Кот, которого избрали собачником 1 page

Лилиан Джексон Браун

Кот, у которого было 60 усиков

Кот, который... – 29

Лилиан Джексон Браун

Кот, у которого было 60 усиков

Посвящается Эрлу Беттингеру, мужу, который…

Выражаю глубокую признательность

Эрлу, моей законной половине, – за супружескую любовь, поддержку и помощь, оказываемую сотней разных способов.

Моему консультанту Ширли Бредли – за высокий профессионализм и преданность работе.

Моей помощнице Бекки Фэрклот, которая всегда была рядом, когда я в этом нуждалась.

Моему редактору Натали Розенштайн – за веру в «Кота, который» с самого начала работы над проектом.

Моему литературному агентству «Бланш К. Грегори Инкорпорейтед» за многолетнее и неизменно приятное сотрудничество.

Всем реально существовавшим Коко и Юм‑Юм – за вдохновение, которым они дарили меня на протяжении целых пятидесяти лет.

Пролог

Подслушано на пикнике в Мускаунти, который расположен в четырёхстах милях к северу от чего бы то ни было.

Молодая женщина в синем свитере из шетландской шерсти. Никогда ни о чем подобном не слышала! А я работаю ветеринаром уже двадцать лет!

Мужчина с роскошными усами. Ну что тут сказать? Я сам их сосчитал.

Женщина. Вы, может, обсчитались…

Мужчина. Так пересчитайте их сами. Если я прав, вы сможете обнародовать этот факт в научном журнале. Если нет – угощаю вас обедом в «Макинтоше».

Женщина. Согласна! Посчитаем ему усики, когда вы в следующий раз принесёте его для профилактического осмотра зубов.

Один

Мужчина с роскошными усами (тщательно ухоженный «перец с солью») был не кто иной, как Джим Квиллер, автор собственной колонки в газете «Всякая всячина», выходившей в Мускаунти дважды в неделю. Он переселился сюда из Центра – так местные жители называли все земли, лежащие от них к югу. Сами они по большей части были отпрысками первых поселенцев, унаследовавшими их силу духа, чувство юмора и ярко выраженный индивидуализм.

Они с удовольствием читали колонку «Из‑под пера Квилла», которая появлялась дважды в неделю, принимали как должное то, что он живёт один с двумя кошками в перестроенном яблочном амбаре и холит свои великолепные усы.

В юности, которую Джеймс Макинтош Квиллер провёл в Центре, он вынашивал три честолюбивые мечты: первая – попасть в бейсбольную команду «Чикагские щенки», затем – играть на одной из сцен Бродвея и, наконец, – писать для «Нью‑Йорк таймс». Но чего у него, конечно, и в мыслях никогда не было, так это стать самым богатым человеком северо‑восточных штатов! Как так вышло – история, удивительнее любого вымысла.

Тётя Фанни Клингеншоен, надо полагать, знала что делала, когда отказала все своё имущество ему одному.

Квиллер учредил благотворительное общество – Клингеншоеновский фонд, который занялся улучшением жизни в Мускаунти. Благодаря Фонду К., как все и каждый его называли, медицинские, школьные, культурные учреждения и инфраструктура округа заработали гораздо эффективнее.

Ко всеобщему удивлению, и другие семьи, давно уже владевшие немалыми капиталами, вдохновившись благим примером, начали вкладывать деньги в общественные предприятия. На их пожертвования уже проектировались два музея, музыкальная школа и дом отдыха и развлечений для старшего поколения (ДОРСП).

Все идёт чересчур гладко, думал Квиллер с пессимизмом бывалого газетчика.

– Твои прогнозы, Арчи? – обратился он к старому приятелю, с которым когда‑то, ещё в Чикаго, ходил в один детский сад.

Теперь Арчи Райкер занимал должность главного редактора «Всякой всячины».

– Когда кругом гуляет столько денег, – мрачно покачал тот головой, – кой‑кого одолевает жадность.

(Приезжие со всей страны – одетые как на парад – платили по пятьдесят долларов за билет за осмотр поместья «Старая усадьба».)

Был конец теплого августовского дня. Квиллер и его четырехлапые друзья наслаждались уютным вечером, который они коротали в яблочном амбаре. Квиллер почитал им «Уолл‑стрит джорнал»[1], а потом все трое полакомились мороженым.

