармана часы и поднял крышку. Засунув их обратно, он заметил, что Эдит не смотрит на Фишера. — Может быть, следовало бы отнести мисс Таннер что-нибудь поесть.

— Сейчас она хочет побыть одна, — сказал Фишер.

Барретт кивнул и встал, вздрогнув, когда оперся на обожженную ногу.

— Дорогая, — позвал он.

Эдит кивнула и со слабой улыбкой тоже встала.

— Сегодня он, кажется, как-то особенно напряжен, — заметил Барретт, идя через зал.

— М-м-м.

Он посмотрел на нее.

— И ты тоже.

— Это все дом.

— Конечно. — Барретт улыбнулся. — Подождем до завтра. Ты увидишь, как все переменится.

Раздался стук в дверь, и он с веселой улыбкой оглянулся.

— А вот и мой аппарат.

* * *

8 ч. 31 мин.

«И вот это разбитое тело избавилось от духа, который уже никогда не вернется в него. Это тело выполнило свое предназначение и больше не может служить своей цели. Земля земле, прах праху, пыль пыли. Аминь».

Она уже трижды произнесла слова заупокойной молитвы — первый раз, когда Фишер положил тело Дэниэла Беласко для упокоения, и еще два раза, вернувшись к себе в комнату. Теперь его душа сможет обрести покой.

Снаружи стоял злой мороз, земля затвердела, как железо, и Фишеру пришлось отказаться от попыток вырыть яму. Они обследовали область вокруг дома и, найдя углубление в земле, положили тело туда и завалили листьями и камнями. Потом Флоренс прочла заупокойную молитву, и вдвоем они постояли у этого подобия могилы, склонив голову и закрыв глаза.

Флоренс улыбнулась. Она позаботилась, чтобы Дэниэла как можно скорее похоронили подобающим образом. Теперь важно, чтобы он покинул этот дом.

Она вынула из кармана джемпера кольцо Дэниэла и, сжав пальцами, подержала его на ладони.

Тут же возникли образы. Она увидела его: черноволосый, красивый, с властными манерами, однако под внешним высокомерием беззащитный, как ребенок. Она увидела, как он смеется за столом в обеденном зале, потом кружится в вальсе с красивой молодой женщиной. И в его улыбке она могла разглядеть лишь нежность.

Видение померкло, сменившись новым. Дэниэл в театре смотрит представление, его лицо напряжено, глаза блестят. Флоренс напряглась. Это не то, чего он хочет, но он молод и впечатлителен. Все растлевающее доступно. Она увидела, как он, качаясь, идет по коридору под руку с пьяной женщиной. Увидела его в этой самой комнате, как он, невзирая ни на что, пытается найти смысл красоты в половом акте.

Разложение усугублялось. Пьянство. Безысходность. Недолгий побег, потом бессильное возвращение в Адский дом, чтобы уже никогда отсюда не вырваться. Флоренс поморщилась. Она увидела его в большом зале, как он голый сидит за огромным круглым столом и жадно взирает на происходящее вокруг. Увидела, как он загоняет в руку иглу, как он изливает половое влечение, и от этого затрепетала в темноте. И все же всегда за маской — лицом, сотворенным Адским домом, — скрывался мальчик, желающий убежать, но не способный это сделать, жаждущий любви, но находящий только разнузданный разврат.

Она затаила дыхание, увидев, как он подходит к отцу. Лица Эмерика Беласко было не рассмотреть, его фигура стояла в тени, огромная, угрожающая. Флоренс зашевелила губами в молитве, крепко сжав в руке кольцо. Тени начали сжиматься, и через мгновение она увидела его. Что-то холодное начало наполнять ее грудь, и видение поблекло. Флоренс застонала. Нельзя терять его! Усилием воли она погрузилась глубже. Если бы только рассмотреть его отца, понять его. На лбу ее выступил пот. Она ощутила, как в животе зашевелилась змея, холодная и мокрая.

— Нет, — прошептала Флоренс. Нельзя сдаваться. Здесь кроется смысл, какой-то ответ.

Она закричала, когда тело сотряслось от неистового удара. Рука разжалась, и кольцо выскользнуло. Послышался звук, как будто оно упало на ковер, где-то далеко внизу. Флоренс ощутила, будто лежит в какой-то огромной пещере, раненая. Она не ощущала стен и потолка — во всех направлениях была лишь тьма и пустота; попыталась открыть глаза, но не смогла. На сознание, заслоняя все, медленными струйками наползла чернота. "Темные силы, — подумала Флоренс. — Боже милостивый, темные силы". Она начала сползать по стене в огромную яму, в темноту, чернее которой не видела. Она попыталась остановиться, но не смогла. Ощущение было совершенно реальным — ее тело скользило все глубже и глубже, стены ямы были липкие и не давали упасть, но не позволяли остановить неумолимое движение вниз, в темноту. Ожидавшая ее темнота имела характер, личность. «Это он, — подумала Флоренс. — Он ждет меня».

"О Боже, он ждет меня!"

