Глава 14. День за днем Наката приходил на огороженный забором пустырь

День за днем Наката приходил на огороженный забором пустырь. Пропустил только один раз — с утра зарядил проливной дождь, и он остался дома: надо было немного постолярничать. Все остальные дни Наката проводил на пустыре, сидя в зарослях и надеясь встретить пропавшую пеструю кошку или того человека в необычной шляпе. Но его бдения результата не давали.

С заходом солнца Наката отправлялся к хозяевам кошки с докладом о том, как продвигаются поиски: что узнал, куда ходил, что делал. Его выслушивали и вручали гонорар за день — три тысячи иен. Награждали всегда одинаково. Такова была его ставка. Никто ее не устанавливал, просто само собой получилось. В округе за ним закрепилось прозвище — «Мастер сыска», а вместе с ним как‑то незаметно и эти три тысячи в день. С деньгами обязательно давали что‑нибудь еще — еду, одежду. А если Наката находил и возвращал потерявшегося питомца хозяевам, получал премию — еще десять тысяч.

Кошки пропадали не каждый день, поэтому в месяц выходило немного, но с коммунальными службами за Накату расплачивался младший брат — он распоряжался оставшимся от родителей наследством (весьма скромным) и кое‑какими сбережениями. Плюс Наката, как престарелый инвалид, получал от городских властей пособие, на которое можно жить, особо не нуждаясь. Так что вознаграждение за свои труды он мог тратить совершенно спокойно. Ему казалось, что денег у него целая куча. (По правде говоря, он плохо представлял, что с ними делать, и дальше редких вылазок в какое‑нибудь местечко, где подавали угря, фантазия его не заводила.) То, что оставалось, Наката прятал дома под циновку. В банке или на почте человеку, который не умел ни читать, ни писать, делать было нечего. Ведь там бланки надо заполнять, писать имя, адрес…

Наката никому не говорил, что знал кошачий язык. Кроме кошек, об этом не подозревал никто. Попробуй скажи кому‑нибудь — сразу решат: у старика окончательно крышу сорвало. Все, конечно, знали, что у Накаты мозги не в порядке, но одно дело — мозги, и совсем другое — крыша…

Бывало, он увлеченно беседует на обочине с какой‑нибудь кошкой, и прохожим до них нет никакого дела. Подумаешь, старикан что‑то бормочет. С кошкой, как с человеком, разговаривает. Что тут особенного? Люди даже восхищались: «Ну дает Наката‑сан! И как он их повадки понимает? Говорить, что ли, по‑ихнему научился?» А он в ответ только посмеивался. Всегда вежливый, улыбчивый, Наката у окрестных домохозяек был на самом хорошем счету. Еще его любили за опрятный вид. Жил он бедно, однако очень любил ходить в баню и стирать одежду — кроме денег, хозяева кошек часто дарили ему ненужные вещи, почти новые. Может, розовая рубашка для гольфа от Джека Никлауса и не очень ему подходила, но на такие пустяки он внимания не обращал.

Стоя на пороге, Наката, заикаясь, докладывал госпоже Коидзуми, как идут поиски ее любимицы:

— Наката кое‑что узнал по вашему делу. Есть такой Кавамура‑сан. Несколько дней назад он, кажется, видел на большом пустыре, где забор, пеструю кошку, похожую на вашу. Примерно через две большие дороги отсюда. И возраст, и масть, и ошейник — все, как у Кунжутки. Наката хочет как следует покараулить на этом пустыре. Наката берет с собой бэнто и сидит там с утра до вечера. Нет‑нет. Вы не беспокойтесь. Накате делать нечего, посидит, если сильный дождь не пойдет. Но если вы считаете, что больше караулить не надо, скажите. Тогда Наката сразу перестанет караулить.

О том, что Кавамура‑сан — не человек, а всего‑навсего полосатый палевый кот, — Наката, чтобы не запутывать госпожу Коидзуми, предусмотрительно промолчал.

