Илья Муромец сталинского кино

(Борис Андреев)

Этот актёр долгие годы олицетворял на экране сильных и мужественных русских мужиков, которым не страшны никакие напасти и преграды. Один мощный голос этого актёра заставлял дрожать его оппонентов, а женщин приводил чуть ли не в полуобморочное состояние. Более полувека он царствовал на экране, а когда ушёл, все поняли: такого громоподобного богатыря отечественное кино долго не получит.

Борис Андреев родился 9 февраля 1915 года в Саратове, в рабочей семье. Когда мальчику было пять лет, семья переехала в небольшой приволжский городок Аткарск, где и прошли детские и юношеские годы нашего героя. Здесь он закончил семь классов средней школы и отправился в Саратов с твёрдым желанием поступить в сельскохозяйственный техникум. Саратов поразил его грандиозной стройкой Волжского комбайнового завода и встречей с его молодыми строителями. Они‑то и посоветовали пареньку поступать к ним на завод. Так Андреев и сделал.

Он окончил краткосрочные курсы и получил специальность слесаря‑электромонтёра. В свободное от работы время молодые рабочие с удовольствием играли в заводском драмкружке, которым руководил режиссёр Саратовского драматического театра Иван Артемьевич Слонов. В один из дней 1931 года на репетицию заводского драмкружка пришёл и Б. Андреев. Ему так понравилась репетиция, что он стал приходить туда снова и снова. После нескольких посещений юного Андреева заметил сам И. Слонов и предложил ему участвовать в репетициях. Отказа не последовало. Так Б. Андреев стал участником заводского драмкружка.

Видимо, успехи нашего героя в драмкружке были настолько серьёзны, что в 1933 году И. Слонов предложил Андрееву поступать в Саратовский театральный техникум. «А как же завод? – удивился Андреев. – Мне не хочется его бросать». – «А ты попробуй учиться без отрыва от производства», – посоветовал ему тогда режиссёр. И Андреев последовал этому совету.

Однако работа на заводе и одновременно учёба в техникуме отнимали у Андреева массу времени и, главное, физических сил. Порой ему казалось, что он бросит учёбу, – так тяжело ему было. Видя это, руководство завода пошло ему навстречу: Андреева перестали использовать на ночных работах, несколько снизили объём дневных работ. А на четвёртом году обучения Андреева и вовсе освободили от работы и стали выплачивать стипендию из фондов предприятия. Всё это позволило ему с честью пройти весь курс обучения и в 1937 году окончить техникум. Как вспоминал впоследствии сам актёр, «на всю жизнь останется в моей памяти день, когда я пришёл после защиты диплома в родной цех завода. Вместо обычной замасленной спецовки я явился в белой накрахмаленной рубашке, впервые надел галстук. Торчащие вихры были старательно приглажены… Кругом весёлые, радостные лица, все поздравляли меня с окончанием. Общее настроение выразил старый слесарь Королёв, который заявил, что завод наряду с 1738 комбайнами выпустил в этом году и одного актёра. „Желаем тебе успеха в твоей новой работе, – обратился он ко мне. – Иди, выступай, покажи, на что способен рабочий при советской власти“».

В том же году Андреев поступил в Саратовский драматический театр имени К. Маркса. Однако сыграть в нём что‑нибудь значительное молодому актёру было не суждено – вскоре его увлекло кино. Первое знакомство с кино не принесло Андрееву большого удовлетворения. Позднее он так вспоминал об этом:

«Первая моя попытка сняться в кино окончилась позорным провалом. В конце 30‑х годов меня, молодого артиста Саратовского театра, пригласил сниматься Александр Петрович Довженко. Второй режиссёр фильма „Щорс“, Лазарь Бодик, увидев меня на сцене, сказал, что мой типаж подходит на роль Петра Чижа, молодого красноармейца, того самого, который уводит со свадьбы чужую невесту… Что же, если типаж подходит, буду сниматься, решил я. У нас на Волге тоже жили украинцы, и мне казалось, что создать характер украинского хлопца не так уж сложно.

