Глава 3. Я проснулся, когда стало светать

Я проснулся, когда стало светать. Отодвинув шторку, посмотрел в окно. Дождь хоть и перестал, но за окном все почернело от сырости и сочилось водой. Казалось, потопу не будет конца. С востока по небу плыли тучи с четкими контурами, обведенными световой каймой. По цвету картинка получалась какая‑то зловещая и в то же время чем‑то притягивала к себе, завораживала. Стоило посмотреть на тучи под другим углом, и рисунок на небе тут же менялся.

Автобус катил по шоссе, не меняя скорости. Все на той же ноте — не выше и не ниже — шипели шины по асфальту. На одних и тех же оборотах работал двигатель. Этот монотонный гул, словно жерновами, перемалывал в однородную массу время, а заодно и людское сознание. Другие пассажиры крепко спали, отгородившись от мира занавесками и съежившись в своих креслах. Бодрствовали только я и водитель. Мы уверенно, сами того не замечая, приближались к месту назначения.

Захотелось пить. Я вытянул из кармана рюкзака бутылку минералки и сделал несколько глотков тепловатой воды. В том же кармане лежала пачка крекеров. Я сжевал несколько штук, они оказались сухими и приятными на вкус. На часах — 4:32. Для верности посмотрел еще на число и день недели. Цифры говорили, что прошло почти тринадцать часов, как я вышел из дома. Время идет своим чередом — не торопясь и не поворачивая вспять. Сегодня мой день рождения. Первый день новой жизни. Я зажмурился, открыл глаза и еще раз взглянул на часы. Включил лампочку и уткнулся в книжку.

В начале шестого автобус неожиданно съехал с шоссе и замер на просторной стоянке в зоне обслуживания. С шипением открылась передняя дверь, в салоне зажегся свет и раздался голос водителя:

— Доброе утро, уважаемые пассажиры! Наше утомительное путешествие приближается к концу. Мы следуем по расписанию, и уже через час автобус прибудет на конечную остановку у железнодорожного вокзала Такамацу. Перед этим сделаем двадцатиминутный перерыв. Отправление в пять тридцать. Прошу к этому времени быть на своих местах.

После этого короткого объявления почти все пассажиры проснулись и стали молча подниматься с кресел. Люди зевали и с недовольным видом выбирались из автобуса. Многие, кто ехал в Такамацу, пользовались остановкой, чтобы привести себя в порядок. Я тоже вышел, сделал несколько глубоких вдохов, потянулся, размялся на свежем воздухе. Умылся в туалете. Ну и куда же меня занесло? Я прошелся немного, огляделся по сторонам. Ничего особенного. Типичный пейзаж. Все как на любой дороге. Правда, горы вроде какие‑то не такие, как в Токио. У деревьев и кустов цвет не тот. Хотя, может, показалось.

В кафетерии бесплатно давали горячий зеленый чай. Только я пристроился со своим стаканчиком, как рядом на пластмассовый стул уселась какая‑то девица. В правой руке у нее был такой же бумажный стаканчик, но с кофе, который она только что купила в автомате. От жидкости поднимался парок. В левой руке — маленькая коробка с сэндвичами. Тоже явно из автомата.

Девица, по правде сказать, была странная. Какая‑то неуклюжая, как ни посмотри. Широкий лоб, носик пуговкой, все щеки в веснушках. Уши торчком. Лицо такое, что мимо не пройдешь — обязательно оглянешься. Нелепая какая‑то физиономия. И тем не менее, общее впечатление девчонка оставляла вполне приличное. Вряд ли она была довольна своей внешностью, но, видимо, привыкла и уже не комплексовала. А это уже много. Что‑то детское в ней было, и от этого становилось спокойно. Мне, во всяком случае. Невысокого роста, стройная, тонкая, грудь довольно большая. Ноги красивые.

В ушах у нее поблескивали сережки из какого‑то металла, вроде дюралюминия. Волосы до плеч, крашеные — темно‑каштановые, в рыжину. Водолазка в широкую продольную полоску. На плече кожаный рюкзачок. Тонкий летний свитер накинут на плечи, рукава завязаны на шее. Кремовая хлопчатая мини‑юбка; ноги голые, без чулок. Она, видно, умывалась в туалете — к широкому лбу, как засохшие корешки, прилипла прядка волос. Почему‑то меня это тронуло.

— Ты из того автобуса? — спросила девица. Голос у нее был хрипловатый.

— Угу.

— Сколько тебе лет? — Нахмурившись, она глотнула кофе.

— Семнадцать, — соврал я.