Амбар представлял собой восьмиугольную башню, построенную больше ста лет назад из полевого шпата и вековых валунов. Старые деревянные балки внутри и торчащие под кровлей стропила выцвели до молочного цвета. Там, где раньше высились полки для хранения яблок, теперь поднимались серпантином пандусы и лестницы с балконами на трёх уровнях.

Чуть позднее сиамцы, покинув уголок для чтения, принялись гоняться друг за другом вверх‑вниз по пандусам, пока не свалились на софу в центре амбара. Жилые помещения открытой планировки располагались вокруг огромного кубообразного камина, дымоходы которого устремлялись к кровле, на сорок футов ввысь.

Было почти одиннадцать, и Коко с Юм‑Юм начали выказывать озабоченность: наступал час последней трапезы перед сном.

Двигаясь нарочито медленно – чтобы помучить сгоравших от нетерпения сиамцев, – Квиллер гремел банками с кабиблами и с преувеличенной тщательностью протирал две и без того сухие миски. Сиамцы не сводили с него глаз. Коко, казалось, даже дышать стал тяжелее.

Внезапно он переключил своё внимание на телефонный аппарат, висевший в простенке между кухонным окном и дверью на задний двор. Он с минуту таращился на него, нервно поводя ушами.

Квиллер принял сигнал. Благодаря таинственной кошачьей интуиции Коко знал, что телефон вот‑вот зазвонит, и несколько секунд спустя действительно раздалась трель. Как он, этот умница кот, мог предвидеть такое? Догадываясь, что звонит Полли Дункан, главная женщина его жизни, Квиллер постарался смодулировать соответствующие интонации.

– Вечер добрый! – произнёс он наисладчайшим голосом.

– Добрый‑добрый! Ты, судя по голосу, в прекрасном настроении, – нежно проворковала Полли в ответ. – Чем занимаешься?

– Ничем особенным. А ты?

– Ушиваю новое платье. Укорачиваю на пару дюймов.

– Фью‑у‑у! – изобразил восхищение Квиллер.

– Оно длинновато, – продолжала Полли, не удостоив вниманием этот удалой охотничий посвист. – А мне пришло в голову надеть его, добавив что‑нибудь шотландское, на вечер в воскресенье. Мы будем отмечать возвращение из Шотландии доктора Конни. А ты не хочешь надеть твой шотландский наряд, Квилл?

Когда‑то давно он восставал против того, чтобы рядиться, как он выражался, в «юбчонку», но теперь при мысли о килте рода Макинтошей, о клинке и гетрах в Квиллере начинал звучать голос крови. Как‑никак, а его мать была Макинтош!

– А что Конни забыла в Шотландии?

– Как что? Двадцать лет назад она закончила там ветеринарное училище и ездит в Шотландию повидаться с друзьями. А ты знаешь, что её киска все это время жила у Уэзерби?

– Понятия не имел. И как она поладила с Гольф Стримом?

– Конни познакомила их, ещё когда Бонни Лесси[2]была котеночком, и теперь Гольф Стрим ведёт себя с ней как старший брат. А знаешь, – продолжала Полли, – Конни привезла Джо шикарный свитер из шетландской шерсти – благодарность за приют для Бонни Лесси. Ты представляешь себе, Квилл, Шетландский архипелаг, откуда шетландская шерсть, – это сто островов… Сто островов! – повторила она, потому что он никак не отреагировал.

– Да… с ума сойти можно! – рассеянно пробормотал он, наблюдая за сиамцами, которые пытались залезть в коробку с кабиблами.

– Во всяком случае, мне подумалось, тебе будет интересно об этом узнать. A bienta[3], милый.

– Abienta.

Когда сиамцы покончили с выданными им кабиблами и умылись, Квиллер поднялся с ними в их жилище на третьем ярусе. Обозрев свою опочивальню с таким тщанием, словно видели её впервые, они прыгнули в корзинки – каждый в свою – и, прежде чем улечься, трижды в них прокрутились.

«Кошки. Кто их разберет?» – думал Квиллер, прикрывая за собой дверь.

Вернувшись к себе вниз, он сел за письменный стол и изложил свои размышления по этому поводу в дневнике. Он был прирожденный писатель! Если у него не получалось накропать тысячу слов для колонки «Из‑под пера Квилла», он садился за чью‑нибудь биографию или интересный случай из истории Мускаунти. И регулярно вёл дневник, заполняя ежедневно пару‑другую страниц. На этот раз он записал:

Я говорил это раньше, говорю и сейчас: Коко необыкновенный кот! Потому ли, что его настоящее имя Као Ко Кун и он знает, что происходит из рода королевских сиамцев?