Мне предстояло выучить за ночь длинный монолог, а утром прочитать его на съёмочной площадке. Учил я монолог не очень старательно. Не знаю, как Довженко дослушал меня до конца. Он сидел на стуле ссутулившись, опустив руки, и даже не взглянул на меня. По‑моему, „снимали“ меня без плёнки. Кое‑как дочитал я до конца и скрылся поскорее с глаз долой, растворился среди декораций, но выйти из павильона не смог – заблудился. Александр Петрович решил, что я ушёл, и сказал сердито: „Бодик, кого вы поставили перед мои очи!“ И я понял, что этой роли мне не видать.

И всё‑таки я сыграл в фильме „Щорс“ крохотный эпизод, который не значится ни в одном справочнике. Молодой красноармеец говорил: „Прощайте, тату“, – и уходил из дома на борьбу с врагом. Этим красноармейцем был я…»

Между тем после столь бесславного общения с кинематографом Андреев вернулся в Саратов, твёрдо уверенный в том, что путь в кино для него отныне закрыт навсегда. Но дальнейшие события показали, что он ошибался. В самом начале 1938 года, во время гастролей Саратовского театра в Москве, Андреев вновь попал в поле зрения кинематографистов.

В один из гастрольных дней Андреев оказался на студии «Мосфильм». В то время там запускался с новым фильмом «Трактористы» режиссёр Иван Пырьев, который активно искал исполнителей главных ролей. Именно на эти пробы и попал Андреев. Вот его собственный рассказ:

«Первая встреча с известным кинорежиссёром разочаровала. Мои представления о внешнем облике людей этой профессии складывались по киножурналам 25‑го года, которые я как‑то купил на саратовском базаре. Вместо ожидаемой импозантной фигуры в гольфах, крагах, клетчатом пиджаке и неимоверных размеров кепи я увидел мужика выше среднего роста, подчёркнуто небрежного в одежде. Сейчас я понимаю, что тут была скорее своеобразная бравада, рассчитанная на определённый эффект, но в молодости всё принималось за чистую монету.

…Итак, я в первый раз увидел Ивана Пырьева. Кепка с выпирающего затылка была сдвинута на серые глаза, которые беспокойно, внимательно и недоверчиво ощупывали меня из‑под козырька…

– Ну‑ка, повернись, – сказал он голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

Я повернулся.

– Пройдись!..

Я лениво зашагал по кругу.

– А ну, бегом!.. – сказал он очень сурово, и в голосе зазвучала сталь закрученной пружины.

Я посмотрел на своего мучителя глазами затравленного волка.

– Подходяще, – сказал Пырьев. – Не протестую, будем пробовать на Назара Думу.

– А ведь я приглашал его на Клима Ярко, – прозвучала запоздалая реплика ассистента режиссёра.

Слегка побледнев и набрав полную грудь воздуха, Пырьев произнёс монолог, исполненный трагического пафоса. Я не помню дословно всего сказанного тогда Иваном Александровичем, но сказал он примерно следующее:

– Это какому же кретину могло прийти в голову пригласить такую шалопутную человеческую особь на роль Клима Ярко, на роль героя‑любовника?!

И он злобно впился в меня глазами, отчего мне стало совсем неловко.

– Клим Ярко – урождённый Крючков с Красной Пресни! А вот Назар Дума теперь будет Андреев с Волги!.. Он же рождён для того, чтобы прийти в искусство и уйти из него Назаром Думою!..»

В августе 1939 года фильм «Трактористы» вышел на экраны страны и имел грандиозный успех у зрителей. Он стал безусловным фаворитом тогдашнего проката. Все актёры, занятые в главных ролях (Марина Ладынина, Николай Крючков, Пётр Алейников и Борис Андреев), мгновенно стали популярными людьми на всю огромную страну.

Во время съёмок «Трактористов» Андреев встретился и на всю жизнь подружился со своим ровесником Петром Алейниковым (тот был всего на полгода старше его). Б. Андреев скажет позднее: «С ним я чувствовал себя вдвое сильнее, я у него силы черпал». Многие знавшие их так и говорили: «Это друзья – не разлей вода». Даже свою будущую жену – Галину Васильевну – Андреев нашёл не без помощи Алейникова. Последний так описывает этот случай:

«Ехали мы как‑то, тогда молодые, в Киеве в троллейбусе. Заговорили о женитьбе. Я ему говорю, какая дура за тебя пойдёт, за такую глыбу, за лаптя деревенского? Посмотри на себя в зеркало! А он мне: „А вот женюсь назло тебе на первой же девушке, которая войдёт в троллейбус“. И вдруг на остановке вваливается молодёжь, и среди этой толпы – симпатичная такая девушка. Андреев познакомился с ней, напросился провожать. И вот уже столько лет живут душа в душу».

