Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Кот, которого избрали собачником 2 page





Квиллер ждал, что сейчас из леса выедет машина. Ничего не появлялось, хотя Коко не покидал своего наблюдательного поста. Квиллер вернулся в кресло.

И тут на кухне затрещал телефон. Звонил адвокат.

– Квилл! Это Барт! Я хочу заскочить. У тебя найдётся пара минут? Я звоню из суда.

Квиллер был так ошеломлён, что потерял дар речи: Коко знал про звонок из здания, отстоявшего от амбара на полмили!

– Квилл! Ты меня слышишь? Я говорю…

– Слышу, слышу, Барт. Это Коко отвлек моё внимание, вот и все. Приезжай.

– Скажи Коко, у меня для него вкусненькое.

– К нам едет ваш дядя Джордж, – объявил Квиллер сиамцам.

Несколько минут спустя адвокат прибыл и был радостно встречен тремя обитателями амбара. Теперь уже вчетвером они гуськом проследовали к заседательскому столу: Квиллер нёс кофе, адвокат – свой кейс, а сиамцы гордо несли свои поднятые как стяги хвосты.

Барт открыл кейс и сообщил:

– Жена прислала кискам угощение – она печёт эти штуковины для наших безобразников, которые обожают их за звуковые эффекты: весёлый хруст.

И он вытащил из кейса, набитого бумагами, полиэтиленовый мешочек.

– Это вроде бисквита, но с добавкой, делающей его особенно лакомым для кошек. Жена называет это бис‑кот. Бискот!

Коко и Юм‑Юм получили разрешение понюхать мешочек, но наслаждаться его содержимым было ещё рано.

– Пока ты здесь, Барт, нельзя ли просветить меня, что представляет собой дом Ледфилдов, в котором теперь устраивают музей. Далеко не все знают, что его называют «Старой усадьбой» – и называли так последние сто лет. Хотел бы я знать, не читал ли дед Натана Ледфилда «Легенды старой усадьбы» Готорна и не почерпнул ли из книги кое‑какие идеи. Если так, то это материал для «Пера Квилла».

– Ты хотел бы прогуляться по дому Ледфилдов? – спросил Барт. – Это можно организовать.

И он подробно стал объяснять, какие юридические тонкости необходимо соблюсти для того, чтобы превратить частный дом в муниципальный музей.

– У Натана Ледфилда давно уже были две помощницы: Дейзи Бэбкок, занимавшаяся финансовыми вопросами, и Альма Ли Джеймс, которая ведает его коллекцией антиквариата и декоративно‑прикладного искусства… Ты, возможно, знаком с художественной галереей её родителей, Квилл. Альма Ли очень знающая девица, а благодаря своим связям ещё и весьма полезна в плане приобретений для ледфилдовской коллекции… Можно ещё кофе?

– Передача усадьбы округу потребовала, должно быть, значительных перемен, – заметил Квиллер, наполняя чашку адвоката.

– Ну, не таких уж и значительных, – заверил тот. – Директором музея назначили Альму Ли. В её обязанности входит обучать экскурсоводов, а также надзирать за состоянием здания. Дейзи Бэбкок получит должность помощника директора, поскольку финансовая часть отходит к представителю округа – советнику по инвестициям.

– Значит, за разрешением осмотреть «Старую усадьбу» надо обращаться к мисс Джеймс, – заключил Квиллер.

– Да, либо она, либо мисс Бэбкок могут провести тебя по усадьбе… С твоего позволения, я немного посплетничаю: Дейзи Бэбкок недовольна, что её задвигают на второй план. При Натане Ледфилде, когда он был боссом, Дейзи ходила в его любимицах! Не удивлюсь, если она уйдёт. Она замужем за одним из сыновей Лингуини, но осталась при своей девичьей фамилии.

– Мудрый поступок, – пробормотал Квиллер, подумав про себя, что Дейзи Лингуини хорошо звучит для гимнастки, работающей на трапеции в цирке, но вряд ли подходит для секретарши миллиардера. – Это те самые Лингуини, которые владеют замечательной итальянской таверной?