Или потому – на чем я настаиваю, – что у него шестьдесят усиков‑вибрисс?

Он знает за несколько секунд, что сейчас зазвонит телефон. И знает, кто на проводе – кто‑то из своих или лох, желающий всучить вам страховку или собачий корм.

Когда этим оголтелым придуркам вздумалось крушить цветочные вазоны перед окнами муниципалитета, Коко за десять минут знал, что случится какая‑то пакость. Почему никто не прочёл его сигналов? А ведь шеф полиции сидел тут, за рюмкой на сон грядущий, но ни он, ни я ничего не учуяли.

Да что там говорить… Не всем, ой далеко не всем дано быть таким умницей, как этот необыкновенный кот с шестьюдесятью усиками!

Два

Квиллер был известной в Пикаксе фигурой: высокий, отменного сложения, средних лет и в неизменной бейсболке на голове. На приветствия случайных встречных он отвечал дружеским поклоном и не жалел времени, чтобы выслушать каждого, у кого находилось что ему сказать. На лице у него появлялось выражение глубочайшего внимания, и это вызывало у горожан удивление. Они дивились, интересуясь, не было ли в его жизни большой трагедии. Его ближайшие друзья тоже дивились, но у них хватало такта не лезть к нему в душу с вопросами. Однажды видели, как он самолично переводил через Мейн‑стрит старушку. Но когда свидетели этой сцены стали восторгаться его галантностью, он пожал плечами: «Подумаешь, подвиг! Ей всего‑то нужно было на другую сторону».

В закусочной «У Луизы», куда Квиллер заходил выпить кофе, поесть пирога с яблоками и разжиться последними сплетнями, завсегдатаи заведения любили встречать его вопросом: «Как поживает Коко, мистер К.?» Шутливые ссылки на Коко и Юм‑Юм в «Пере Квилла» с нетерпением ожидались читателями.

В Мускаунти – по непроверенным данным – на душу населения приходилось больше кошек, чем в любом другом округе или штате. В Локмастере из домашних животных предпочтение отдавали лошадям и собакам.

В холодное время года, когда яблочный амбар невозможно было протопить, Квиллер со всем своим хозяйством переезжал в Индейскую Деревню – элитный поселок на северной окраине Пикакса. Жилые комплексы из четырёх и более кондоминиумов вполне устраивали нацеленных на карьеру холостяков и несколько бездетных семейных пар. Там имелся клуб с плавательным бассейном, гостиными для приемов и баром. По берегу реки вились пешеходные тропы, гуляя по которым, можно было наблюдать за птицами. И разрешалось держать дома кошек!

Комплекс под названием «Ивы» занимали четверо видных граждан Пикакса: директор книжного магазина «Сундук пирата», ветеринар, метеоролог радиостанции «Голос Пикакса» и – в холодное время года – ведущий рубрики «Из‑под пера Квилла», дважды в неделю радовавшей читателей «Всякой всячины».

В тех же «Ивах» проживали шесть домашних кошек: Брут и Катта – у Полли Дункан, кошечка Бонни Ласси – у доктора Конни Косгроув, Гольф Стрим – у метеоролога Уэзерби Гуда, а у Джима Квиллера – сиамцы Коко и Юм‑Юм, превосходно известные почитателям местной прессы.

У Уэзерби Гуда (настоящее имя Джо Банкер) была страсть собирать у себя друзей и дар развлекать их игрой на фортепиано. На всех этих «междусобойчиках с пиццей», которые он устраивал по воскресеньям из вечера в вечер, он играл им «Полёт шмеля» Римского‑Корсакова и «Детский уголок» Дебюсси – его и просить не надо было.

Возвращение Конни из Шотландии давало прекрасный повод для дружеской встречи жителей «Ив».

Почетный гость был в шетландском свитере пронзительно синего цвета. Хозяйка выступала в свитере цвета мокрого асфальта, купленном в Шотландии, а Полли и Квиллера ожидали подарки – шарфы из шетландской шерсти.

– Могу я полюбопытствовать, Конни, почему вы получали диплом в Шотландии? – спросил Квиллер.

– Ветеринарное училище при Университете Глазго, – отвечала Конни, – пользуется мировой известностью, и уже много лет. Оно славится отличным преподаванием и научными лабораториями. Изучение болезней у животных ведёт к открытиям в общей медицине, которые могут быть использованы для лечения людей.