Отмечу, что женитьба далась Андрееву не так легко, как может показаться. Дело в том, что отцом девушки оказался комиссар милиции, который уже был наслышан о некоторых пьяных выходках молодого артиста. Поэтому, когда он узнал о том, кто ходит в женихах его дочери, ответ его был резким: «За этого пропойцу замуж не пойдёшь!» И всё же впоследствии Андрееву удалось уломать родителей невесты, и свадьба состоялась.

О неразлучной паре Андреев–Алейников в те годы ходила масса всевозможных историй, многие из которых, даже несмотря на свою неправдоподобность, были правдой. Вот, например, одна из них, которая относится к маю 1939 года, когда друзья снимались в фильме режиссёра Эдуарда Пенцлина «Истребители». У обоих там были маленькие эпизодические роли, почти бессловесные (в 1940 году, когда фильм вышел на экраны, он занял в прокате 1‑е место, собрав 27,1 млн. зрителей). Однако, когда артисты приехали в Киев, в гостинице им почему‑то не нашлось места. С горя друзья отправились в ресторан. Далее рассказывает О. Хомяков:

«Поужинали в ресторане, идут вечером по Крещатику. До гостиницы ещё топать и топать, а горилка сделала своё дело: сморила. Вдруг Андреев видит – стоит кровать. Заправлена. На подушках украинская вышивка, на стуле рядом – рушник, тоже расшитый. Пригляделся. Около кровати – диван. А погода тёплая, майская. Ну на чёрта им гостиница, если всё это не мираж, не пьяная фантазия? „Петя, была команда: отбой!“ И – к кровати. Кто‑то (а может, показалось?) треснул его по лбу, что‑то зазвенело… Короче, то был не мираж, а витрина мебельного магазина. Откуда их вскорости извлекли, едва растолкав, милиционеры… Доспали оба в отделении, в КПЗ. Утром молоденький лейтенант садится за протокол. „Вынужден, – извиняется перед Андреевым, – составить“. Тот ему: „Не составишь“. Лейтенант: „Вынужден, товарищ Андреев. Я вас лично очень уважаю, но…“ – „А я говорю: не составишь“. С этими словами Андреев (зная, что они на спирту) выпивает из пузырька чернила! Во‑первых, опохмелился. Во‑вторых, как следовало ожидать, второго пузырька не имеется. Протокол писать нечем. Немая сцена… Тут раздаётся треск мотоцикла; прибыл начальник отделения со своей семьёй – в люльке, на сиденье. Он в Савку из „Трактористов“ влюблён без памяти. Начались знакомства, объятия, фото на память: с семьёй, с сослуживцами… О мебельном магазине было забыто. Ну разбили витрину, ну вздремнули на кровати, на диване… С кем не бывает?..»

Следующим фильмом, закрепившим успех Андреева и Алейникова у зрителей, стала картина Леонида Лукова «Большая жизнь» (1‑я серия). Андреев сыграл в нём роль стахановца Балуна, а Алейников роль его друга Вани Курского. В 1940 году этот фильм занял 6‑е место в прокате, собрав в кинотеатрах 18,6 млн. зрителей.

Начало Великой Отечественной войны Андреев встретил в Москве. Причём окончания её он мог и не дождаться из‑за истории, которая приключилась с ним в июле 41‑го. Однажды он зашёл в ресторан гостиницы «Москва» и оказался за одним столиком с двумя мужчинами. Один из них, судя по всему, был какой‑то начальник, другой – его подчинённый. Однако артист не знал, какое ведомство они представляют. К концу вечера, когда было выпито уже изрядное количество спиртного, между Андреевым и начальником разгорелся какой‑то спор. Сначала он шёл на повышенных тонах, но затем актёр не сдержался, вскочил на ноги и со всей силы врезал своему оппоненту кулаком в лицо. А кулак у Андреева был размером чуть меньше арбуза. Начальник так и рухнул на пол. Следом за ним свалился и его подчинённый, попытавшийся было осадить артиста.

