Главное - незабываемое впечатление

...

- Все еще монстр, - констатировал Сехун, краем глаза проводив взглядом познававшего тонкости принудительного пилотажа Бэкхёна и не став даже понижать голоса. Вздохнул. Устроился поудобнее за валуном и подпер лицо ладонью. – Невозможно не влюбиться.

Да, у него было все в порядке с логикой. Нет, разоблачение не замаячило в ближайшем обозрении.

Шум стоял такой, что он мог бы прокричать в рупор и всё равно избежать огласки этой в высшей мере пикантной подробности. Констатация, кстати говоря, слегка поистершись за месяцы постепенного осознания, стала бытовой истиной и не отдавала ни откровением, ни новизной (как, впрочем, не мог похвастаться ей и описавший впечатляющую дугу по воздуху с последующим неаппетитным приземлением незадачливый Бён, громко думающий разное нелестное вслух; земля в очередной раз радушно приняла его в объятия каменного мешка, чтобы сомкнуться над головой.)

Был погожий денек. Солнце лениво вкатывалось на вершину небосвода, разбавляя яркий голубой цвет раскаленной белизной диска. Ветерок умирающе скользил по земле, испуская дух на подлете и не освежая разгоряченные тела, в кронах смешанного леса слабо шелестели ветви. Птицы, обыкновенно щебетавшие под покровом листвы, надежно схоронились и старались не подавать голоса.

До Кёнсу, не меняя выражения лица и не двигаясь с места, раскидывал учеников, как котят, и даже не думал подозревать о чьих-то душевных поползновениях нежного толка в свой адрес.

Под ногами то и дело с оглушительным грохотом раскалывалась и угрожающе дыбилась земля, осыпая градом каменной крошки и заставляя остаток дезориентированных, но юрких (и потому ещё относительно целых) практикантов вдвое более усиленно морщиться, не имея возможности спастись от грохота путем магических примочек или банальных пальцев в ушах. Те же, кто пытался, по обыкновению теряли драгоценные секунды времени и бывали биты, а потом и прикопаны заживо, сразу.

Впрочем, обычно к финишной прямой бывали биты абсолютно все, только в варьировавшемся порядке и с различной степенью тяжести. Откапываться студентам в назидание предстояло также самим, после чего подавляющее большинство организованным стенающим косяком зачастую брели к медпункту. Кёнсу на своих занятиях не жалел никого, подтверждая своё кулуарное звание регулярно и убедительно. Впрочем, и специально он ни к кому не придирался (кроме, пожалуй, Бэкхёна; Бэкхёну почему-то особенно крепко доставалось на орехи и прочие болезненные радости жизни).

Не то чтобы в Кёнсу был внутренний садизм, который зачатками ростков удовольствия от чужих страданий мимолетно нет-нет да и расцветал на лице у отдельных представителей их уникального педагогического состава. Только понимать это Сехун начал далеко не сразу, постепенно осваиваясь и собирая по крупицам картинку характера До Кёнсу, который выпадал из всех известных категорий. Он просто… по-своему действительно заботился о них, делая грозный вид (и лупя их, на самом деле, на минимуме личных возможностей). Что-то типа. Вроде на войне как на войне и лучше тяжело в учении, чем в реальном бою промеж глаз.

Строго говоря (а именно в таком ключе интонаций почему-то всегда и выходило у Кёнсу за редким исключением), он вообще был хоть и прекрасным, но крайне нестандартным преподавателем. Самым любимым у крайне нестандартного Сехуна.

Главное - незабываемое впечатление

Знакомство вышло запоминающимся. В первую очередь тем, что Сехун перепугался до чертиков.

Два года назад они, будучи в общей массе семнадцатилетними недорослями, только-только впорхнули из уютных родительских гнезд на порог Академии (не Хогвартс, конечно; но, вообще-то, и жили настоящие маги куда дольше, и без палочек обходились, и все было не очень-то так, как в этих книжках; и да, Сехун с Ханем все равно их прочитали, чтобы пакостить с упоминанием загадочной Кедавры, придававшей выходкам легкий флер тайного знания).

Жизнь, распахнувшая объятия самобытного, относительно независимого и почти взрослого существования, казалась искрящей новыми красками. Башни подкренивало из-за открывшихся возможностей, собственная сила била буйным ключом по остаткам благоразумия. Так что, когда на второй день пребывания в школе их распределили на группы, с которыми предстояло учиться, и с добродушнейшими улыбками направили на полигон для первого занятия (вот скоты; не побоялись нанести первокурсникам непоправимый моральный ущерб), руки у всех чесались творить, вытворять и показывать себя, что не могло не повлечь последствий.

Особенно шило в известном месте играло у отдельных личностей – с первой же секунды Сехун, выскользнувший на пару шагов из общего столпотворения, определил, что два невысоких парня, улыбчивых и слегка долбанутых неадекватных сомнительных слишком радостных, явно не знали, куда приложить энергию, пока преподаватель опаздывал.

Под оживленный гул и смех они с добродушно-ехидными комментариями гоняли по воздуху на манер мячиков то непонятные светящиеся шары, то трескучие, неустойчивые шаровые молнии. Снаряды, с переменным успехом поддающиеся контролю самих хозяев, то и дело мазали, оказываясь в толпе и отмечаясь возмущенным ойканьем, и через несколько минут один из них улетел совсем далеко – так, что, миновав общее скопление мудро отскочивших новобранцев, неумолимо понесся к невысокому пареньку, стоявшему поодаль.