Уэзерби сел за пианино и сыграл попурри из мюзикла Фредерика Лоу «Бригадун». С импровизациями, которые были его «пунктиком».

Квиллер продекламировал стихотворение Бёрнса «Честная бедность» («При всем при том…»). Подняли тост за здоровье хозяйки и по тосту за каждого из присутствующих. А затем принялись за пиццу.

Пока пили‑ели, болтали о том о сем, но главным образом – о Хикси Райс, ведавшей отделом рекламы и объявлений во «Всячине» и тоже жительнице Индейской Деревни. Сейчас она ведала ещё и благотворительным проектом Дома для старшего поколения, а чуть ранее, не щадя сил, подготовила праздничный парад для Дня Независимости – но вот незадача: ужасный ливень, разразившийся четвёртого июля, смыл все её усилия!.. И ещё вандалы испоганили фасад университета, который она чудо как замечательно украсила… А что до романов, так тут ей совсем не везёт.

Квиллеру, который знал Хикси ещё по Чикаго и являлся главным виновником её переезда в Мускаунти, сказать по её поводу было почти нечего.

Бедняжке не везло – вот и все. Она работала за десятерых, вкладывая в дело всю душу, – но ей просто‑напросто не везло. А теперь на неё навьючили историю с этим новым Центром для престарелых…

«Всячина» объявила конкурс на лучшее название, и на первой полосе каждого номера печатали для него готовый бланк.

– Очень умно со стороны «Всячины», – одобрил Джо Банкер. – Желающим предложить три названия придётся купить три номера.

– Метеорологи – ужасный народ. Уж больно ушлый, – парировал Квиллер. – А мы‑то думали, никто нашей интриги не разгадает.

– Кубышку для сбора бланков поставили к нам в магазин, – вставила Полли, – и народ повалил валом. Джад Амхёрст только и делает, что передвигает эту тумбу с одного конца ковра на другой, чтобы на нём не протерли дыру. Джад рано вышел на пенсию, и пороха в пороховницах у него хоть отбавляй. Он и администратор в Литклубе, и волонтер в приюте для бездомных животных. Моет там собак!

– А чем Литклуб нас порадует в ближайшее время? – поинтересовался Квиллер.

– Лекцией отставного профессора из Локмастера. Он – большой знаток Пруста, прочтет о нём лекцию. С твоей стороны было бы очень мило, – обратилась Полли к Квиллеру, – если бы ты устроил его у себя в амбаре на ночь.

– И, без сомнения, это будет неплохая надбавка к скромному гонорару, какой ты в состоянии ему заплатить, – заявил Квиллер. – Кстати, у Коко новое хобби – воздушные атаки. На алурофобов. Надеюсь, твой профессор любит кошек?

Четвёрка друзей переместилась к столику с кофе и домашним, облитым шоколадом печеньем – собственноручным изделием Полли. Их сопровождал Гольф Стрим на поводке: в последнее время среди диких животных были выявлены случаи бешенства. А ещё не так давно кошачьему населению Деревни разрешалось свободно разгуливать у ручья, созерцая рыб и птиц. Бешенство было обнаружено у скунсов, енотов и лис. Что же произошло?

– Слишком многие домашние животные водятся с дикими! – объяснил Джо.

Полли сказала, что не понимает, откуда берётся бешенство и что это за болезнь.

– Инфекционное заболевание, распространенное среди некоторых диких видов. – Это была доктор Конни. – Оно передается через слюну, когда больные бешенством животные дерутся с домашними и кусают их. Лучшая профилактика – поводок или клетка. Иначе домашних питомцев не удержать: увидят, как что‑то движется по берегу ручья, и несутся сломя голову словить свой кошачий или собачий кайф!

– В Чикаго мы никогда не сталкивались с бешеными особями, – вмешался Квиллер. – Разве только с ребятишками, вооружёнными рогатками, да с шальными водителями грузовиков.

И тут же сменил тему, заведя разговор о шестидесяти усиках своего Коко. На что доктор Конни сказала:

– Не думаю, что Коко мурлыкал от восторга, когда вы их пересчитывали.

– А я дал ему легкого снотворного, как поступают в театре, когда нужно использовать кошку на сцене.

Он первым заявил, что ему пора домой – кормить своих питомцев. Женщины вспомнили о своих. В знак прощания Джо сел за пианино и в бешеном темпе сыграл «Кошек на клавишах»[4].