Поблагодарив Накату, госпожа Коидзуми рассказала, что две ее маленькие дочки ужасно скучают без своей любимой кошечки. Даже не едят ничего. Просто жить без нее не могут. У самой госпожи Коидзуми времени ее искать не было, и она радовалась, что нашелся человек, который с таким усердием взялся за это дело за три тысячи в день. Старичок, конечно, со странностями, разговаривает как‑то чудно, однако с виду человек неплохой, да и мастер, если люди верно говорят, по части розыска кошек. Честный, может, о нем и не скажешь, зато у такого хитрости не хватит обманывать. Госпожа Коидзуми передала Накате конверт с дневным заработком, положила в специальный судок, где еда долго не остывает, только что приготовленного риса с отваренными клубнями таро [29].

Наката с поклоном принял судок и, вдохнув поднимавшийся аромат, поблагодарил:

— Большое спасибо. Наката очень любит таро.

— Буду рада, если вам понравится, — сказала мадам Коидзуми.

Уже вторую неделю Наката дежурил на пустыре, изрядно перевидав за это время разных кошек. Каждый день на пустырь являлся палевый в полоску Кавамура‑сан, усаживался рядом с Накатай и по‑приятельски начинал что‑то лопотать. И Наката с ним здоровался. Заводил разговор о погоде, о муниципальных субсидиях, однако по‑прежнему совершенно не понимал, что хочет сказать Кавамура.

— Дожка зацеп, нисии торчит, — выдал Кавамура. Видно было: он хочет что‑то сообщить, — только Наката так ничего и не уразумел, и честно в этом признался.

На кошачьей морде появилось выражение легкого недоумения. Кавамура решил, видимо, изложить то же самое другими словами и перестарался — получилось еще хуже:

— Нисии кричит, хватить!

Сейчас бы сюда Мими, подумал Наката. Отлупила бы Кавамуру по щекам, чтобы понятнее выражался. Толково объяснила бы что к чему. Голова у нее хорошо работает. Но Мими не было. В этих зарослях она решила не показываться — уж больно не любила чужих блох собирать.

Нагрузив старика несуразицей, довольный Кавамура‑сан удалялся.

Появлялись на пустыре и другие кошки. Поначалу они боялись Накату, с беспокойством поглядывали на него издалека, но когда понимали, что он просто сидит и ничего плохого делать не собирается, успокаивались. Наката всегда был приветлив, здоровался, называл своз имя. Но кошки как сговорились — молчали, будто набрали в рот воды. Делали вид, что ничего не видят и не слышат. Местные обитатели на редкость здорово умели притворяться. Не иначе как от людей натерпелись, решил про себя Наката. Но упрекать их в необщительности он не мог: что ни говори, а он для них чужак и не имеет права что‑нибудь от них требовать.

Но один не лишенный любопытства персонаж в этой компании все же нашелся и на приветствие Накаты отреагировал.

— Ты что же? Умеешь разговаривать по‑нашему? — нерешительно оглянувшись по сторонам, спросил пятнистый черно‑белый кошак с порванным ухом. Несмотря на бесцеремонный тон, он производил приличное впечатление.

— Совсем чуть‑чуть, — отвечал Наката.

— Чуть‑чуть — тоже не шутка, — заявил пятнистый.

— Меня зовут Наката. Извините, а как можно к вам обращаться?

— Чего‑чего? — грубо бросил кот.

— Как вам нравится фамилия Окава? Не возражаете, если я буду вас так называть?

— Зови как хочешь. Мне до лампочки.

— Окава‑сан! Не отведаете ли тогда в честь нашего знакомства сушеных сардинок?

— Давай. Сардинки, говоришь? Это в самый раз. То, что нужно.

Наката вытащил из сумки завернутые в целлофановую пленку сардины и стал угощать ими Окаву. Он всегда носил с собой несколько таких упаковок. Окава‑сан, с аппетитом чавкая, сжевал сардины подчистую, не оставив ни голов, ни хвостиков, и принялся умываться.