Как оказалось, пострадавшие были работниками НКВД, а именно: один был генералом, а другой – его адъютантом. Поэтому 26 июля 1941 года Андреева арестовали. Ему вменили в вину «контрреволюционную агитацию и высказывание террористических намерений» и приговорили… к расстрелу. Однако в дело вмешался случай. Один из выносивших приговор прекрасно знал о том, что Андреев является любимым артистом самого Сталина. Вот он и решил подстраховаться: доложил вождю о том, какая история произошла с Андреевым. Думал, видно, пусть Сталин решит, как быть в такой ситуации. И Сталин разрешил ситуацию как нельзя более справедливо.

– Пускай этот актёр ещё погуляет, – сказал «вождь всех времён и народов».

Осенью того же года «Мосфильм» эвакуировали в Среднюю Азию. А через несколько месяцев на Ташкентской киностудии режиссёр Леонид Луков приступил к съёмкам фильма «Два бойца» по повести Л. Славина «Мои земляки». Одновременно с этим Андреев снимался ещё в двух фильмах: в комедии «Годы молодые» и драме «Сын Таджикистана». Однако прогремят именно «Два бойца», которые выйдут на экран в 1943 году. Андреев сыграл в нём обаятельного увальня Сашу с Уралмаша, а его друга‑одессита Аркадия Дзюбина – Марк Бернес.

Успех этой картины в народе был огромным. Позднее критик Т. Иванова писала: «В этом фильме Б. Андреев доказал, что способен играть по самому большому счёту. Не только умножать варианты своих упрямых парней, но и превращать их в выразителей самого народного характера, народной души, всколыхнутой войной, потрясённой, но непоколебимой. На смену жанру приходила эпичность…»

Однако следует отметить, что съёмки этого фильма проходили отнюдь не гладко. Вот что рассказывает известный кинорежиссёр Леонид Марягин:

«Михаил Ромм мне как‑то рассказывал:

– Я в войну был худруком Ташкентской студии. И по должности старался ко всем, вне зависимости от ранга и популярности, относиться одинаково. На студии снимались „Два бойца“. Борис Андреев тогда крепко пил. Срывал съёмки. Когда он приходил в себя, я делал ему серьёзные внушения. Он каялся и клялся, что больше в рот ни грамма не возьмёт. Но… набирался снова и вот тут пытался свести со мной счёты. Однажды в понятном состоянии, молодой, огромный, бычьей силы, он явился к директору студии – старому эвакуированному одесскому еврею – и потребовал сказать, где Ромм. Директор направил его на худсовет, хотя знал, что я в павильоне. Андреев ввалился на худсовет, подошёл к ближайшему члену худсовета, приподнял его над полом и спросил;

– Ты Ромм?

– Нет, – в испуге ответил тот.

Андреев посадил его на место и взялся за следующего… Худсовет состоял человек из двадцати. И каждого Борис поднимал в воздух и спрашивал:

– Ты Ромм?

Перебрал всех присутствующих, сел на пол и заплакал:

– Обманули, сволочи. Мне Ромм нужен! Я должен его убить!..»

После выхода на экраны «Двух бойцов» Андреева стали наперебой приглашать на военные роли. Вот картины, в которых он тогда снимался: «Малахов курган», «Я – черноморец» (оба – 1944), «Однажды ночью» (1945), «Белый клык» (1946), «Белая тьма» (1948), «Встреча на Эльбе» (1949). Однако все эти фильмы можно смело назвать «проходными» в кинобиографии Андреева. Единственным исключением из этого ряда можно было бы считать фильм «Большая жизнь» (2‑я серия), который был снят в 1945 году, однако к зрителям он в то время так и не попал. Высокие начальники назвали его «малохудожественным и вредным» и положили на полку. Его премьера состоялась только в 1958 году. Правда, на карьере Андреева этот эпизод никак не сказался: в 1948 году он был принят в ряды КПСС.

Между тем в конце 40‑х актёру удалось сняться только в двух фильмах, принёсших ему очередной успех у зрителей. Это были картины: «Сказание о земле сибирской» (1948, в прокате – 3‑е место, собрал 33,8 млн. зрителей) и «Кубанские казаки» (1950, 2‑е место в прокате – 40,6 млн. зрителей). Оба фильма снял Иван Пырьев.