Таверна Лингуини была семейным предприятием. Если завсегдатай справлял там день рождения, папа Лингуини выходил из кухни в шеф‑поварском колпаке, вставал на одно колено, широко разбрасывал руки и голосом оперного певца возглашал: «С днём р‑р‑рождения!»

– Сыновья, по всей видимости, не продолжили семейную традицию…

– Они предпочли открыть магазин «Всё для фуршета» – гастрономия, кондитерские изделия, напитки – и завести виноградник. Хотят ещё запустить винный завод, но соседи, живущие на побережье, протестуют.

Собираясь уходить, Барт сказал:

– Что касается посещения «Старой усадьбы»… Обе женщины могут и поводить по ней, и ответить на твои вопросы, но из соображений политкорректности лучше, я думаю, обратиться к Альме Ли Джеймс. Давай я попробую навести мосты. Я знаю, ей смерть как хочется взглянуть на твой амбар…

– Половина населения Запада хочет взглянуть на мой амбар. Ладно, заметано. Как мы это организуем?

– Я как‑нибудь при случае её подвезу, ну а если она будет толкаться тут слишком долго, ты от неё аккуратненько избавишься.

– А она любит кошек? – спросил Квиллер. – Коко, как известно, реагирует на алурофобов в весьма своеобразной манере.

– Она из Локмастера, ей привычнее собаки и лошади.

– Я могу отправить Коко и Юм‑Юм на третий ярус.

– Нет! Нет! – воспротивился Барт, убеждённый алурофил. – Это их амбар. Пусть она к ним приноравливается. А если ей захочется чихнуть или почесаться, то надолго она не задержится.

Уловив нотки предубеждения в голосе адвоката, Квиллер спросил:

– А что ты сам думаешь об этих дамах, присматривающих за усадьбой?

– Дейзи всегда непосредственна и доброжелательна, Альма – терпеть не могу это имя – тепла или холодна, приветлива или сдержанна – смотря по настроению… Ты меня извини… Я вырос в доме тетки, которую звали Альма, она позволяла своим сыновьям ломать мои игрушки и палить в меня из водяных пистолетов.

За что Квиллер любил Барта, так это за искренность.

Уже прощаясь, Барт сказал:

– Почти забыл. Моя дочурка просит об одолжении. Она занимается какими‑то исследованиями и будет благодарна, если ты собственноручно заполнишь вот эту карточку. Напиши на ней два слова… – Он вынул из кармана карточку и ручку. – На одной стороне – собака, а на другой – кошка. И поставь свои инициалы.

Квиллер написал каллиграфическим почерком собака на лицевой стороне карточки. На оборотной изобразил с завитушками кошка, поставив под «ш» черточку длиною в дюйм.

– Спасибо. Дочка будет очень признательна. Она с полной серьёзностью относится к своей затее, хотя это её «исследование», конечно, никогда не опубликуют.

– Сколько ей лет? – спросил Квиллер.

– Девять, но тянет на все пятнадцать. Следующим летом хочет собрать материал по Локмастеру, – сказал Барт и, распираемый родительской гордостью, поднял брови.

 

Квиллер отыскал на полке «Легенды старой усадьбы» и ксерокопировал книгу страница за страницей на случай, если ему понадобятся цитаты в связи с усадьбой на Алом мысу.

В тот же вечер он записал в дневнике:

 

 

Понедельник.

Я считал, что разобрался в Коко до конца. Он знает заранее, что сейчас зазвонит телефон.

Но сегодня он знал, что дядя Джордж едет к нам из магистрата, ещё до того, как тот определился в этом своём намерении. А бискот в его кейсе? И об этом Коко тоже знал?!

Это звучит более тем странно, и мне иногда кажется, что я скольжу по краю бездны.