Кто‑то сказал:

– Непременно надо опять встретиться.

И все согласно закивали.

Квиллер проводил Полли до дома и, как всегда, зашёл в Номер первый пожелать Бруту и Катте доброй ночи.

После феерического музицирования Джо и безумолчной дружеской болтовни Квиллер предвкушал тихий вечер со своими сиамцами.

По дороге домой он вспоминал своё детство в Чикаго, ему слышалось, как мать играет «Кошек на клавишах», и он только дивился, как легко и быстро её пальцы летают по клавиатуре. Джо Банкер исполнял эту музыкальную пьесу в два раза быстрее! Откуда в нём столько энергии? Джо вырос в маленьком тихом городке Хорсрэдиш, а в тихом омуте, как известно, черти водятся. В его кузине, докторе корвидологии[5], жизнь тоже била ключом.

Въезжая во двор амбара, он увидел, что Коко выделывает курбеты на кухонном окне. Так, понятно…

Две кувыркающиеся кошки означают: где наш обед? Умираем с голоду!

Одна кошка сигнализирует: на автоответчике сообщение.

Звонок был от Джада Амхёрста, одного из трёх членов жюри, уполномоченного выбрать название для ДОРСП.

«Квилл! Название есть! Превосходное! Завтра оно будет в газете, но если вам невтерпеж, звоните».

Джад жил в одном из кондоминиумов в Уинстон‑парке, прямо напротив книжного магазина, где предполагалось провести итоговое заседание жюри.

Квиллера всегда тяготила неизвестность, поэтому он тут же позвонил:

– Не держите меня в напряжении, Джад! Ну, что там?

– Так вот. Мегги, Торнтон и я заседали целый день в «Сундуке». Стол, за которым проходило обсуждение, был весь завален бланками. Горы предложений. Начали читать их вслух. Большая часть – заурядные. Кое‑какие – дурацкие. Три‑четыре – приемлемые. И тут Торнтон оглашает одно… от Билла Тёмерика из Содаст‑Сити…

– Я его знаю! – прервал Джада Квиллер. – Он пишет очень толковые письма нашему главному редактору.

– Его предложение вам понравится! Даже девиз есть! – И Джад прочёл: – «Клуб здоровья ветеранов: в здоровом теле здоровый дух».

– Записываюсь! – заявил Квиллер. – Ведь я уже достаточно стар. И наверняка сойду за ветерана!

– Я так и знал, что вам понравится, Квилл. Мы рассмотрели все предложения, но это – лучшее.

– А какой за него полагается приз?

– «Всякая всячина» даёт двести долларов, и ещё от владельцев магазинов поступили подарочные сертификаты.

– Спасибо за частную информацию, Джад. Вторничную колонку я посвящаю «Старой посудине» – её прошлому, настоящему и будущему.

И Квиллер принялся за работу:

Продуктово‑семенной склад.

На службе у фермеров больше ста лет.

Название: «Старая посудина».

Типичный склад: плоская крыша, отсутствие окон, погрузочный терминал.

Внутренний вид помещения: голые стены с полками для мешков с продовольствием и с семенами. Находится в городе, что не устраивает сегодняшних фермеров, которые предпочитают иметь хранилища, расположенные по всему Мускаунти.

Собственность, пустующая уже много лет.

Необходимо сделать там несколько входов для публики, прорубить окна, провести канализацию, воду и электричество; покрасить и украсить коврами и идеями!

Почему бы не разбить на крыше сад?

В дневнике он сделал такую запись:

«Старая посудина» – заброшенная собственность в северном конце Пикакса. Недавно её приобрела шотландская община и передала муниципалитету для ДОРСП вместе с денежными пожертвованиями на полное переоборудование, ремонт и покупку обстановки.

Шотландские корабелы прибыли в Мускаунти в девятнадцатом веке – чтобы строить трехмачтовые шхуны, мачты которых делались из двадцатифутовых сосен. Когда парус был вытеснен паром, они переключились на строительство домов и строили их очень хорошо, о чем свидетельствуют собственные их особняки на Алом мысе и та материальная поддержка, которую они оказывали местным проектам. ДОРСП будет благодарностью им.