Сехун не заметил его раньше, а, попытавшись по велению кашлянувшего внутри сострадания порывом ветра отклонить шар (очень уж узкими показались чужие плечи; ха-ха, да, сейчас это кажется по-настоящему смешным), потерпел неудачу, только дополнительно придав ускорения, и немного виновато уставился на парня.

Впрочем, волновался и угрызался совестью Сехун совсем напрасно. Тот, не ведя бровью, стоял неподвижно, со скрещенными на груди руками, и оценивающе смотрел на всю группу, переводя взгляд с одного на другого. Недобрым каким-то взглядом. Таким не от мира смертных, что Сехун аж мурашками покрылся, на долю секунды попав под прицел больших и темных глаз, будто одним взором припечатавших к месту. Взгляд – непроницаемый, физически ощутимый и бесстрастный, - внешне миловидного и даже хрупкого парня беспокоил.

Собственно, именно тот момент Сехун запомнил как один из самых вот-это-поворотных в своей пока что недолгой жизни.

Трескучий шар парень встретил указательным пальцем, а после под аккомпанемент изумленного молчания покрутил на нем, как баскетбольный мяч. Сгусток энергии растворился в ладони, не оставив ни малейшего ожога; ее хозяин же молча воззрился на дуэлянтов, с оскорбленным самолюбием смотревших на эту картину. Первым, на своё горе, опомнился чуть более сумасшедшийрисковый неосторожный Бён Бэкхён, с которым Сехун, как и с остальной группой, лично познакомился уже после памятного занятия. И интуиция, важное умение любого мага, у Бёна тогда явно сбоила еще больше, чем у всех остальных вместе взятых.

- Вау, посмотрите на это! Совенок, ты такой милый, но весь такой внезапный. Закаляешься? Волшебные стероиды? Как тебя зовут, Мерлин дошкольного возраста? – бойко отстреливая слова, поинтересовался Бэкхён, хитро щурясь и подбираясь поближе к парню. Чондэ (впоследствии второй в списке на убой на полет вне очереди любимчиков Кёнсу) благоразумно попытался потянуть его за рукав футболки, но куда там – тот уже вошёл в раж.

Сехун тревожно смотрел на эту картину, ощущая, что сейчас что-то будет. И не ошибся.

Бэкхён, не успев пикнуть, без переходов и спецэффектов в прямом смысле слова ушёл в землю по самый нос – так, чтобы только дышать и в ужасе таращить глаза, не в силах даже поднять голову и взглянуть наверх. В следующую секунду Сехун панически ощутил, как собственные ноги потеряли твердую опору и насколько стремительно, не успевая ничего поделать, он сам оказался затянут вниз, сдавливаемый холодной и твёрдой почвой до самой шеи. Влажный земельный запах в момент забил ноздри вместе с грязью, попав отчасти даже в распахнутый изумлением рот (не ахти какое ощущение, надо сказать).

Солнышко умильно блестело с высокого небосвода. Чудесный, ласковый ветерок задумчиво перебирал волосы на разбросанных тут и там макушках.

Рядом с носом неспешно прошёл загадочный парень, остановившись перед всей паникующей и галдящей группой, похожей в тот момент на оригинальные посадки в огороде.

Вот и совенок, с истерическим смешком проскользнуло тогда у Сехуна (который уже подспудно начинал понимать, что где-то что-то пошло по пизде не очень куда-то не туда) в голове.

- Это демонстрация примерной картины того, что будет считаться за смерть. Сейчас вы все убиты, - начал парень низким приятным голосом, таким же бесстрастным, как и взгляд, тут же прекратившим вопли. Сехун с бешено колотящимся сердцем уставился на него (это было стремно, ладно?), пытаясь хоть немного пошевелиться. – Обычно меня называют Кёнсу. Моя задача – помочь вам научиться защите. Занятия будут проходить раз в три дня, здесь, и будут представлять собой по большей части чистую практику. Можете атаковать в ответ, можете убегать или не делать ничего. В сущности, можете не приходить, потому что я не отмечаю посещаемость и не ставлю оценок.

- Но вы же учитель, как так? - робко возразил кто-то впереди. Предполагаемый учитель опустил голову, чтобы встретиться взглядом с храбрящимся Чунмёном (впоследствии как-то избежавшим попадания в список любимчиков), который явно жалел, что подал голос.

- Моя задача – обеспечить условия, в которых вы примените на практике знания, приобретенные самостоятельно или на занятиях. Так что я не буду трястись над вами, как другие учителя. На сегодня всё, - едва заметно кивнул Кёнсу, разворачиваясь и явно не собираясь помогать познающим тяжесть бытия овощей ученикам.

Самое первое занятие за несколько секунд произвело более чем заоблачное впечатление.

- Нам пиздец, - искренне поделился отмерший Чондэ, стоило преподавателю чуть отойти. – Полный.

Тогда впечатленный по самое не могу Сехун впервые смотрел в удаляющуюся узкую спину, даже так излучающую непоколебимую сдержанность и силу, и думал, что да.

Глубокое и колоссальное фиаско.