Я имею в виду следующее: твёрдо установлено, что Коко знает заранее, что произойдёт. Может ли он влиять на происходящее – заставлять окружающих совершать какие‑то действия?

Нет, я не хочу так далеко заходить, но я признаю, что он таки внушает мне те или иные идеи. В этом нет ничего нового: Кристофер Смарт[10]знал это несколько веков назад.

Но почему приятель Юм‑Юм знает и может больше, чем большинство представителей кошачьего племени? Я утверждал и утверждаю: потому что у него шестьдесят усиков! (Или вибрисс – называйте их, как вам угодно.) Что бы ни говорила тут доктор Конни и ни писали в научной литературе, я утверждал и утверждаю: все дело в усиках!

Как далеко готов я в этом зайти?

Может быть, лучше помолчать? А то начнут ещё считать волоски в моих усах. Вот будет потеха! Коко посылает сообщения, а я принимаю!

 

 

И Квиллер погрузился в свои фантазии. Что за исследовательская группа из нас получится!.. Усики Коко будут посылать сообщения обо всем происходящем, а мои усы – принимать и классифицировать данные.

 

Четыре

 

 

Вторничную колонку Квиллер завершил несколькими «парадоксальными концовками», предложенными читателями. Народные перлы прибывали в отдел писем «Всячины» на почтовых открытках. Читательское соучастие было признаком процветания провинциальной газеты маленького городка, а «парадоксальные концовки» поступали от всех слоев населения. «Непечатных» среди них почти не встречалось, а лучшие планировалось опубликовать, как это было обещано, в книге, доход от которой должен был пойти на благие дела, Лучшими были признаны:

 

Мой новый котеночек – прелесть и, уверяют, уже приучен проситься.

Я не пью уже пять лет… и никакого вреда, если промочу свою глотку разок.

Моя собака любит показать клыки… но иногда не кусается!

Простите, инспектор… я думал, мне дали зелёный свет.

Квиллер принёс вторничную колонку в редакцию «Всячины» и, проходя через длинный холл, услышал, как главный редактор громыхает за закрытой дверью. Грозный рев он обычно сопровождал размахиванием кулаками. А вот кого из сотрудников он там распекал, сказать было трудно.

 

Квиллер заглянул в кабинет редактора кулинарного отдела.

– Чем ты кормила мужа на завтрак, Милдред?

– Потом, потом! У меня аврал! – отмахнулась она.

– Что случилось? – спросил Квиллер одного из репортёров.

– Клариссу Мур отпустили домой в Индиану на похороны, а сегодня утром пришла телеграмма: она не вернётся! Арчи в бешенстве, и я его не виню, – сказал репортёр. – Для студентки журфака, только‑только его окончившей, у неё здесь были неплохие условия.

Квиллер и сам внёс свою долю в создание дружеской атмосферы вокруг новенькой, и хотя она проявила себя как хорошая очеркистка, но была все‑таки не настолько хороша, чтобы простить ей столь бесцеремонную выходку.

– А она забрала с собой кота? Если она забрала Джерома, значит, знала, что уезжает навсегда, иначе она оставила бы его в квартире и попросила присмотреть за ним соседей. – Он сделал маленькую засечку в памяти, что надо спросить об этом Джада Амхёрста, живущего в одном из кондоминиумов в Уинстон‑парке.

Он не любил неопределенности.

Крайним сроком для сдачи вторничного «Пера» был полдень – двенадцать ноль‑ноль, и Квиллер оставил свой текст у выпускающего редактора согласно установившемуся обычаю – без опоздания, но и не слишком уж рано.

Джуниор Гудвинтер взглянул на распечатку и, вызвав звонком рассыльного, сказал Квиллеру:

– Ты не знаешь кого‑нибудь на место очеркиста? Джилл Хендли в отпуске по уходу за ребенком и вернётся только через несколько месяцев.

