Исмаил АЛИЕВ

ШЛЕЙФ БЕД И СТРАДАНИЙ

Заметки о "карачаевском вопросе"

Каждый раз, когда говорится о сталинской "мудрой национальной политике", когда перечисляются народы, подвергшиеся беспрецендентному переселению с родных мест, сжимается сердце: это и о твоем народе говорят. О твоем отце, о твоей матери, о твоей непреходящей боли. За этими народа-ми по необыкновенно ёмкому и точному опре­делению Чингиза Айтматова и доныне тянется горестный "шлейф бед и страданий".

Что же это за шлейф? Где его истоки? Из чего соткан и чем питается в наши дни? Что сегодня волнует меня, человека вполне благополуч­ной судьбы, родившегося после войны, выросшего в спокой­ное "застойное" время, не видевшего и сотой доли тех тягот, испытаний и унижений, которые выпали на долю отцов и дедов? Этот шлейф, который тянется от начала века и уже успел приклеится не только к нам, но и к внукам наших победонос­ных и униженных отцов, ветеранов войны и труда, инвалидов, старей­ших коммунистов. Об этом шлейфе - речь.

Я - сын карачаевского народа, того самого, который Лев Толстой в свое время выделил как народ, "отличающийся своей верностью, кра­сотой и храбростью". А парижский журнал "Мусульманин" в 1910 году опублико-вал очерк молодого карачаевца Ислама Хубиева, ставшего позднее писате-лем с псевдонимом Ислам Карачайлы, который писал: "Если у наших горцев отсутствуют знания чисто научные, зато у них в высшей мере развит культ воспи­тания, между тем, как к этому важнейшему вопросу только-только приближается наикультурнейшая Европа...".

Испокон веков карачаевцы живут в красивейших горах Северо-За­падно-го Главного Кавказского хребта. Их отчие земли - Теберда, Домбай, Архыз, Махар, Западное Приэльбрусье всемирно известны. И думается иногда: не эта ли красота гор и их природные богатства стали причиной тех неисчисли-мых бедствий, которые выпали на долю наро­да?

В самом деле, еше в 1915 году в Российском журнале "Природа" обсуждался вопрос о необходимости (?) "очистить" эти прекрасные места от "диких туземцев" и соорудить здесь дачи и санатории для российской "белой косточки". Еще раньше, как известно, российские цари сулили своим грузинским собратьям весь Северный Кавказ до Ростова-на-Дону. Не здесь ли коренится болевой и сегодня для карачаевцев, балкарцев, чеченцев, ингушей вопрос "За что?!"?

Совершим небольшой исторический экскурс, ведь в сущ­ности широкому читателю ничего или почти ничего неизвестно о моем народе.

Свой в высшей степени интересный, написанный с огромной симпа­тией, этнографический портрет карачаевского народа выдающийся русский ученый-ориенталист 19 века, академик Г.Ю.Клапрот заключает словами: "Вообще можно с полным правом сказать, что карачаевцы - самый культурный народ Кавказа, и что по мягкости нравов они превосходят своих соседей». «В целом можно сказать с полным основанием, что они (карачаевцы) относятся к числу наиболее цивилизованных народов Кавказа и что, благодаря своему мягкому нраву, они оказывают цивили-зующее действие на своих соседей...", - вторит академику генерал русской армии И.Ф.Бларамберг. "Однажды присягнув русскому царю, карачаевцы были вполне верны данной присяге... В награду за верность карачаевцам высочайше была дарована земля в пределах теперешнего Карачая...", - пишет русский иссле­дователь В.М.Сысоев. "Под влиянием таких героев, как Карча и Камгут, карачаевцы прослыли честнейшими из всех горских племен. Основной закон их нравственного кодекса - уважение к старшим". Это - из статьи русского этнографа Г.Рукавишникова, опубликованной в 1901 году. Такова всеобщая позитивная тональность суждений о наро­де всех зарубеж-ных и русских исследователей Кавказа, знакомых с дореволюционным Карачаем.

Военный администратор Карачая (1860 - 1880) генерал Николай Григорьевич Петрусевич, член Русского Географического общества, в совершенстве изучил язык, знал обычаи и традиции народа. К Петрусевичу горцы шли как к высшему авторитету - не по положению, по признанию.

Это он построил первую в наших краях больницу (она и ныне работает), светскую школу, виртуозно провел среди народа ре­форму по отмене крепостного права, "выбил" новые земли и дал воз­можность безземельным крестьянам основать новые аулы. Когда в 1880 году он был убит в Туркестане за тысячи километров от Карачая, карачаевцы по собственной инициативе и на собственные деньги со­вместно с казаками организовали экспедицию в Туркестан, привезли прах Петрусевича и похоронили его на своей земле. Имя Н.Г.Петрусевича (Зукгу-Прустоп) и поныне популярно в народе. Завидная участь русского дворянина, интеллигента, ученого.

Так вот Н.Петру­севич не раз говаривал о том, что красота и богатство гор Карачая были и долго будут источником бед народных...