Два последних фильма очень нравились и Сталину, который ещё с «Трактористов» был неравнодушен к актёру Андрееву. В 1950 году на экраны страны вышел фильм «Падение Берлина», где герой Андреева – солдат Алексей Иванов – встречался со Сталиным. (Кстати, за эту роль актёр получил 150 тысяч рублей, что по тем временам было солидной суммой.) И надо было так распорядиться судьбе, что в том же году Андреев встретился с живым Сталиным.

Это произошло в феврале в Кремле, где советский руководитель устроил приём в честь приезда в Москву китайского лидера Мао Цзэдуна. Андреев был приглашён на этот приём и сидел за одним из столиков со своими коллегами – кинематографистами. В это время руководители двух держав обходили гостей, и секретарь Сталина представлял каждого из них Мао Цзэдуну. Когда очередь дошла до Андреева, Сталин внезапно сам представил гостю актёра:

– Это наш известный артист Андреев. Меня он должен всегда помнить по одной истории.

И Сталин загадочно улыбнулся опешившему актёру. Судя по всему история, которую упомянул Сталин, относилась к июлю 1941 года, когда над Андреевым реально нависла угроза тюрьмы.

Отмечу, что фильм Михаила Чиаурели «Падение Берлина» в прокате 1950 года занял 3‑е место, собрав на своих просмотрах 38,4 млн. зрителей.

Однако в отличие от простого зрителя некоторые из критиков приняли эту картину более прохладно. Правда, выяснилось это уже после смерти Сталина – при нём все они фильм взахлёб хвалили. А когда вождя не стало, то тут и обнаружилось… Например, известный кинокритик Ростислав Юренев позднее так описывал своё впечатление от игры Андреева в этом фильме:

«Официальный успех в „Падении Берлина“ меня от Андреева оттолкнул, и надолго.

Понимал и понимаю, что актёр не во всём виноват. Но в помпезном фильме М.Э. Чиаурели Андрееву довелось олицетворять русский народ. Имя он получил распространённейшее – Иванов. К немцу обращался от лица всего народа, по Зееловским высотам шёл – как вся наша непобедимая армия. А вот на приёме у И.В. Сталина робел, мычал, залезал сапогами в клумбу… негоже так было вести себя олицетворению русского народа. Неужели нельзя было поспорить, отказаться?

Нет, конечно, было нельзя…»

В 50‑е годы Андреев снимался хоть и не так активно, как десятилетие назад, однако всё равно без работы не простаивал. На его счету были фильмы: «Максимка» (1953, в прокате 5‑е место – 32,9 млн. зрителей), «Большая семья» (1954), «Мексиканец» (1955), «Илья Муромец» (1956).

Во время съёмок последнего фильма (он снимался в Ялте) с Андреевым произошла очередная скандальная история. На съёмочной площадке к нему внезапно подошёл милиционер и заявил: «Вот ты такой здоровый, Муромца играешь, а на самом деле наверняка слабак. Например, меня побороть не сможешь». И так он это сказал, что в актёре внезапно вскипела кровь, и он принял этот вызов. Тут же, на берегу моря, они схватились в честном поединке и стали тянуть друг друга к воде. Так длилось несколько минут, пока Андреев не изловчился, перехватил хвастливого стража порядка за талию и, оторвав его от земли, бросил в море.

К сожалению, у этого поединка нашлось немало свидетелей, среди которых оказались и люди, начисто лишённые чувства юмора. Благодаря их стараниям уже на следующий день после этого случая в местной газете появился фельетон, в котором в буквальном смысле говорилось о том, что известный артист настолько распоясался, что кидает милиционеров в море. Андреев очень обиделся на эту статью. И с тех пор дал себе слово никогда больше в Ялту не приезжать. И он это своё слово сдержал. Однажды в 70‑е годы, когда вместе со своими коллегами‑артистами он приехал на теплоходе в Ялту, то на берег так и не сошёл, предпочтя наблюдать за городом с борта теплохода.

В середине 50‑х годов с актёром произошёл ещё один неожиданный казус. Он выступал в одном из городов, и, когда вышел на сцену, оказалось, что зал практически пуст. В креслах сидело от силы три десятка людей. Ошеломлённый Андреев убежал за кулисы и наотрез отказался выходить на сцену. Он буквально сокрушался: «Я никому уже не нужен! Никому!» Но это было не так. Дело в том, что организаторы концерта накануне дали всего лишь одно объявление в газете, рассчитывая на то, что поклонники артиста и без того узнают о его приезде в город. Говорят, что Андреев долго потом переживал по этому поводу.