Она боролась с этим, молясь своим наставникам, своим духовным врачам, всем тем, кто помогал ей в прошлом. «Удержите меня от падения, — умоляла она их, — возьмите за руку и поднимите наверх. Прошу об этом именем нашего вечного Бога. Помогите мне, помогите!»

И вдруг она оказалась в комнате, яма и пещера исчезли. Она спала и в то же время не спала. Понимала, что лежит на кровати без сознания, и в то же время понимала, что пребывает в сознании. Слышала, как открывается и закрывается дверь. Дверь в ее комнату или какая-то воображаемая дверь? Она лишь знала, что глаза ее крепко зажмурены и что она спит и в то же время не спит. И вдруг услышала приближающиеся шаги.

А потом увидела фигуру. С закрытыми глазами Флоренс видела, как она приближается, подобно вырезанному из черной бумаги силуэту. Или ей это чудится? Фигура в самом деле в комнате или в ее воображении?

Она подошла к кровати и села; Флоренс видела, как под ней прогнулся матрац. И вдруг поняла, что это Дэниэл, и у нее вырвался стон. Реальный стон, исходящий с ее губ, или мысленный звук, выражающий ее потрясение? Это не может быть он. Он упокоился. Они с Фишером положили тело в освященную могилу. Он не может вернуться, это невозможно. Во сне — наяву — она видела, как он сидит рядом с ней на кровати, фигура в черном. И смотрит на нее? Есть ли глаза на этой черной голове?

— Это ты? — спросила Флоренс и услышала свой голос, но не могла определить, мысленный он или реальный.

— Да.

— Почему? — спросила или подумала она. — Ты должен уйти.

— Я не могу.

Она попыталась проснуться, не в силах выносить эту неопределенность частичного сознания.

— Ты должен уйти. Тебе дано освобождение.

— Это не то освобождение, которого я ищу.

— А какое же тебе нужно?

Она еще реальнее ощутила борьбу за свое пробуждение. Нужно вырваться, пока не поздно.

— Ты знаешь какое, — сказал он.

И вдруг она поняла, и это понимание холодным ветром пронеслось в ее сердце.

— Ты должен уйти, — сказала Флоренс.

— Ты знаешь, что я должен сделать, — ответил он.

— Нет.

— Мне нужно это, иначе я не смогу уйти.

— Нет! — крикнула она и подумала: «Проснуться!»

— Тогда мне придется убить тебя, Флоренс, — проговорил Дэниэл.

Ледяные руки сжали ей горло. Она закричала во сне, вцепилась в эти руки и вдруг проснулась. Руки исчезли. Флоренс стала вставать и вдруг потрясенно застыла с неистово колотящимся сердцем.

Рядом с кроватью слышался ужасный, жуткий звук, полуживотный-получеловеческий, то ли вой, то ли плач. Она не могла пошевельнуться. Что это? Очень медленно Флоренс перевела глаза. Дверь в ванную была приоткрыта, и в комнату проникало слабое освещение.

Кошка.

Флоренс увидела, что кошка уставилась на нее. Кошачьи глаза горели безумием, а из горла исходили неестественные вибрирующие звуки. Флоренс попыталась поднять руку.

— Именем Господа, — прошептала она.

С диким воем кошка бросилась ей в лицо. Флоренс отшатнулась, размахивая перед собой руками. Кошка стала терзать ее, острые когти глубоко вонзились в руки. Флоренс закричала, ощутив, как в голову впиваются зубы. Она попыталась стряхнуть страшную тварь, но не могла, та прижалась к лицу, забив своим горячим мехом рот и глаза. Зубы проникли глубже, передние лапы царапали руки, а в горле продолжал клокотать хриплый, безумный звук. Флоренс вырвала левую руку и запустила пальцы в шерсть, пытаясь оттянуть кошачью голову от лица. Зубы немного разжались. И вдруг голова кошки неистово метнулась к ее горлу. Флоренс загородилась правой рукой, и кошачьи зубы снова вонзились в ее плоть. Она закричала от боли и попыталась оторвать кошачью голову от руки. Кошка начала царапаться задними лапами. Флоренс схватила ее за горло и сдавила. Та издала булькающий звук и стала сучить задними лапами, царапая ей грудь и живот сквозь джемпер. И вдруг зубы разжались... Флоренс швырнула зверя на пол.

Она быстро села, переводя дыхание. В тусклом свете из ванной она видела, как кошка перевернулась и встала на лапы. Соскочив с кровати, Флоренс бросилась в ванную. Кошка метнулась к ее ногам и вонзила зубы и когти ей в икры. Флоренс закричала и чуть не упала. Стараясь удержать равновесие, она опрокинулась на испанский стол и рукой ударилась о телефон. Схватив трубку, Флоренс замахнулась ею на кошку. Но первый удар пришелся по собственному колену. Рыдая, она замахнулась снова и ударила кошку по голове, а потом еще и еще, пока наконец зубы не разжались. Пинком отшвырнув обезумевшую тварь, Флоренс повернулась и бросилась в ванную. Кошка, скребя когтями пол, метнулась следом. Прошмыгнув в дверь, Флоренс захлопнула ее за собой и прислонилась к ней спиной. Было слышно, как кошка бьется снаружи, а потом эта тварь начала царапать дерево когтями.