— Извини, — сказал он, покончив с туалетом. — Теперь я твой должник. Хочешь, оближу?

— Нет‑нет. Я бы с радостью, но сегодня не надо. Спасибо. Э‑э… Я вам правду скажу, Окава‑сан. Накату в одном доме попросили поискать вот эту кошечку. Пестрая, кличка — Кунжутка.

С этими словами Наката достал из сумки цветную фотографию и показал ее Окаве.

— Есть сведения, что ее видели на этом пустыре. Поэтому Наката здесь несколько дней сидит и ждет ее. Вам она случайно не попадалась?

Окава мельком взглянул на фото и помрачнел. На лбу залегла складка, и он несколько раз моргнул.

— Послушай, сардины я твои съел. Спасибочки. Я не вру. Спасибо, правда. Но про это говорить не буду. Стоит только вякнуть — сразу кранты.

— Как это — кранты? — растерялся Наката.

— Атак. Знаешь, какой он опасный, этот урод? Забудь‑ка ты про кошку, вот что я тебе скажу. И к этому месту больше близко не подходи, если можешь. От всего сердца советую. Уж извини, что не помог, зато совет дал. Это тебе за сардины.

С этими словами Окава встал, огляделся и пропал в кустах.

Наката вздохнул, извлек из сумки термос и стал не спеша отхлебывать горячий зеленый чай. Окава‑сан говорил об опасности, однако Наката никак не мог уразуметь, что в этом месте может быть опасного. Потерялась пестрая кошка, он ее ищет. В чем тут опасность? Неужели в том самом типе в чудной шляпе, что охотится за кошками, о котором рассказывал Кавамура? Но ведь Наката человек, а не кошка. Ну, ловит кошек. Почему Наката должен его бояться? Нет причин.

Однако в мире существовала масса вещей, о которых Наката даже не подозревал, и масса причин, не доступных его пониманию. Поэтому он решил больше об этом не думать. Что толку напрягать мозги, если их все равно не хватает? Одна головная боль. Наката сосредоточенно допил чай, закрутил крышку термоса и поставил его в сумку.

После того как Окава растворился в зарослях, на пустыре долго никто не появлялся. Лишь бабочки беззвучно порхали над травой, да залетали стайки воробьев, которые рассыпались в разные стороны, потом снова сбивались в кучу и исчезали. Наката поминутно клевал носом и тут же просыпался. За временем следил по солнцу.

Пес возник перед Накатой ближе к вечеру.

Неуклюже переваливаясь, он внезапно вылез из кустов, не издав ни единого звука. Накате он показался настоящим теленком. На длинных лапах, с короткой шерстью, налитыми стальными мышцами. Уши отточенные, как кончики ножей. Без ошейника. Породу Наката не знал, зато с первого взгляда понял: серьезная псина. Если что — разорвет. Такие собаки в армии служат.

Пес таращил пронзительные бесстрастные глаза и скалил пасть с острыми белыми клыками, обрамленную вывернутыми складками свисавшей кожи. На клыках — следы крови. Приглядевшись, Наката заметил прилипшие к пасти какие‑то скользкие ошметки, вроде остатков мяса. Меж зубами ярко пламенел алый язык. Пес, не шевелясь, уставился на Накату и долго не подавал голоса. Наката молчал тоже. С собаками разговаривать он не умел. Только с кошками. Глаза пса льдисто застыли, словно стеклянные бусины из болотной воды.

Наката тихонько вздохнул. Нет, страха не было. Конечно, он понимал, что оказался в опасности, лицом к лицу (бог знает, как так получилось) с агрессивным существом. Но то, что оно угрожает именно ему, до Накаты не доходило. Смерть находилась за гранью его воображения изначально. Боль, пока не пришла, тоже была вне пределов понимания. Он не представлял, что это такое, и поэтому, даже увидев такое чудище, не очень испугался. Просто не по себе стало.

Date: 2016-02-19; view: 352; Нарушение авторских прав