Другой случай произошёл с артистом через несколько лет в Свердловске. О нём поведал Е. Весник, который дружил с Андреевым и тоже находился тогда в этом городе. В один из вечеров Андреев позвонил ему из гостиницы и сообщил, что его обокрали. «Украли все деньги, которые у меня были!» Весник тут же примчался к другу и застал его сидящим и плачущим на ковре. Наверно, это было сильное зрелище! Андреев в своих подозрениях грешил на горничную, однако Весник попросил его не торопиться со своими выводами. «Надо ещё раз всё обыскать», – заявил он. «Да я уже везде искал!» – ответил ему Андреев. Но Весник всё равно стал оглядывать номер и внезапно заметил, что дальний угол ковра как‑то странно оттопырен. Он заглянул туда… и обнаружил злополучную пачку денег. Оказалось, что Андреев накануне спрятал деньги под ковёр, опасаясь той же горничной, и забыл.

Между тем на рубеже 50–60‑х годов Андреев сыграл сразу несколько прекрасных ролей в фильмах разного жанра. Я имею в виду фильмы: «Поэма о море» (1958, режиссёр А. Довженко, роль Саввы Зарудного), «Жестокость» (1959, режиссёр В. Скуйбин, роль Лазаря Баукина; 12‑е место в прокате – 29 млн. зрителей), «Путь к причалу», (1962, роль боцмана Росомахи) и «Оптимистическая трагедия» (1963, режиссёр С. Самсонов, роль Вожака; 1‑е место в прокате – 46 млн. зрителей).

В 1962 году Б. Андрееву было присвоено звание народного артиста СССР. Это была справедливая награда, поскольку более народного артиста, чем Борис Андреев, в те годы было трудно себе представить. Этот артист был плотью от плоти простого народа, его подлинным олицетворением в кинематографическом мире. В годы хрущёвской «оттепели», когда в киношной среде началась открытая полемика между державниками и либералами, Андреев, как истинно русский патриот, встал на сторону первых, последовав примеру других своих коллег: Николая Крючкова, Сергея Столярова и др. За что либералы называли их «сталинистами». Андрееву же подобное сравнение было лестно, поскольку он никогда не считал Сталина исчадием ада, видя в его поступках не только отрицательное, но и положительное. Он ценил в нём прежде всего сильного государственника, считая, что новый руководитель страны, Н. Хрущёв, ему и в подмётки не годится.

О том, какой позиции придерживался в те годы Борис Андреев, можно судить по его речи на I Учредительном съезде Союза работников кинематографии, который проходил 23–26 ноября 1965 года. Приведу из неё небольшой отрывок:

«Чаще мы занимаемся самокопанием, так не свойственным великому советскому кинематографу. Говоря, что затрагиваем темы жизни, мы на деле во многом отучились горячо воспринимать переживания своего народа. Мы часто теряем ощущение размеров действительности, пытаемся измерить её эталоном своей собственной индивидуальной сущности. И довольно редко, судя по количеству серых картин, нам удаётся распахивать широкие ворота в жизнь; чаще со своими картинами мы остаёмся за воротами жизни, уходя в узкий, как правило, не очень глубокий мир субъективистского жизневосприятия. Произведения киноискусства в массе своей начинают терять ощущение народной подлинности, самобытность и яркую неповторимость характеристики образов, бесконечное богатство индивидуально‑языковой характеристики и великое чувство народного юмора. Кинокартины теряют в связи с этим способность рождать заряд бодрости и человеческого здоровья.

Уже надоело и бесконечное жевание, и беззубое возбуждение унылой безысходности, поднятой вокруг культа личности.