– А что если дать серию очерков, которые напишут, так сказать, внештатные корреспонденты? Пусть обращение к ним будет не просьбой «выручить», а честью; они станут соперничать друг с другом за эту привилегию. И ты, сыграв на их честолюбии, сможешь одновременно сыграть на их бескорыстии. Могу назвать тебе десяток имён, даже не раздумывая: Билл Тёмерик, доктор Абернети, Мейвис Адамс, доктор Конни Косгроув, Уэзерби Гуд, Торнтон Хаггис, Джад Амхёрст, Полли Дункан…

– Остановись! По‑моему, отличная идея!

– Веннелл Мак‑Веннелл, – продолжал Квиллер. – Его жена, астролог. Сайлас Дингуолл. Мегги Спренкл может написать о программе защиты животных…

– А ты не организовал бы это для нас? – осторожно забросил удочку Джуниор.

– Я – литератор, – гордо сказал Квиллер. – А не куратор спецпроектов.

 

Квиллер поспешил домой, чтобы, выдав своим питомцам их полуденную порцию, заняться собственной проблемой – подумать, как подать материал о «Старой усадьбе» в пятничной колонке.

Полюбившуюся ему идею о связи усадьбы с «Легендами» Готорна требовалось проверить, и чем скорее, тем лучше. Адвокат был в своих высказываниях откровенен, однако не мешало бы выслушать и ещё чьё‑то мнение.

Участок, которым владели Мегги и её покойный муж, соседствовал с Ледфилдовым. Обе пары часто обедали вместе, и Мегги, надо полагать, могла кое‑что ему порассказать.

Квиллер позвонил Мегги, и ему тотчас предложили чашку славного чая. Он сказал, что прибудет немедленно. (Когда‑нибудь «Перо Квилла» проведёт среди своих читателей опрос: какая разница между обычной чашкой чая и чашкой «славного» чая?)

Он подъехал на велосипеде к тыльной стороне дома Спренклов и вошёл в крошечный холл – правда, достаточно просторный для того, чтобы вместить его двухколесный «Лунный свет», – откуда поднялся на лифте.

Верхние этажи – над страховым агентством и офисом риелторской фирмы – блистали викторианской роскошью. Пять окон вдоль фасада занимали пять хвостатых «барышень», которых Мегги обрела в убежище для бездомных животных. Чай был готов, оставалось только наполнить чашки.

После обмена любезностями Квиллер раскрыл свою идею для колонки о «Старой усадьбе». Мегги нашла её блестящей.

Он изложил суть дела, и практичная восьмидесятилетняя дама сказала:

– Я ни разу не слышала, чтобы Натан утверждал, что его дед был знаком с этим писателем… но и обратного он тоже не говорил!

– Мистер Бартер посоветовал мне договориться о встрече с мисс Джеймс или с мисс Бэбкок…

Мегги многозначительно помолчала.

– По‑моему… вам лучше обратиться к Дейзи Бэбкок… она оценит вашу идею. Дейзи премилая девушка. Альма Ли несколько… несколько надутая, хотя, должна признать, по части георгианского серебра и хрусталя восемнадцатого века она – ходячая энциклопедия. В музее она бывает не каждый день, вам придётся договориться о встрече. Три дня в неделю она проводит в Локмастере у родителей, которые владеют галереей искусства и антиквариата.

Она ещё много чего сообщила, но Квиллер уже пришёл к решению избрать в качестве своего проводника Дейзи.

– Ледфилды были к Пикаксу очень щедры, – заметил он.

– Натан всегда был доброй и щедрой душой. У него работала одна семейная пара – мистер и миссис Симмс, погибшие в автокатастрофе. После них осталась семилетняя девочка. Натан нашёл для сиротки кров и хорошую семью. Их дом стоит недалеко от церкви. Но мало того! Он не выпускал девочку из виду, интересовался её отметками и дарил подарки на день рождения и Рождество – ничего неуместно дорогого, только нужное и полезное. После школы он определил её в бизнес‑колледж, а потом взял к себе на работу – вести его корреспонденцию и учет личных расходов.