— Школу скоро заканчиваешь? Я кивнул.

— Куда едешь?

— В Такамацу.

— Надо же! Я тоже, — сказала она. — Просто так или живешь там?

— Просто так.

— И я. У меня в Такамацу подруга хорошая. А у тебя?

— Родственники.

Девица понимающе кивнула и больше вопросов не задавала.

— Моему младшему брату почти сколько тебе, — неожиданно, будто вспомнив, заявила она. — Мы с ним давно не виделись. Так получилось… И еще — ты очень на этого похож… как его? Тебе никто не говорил?

— На кого — на этого?

— Ну как его?.. Певец‑то… Группа такая есть… Я тебя как в автобусе увидела, сразу подумала. Имя из головы вылетело. Думала, думала, все мозги наизнанку вывернула — и без толку. Бывает ведь так, скажи? Вертится в голове, а никак не вспомнишь. Тебе что, не говорили раньше, что ты на него похож?

Я покачал головой. Никто ничего мне такого не говорил. А девица, прищурившись, все смотрела на меня.

— Кого ты все‑таки имеешь в виду? — попробовал помочь ей я.

— Я по телевизору его видела.

— По телевизору?

— Ага! Он по телевизору выступал. — Она взяла сэндвич с ветчиной и принялась тупо жевать. Глотнула еще кофе. — С какой‑то группой пел. Ну надо же! Как группа называется, тоже не помню. Высокий такой, худой. На кансайском диалекте говорит. Ну что? Не вспомнил?

— Понятия не имею. Я телевизор не смотрю.

Девица скорчила рожицу и уставилась на меня:

— Как не смотришь? Совсем?

Я молча покачал головой. Или, может, кивнуть надо? Кивнул.

— Из тебя слова клещами не вытянешь. Ты всегда такой?

Я покраснел. От природы неразговорчивый — вот мало и говорю. Но была и другая причина. У меня еще не сформировался голос. Вообще‑то он уже был почти нормальный, но иногда вдруг ни с того ни с сего срывался. Вот я и старался не растекаться мыслями.

— Ладно. Нет так нет, — продолжала девица. — Но ты здорово похож на того… ну, который поет и говорит, точно в Кансае родился. У тебя, конечно, этого диалекта нет. Просто, как бы это сказать… Уж больно похоже. А вообще, ты неплохой парень. Вот и все.

На ее лице мелькнула улыбка. Будто отлучилась куда‑то на минутку и тут же вернулась обратно. А я так и сидел, красный как рак.

— Тебе бы прическу изменить — еще больше стал бы на него смахивать. Волосы надо немного подлиннее, наверх малость зачесать и лаком закрепить, чтоб держались. Я бы прямо тут все сделала. Так бы классно было! Я же в косметическом салоне работаю.

Кивнув еще раз, я приложился к чашке с чаем. В кафетерии было очень тихо. Ни музыки, ни разговоров.

— Не любишь, значит, разговаривать? — спросила девица с серьезным видом, подперев щеку рукой.

Я покачал головой:

— Да нет.

— Стесняешься, что ли?

Я снова покачал головой.

Девица взяла еще один сэндвич. Оказалось — с клубничным джемом. Она как‑то недоверчиво нахмурилась.

— Может, съешь, а? Больше всего на свете ненавижу сэндвичи с клубничным джемом. С детства.

Я взял сэндвич. С клубничным джемом эти штуки мне тоже совсем не нравятся, но все же я его съел — и слова не сказал. Через стол девица внимательно следила за процессом до самого конца.

— У меня к тебе просьба, — проговорила она.

— Какая?

— Можно, до Такамацу я с тобой посижу? А то одной как‑то не очень… Всю дорогу казалось: вот сейчас какой‑нибудь ненормальный рядом пристроится. Поспать как следует не получилось. Билет покупала — говорили: все по одному будут сидеть, а выходит — по двое. Может, подремлю хоть немножко до Такамацу. Ты вроде на психа не похож. Не возражаешь?

— Нет.

— Спасибо, — сказала она. — Как говорится: «В дороге нужен попутчик…»

Я снова кивнул. Ну сколько можно головой трясти? — подумал я. А что еще было делать?

— Как там дальше‑то?..

— Дальше?

— Ну, «в дороге — попутчик…» А дальше? Эх, не помню! У меня с родным языком все время проблемы.

— «В дороге нужен попутчик, в жизни — сочувствие», — сказал я.

— «В дороге нужен попутчик, в жизни — сочувствие», — повторила она, точно хотела убедиться, что все правильно. Были бы карандаш и бумага, наверное, записала бы за мной. — А что это значит? Если по‑простому?