Что же после революции, которую Карачай принял как свою? Если и были колебания, то спровоцированные либо неумными действиями советских руководителей, либо прямым давлением и террором контр­революции.

Известный советский поэт Николай Асеев писал: "Карачаевцы полны внутреннего благородства, сосредоточенной сдержанности. Это прекрасные сильные люди, пасущие свои стада на склонах альпийских лугов, умеющие видеть и наблюдать, сравнивать и оценивать". Невоз­можно без глубокого волнения читать письмо известного советского врача-окулиста, профессора С.В.Очаповского, почетного гражданина Карачая (и такое было) жителям аула Учкулан, опубликованное в газете "Горская жизнь" в 1926 году. Вот последние строки этого пись­ма: "Перед отъездом из Карачая, перед разлукой, может быть, на долгое время, мне так хотелось внутренне поклониться ему. У под­ножья Эльбруса я ощутил все величие чуткой души Карачаевского народа..." (В письме слово "Карачаевского" - с большой буквы...).

Карачаевцы как народ стали известны европейскому читателю срав-нительно поздно - начиная с 16 века, благодаря запискам и пуб­ликациям русских и зарубежных ученых, путешественников, писате­лей, государ-ственных деятелей. И вот что поразительно: за почти полтысячелетие до наших дней негативных высказываний об этом народе - ничтожное количество и почти все они принадлежат... пар­тийным и советским функционерам позднейшего времени. Причем, в зависимости от конъ-юнктуры, их высказывания занимают весь диапа­зон характеристик от "истинных патриотов своей страны" до "врагов", "изменников", "тунеядцев", "дебоширов", «бандитов» и т.д.

На бочку меда, как известно, достаточно ложки дегтя. И дегтем этим мое поколение по горло сыто…

Итак, ко времени Октябрьской революции Карачай имел более чем похвальную репутацию. Во всех, без исключения, источниках подчер­кива-ется удивительное трудолюбие карачаевцев. Они дали миру ке­фир, айран, карачаевскую царственную овцу (и ныне в Париже существует ресторан "Карачаевская овца", а в парадное меню английского королевского двора вписано «седло карачаевского барашка»), карачаевскую породу ло­шадей - незаменимых в горах, карачаевские бурки, войлочные башлыки и шляпы, числившиеся сре­ди лучших на Кавказе...

Первые политические беды Карачая начались в конце августа 1920 года с так называемой экспедиции Черемухина, исчерпывающие све­дения о которой приводит Умар Алиев в своей книге "Карачай" (1927 год). Черемухин, особо уполномоченный реввоенсовета 9-ой армии решил "проучить" контрреволюционные казачьи станицы и прежде всего - Кардоникскую и осетинское село Георгие-Осетинское (ныне Коста- Хетагурово). В приказе-воззвании, подписанном Черемухиным, говорилось о необходимости выселения жителей станицы и села в степи Ставрополья.

Для реализации этой задачи, а также активиза­ции борьбы с бандами бело-гвардейского полковника Хвостикова, ору­довавшими и на территории Карачая, Черемухин направился с небольшим отрядом и обозом оружия в Карачай, где намеревался создать отряды. Карачаевцы не возражали против создания отрядов, однако к идее поголовного выселения казаков и осетин отнеслись без всякого энтузиазма. Эта медлительность взбесила особо-уполномочен­ного. Человек, не знакомый с горскими обычаями и традици-ями, он в своем выступлении публично оскорбил стариков, публично расстре­лял двух ни в чем не повинных осетин, гостивших в карачаевских семьях. Это вызвало недовольство населения. Ошибки Черемухина были тотчас и весьма умело использованы белогвардейцами. Их ла­зутчики информировали Черемухина о приближении якобы крупных белогвардейских сил. Не утруждая себя проверкой сведений, Черемухин спешно поки-нул ущелья Большого Карачая. Тотчас провокаторы пустили слух, что Черемухин по пути расстрелял карачаевских пар­ней, ушедших с ним. Воспользовавшись всеобщим волнением, бело­гвардейцы подняли мятеж и, бросившись вслед за отрядом Черемухина, состоявшим из 30 всадников и стольких же пехотинцев, разгромили его. Черемухин и группа бойцов, уцелевших после боя, бежали в сторону станицы Баталпашинской, ныне Черкесск. Этот горе-военачальник был, вероятно, первым, кто от лица советской вла­сти "заклеймил" карачаевский народ как "народ-изменник". Так впервые политическая и профессиональная несостоятельность одного человека принесла страдание целому народу, набросила тень на его доброе имя. Но с каким грустным постоянством это повторялось в дальнейшем и повторяется доныне! Кстати, позднее незадачливый "полководец", который успел-таки "в отместку" сжечь аул Джегута, был по решению военного трибунала расстрелян как паникер и дезер­тир.

"Черемухинский инцидент" был вскоре улажен. Более того, вопрос об экономическом и политическом положении в Карачае по инициа­тиве В.И.Ленина был обсужден в Политбюро, где было принято решение об оказании Карачаю всесторонней помощи.