Что касается выбранного для ДОРСП помещения, то это продуктово‑семенной склад, куда фермеры свозили на фурах свою продукцию. При новых формах транспортировки такие перевозки стали нерентабельны, и на смену гигантскому складу пришли небольшие базы, разбросанные по всему округу. «Старая посудина», как назвали склад, стала пристанищем для мальчишек, бродячих кошек и невесть кого и чего ещё. Теперь архитекторы и строители даруют ей свои знания и умения, а «Всякая всячина» даёт pro bопо[6]координатора работ по проекту – свою сотрудницу Хикси Райс.

Позже в тот же день позвонила сама Хикси Райс.

– Угадай, что случилось! К нам возвращается стол с собаками!!

В начале года, чтобы собрать деньги на строительство Клуба здоровья, проводился благотворительный аукцион. Старожилы жертвовали для него весьма ценные вещи – от фарфоровых чашек до предметов старинной мебели.

Среди прочих даров был шестифутовый библиотечный стол из тяжёлого дуба; массивные, выгнутые в форме луковицы ножки поддерживали столешницу с одной стороны, а с другой она опиралась на двух бассетов в натуральную величину. Стол пожертвовала заведующая канцелярией «Всякой всячины», получившая его в наследство от состоятельного отца.

Деяние это вызвало тьму толков: «Он весит тонну! Держу пари, что она рада от него избавиться! А что, это можно вписать в налоговую декларацию, и скостят налоги? На сколько баксов он потянет?»

На аукционе неустановленное лицо предложило за него некую сумму, а приобрели стол за… десять тысяч долларов! И грузовик увез его из Пикакса в неизвестном направлении.

А теперь стол с собаками вернулся! Вернулся дар Клубу здоровья ветеранов от неизвестного доброжелателя.

– И куда его поставят? – поинтересовался Квиллер.

– В фойе, оно просторное. Вокруг, словно это некий центр притяжения, будут собираться члены клуба. Последние выпуски газет, журналов, настольная лампа с мягким приглушённым светом… Представь себе лампу, к примеру… в виде кошки! Можно заказать дизайнеру кошку, сидящую на задних лапах, а в передних она будет держать абажур. Как ты думаешь, Коко захочет позировать? Весь город побежит смотреть на стол с собаками и с лампой‑кошкой!

– Немедленно положи трубку! – скомандовал Квиллер. – У тебя начинаются галлюцинации!

Три

В понедельник Квиллер запоздал на полчаса с завтраком для сиамцев. Они набросились на него, словно им не давали есть целую неделю. Тем не менее в какой‑то момент Коко резко поднял голову и уставился в одно местечко на кухонной стене. Несколько секунд спустя телефон разразился трелями, и кот вернулся к прерванной трапезе.

Звонила Лайза Комптон, в прошлом преподаватель, а теперь «просто» жена школьного инспектора. По совместительству она руководила волонтерами в Центре Эдди Смита, где продавали подержанные и редкие книги (деньги от продажи шли на благотворительные цели).

– Квилл! Только что нам с Алого мыса привезли коробку с книгами, которые вызвали у меня мысль о тебе.

– Такое заявление чревато вопросами, – заметил он.

– Тебе они придутся по душе! Это всё томики карманного размера в твёрдых переплётах – типа тех, что издавались до того, как появились мягкие обложки. Удобные для чтения в машине – и, право, очень, очень симпатичные. Есть даже иллюстрированные и с золотым тиснением на корешках.

– А что там за подборка?

– Сплошь классика. «Похищенный»[7], «Лорна Дун»[8], «Хижина дяди Тома»… и такие писатели, как Ги де Мопассан, Генри Джеймс, Марк Твен…

– Не своди с них глаз! Не выпускай из рук! – загорелся Квиллер. – Сейчас же еду.

– Позволь дать тебе совет. Поскольку коробка очень большая, подъезжай к северной стоянке у задней двери: от неё лестница ведёт прямо вниз – в Центр Эдди Смита.

Квиллеру нравилась Лайза: всегда обо всем подумает – не только о том, кто по достоинству оценит редкую книгу, но и о том, как лучше загрузить покупку в машину.

– Кстати, Квилл, нужно обсудить одно дело по Литклубу. Если у тебя, конечно, будет время. – Она говорила официальным тоном, и это означало, что она не одна. – У тебя найдётся несколько минут?

Всегда падкий до маленьких интриг, Квиллер не заставил ждать себя с ответом:

– Буду через десять минут.

Некоторое время спустя Лайза в своём кабинете говорила ему тихим голосом:

– Квилл, информация только для тебя. Я бросаю ЦЭС и перехожу в Клуб здоровья ветеранов.