А победители в Великой Отечественной войне вдруг стали впадать в сентиментальное хныканье. Кинокартины военной темы вдруг заняли позицию тётки‑приживалки, которая ежедневно, без конца поднимает и будирует в семье дух скорби и уныния по человеку всеми горячо любимому и дорогому. Вместо мужественных, достойных подражания и мужского уважения солдат мы начинаем назойливо показывать берестяные лозинки, уставших, надломленных юношей, так и не успевших написать о себе лирического киносценария. Мы теряем тон достойного, благородного мужества. Кинокартины как бы взвинчивают нас на каждодневное элегическое страдание, измельчая наше большое чувство скорби…

Мы искренне надеемся, что творческий Союз под руководством ЦК нашей партии поможет навести порядок в программировании кинокартин на генеральные темы, позаботится об их мажорном тоне и элементах воздействия на зрителя, будет способствовать развитию здорового, жизнерадостного искусства, наведёт порядок в деле создания хороших киносценариев, закроет наконец щели для проникновения сценарной литературщины…»

За свою позицию Андреев поплатился ролями: многие режиссёры‑либералы отказывались приглашать его в свои картины. Достаточно сказать, что во второй половине 60‑х за актёром числилось всего… две роли: Литвинов в фильме «На диком бреге» (1966) и купец Грызлов в «Дне ангела» (1968). В 1970 году актёр снялся на ТВ – в телефильме «Ночной звонок».

В том же году Андреев сыграл единственную в своей актёрской карьере роль иностранца. Речь идёт о фильме Евгения Фридмана «Остров сокровищ» по Р. Стивенсону, где Андреев предстал в образе одноногого предводителя пиратов Джона Сильвера. Фильм с прекрасной музыкой Алексея Рыбникова вышел на широкий экран в 1971 году.

Об одном интересном эпизоде, относящемся к началу 70‑х годов и связанном с Андреевым, рассказывает кинорежиссёр С. Говорухин (он снимал актёра в фильме «День ангела»):

«Однажды в Москве звоню Андрееву. Он говорит: „Приезжай, я тебе хочу почитать кое‑что“. Я уж собрался было ехать и тут вспомнил о том, что много рассказывал про Андреева Володе Высоцкому. Андреев Володе очень нравился. Спрашиваю Володю: „Я еду к Андрееву, хочешь, вместе поедем?“ – „Да, с удовольствием“. Думаю, дай перезвоню Андрееву, говорю: „Борис Фёдорович, ничего, если мы с Высоцким приедем?“ Он отвечает: „Да ну его! Он, наверное, пьёт“. – „Здрасьте! Сами‑то давно ли завязали?“ Короче, я понял, что он хотел открыть мне сокровенное и стеснялся постороннего человека, тем более – замечательного поэта. Ну, Володе, когда он хотел кому‑то понравиться, много времени не надо было. Через 10 минут после того, как мы вошли в квартиру Андреева, создалось впечатление, что они знакомы много лет, а я как бы третий лишний. Андреев отвёл нас на кухню, вскипятил чай в большой эмалированной кружке, потом взял кожаную тетрадь и стал из неё читать афоризмы. Вот некоторые из них:

„Разливая пол‑литра на троих, дядя Вася вынужден был изучить дроби“.

„Подлец с программным управлением“.

„Укушенный зубом мудрости“…»

Ещё одну историю про Андреева, относящуюся уже к 1979 году, рассказал автору этих строк сценарист и актёр Валерий Приёмыхов. Когда они с Динарой Асановой задумали снимать фильм «Никудышная», на одну из главных ролей должен был пробоваться Андреев. По сценарию его герой умирает. Актёр категорически не согласился умирать на экране (видимо, был мнителен по этой части) и потребовал изменить финал. Но авторы фильма с этим не согласились, и Андреев в картину не попал. К тому времени на счету актёра было уже 50 фильмов.

Свою последнюю – 51‑ю – роль Андреев сыграл в 1981 году в фильме Г. Данелии «Слёзы капали». Причём произошло это совершенно неожиданно для актёра. Дело в том, что тридцать лет назад, во время съёмок фильма «Путь к причалу», Андреев сильно повздорил с Данелией. Ссора была настолько серьёзной, что с тех пор они практически друг с другом не общались. И вдруг в начале 1981 года Данелия позвонил Андрееву домой и попросил его сняться в своей новой картине. Никакой обиды на режиссёра Андреев к тому времени уже не таил, поэтому с удовольствием согласился на его предложение.

В начале 80‑х серьёзно заболела жена Андреева Галина Васильевна, и актёр большую часть времени проводил с ней. Он и сам тогда чувствовал себя не очень хорошо. Здоровье стало подводить Андреева: на съёмках фильма «Жестокость» в марте 1958 года его свалил тяжелейший инфаркт. Съёмки тогда заканчивались (оставалось три съёмочных дня), и Андреев, с трудом доиграв оставшиеся сцены, слёг в больницу. К счастью, тогда всё обошлось.