– И где она сейчас? – спросил Квиллер.

– По его завещанию Либби Симмс продолжает вести частные дела семьи. Он позаботился и о том, чтобы его адвокаты твёрдо знали, какое положение девушка занимает в семье.

– Трогательная история, – проговорил Квиллер. – И сколько ей сейчас лет?

– Лет двадцать с небольшим, по‑моему. Эта история показательна для Ледфилдов: искренняя любовь к детям, приправленная тоской – оттого, что нет своих наследников.

 

Квиллер проштудировал «Легенды старой усадьбы» на предмет деталей, которые, возможно, отыщутся в «Старой усадьбе» Ледфилдов. Готорна он когда‑то прочитал дважды – один раз в колледже, другой – когда ему достался экземпляр из библиотеки легендарной Агаты Бернс.

Агата было любимое имя в Мускаунти; что и говорить, великая наставница прожила до ста лет, научив доброму и вечному многие поколения.

Поздно вечером – когда сиамцы были отэскортированы в свои апартаменты на третьем ярусе, а сам он побаловал себя знатной порцией мороженого, – Квиллер записал в дневнике:

 

 

Сегодня я нашёл ещё один ключ к тайне гофрированной коробки!

Во‑первых, она попала ко мне из Центра Эдди Смита, набитая старыми книгами, полученными в дар от Кэмпбеллов с Алого мыса. И Коко, получается, бесновался вовсе не из‑за книг, а из‑за коробки. Почему?

Проведенное исследование показало, что Кэмпбел‑лы купили кое‑что у Ледфилдов и купленное было запаковано в большую коробку из гофрированного картона. Теперь мы знаем, что согласно завещанию Ледфилда распродаются ценные вещи из его коллекции.

Я принёс коробку из чулана с инструментами – она хранилась там с наклейкой «Не выбрасывать», – принёс для Коко, чтобы он её осмотрел, и он снова взбесился. Почему?

У Ледфилдов, как мне сказали, не было домашних животных. Шёл ли от коробки какой‑то иного рода запах, который щекотал усики Коко? Если да, то какой?

Когда завтра я вернусь с моего задания – из «Старой усадьбы», – узнает ли Коко, где я побывал? (Смотри следующую запись.)

 

 

Квиллер продолжал ещё писать, когда до него донеслось шлёпанье лап, спускающихся по пандусу с третьего яруса. Коко открыл дверь своей спальни, повиснув на ручке двери, – уловка, к которой он прибегал только в крайнем случае. Одновременно Квиллер услышал вой пожарных сирен, а из кухонного окна мог наблюдать красные сполохи над верхушками деревьев. Завыла ещё одна сирена, затем ещё одна. Похоже, что в центре города полыхал серьёзный пожар!

Схватив телефонную трубку, Квиллер позвонил ночному редактору «Всячины»:

– Это Квилл! Где горит?

– В городе! «Старая посудина»! Не могу сейчас говорить. – И – «бах» – зазвучал отбой.

Квиллер позвонил на ферму Макби: и фермер, и его брат были пожарными‑добровольцами.

– Ужас! Просто ужас! – воскликнула миссис Макби. – Кто‑то поджёг «Старую посудину»!

Поговорив с миссис Макби, Квиллер записал в дневнике:

 

 

«Старая посудина» – огромная деревянная коробка на юго‑западной окраине Пикакса, величиной с пятиэтажный дом, а по форме напоминающая баржу. Вез окон. Когда‑то это здание служило базой, где хранились всевозможные продукты и семенное зерно и куда фермеры из трёх округов свозили их на запряжённых лошадьми фурах. Внутри оно представляет собой ряды полатей, соединенных лестницами и пандусами. С появлением мощеных дорог и машин это гигантское хранилище заменили меньшие по размеру и разбросанные по всему округу склады, но на грязном желтовато‑коричневом фасаде, под самой крышей, все ещё красуются четырехфутовые буквы: «Продукты и зерно», а пикаксцы любовно называют это уродство «Старой посудиной». А уж истории, которые они о нём рассказывают, такого сорта, какие вам вряд ли захочется пересказывать вашим детям или теще.