– Вот это да! – вырвалось у него. – Потрясающе! Разумеется, я рад за тебя! А что об этом думает Лайл?

– Лайл считает, что клубу очень повезло.

– Полностью согласен.

– Я буду отвечать за координацию всех мероприятий: нужно будет составлять планы, оформлять помещения, вовремя информировать членов клуба, подыскивать инструкторов, находить новые идеи и вообще…

– Тащить такой груз способна только ты. Дай знать, если я смогу тебе чем‑нибудь подсобить.

Парадоксальное завершение разговора, думал он по дороге домой. Во что я вляпываюсь?

Квиллер коллекционировал парадоксальные фразы, завершающие разговор, и вдохновлял своих читателей пополнять его коллекцию. Когда‑нибудь, заверял он, Фонд К. опубликует сборник, составленный из лучших изречений. Вот какие перлы ему присылали:

Не нужно брать с собою зонтик… Дождя не будет.

Комитет по дорожному строительству считает Старый деревянный мост абсолютно надежным.

Не стоит останавливаться, чтобы купить бензин… Нам ведь только перевалить через горы.

И за каждый такой перл – мало того что его печатали! – он награждал гордого собой автора толстенным жёлтым карандашом с золотой надписью «Перо Квилла» – трофеем, которым в народе очень даже дорожили.

По мнению Арчи Райкера, это была уловка ленивого журналиста – чтобы заставить читателей работать на себя и за себя. Это редакторское «фу», конечно, только спектакль, говорил себе Квиллер, взирая на мешки с письмами своих поклонников, заполнявшие почтовый отдел.

Не успел Квиллер втащить набитую книгами коробку в амбар, как тут же примчался Коко; Юм‑Юм степенно явилась второй.

Квиллер поставил драгоценный трофей на бар, но Коко никак не мог успокоиться, устраивая спектакль под названием «Откуда добыча?». Однако, когда Квиллер распаковал книги, стало ясно, что причина вовсе не в них, а в коробке – именно она возбуждала у Коко неподдельный интерес. Интерес – это мягко говоря: кот неистовствовал по поводу коробки, то влезая в неё, то вылезая.

Квиллер позвонил в ЦЭС.

– Лайза, прилично ли поинтересоваться, кто даритель этих книг?

– А прилично ли спросить, на кой ляд тебе это нужно знать? – поддразнила его Лайза.

– Не мне, а Коко. Его интересуют не книги, а коробка, в которой они прибыли.

– Ну… она большая, – подумав, протянула Лайза. – Надо думать, он хочет свить в ней уютное гнездышко.

– Она не только большая, но и неприметная. Простая картонная коробка. Никаких наклеек – ни этикеток стирального порошка от «Проктор энд Гэмбл», ни рекламы «Супов от Кэмпбелла»…

– Знаешь, это забавнее, чем ты думаешь. Книги как раз от одной из ветвей семьи Кэмпбеллов, живущей на Алом мысу.

– Интересно, где они их приобретали… Ты близко с ними знакома? Тебе удобно у них спросить? Передай им, что хороший парень Коко интересуется происхождением их книг.

– Да они будут счастливы! Они все горячие поклонники «Пера Квилла».

После того как книгам определили место на полках и был прочитан вслух очередной кусок из «Женского портрета»[9], Коко успокоился. Что до коробки, то её отнесли в чулан, где хранились отслужившие своё вещи и несколько садовых инструментов. И прилепили к ней записку: «Не выбрасывать»; происхождение же её содержимого так и осталось тайной.

В тот же понедельник, ближе к вечеру, когда Квиллер сидел, развалясь в любимом кресле, вдруг откуда ни возьмись появился Коко и вспрыгнул на ручку кресла. Его гибкое тельце было напряжено, а стоявшие торчком уши направлены в сторону окна.

Кто‑то к нам едет, подумал Квиллер. Кот соскочил с кресла и побежал на кухню, где с барной стойки открывался прекрасный вид в окне. Квиллер последовал за ним.

Из окна был виден двор амбара, а дальше – участок густого леса и раскисшая от дождей дорога, которая вела к Мейн‑стрит и нескольким старинным особнякам. Вокруг кольцевой развязки стояли две церкви, Публичная библиотека, Центр искусств и огромное старое здание суда.

Date: 2016-02-19; view: 311; Нарушение авторских прав