Июльское полнолуние

Марта видела, как мы выносили на террасу стулья и расставляли их один за другим в два, а может, в три ряда. Как протискивались в дверь с подносами, заставленными рюмками и стаканами; суетливо позвякивали чайные ложки в чашках, шумно передвигались табуретки. Некоторые гости уже расположились на своих местах. Рассевшись, мы вполголоса переговаривались, повис тот однообразный гул, который сопутствует заполнению зрительного зала в театре. За словами ничего не стоит, они едва различимы, ложный посыл, они лишь колеблют воздух, как семена одуванчика. Из шелестящих пачек мы доставали белые сигареты.

Кто‑то кому‑то передавал над головами стаканчик или тарелку, кто‑то возвращался в дом за свитером. Р. принес две бутылки вина и поставил на садовый столик. На шее у него висел бинокль. Одна из женщин, облокотившись на деревянные перила, наводила на резкость фотоаппарат. Молодой бородатый человек не сводил глаз с часов, и вдруг все стали сверять время; свет в сенях внезапно погас, и дом стал темным, таким, каким был всегда. Только красные огоньки сигарет, как большие светлячки, блуждали то вверх, то вниз, обозначая в темноте путь, который рука проделывала к губам.

Марта застегнула кофту, потому что от леса уже накатывал волнами холод. Ночь была безмолвной и глухой. Сверчков еще не было.

И тут Марта услышала, как на террасе вдруг все пришло в движение. Мы охнули от восторга, а чей‑то женский голос воскликнул:

– Вот оно!

Марта повернула голову и увидела то же, что и мы: узкую, длинную кроваво‑красную кайму над горизонтом, ровно от ели к ели. Фотоаппарат щелкнул, бинокль легонько ударился о пластмассовые пуговицы рубашки. Красная полоса начала расширяться и превратилась в купол – на горизонте вырос большой сияющий шампиньон. Он рос на глазах, превращаясь в полукружие, а потом уже стало очевидным, что за краем света рождается луна. Две ели подхватили ее с обеих сторон, как дитя. Аппарат то и дело мягко пощелкивал; наконец Луна, освободившись от Земли, отчалила от черной линии горизонта и, неуверенно покачиваясь, поплыла ввысь. Она была огромная.

Кто‑то из нас с благоговением зааплодировал, остальные подхватили аплодисменты. Когда луна покидала надежное пристанище между двумя елями, ее цвет постепенно менялся – сперва был желтым, потом белым, потом зеленоватым. Над макушками деревьев отчетливо прорисовывались черты ее лица.

Но Марта наблюдала за тем, что происходило на террасе. А там позвякивали рюмки. Она вздрогнула от выстрела шампанского. Чуть погодя люди заговорили, сначала тихо, затем громче и громче, и все пошло своим чередом.