Шатаясь, Флоренс добралась до раковины и, посмотрев в зеркало на свое отражение, потрясенно вскрикнула: на лбу виднелись две глубокие раны, и из них сочилась кровь. Рванув на себе джемпер, она стянула его через голову и застонала, увидев, что грудь и живот исполосованы кровоточащими ранами, а разорванный лифчик покрыт пятнами крови.

Она посмотрела на свои руки и сморщилась: их покрывали глубокие следы кошачьих зубов. Флоренс пустила холодную воду и, сняв с вешалки махровую мочалку, подержала ее под краном, пока та не промокла, а потом стала прикладывать к царапинам и укусам. Закусив нижнюю губу, она заплакала, и горячие слезы затуманили ее взор.

Промывая раны, Флоренс слышала, как за дверью продолжает скрестись кошка, издавая горлом страшные звуки.

* * *

9 ч. 14 мин.

— Большой, — сказала Эдит.

Барретт хмыкнул, выдирая конец доски с той стороны контейнера, где была надпись «ПЕРЕД». Его движения были нервными и торопливыми.

— Смотри не переусердствуй.

Он кивнул, налегая на другой конец доски. Эдит уже много лет не видела его таким взволнованным.

— Могу я тебе помочь?

Барретт покачал головой.

Эдит с беспокойством смотрела, как он, наклонившись в своем кресле, отдирает доски. Несколько досок треснули, и Лайонел левой рукой вытаскивал щепки и бросал их на пол.

— Хорошо они все упаковали, — пробормотал он, и Эдит не поняла, доволен он этим или раздражен.

Контейнер занимал площадь восемь на десять футов, а в высоту был на фут выше Барретта. «Что же там внутри? — подумала Эдит. — Конечно, его аппарат, но как он будет изгонять из дома темные силы?»

— Проклятье!

Эдит дернулась, когда Барретт выругался и уронил лом, зашипев от боли и схватившись за перевязанный большой палец.

— Лайонел, пожалуйста, поосторожнее.

— Ладно, ладно, — нетерпеливо сказал он и, снова взяв лом, вернулся к контейнеру.

— Почему ты не попросишь Фишера помочь?

— Сам справлюсь, — проворчал муж.

Эдит заволновалась, когда он вставил лом в щель меж двух досок и начал отдирать одну.

— Лайонел, полегче. У тебя такой вид, будто ты готов растерзать этот контейнер зубами.

Барретт остановился и взглянул на нее, его грудь тяжело вздымалась, на лбу выступил пот.

— Это просто — ну, кульминация всех лет моей работы в парапсихологии, — сказал он. — Можешь понять мои чувства.

— А ты можешь понять мою озабоченность.

Он кивнул.

— Я сдержусь. Полагаю, после двадцати лет я могу подождать еще несколько минут.

Эдит с облегчением откинулась на спинку кресла. Может быть, если отвлекать его разговорами, он не переутомится.

— Лайонел!

— Что?

— Нам нужно заявить о том трупе в полицию.

— Заявим, когда неделя закончится, — ответил он.

Эдит кивнула и задумалась, что еще сказать.

— А Фишер в самом деле был выдающимся медиумом? — спросила она, сама не зная, почему в голову пришел этот вопрос.

— В свое время все признавали, что он не уступает Хоуму и Палладино.

— А что он сделал?

— О! — Барретт отодрал еще одну доску с передней стороны контейнера и отставил ее в сторону, открыв ряд застекленных циферблатов. — Как обычно: левитация, потусторонние голоса, биологические явления, отпечатки, сотрясения, материализация — все такое. На одном сеансе стол весом почти в сто фунтов при полном освещении поднялся к самому потолку вместе с ним, и шесть человек не могли опустить его вниз.

Потом, когда в проверочной комнате погасили свет — но при полном контроле, — через комнату проплыли семь полностью сформированных лиц. На одного из проверяющих — доктора Уэллса, знаменитого гарвардского химика, — одно лицо дунуло, а другое пыталось его поцеловать. Дотого вечера он, по-моему, довольно скептически относился ко всему этому.

— А что еще? — подтолкнула мужа Эдит, когда он снова замолк.

— О... по проверочной комнате прошла темная тень с очертаниями человека, и от ее шагов сотрясалось все помещение. Вокруг стола, как необычно крупные бабочки, запорхали зеленые фосфоресцентные огни и сели в волосы одному участнику сеанса. У потолка проплыла мандолина, играя «My Bonny is over the Ocean». Профессор Малвани из Питтсбургской парапсихологической ассоциации минут десять держал полностью материализованную руку и описывал ее кости, кожу, волосы, ногти и теплоту. А потом менее чем за секунду она растворилась в воздухе.

Date: 2015-12-12; view: 344; Нарушение авторских прав