Я задумался. Время шло, но девица все ждала, что я отвечу.

— Ну, встретились люди в дороге. Случайно… И выходит, что от такой встречи может довольно много зависеть. Настроение и так далее… По‑моему, так. Если коротко.

Подумав, она сложила руки на столе.

— Точно! Случайные встречи здорово на настроение влияют. Я тоже так думаю.

Я посмотрел на часы. Уже полшестого.

— Ну что? Пошли обратно?

— Угу. Идем, — согласилась она, но встать и не подумала.

— Интересно, что это за место? — спросил я.

— И правда, — подхватила девица и, вытянув шею, посмотрела по сторонам. Сережки в ее ушах закачались, как спелые плоды на дереве. — Я сама не знаю. Кажется, Курасики [7]скоро. Хотя какая разница? Стоянка на шоссе. Просто попалась по пути из пункта А в пункт Б. — Она отмерила в воздухе указательными пальцами расстояние — сантиметров тридцать. — Какая разница, как место называется? Туалет, кафешка. Лампы дневного света, стулья из пластика. Кофе — дрянь. Сэндвич с клубничным джемом. Ерунда все это. Никакого значения не имеет. А важно, откуда мы едем и куда. Скажешь, не так?

Я кивнул. Потом еще. И еще.

В автобусе все уже были в сборе и с нетерпением ждали отправления. Водитель — молодой парень с суровым взглядом — больше походил на шлюзного пристава. Он осуждающе посмотрел на нас, упрекая за опоздание, но ничего не сказал. Девица улыбнулась ему с безобидным видом, как бы прося прощения. Водитель повернул тумблер. Зашипел сжатый воздух, и дверь закрылась. Девица перебралась ко мне на соседнее место и перетащила с собой невзрачный чемоданчик. Видимо, на распродаже купила. Чемоданчик оказался для своих размеров довольно увесистым. Я поднял его и запихал на полку над головой. Девица, поблагодарив меня, упала на сиденье и тут же вырубилась. Автобус рванул с места, словно заждался. Я достал из кармана книжку и стал читать дальше.

Моя попутчица спала мертвым сном и, чтобы не трясло на поворотах, положила голову мне на плечо. Так и ехали. Рот у нее был закрыт, она тихонько посапывала. Плечом я ощущал ее размеренное дыхание. Ворот у нее сбился, и выглядывала бретелька лифчика. Тонкая, телесного цвета. Я представил, какое нежное у нее белье. Какая грудь. Представил, как касаюсь пальцами ее отвердевших розовых сосков. Не то чтобы я этого хотел. Ну а как иначе? У меня, конечно, тут же встал. Да так, что я и сам удивился: с чего это? Поразительно, как это часть тела может вдруг сделаться такой твердой.

И тут я вдруг подумал: а что если это моя старшая сестра? Лет ей примерно столько же. На сестру с фотографии не очень похожа, но по карточке разве точно поймешь? Иногда такие рожи получаются — ни за что не узнаешь. Она сказала, что у нее младший брат, как я, и они давно не виделись. Вполне может быть, что я этот самый брат и есть.

Я покосился на ее грудь. Пухлые округлые бугорки медленно поднимались и опускались в такт дыханию, напоминая морские волны. Я представил, что передо мной действительно простирается водная гладь, на которую неслышно выливаются потоки дождя. Я — одинокий мореплаватель на палубе, она — море. Пепельное, без всякого просвета небо далеко впереди сливается с таким же пепельным морем. И никак не отличишь, где море, а где небо. Не разберешь, где мореплаватель, а где само это море. И так же трудно провести грань между реальностью и движениями души.

На ее руке я заметил два колечка. Не типа обручальных или тех, что дарят на помолвку, а из самых дешевых, купленных в универмаге, в том отделе, где торгуют всякой мелочевкой для юных модниц. Пальцы у нее были хоть и тонкие, но длинные, прямые и, как мне показалось, сильные. Ногти в полном порядке — коротко острижены, с бледно‑розовым лаком. Ее рука чуть касалась колена. Мне хотелось дотронуться до этих пальцев, но делать этого я, конечно, не стал. Девушка спала, как маленький ребенок. Между прядями волос, как грибы в траве, виднелись уши. Они показались мне удивительно беззащитными.

Я закрыл книгу и перевел взгляд на пробегавший за окном пейзаж. Смотрел, смотрел и не заметил, как сам уснул.

Date: 2016-02-19; view: 351; Нарушение авторских прав