В 1975 году, во время съёмок фильма «Моё дело», старые болячки вновь дали о себе знать – у Андреева часто шла носом кровь, съёмку отменяли. Во время таких перерывов Андреев обычно отлёживался на специально принесённой для него раскладушке.

В середине апреля 1982 года Андреев съездил с Театром‑студией киноактёра на гастроли в Куйбышев, вернулся в Москву и тут же занемог. О том, как это произошло, рассказывает сын актёра Борис Андреев:

«Утром, сразу же после его возвращения с гастролей, мы с отцом сидели на кухне, гоняли кофе и болтали о какой‑то чепухе. (Уже почти два года у нас с ним был молчаливый договор – не заводить речь о самом волновавшем нас тогда – о болезни матери.) Вдруг отец приумолк и сказал совершенно неуместную, как мне показалось, фразу:

– Ты знаешь, что‑то я устал очень. Наверное, это конец.

Даже сами эти слова казались нелепыми. Мысль о роковой, последней усталости, носящей какое‑то сакральное содержание, никак не вязалась с этой могучей плеядой людей, к которой принадлежал и отец… Да, это преходящее, суетное – минутное расслабление. А отлежится, отоспится, как всегда, – и снова в бой… Но едва ли не утром следующего дня мать срочно вызвала меня с работы:

– Немедленно приезжай. Папу забирают в больницу…

У подъезда уже стояла пара медицинских спецмашин, а по квартире, уставленной кардиографами и какими‑то хитрыми приборами, расхаживал в белых халатах целый консилиум врачей, укреплённый медсёстрами и санитарами: тогдашнее руководство Союза кинематографистов помогло организовать „саму кремлёвку“ – рядовому народному артисту просто так всех этих спецпривилегий не полагалось.

– Он всё время спит, а просыпается ненадолго – начинает заговариваться, – растерянно бормотала мама.

Б.Ф. сидел на кровати уже одетый, сонно щурясь, ждал отправки.

– Ну вот, пошли синяки и шишки. Пироги и пышки кончились.

– Видишь, – воскликнула мама, – опять какую‑то ерунду про пироги говорит!

Увы, это была совсем не ерунда. Чувство скептического юмора и в эти совсем не весёлые минуты проявилось: Борис Фёдорович очень уместно цитировал героя из давно полюбившегося романа Джозефа Хеллерта. Кто знал, что все пироги и пышки и в самом деле кончились, ведь медики определили, по существу, простое переутомление, от которого быстро избавит высококвалифицированный и роскошный уход наподобие санаторного. О чём ещё можно было мечтать в кунцевских кущах…

С собою отец взял рабочую тетрадь для записи афоризмов (он их называл – „охренизмы“. – Ф.Р.), очки и ручку…

Итак, было 24 апреля 1982 года, чудесная погода, славное настроение. Дело, кажется, шло на поправку: накануне нам позвонили из больницы и сообщили, что состояние Бориса Фёдоровича улучшилось и его даже перевели из отделения интенсивной терапии в обычное.

Мы сидели в палате и болтали о всякой всячине, предвкушая скорую встречу по‑домашнему. Когда собирались уже уходить, отец вдруг спросил:

– Как вы думаете, почему это я лежал на площади у врат храма, а вокруг было много‑много народа?

–??

– Ай, – он по‑особенному, как только ему присуще было, досадливо отмахнулся рукой, – должно быть, приснилось. Ерунда какая‑то.

Сколько ни упрашивали, он настойчиво вызвался нас проводить – хотя бы до коридора. Огромный и добрый, стоял, заслонив дверной проём, и глядел, как мы уходили. Нет, не мы. Тогда от нас уходил он.

Вечером, в половине одиннадцатого, позвонила лечащий врач… В это не хотелось, нельзя было поверить.

…На исходе Пасхальной недели отца хоронили. Шли последние минуты прощания. Гроб с телом русского артиста установили перед входом в церковь Большого Вознесения, что на Ваганькове. Отчаянно светило солнце. Вокруг собрался народ. Многие плакали…»

Буквально через несколько месяцев после смерти мужа из жизни ушла и Галина Васильевна.

P.S. Незадолго до смерти у Б. Андреева родился внук, которого в честь деда назвали Борисом.

Date: 2016-02-19; view: 452; Нарушение авторских прав