Несмотря на внешний вид и репутацию «Старой посудины», ни у кого даже в мыслях не было её сносить. И вот она сгорела!

 

 

Пять

 

 

Мускаунтцы были в шоке. Полиция говорила о поджоге. Похоже, «Старую посудину» подпалили хулиганы из Биксби.

Квиллер отправился в закусочную «У Луизы» – выпить кофе и послушать, что думает общественность о печальном происшествии. Хотя «Старая посудина» стояла пустой и служила лишь оболочкой для будущего Дома здоровья и развлечений, сама мысль о совершенном над ней надругательстве вызывала негодование. Когда «Всячина» поступила в продажу, её страницы пестрели возмущенными заявлениями чиновников, священнослужителей, меценатов, пенсионеров и учащихся. И хотя Клуб здоровья ветеранов располагал достаточными средствами, чтобы построить все заново, утрата «Старой посудины» задевала за живое. Квиллера просили посвятить ей колонку «Перо Квилла» – с утешениями и рассуждениями, поднимающими дух. Завсегдатаи закусочной были полны гнева и жаждали мести.

Пока возмущенное поджогом общество горевало и бушевало – в меру сил и возможностей, – Квиллер размышлял о случившемся и искал выход.

Как‑то, обналичивая чек в банке, он оказался в очереди за Бёрджессом Кэмпбелл, преподавателем местного колледжа и почитаемым предводителем шотландской общины. Слепой от рождения, Бёрджесс всюду ходил со своим псом‑поводырем Александром.

– У вас найдётся минутка для разговора? – спросил его Квиллер. – У меня есть конструктивное предложение.

Когда с финансовыми операциями было покончено, они перешли в один из банковских конференц‑залов.

– Фонд К., ‑ сказал Квиллер, – готов опубликовать небольшую книжку о «Старой посудине», если ваши ученики потрудились бы собрать кое‑какой материал. Они могли бы взять интервью у своих родственников, соседей, общественных деятелей. Кстати, это был бы для них ценный опыт. Можно было бы переснять фото из семейных архивов и поискать фотографии из подшивок нашей газеты. А в подписях к ним высказаться на волнующую Мускаунти тему – о связи «Посудины» с Клубом здоровья ветеранов.

Александр заворчал, и собеседники сочли это за знак одобрения. Александр был умный пёс.

 

У Квиллера была дурная привычка сочинять рассказы о событиях, прежде чем они происходили, или описывать здания, прежде чем их построили. Полли считала, что ему надо писать романы. К тому же его вымысел всегда был интереснее того, что получалось на самом деле.

Что касается «Старой усадьбы», то Квиллеру очень хотелось видеть её похожей на ту, что была описана Готорном.

Подступы к усадьбе, пожалуй, соответствовали картинам, которые рисовало его воображение… Между двумя столбами неотесанного камня висели железные створки ворот… За ними к дому вела подъездная дорога – длинная, прямая, она шла между двумя рядами тополей и мелькавшими там и сям клумбами с жёлтыми нарциссами… а в конце её стояло внушительное, тюремного вида здание: серый кирпич, голые окна, мрачная входная дверь.

Нарисованный Квиллером образ развеялся как дым, лопнул как мыльный пузырь, как только он постучал в дверь тяжелым медным дверным молотком.

Он ожидал, что его встретит дворецкий с серебряными пряжками на башмаках, а дверь открыла Дейзи Бэбкок в розовом брючном костюме, вся трепещущая от волнения.

– Вы – мистер К.! Прошу вас, входите! Усадьба вам очень рада! А вы привезли с собой Крутого Коко?

Только преданная фанатка «Пера Квилла» могла нести такую чушь. Квиллеру она сразу понравилась.