Карачай тоже не остался в стороне от забот страны. Так, только в голод-ном 1921 году трудящиеся Карачая организовали "Обоз жизни", отправив в Поволжье 1500 пудов хлеба, 2000 пудов кукурузы, более 400 голов крупного рогатого скота и 13000 овец. Сегодня мало кому известно, что в лютую зиму этого года знаменитый парк в Кисловод­ске - центре Карачаевского национального округа, был спасен от полной вырубки на дрова именно карачаевцами по инициативе их лидера Умара Алиева.

Вскоре, опять же по инициативе и при поддержке Ленина, была установ-лена Карачаевская автономия с центром в Кисловодске. Народ с энтузиазмом - неподдельным и небывалым - стал строить новую жизнь. Разорительный плуг коллективизации жестоко прошелся по карачаевским аулам. Молва о тогдашнем произволе и бесчинствах поныне живет в народе. Прав Ю.Черни-ченко, но не до конца: выселен­ные в 1943 году карачаевцы ехали не только по следам раскулаченных русских крестьян - они ехали также по следам своих ранее высланных соплеменников-"лишенцев". Нам трудно судить в какой мере коллек­тивизация подорвала экономику Карачая и ее главную отрасль - жи­вотноводство. Как бы там ни было, благодаря именно трудовому героизму людей (карачаевцы извечно пасли и пасут свои стада, косят сено там, где совершают свои спортивные подвиги туристы и альпини­сты) в предвоенные годы в маленькой автономной области поголовье скота пре-вышало поголовье нынешней КЧАО в "застойные" годы.

Именно на предвоенные годы приходятся вершины расцвета кара­чаевской национальной культуры, литературы, искусства, непре­взойденные поныне. В 1937-38 годы беспощадно был вырублен цвет народа - его интеллигенция.

Когда грянула война, 80-тысячный народ послал на неё 15 тысяч своих сыновей, еще 2 тысячи работали в трудармиях. По свидетельст­ву инструктора орготдела ЦК КПСС т.Михайлова, "с ненавистным врагом воевал каждый пятый карачаевец...". 9 тысяч парней не верну­лись с войны, до конца выполнив свой воинский долг. Невосполнимая для маленького народа потеря. О работе в тылу можно судить хотя бы по тому, что только трудящиеся Малокарачаевского района собрали на строительство двух авиаэскадрилий - "Красный Карачай" и "Кол­хозник Карачая" 2,5 млн. рублей, что было отмечено Сталиным в специальном приветствии. Миллионы рублей были внесены безвоз­мездно в фонд обороны, сотни тысяч теплых вещей и других подарков бойцам отправлено на фронт. Выступая на 8-ой краевой партконфе­ренции, первый секретарь Ставропольского крайкома М.Суслов до небес возносил патриотизм карачаевцев.

Но фашисты пришли на Кавказ. В задачу Суслова тогда первого секретаря Ставропольского крайкома ВКП(б) входили как эвакуация населе­ния и материальных ресурсов, так и организация партизанского дви­жения. По публикациям, документам из местных архивов нетрудно увидеть, что секретарь крайкома ни с одной из этих задач не справил­ся.

Угроза оккупации Ставрополья была очевидной уже в июле 1942 года: перед фашистами практически не было боеспособных армейских частей! 27 июля было принято постановление бюро крайкома об эва­куации материальных средств и скота. 1 августа - очередное постанов­ление об эвакуации из "некоторых районов края населения, продовольствия, оборудования, сырья, материалов". Ни Карачаев­ская, ни Черкесская автономные области в число "некоторых районов" не входили. 3 августа гитлеровцы заняли Ставрополь. Авиация врага парализовала дороги. Крайком крепко опоздал с эвакуацией народно­го хозяйства, эвакуация населения фактически не была организована, зато был эвакуирован в Хасавюрт аппарат крайкома, сам же Суслов предпочел перебраться подальше, в г.Кизляр.

Теперь о наиболее для "карачаевского вопроса" важном - о парти­занском движении. План организации партизанского движения в крае был разработан и утвержден крайкомом 22 июля 1942 года. Однако, если допустить, что в условиях всеобщей суматохи в течение двух недель можно было подготовить кадровую организацию отрядов, то подготовить материально-продовольственные базы, продумать систему снабжения партизан было нереально. Наиболее целесообразным представлялось действие партизан в лесах и ущельях Карачая, ибо в степи не особенно развернешься. Уже в первые дни вторжения фашистов практически все партизанские базы, устроенные в горах вблизи дорог, оказались в руках врага. Движение было раздроблено, связи между отдельными частями и руководством - краевым штабом, расположенном в... Киз­ляре, отстоящем на 500 км от наших мест, тем более за линией фронта не было, а самое главное - не было боеприпасов, продуктов питания - главным образом хлеба. Трагедия партизан состояла еще в том, что они действовали не в глубоком тылу врага, а практически на передовой, каковой была ли­ния Главного Кавказского Хребта: шли упорные бои за перевалы. Кстати, краевой штаб партизанского движения во главе с Сусловым, роль которого до сих пор у нас превозносят, был создан 30 ноября 1942 года, накануне решительного наступления Красной Армии по всему Северному Кавказу. Как видим, будущий "серый кардинал" был вир­туозом конъюнктуры: он вовремя умел "задвигаться" и "выдвигаться". Зажатые в мешки ущелий, изолированные друг от друга и от руководства, не имеющие боеприпасов и продовольствия, отсеченные от насе­ленных пунктов и выдавленные неприятелем к самой передовой, ввиду наступающей, суровой в горах зимы, партизанские отряды ока­зались в бедственном положении. Партизанское движение держалось исключительно на личном мужестве партизан, их командиров и помо­щи местного населения. В сложившейся ситуации самое логичное было - пробиться к регулярным частям Красной Армии, что и было сделано.

Не имея понятия о том, как обстоят дела у Западной группы пар­тизан (в горах Карачая), Суслов 31 декабря 1942 года издает "Приказ 12 начальника краевого штаба партизанского движения об активизации борьбы партизанских отрядов в Карачае и Черкесии". Увы, проявлять, как было приказано, "присущую советским партизанам сметку, беззаветную смелость, от­вагу и мужество" было некому. В Карачае уже месяц как не было ни одного партизанского отряда. Другая, Восточная группа партизан в степных районах края частью была уничтожена фашистами, а частью - слилась с Красной Армией. Суслов, однако, продолжал "руководить" партизанским движением: раз создан аппарат, он должен работать...

Руководитель краевого штаба не любил искушать судьбу: если первый секретарь соседнего Краснодарского края с автоматом в руках освобождал свой город, то М.Суслов торжественно въехал в Ворошиловск (ныне - Ставрополь) 22 января 1943 года, спустя день после освобождения города. Надо отдать должное расторопности секретаря-начальника: ведь путь от Кизляра до Ставрополя не близкий - около 700 километров...

Партизанское движение в крае и области подвергнуто тщательно­му научному анализу по материалам краевого и областного архивов, книгам, газетным публикациям. Работа эта представляет самостоя­тельный интерес. Замечу только, что можно удивляться мажорному тону авторов книги "Партизанский заслон" А.Попутько и В.Гнеушева. Особенно в части выпячивания "руководящей", "живи­тельной" роли Суслова. Авторов даже немножко жаль: они писали и переписывали книгу при жизни, и, надо полагать, под контролем "серого кардинала".

На одном из первых же заседаний крайкома в освобожденной сто­лице края Суслов стал декларировать мнимые успехи партизанского движения. На свое несчастье на этом заседании оказался бывший секретарь райкома, бывший руководитель разведгруппы Южного штаба Мудалиф Батчаев, в период оккупации находившийся непос­редственно на Западном Кавказе в зоне драматически сложившегося партизанского движения. Он возразил Суслову в том духе, что успехи - мнимые, движение не было организовано, обеспечено материально и потому, по существу, провалено. Это возражение стоило М.Батчаеву ареста и десяти лет тюрьмы - у Суслова была твердая рука, к тому же он с самого начала играл в лотерею беспроигрышную: состоялось дви­жение - честь и хвала начальнику штаба, не состоялось - виновато местное население, оно не поддержало.

Судьба послала Суслову еще один "подарок". При попытке устано­-вить связь с соседним партизанским отрядом в Теберде в руки немцев попал начальник штаба Западной группы партизан, зам. начальника УНКВД края подполковник Унух Кочкаров - тоже карачаевец. После пыток (и ныне живы свидетели публичных истязаний привязанного колючей проволокой к столбу Кочкарова в ст. Зеленчукской), ничего от него не добившись, немцы решили переправить его в Кисловодск. Однако по пути на горной лесной дороге У.Кочкарову удалось бежать. Он снова установил контакт с рассеянными по лесам партизанами (не могу не привести деталь: когда после многодневных скитаний по лесам он, наконец, смог тайно зайти к знакомым и попытался переобуться – кожа отслаивалась на разбитых ногах. Унух, однако, боясь навлечь на друзей беду, меньше чем через час покинул приютивший его дом). После освобождения Карачая Кочкаров с группой сподвижников при­ступил к восстановлению органов советской власти на местах. Вскоре, однако, он был арестован сотрудниками НКВД, ему предъявили обви­нение в измене и без долгих церемоний расстреляли.

Драматическая эта история с видимой целевой установкой утвер­дить именно версию измены Кочкарова и взвалить на него ответствен­ность за провал партизанского движения в регионе изложена все в той же книге Попутько и Гнеушева. Авторы не утруждают себя даже элементарным логическим анализом ситуации, у них задача другая - очернить, свалив на него очевидную вину Суслова. Их моральные издержки вполне понятны: для обоснования измены под­полковника НКВД, который отличался, как вынуждены признать авторы, незау­рядными личными качествами, отлично знал горы, организовывал успешные партизанские действия и - вдруг, незадолго до нашей побе­ды на Кавказе решил перейти на сторону фашистов, - им пришлось перетасовать и переврать немало фактов. Один из них - А.Попутько стал ныне признанным популяризатором бериевских фальсификаций и фабрикаций "нужных" документов. А дело Кочкарова, между тем, до сих пор закрыто, захоронено в архивах КГБ. С чего бы это?

Следующим "подарком", угодным и Суслову и Берии, был, несом­ненно, так называемый "карачаевский политический бандитизм", термин, отлитый в столь чеканную форму уже в 70-80 годы. Он-то и явился тем главным спасательным кругом, который удержал на плаву начавшего тонуть горе-руководителя краевого партизанского движения. Сталин шутить не любил, а в шутках проявлял известное однообразие...

Вес­ной 1943 года, спустя 4 месяца после освобождения Ставрополья, из Москвы прибыла "генеральская комиссия" во главе с заместителем Берия Серовым, целью которой было, в частности, изучение причин неэффектив-ности партиизанского движения в крае. Причина была изо­бретена: много-численные банды в Карачае.

Почему именно в Карачае, а не в Черкесии, например?

Потому что именно в горах Карачая дислоцировались партизан­ские отряды и всего края, и Черкесии, и самого Карачая. Надо сказать, мы имеем здесь любопытную ситуацию: сошлись, соединились интересы Суслова (спасти живот), Берии и Сталина. У последних, как теперь стало известно, были более "благородные" намерения - расширить Грузию за счет Северного Кавказа. Когда "расширение" произошло и был издан Указ Президиума Верховного Совета Грузинской ССР от 4 ноября 1944 года об аннексии Карачая, газета "Гантиади" - орган Тебердинского райкома КП(б) Грузии писала: "К Грузинской Советской Социали­стической Республике присоединен вновь образованный Тебердинский район с центром

в г. Микояни... За освобождение от фашисткой тирании и господства мы обязаны великому Сталину и его лучшему боевому соратнику т. Л.П.Берия..." Что же, благодарить было за что...

Мы понимаем, когда на элементарное уважение к живым бойцам и на память погибших плевали бериевские приспешники. Но когда за ними и вместе с ними их память оскверняют, выставляя солдат и командиров Красной Армии в дурацком, несостоятельном виде, ны­нешние перепевалы бериевских фальшивок Попутько, Христинин, Гнеушев, Авксентьев и прочие, но ни один из них не назовет хоть одну фами­лию убитых «бандитами-карачаевцами» солдата или офицера, или укажет место их захоронения. Сотни ведь человек погребены, по потверждениям этих авторов, в одной яме! Мы, кажется, насмотрелись на приписки всех сортов. Но можно ли вообразить более циничную приписку, чем приписка якобы убитых собственных солдат?

Истину не скроешь. Она отражена в архивах МО СССР, в публикациях Х.М.Ибрагимбейли, О.Л. Опрышко, свидетельствах очевидцев: через Учкулан за весь период отступления Красной Армии прошло около 200 воинов. Ни один из них не пострадал, более того, местное население - карачаевцы! - позаботилось об их пище, экипировке, выделило вьючных животных и проводников. Отряд благополучно дошел до Махарского перевала, который защищал совместно с подошедшими из Грузии частями. Повторяю: до сих пор живы те, кто все это видел собственными глазами и так или иначе помогал бойцам.

По другим бериевским обвинениям можно "узнать", что на терри­тории Карачая орудовало до 65 (!) политических банд, общей числен­ностью до 4000 человек, имевших много вооружения. Это вполне дает повод заговорить о народе-изменнике. Вранье? Фальшив­ка? Без сомнения! Но кто станет, кто посмеет перепроверять информацию бериевского ведомства? Ведь казалось, все бренно и ничтожно в мире, и только Берия и его ведомство всесильны и вечны. И со всей очевидностью несокрушимы. Ведь и сегодня их "перепевалы" выдают за доказательства бериевские "компроматы"...

И вот ведь что поражает: на почвенной карте Северного Кавказа, подготовленной АН СССР в Ленинграде до войны и изданной в Казани в конце 1941 года - город Микоян-Шахар - столица Карачаевской автономной области уже назван Клухори. А ведь официально он стал называться с 1945 по 1957 год. Еще удивительнее: в изданной АН СССР в 1988 году "Истории народов Северного Кавказа..." на всех картах стоит - Клухори... Что это? Издевка или головотяпство со взло­мом?

Еще одно, не сработавшее тогда, в 1943-м, но самое, пожалуй, гнусное обвинение карачаевцев в убийстве группы эвакуированных детей в районе аула Нижняя Теберда. Дети, по свидетельству чекиста М.Тарасенко, работавшего тогда старшим оперполномоченным НКВД Карачаев­ской области, были уничтожены фашистами, о чем он же опуб­ликовал в 1967 году очерк в областной газете КЧАО "Ленинское знамя" ("ЛЗ"). Но в 1943 году возникла необходимость приписать это злодейство местным жителям. Задумано - сделано. 12 жителей аула были арестованы, вывезены за 200 км в Ставрополь и с пристрастием допрошены. Методы, использовавшиеся тогда в НКВД для "выбива­ния" показаний, сегодня общеизвестны. Но тогда только двое, не выдержав пыток, "признались" в убийстве детей. Версия, однако, не прошла.Даже сталинский суд не решился осудить арестованных по предъяв­ленному обвинению. Не прошла тогда, но выплыла спустя тридцать лет. Выплыла и... заработала. В Нижней Теберде был установлен памятник, обвиняющий местных жителей в убийстве детей. Люди, спасшие от фашистов сотни коммунистов, красноармейцев, евреев, обеспечившие выживание эвакуированных из Ленинграда и других оккупированных фашистами городов страны детей (только в Теберде, по свидетельству ленинградского писателя Ю.Логинова, более тысячи детей выжили в период оккупации исключительно благодаря помощи местных жителей: Ю.Логинов был в числе этих детей), были обвинены в предательстве и детоубийстве. А нижнетебердинцы и поныне не могут смыть с себя это лжеобвинение.

Между тем массовая самоотверженность карачаевцев в деле спасения попавших в беду людей поразительна, и только сегодня раз за разом мы открываем все новые ее страницы. Пряча от фашистов евреев и коммунистов, детей и взрослых, изобретая для них "легенды" (сест­ра, брат, племянник и т.д.), давая им карачаевские имена, усыновляя и удочеряя их, люди использовали самые невероятные приемы. Так, ныне здравствующий в г. Усть-Джегуте Мусса Узденов, объявив ев­рейского юношу своим родственником, для вящей убедительности, научил его читать Коран и совершать религиозные обряды.

Весной 1943-го в аул Архыз к старику Боташеву, спасшему еврей­скую семью, приехал военный летчик - отец семьи. Он сказал: "Мне нечем сейчас отблагодарить Вас за спасение моей семьи. Прошу Вас считать меня своим сыном. Если останусь жив, обязательно приеду к Вам..." Приезжал ли тот летчик в Архыз? Может быть... Но его взору мог предстать полуразрушен-ный аул с одичавшими воющими собака­ми.

Сегодня о судьбе 13 детей из так называемого ленинградского эше­лона, которых приютили и воспитали в черкесском селе Бесленей, широкоизвестно. Об этом дважды писали в "Правде" (9 марта и 24 мая 1983 г.) В.Панкратов и В.Чертков. Но мало кому известно, что 64 детей из этого эшелона, директора ленинградского детдома А.Н.Одинцову, 4-х воспитателей и чекиста, сопровождавшего их, приютили все те же архызцы. 46 детей, двух воспитателей и чекиста перевел через пере­валы в Абхазию чабан Хусей Лайпанов. Когда же он вернулся за остальными детьми, то попал в руки фашистов и вместе с Одинцовой, 18 детьми и двумя воспитателями был расстрелян. Об этой трагиче­ской истории повествует книга "Свет погасших звезд", изданная в 1977 году в Ставрополе. Однако оба упомянутых выше журналиста, про­славляя бесленеевцев, пишут в "Правде" о другом, не имеющем ника­ких подтверждений лживом факте убийства детей карачаевцами в Нижней Теберде. Так проводится безнравственное, начатое в 70-е годы, противопоставление народов уже на уровне "Правды".

Если уж мы заговорили о противопоставлении, то отметим: из местных же публикаций следует, что в период оккупации из казаков станиц области был сформирован карательный батальон, который, кстати, и довершил уничтожение партизан в регионе. Именно эти молодцы схватили Унуха Кочкарова и передали его фашистам. Отме­тим также - предатели и бандиты из числа черкесов вместе с фашиста­ми расстреляли в Черкесске в сентябре 1943 года около 3 тысяч коммунистов и лиц еврейской национальности.

Это в 4-5 раз больше жертв так называемого "карачаевского бандитизма".

Но вот беда: в области "актуален" именно "карачаевский бандитизм". Именно и только нас не устают оскорблять клеветническими измышлениями о преступлениях, которых карачаевцы не совершали. И сегодня в Нижней Теберде стоит памятник погибшим детям с над­писью, обвиняющей в их смерти нижнетебердинцев. И сегодня здесь останавливаются туристские автобусы и десяткам тысяч людей со всех концов страны рассказывают о местных жителях - "людоедах" и "де­тоубийцах".

Вот что писал об этом в письме секретарю обкома в 1988 г. ленинг­радский писатель Юрий Логинов: "Мне больно было вспоминать о перенесенных здесь детских страданиях, сейчас мне больно глядеть в глаза прекрасным и мужественным людям, живущим в атмосфере кем-то нагнетаемых и распаляемых обывательским воображением ле­генд, порочащих их национальное достоинство. Считаю незаконное установление этого памятника преступно спланированной идеологи­ческой диверсией...".

Но вернемся, однако, к нашему повествованию. Итак, 1943 год. С января по ноябрь народ, вышедший из оккупации, озабочен одним: как и чем помочь фронту. Люди пасли скот, выращивали хлеб, добы­вали уголь, изготовляли теплые вещи, оплакивали, получив очеред­ную похоронку, погибших. Шестеро сыновей Умара Ижаева из с. Учкекен, пятеро сыновей Гитче Эбзеевой из Нижней Теберды, четве­ро сыновей Чотчаева из Верхней Мары, четверо сыновей Блимготовой из того же аула, пятеро сыновей Батдыева из аула Тереза, пятеро сыновей Каракетовой Нани погибли на фронтах… Но родителей этих воинов ждала куда более горькая участь: они умерли от голода и холода в Средней Азии с позорным клеймом "изменник".

Итак, народ, который все лучшее, ценное, что было у него, поло­жил на алтарь войны и будущей победы, был объявлен "народом-бан­дитом", в варварских условиях вывезен с родных мест и рассеян по всей Средней Азии. "Бандитами" были все: и старики, и малые дети, и женщины, и те, кто искалеченным вернулся или возвращался с вой­ны. "Бандитами" были даже те, кто был в чреве матери, и те, кто родился, спустя годы, в изгнании.

Народ не только был репрессирован. Народ был ограблен в самом прямом, буквальном смысле этого слова - ведь люди оставили дома, имущество, скот. Около миллиона голов карачаевских овец, несколь­ко сот тысяч голов крупного рогатого скота - главного богатства горцев - осталось в горах в распоряжении властей.

Правительство же преуспело в другом. Молниеносно, на другой день после выселения балкарцев (8.03.44) в "Правде" (за 9.03.44) был опубликован Указ о награждении "За успешное выполнение специ­ального задания правительства" большой группы лиц (более 700 чело­век) орденами и медалями. Возглавлял список, разумеется, генеральный комиссар НКВД Л.Берия (орден Суворова 1 степени), затем - комиссары 2 ранга З.Кобулов, И.Серов (руководивший высе­лением карачаевцев), генерал-полковник С.Круглов (орден Кутузова 1 степени).

Можно ли представить большее глумление над именами великих русских полководцев, чем награждение орденами, носящими их имена, палачей и вершителей геноцида?

Нет, не порохом пахнут ордена и медали, которые, может быть, доныне носят эти "вояки". Они омыты слезами и облиты кровью сотен тысяч безвинных детей, женщин, стариков, инвалидов войны, грудь которых украшали те же, но чистые и честные пропахшие войной ордена...

Свирепость комендантского спецрежима в местах поселения была такова, что люди, разбросанные по огромному региону и приезжавшие с фронта, годами искали свои семьи, своих близких. Над народом нависла угроза полной ассимиляции и исчезновения.

Между тем, по сведениям карачаевского совета ветеранов, более пятнадцати воинов-карачаевцев были представлены к званию Героя Советского Союза, причем двое из них - дважды. Но только двое - полковник Харун Богатырев, командир танковой бригады, одним из первых форсировав-ший Днепр, и капитан Осман Касаев - легендар­ный в Белоруссии создатель и командир партизанского полка на Могилевщине - получили высокие звания Героев.Мать же Героя была выслана как "предательница родины" в Казахстан.

Партизанскими отрядамив Белоруссии, на Смоленщине, на Брянщине командовали Ю.Каракетов, К.Хаиркизов, А.Бархозов. Подвиг Матросова совершил североморец Х.Хачиров. Среди бесчисленных бо­евых наград гвардии полковника М.Деккушева только орденов Красного Знамени - четыре. Троих карачаевских парней - участников Парада Победы, прямо

с Красной площади отправили в ссылку. Мать одного из них - полного Кавалера орденов Славы Сулеймена Узденова - умерла от истощения и болезней, не дождавшись сына. Узденов ненадолго пережил мать – скоротечная чахотка сожгла его. Та же участь постигла бабушку пишущего эти строки, двое сыновей которой сражались на фронте. Наивная бабушка – в 1943 году она положила их фотогра­фии перед офицером НКВД: "Я никуда не поеду, я буду ждать сыно­вей..." НКВДэшник смягчился: он приказал солдатам помочь отобрать в дорогу одинокой женщине наиболее нужные вещи...

Мой будущий искалеченный отец, списанный "подчистую", при­ехал в родной аул Хурзук под Эльбрусом. Лишь в некоторых - на выбор - домах большого древнего карачаевского аула жили "колонисты" - грузины и сваны (кстати, со Сванетией на протяжении всей своей истории Карачай имел друже­ские отношения). "Ненужные" дома разбирались, а бревна продава­лись или шли на дрова. (Испокон веков карачаевцы строили дома из толстых сосновых бревен). Ему повезло: обычно новопоселенцы мно­гих воинов, прибывших с фронта, ничего не подозревая, на родину, приютив на ночь, убивали, и, переодев во всяческий хлам, наутро выдавали властям как бандитов, за что полагался солидный гонорар. Отцу повезло, из родного аула живой, но потрясенный он направился в неведомую, огромную Среднюю Азию. Он нашел свою мать, но, увы, слишком поздно...

Так мой отец и его поколение, ценой собственной крови и жизни отстаивавшие советскую власть, защищавшие страну от жестокого, беспощадного врага, от имени этой власти и этой страны с неменьшей жестокостью и цинизмом были объявлены врагами, изменниками и целиком попали под власть спецкомендатур и комендантов, не бывавшими на войне, но зато отличавшихся особыми полицейско-псовскими качествами. Можно ли понять, ос­мыслить всю меру унижения вчерашних бесстрашных воинов, грудь которых украшали созвездия орденов и медалей, судьба которых попала в полную зависимость от прихоти комендантов. Раны, кровь, заслуги, ордена - все это превратилось в насмешку, в повод для изощренных издевательств.

Страшно слушать иные были. Мать и четверых ее детей, вывозя, рассовали по отдельным вагонам, а потом развезли в разные места. Мать умерла. Детишек поместили в какой-то полупогреб-полуземлянку. Когда о них вспомнили и пришли, то обнаружили сбившихся в угол окоченелых от холода малышей, прижимавших к себе самого маленького, уже мертвого брата: "Тише, он спит..." - едва прошептал старший... Где, в какую атаку шел в это время их отец, грудью защи­щая палачей своих малышей?

Можно бесконечно множить число личных трагедий, слившихся в трагедию всего народа. И боль этой трагедии вошла в его генетическую память. Но вот что поразительно: в условиях, когда впору было озвереть и озлобиться на весь белый свет, поколение наших отцов не озлобилось, в нем сформировались, выкристаллизовались порази­тельная доброта и жизнелю-бие. Народ, обреченный на ассимиляцию и уничтожение, не только не исчез, но благодаря своему исключительному трудолюбию и доброже­лательности к XX съезду КПСС сохранил свое этническое лицо, нашел признание и дру-зей среди народов Средней Азии. Именно в пору особого свирепствования спецкомендатур две карачаевские девушки Нузула Курджиева и Патия Шидакова, побив все мыслимые рекорды в свекловодстве - совсем новом

для горянок деле, несмотря на все мысли­мые препоны и ущемления прав, стали Героями Социалистического Труда. Не случайно, когда был поставлен вопрос о возвращении кара­чаевцев на Кавказ, местные власти попросили их остаться, предлагали выделение их в советскую автономию в любом желаемом районе Ка­захстана. Но родина есть родина. Мы, тогдашние десятилетние мальчишки, отлично помним обратную до­рогу. Радостную и тревожную. Что ждет нас там, в легендарном для нас краю предков, который мы никогда не видели? Как примет Кавказ детей своих после 14-летней ссылки?..

Началась история новых испытаний для карачаевского народа.

Выученики палачей Берия и Сталина продолжили их дело свежими клеветническими измышлениями против карачаевцев. Благодаря их усилиям "самый цивилизованный народ Кавказа" по Клапроту превратился из "народа-изменника" в народ-носитель мелкобуржуазной и националистиче­ской психологии, в спекулянта, тунеядца и дебошира. Причем, во всех вы­сказываниях, во всей идеологической политике в об­ласти, - ни намека на дифференцирование, ни малейшей попытки отделить зерна от плевел - национальное (народ) от социального (преступные элемен­ты). "Значительная часть" - и все дела. Намеренно и постоянно проти­вопоставляя карачаевцев остальным народам области, наши политические функционеры - обком КПСС, главный идеолог У. Темиров и их приспешники в лице К. Кипкеева и других на всех уровнях хлопочут таким образом о дружбе народов.

В стремлении унизить, идеологически обезоружить народ, подав­лялись любые попытки несогласия или протеста. Дело доходит до исключения из партии коммунистов, пытавшихся в уставном порядке, открыто опротестовать антинародные выступления.

Поверит ли горец новым веяниям: его столько раз уже клеймили и экспроприировали? Его и других. И все - именем партии, именем страны, во имя лучшего будущего. Поверит ли он хотя бы в идею правового государства?

Страх. Сегодня значительная часть мужественного народа, веками успешно боровшегося за свое место под солнцем с внешними и внутренними врагами, пребывает под гнетом страха перед отно­шением к нему репрессивным государственным аппаратом. А страх, недоверие - не лучший путь к любви и симпатии. Народ унижен, издерган до крайности, Он нуждается в признании его достоинств, в уважении, и если этого не случится, трудно сказать, чем кончится затянувшаяся и крайне не­приглядная возня вокруг доброго имени народа. Возня, спровоцированная и ведо­мая политическими проходимцами разных мастей и рангов, сделала, кажется, все возможное и даже невозможное, чтобы отравить межна­циональный климат в регионе.

Черкесск 1989 год

ЗАБЫТЬ, ЗАБЫТЬ

ВЕЛЯТ БЕЗМОЛВНО,

ХОТЯТ В ЗАБВЕНЬЕ УТОПИТЬ

ЖИВУЮ БОЛЬ

А.Твардовский