Он вспомнил, что видел её в магазине братьев Лингуини, когда заказывал воду «Скуунк», но теперь в вестибюле с высокими – на уровне второго этажа – потолками, мраморными полами, с уходящими вверх зеркалами, затянутыми парчой стенами, гигантскими хрустальными канделябрами и лестницей, такой же большой, как мост через реку Квай[11], её игриво‑легкомысленный тон звучал неуместно.

Квиллер ответил сдержанно:

– Коко сожалеет, но он договорился о встрече со своим издателем. Он надеется, что вы навестите его в нашем амбаре.

– С удовольствием, – откликнулась она. – Альфредо рассказывал мне о нём. Альфредо развозит «Скуунк», вашу любимую минеральную воду.

– Моему жилищу далеко до этого маленького дворца. Вы водите по нему экскурсии?

– Откуда начнём?

– Как сказал Червонный Король Белому Кролику, начнём с начала и продолжим, пока не дойдем до конца. А там остановимся.

Круглая – в форме каравая – пристройка служила одним из крыльев, которые окружали величественный зал со стеклянным куполом и большими картинами в богатых рамах, тянувших на целое состояние.

Кроме музыкального салона с двумя великолепными роялями, в этой части дома размещалась столовая на шестнадцать персон, а наверху – просторная библиотека. Во всех спальных покоях стояли кровати с пологом и высокие комоды на ножках.

Но главной гордостью и радостью миссис Ледфилд был роскошный сад, снабжавший свежесрезанными цветами все серебряные и хрустальные вазы, какие были в усадьбе… и ещё там были разбиты клумбы, где росли дневные лилии – страсть Натана – пять подвидов, способных выдерживать суровый северный климат.

Казалось, будто Ледфилды все ещё живут здесь. В музыкальном салоне на пюпитрах лежали раскрытые ноты, словно ожидая появления пианиста и скрипача.

– А вот эта комната называется «Банк коробок», – объясняла Дейзи. – Обычным посетителям, не имеющим отношения к семье, мы её не показываем.

Это была комната, доверху набитая пустыми коробками всех видов и размеров – коробками, которые Натан использовал при продаже и покупке предметов искусства: обувные коробки, шляпные коробки, коробки для драгоценностей, одежды и просто огромные картонные коробки.

В какой‑то момент к ним подошла молодая особа и что‑то шепнула Дейзи.

– Я перезвоню ему, Либби. Запиши его номер… Ты была у врача?

Девушка кивнула и убежала.

– Это наш секретарь‑администратор. Утром она пошла в сад, и её укусила пчела… Либби – протеже Натана.

В общем и целом, кофе с рогаликами, которым Дейзи потчевала Квиллера, доставил ему больше удовольствия, чем экстравагантность «Старой усадьбы».

– Завтра ваш муж доставит в амбар очередную партию «Скуунка». Почему бы вам не приехать с ним не сказать «здрасьте» Коко и Юм‑Юм?

В вечернем телефонном свидании Квиллер живописал Полли свой визит в «Старую усадьбу».

– Ну ты и бестия! – сказала она. – Если Альма узнает, что Дейзи первой побывала в амбаре, она придёт в ярость.

– С чего ты взяла?

– Кузина одной из наших «зелёных халатов» служит экономкой в «Старой усадьбе», и она говорит – Дейзи и Альма соперничают друг с другом, кто главней.

– Во время моего визита, – сменил тему Квиллер, – одна из сотрудниц вернулась от врача – её, мне сказали, ужалила пчела.

– Да?… А ты знаешь, что от такого укуса умер муж Мегги Спренкл? Он работал у себя в розарии без сетки и защитного костюма, и его ужалила пчела. А к тому моменту, когда он в своём инвалидном кресле добрался до дома, было уже слишком поздно. Поэтому Мегги и продала своё поместье и перебралась в город. Кстати, как тебе «Старая усадьба» в целом? Понравилась?

– Знаешь, я пришёл к выводу, что её связь с Готорном – слишком сложная материя для читателей «Пера Квилла». Пусть, когда до этого дойдет, о «Старой усадьбе» пишут очеркисты. Что ж…

– A bientot.

– A bientot, дорогая.

 

В четверг под вечер Коко, которого несколько часов нигде не было видно, вдруг объявился на кухне – не затем, чтобы потребовать ужин, а чтобы известить: кто‑то едет! Он взлетел на барную стойку, придирчиво оглядел двор амбара и спрыгнул на пол. И, как всегда, оказался прав.

 

Через пятнадцать секунд – по внутреннему секундомеру Квиллера – из лесочка вырулил грузовик братьев Лингуини и подкатил к задней двери амбара.

Из кабины выпрыгнула Дейзи и, восторженно ахая, принялась осматривать амбар. Вслед за ней выпрыгнул её муж и принялся выгружать ящики со «Скуунком», коробки с клюквенным соком, картофельными чипсами, крендельками, орешками и столько бутылок вина и крепкого спиртного, что они, на радость гостям Квилла, доверху наполнили холодильник. Коко надзирал за этими разгрузочно‑погрузочными работами.

– Он что у вас, вместо бармена?

– Он – из налогового управления. Мы оформили специальную лицензию.

Дейзи разгуливала по амбару, разглядывая пандусы, балконы, уходящие вверх дымовые трубы и шестифутовые гобеленовые занавеси, свисавшие с верхних перил.

Сиамцы следовали за ней по пятам; Юм‑Юм позволила взять себя на руки, а Коко продемонстрировал свой «полёт белки», приземлившись на диванную подушку внизу.

Затем Квиллер повёл их во внутренний дворик, где стояла восьмиугольная, затянутая со всех сторон сеткой беседка. Из неё открывался чудесный вид на сад бабочек, цветущие кусты и птичьи гнезда на просеке, ведущей к Центру искусств.

Дейзи не хотелось уезжать, но им нужно было отвезти заказ ещё по двум адресам.

– Мне думается, – сказал Квиллер под занавес, – что «Перу Квилла» стоит посвятить одну из колонок виноградникам. Сам я даже редиски не вырастил, но виноград – моя любовь, виноград… как бы это выразить… душевная культура.

– Мой брат Ник может показать вам виноградник. Он винодел. Называйте день!

 

В пятницу утром адвокат и Квиллер договорились о визите в амбар Альмы Ли. Визит намечался короткий: Барту предстояла ещё одна встреча, а Квиллер должен был не позже полудня сдать свою колонку в редакцию.

Когда Барт и Альма прибыли, сиамцы удрали на верхний ярус и оттуда наблюдали за гостьей, впервые посетившей амбар.

Квиллер встретил Барта с Альмой на стоянке и повёл их к парадному входу с другой стороны амбара.

– Куда он выходит? – спросила Альма.

– К моему почтовому ящику на Старой подъездной дороге, – сказал Квиллер, промолчав о таких вещах, как сад бабочек и Центр искусств.

Альма подняла глаза на затянутую сеткой беседку.

– Это там в прошлом году застрелился ваш гость? – спросила она.

– Он не был гостем – он был чужаком, тайно проникшим в амбар. Его разыскивала полиция трёх округов, – сказал Квиллер, несколько приукрашивая реальность.

Внутри амбара она осмотрела ярусы и пандусы, взглянула на огромный побеленный камин с уходящими к кровле сорокафутовыми трубами и на шестифутовые гобеленовые занавеси, спускавшиеся с балконных перил.

– Почему бы вам не украсить помещение предметами декоративно‑прикладного искусства? – спросила Альма.

– Из‑за сложной архитектуры и больших пустых пространств и стен, заполненных стеллажами с книгами, для предметов искусства почти не остаётся места. Не говоря уже о том, что они тут будут незаметны. Тут важна сама атмосфера. Тут важно чувствовать, а не смотреть.

Date: 2016-02-19; view: 317; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию