Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Оковы пали





 

Майкрофт скрылся наверху лестницы — и оттуда донеслись еще чьи‑то шаги, очевидно тех его последователей, что все еще прятались там, — а я смотрел на свои поднятые руки, не понимая, почему они так пульсируют и почему на коже головы (и других волосистых частей тела) ощущается покалывание и сухой зуд. Я потрогал голову, волосы на ней казались хрупкими и ломкими (я почти ожидал, что они встали дыбом, как у панков). Таково психическое ощущение, приходящее с Волшебной силой?

Волшебная сила. Этого просто не может быть! Не у меня, не у Майка Стрингера, скептика и в свободное время неверующего. Но меня увлекало за собой нечто, не берущее в расчет мои сомнения и замешательство.

— Майк...

Вэл оперлась на стол, схватившись обеими руками за его края. Она была в шоке — и неудивительно, если принять в расчет все происшедшее с тех пор, как она вошла в коттедж. Впрочем, постепенно ее сознание сосредоточилось на мне, Вэл почувствовала, что во мне что‑то переменилось.

Не думаю, что перемена была явно видна, но Вэл прекрасно ее поняла. Может быть, конечно, у меня из ушей вырывались голубые искры, но вряд ли. Однако в моем уме произошел какой‑то сдвиг, иначе бы это превращение совершенно ошеломило меня.

Забавно, что я боялся, но этот страх не пугал меня. Как это может быть? Страх возбуждал меня, потому что он был каким‑то новым, и, овладев им — или, лучше сказать, дав ему волю, — я ощутил прилив сил, что очень важно для уравновешивания энергии. Допустим, я бы родился слепым, и в один прекрасный день от удара по голове вдруг прозрел (способность видеть была всегда). Представьте то возбуждение, трепетное восхищение всем вокруг! И страх перед этим.

Но все же я не был на сто процентов уверен. Прикосновение Флоры и ее мысли придали мне знания, включили какой‑то тумблер понимания, но — чем черт не шутит? — я мог просто стать жертвой галлюцинации. Был лишь один способ все выяснить; я направился к лестнице, и меня охватила нервная дрожь.

Когда я проходил мимо Вэл, она попыталась схватить меня за локоть, но что‑то заставило ее отдернуть руку, не коснувшись меня.

Я взбежал по лестнице, готовый к бою (или рвущийся в бой?).

Синерджисты ждали, но были в некотором беспорядке, и этот беспорядок вызывала не очевидная паника Майкрофта и не мое приближение.

Все предметы в комнате излучали сине‑фиолетовое сияние — и диван, и стулья, и все приборы, и книги, и картины, и каминная полка, и оконные рамы, и занавески, — все было залито жутким светом. Сам Спилберг не мог бы создать более тревожного эффекта, В меньшей степени, но столь же страшно, такое же свечение очерчивало живые тела в комнате. Если бы кто‑то щелкнул пальцами, в воздухе, наверное, сверкнула бы молния; если бы кто‑то чихнул, воздушные потоки превратились бы в бурю.

Круглая комната была живой.

Она пульсировала и звенела собственной энергией, но не было ни звука, ни движения — ее присутствие можно было лишь ощущать и удивляться ему.

Я стоял в дверях и чувствовал на себе дыхание комнаты. С одной стороны девушка по имени Сэнди помогала Джилли встать на ноги. Остальные тревожно озирались на стены, на мебель. Нейла Джоби, похоже, опять тошнило. Я видел, как один из синерджистов потрогал мольберт под разбитым окном и быстро отдернул руку, когда ее охватило сияние, на мгновение усилив ее собственное свечение. Кощей тоже был здесь, и я видел, что ему очень хочется смыться, но я загораживал дверь, и он замер, готовый к броску. Кинселла по‑прежнему держал Мидж и казался самым спокойным из них.

Даже спокойнее Майкрофта, стоявшего почти в центре и смотревшего на меня не отрываясь.

Пришло время испытания. Я глотнул.

Сначала Кинселла.

Я колебался — а кто бы не колебался в моем положении? — и, может быть, поэтому сразу не получилось. Чтобы набраться уверенности, мне требовались время и опыт, но у меня не было ни того ни другого.

Кинселла вдруг оказался с козлиной ногой вместо руки. Не знаю, почему я выбрал козлиную, — этот образ мелькнул у меня в уме, и я перенес мысль на его руку. К сожалению, это был мимолетный образ, и Мидж снова оказалась в захвате у Кинселлы, прежде чем он успел удивиться и отпустить ее. Удивление пришло к нему секундой позже, и его челюсть отвисла, а брови полезли вверх. Американец заморгал, полагая, что, видимо, ему просто померещилось, а Мидж тем временем попыталась вырваться.

Тем не менее, кое‑что произошло, и это, по крайней мере, придало крупицу правдоподобия тому, во что я хотел поверить. Я мог это! Только нужно сосредоточиться, и все получится! Я ошибался насчет Мидж: она определенно была важной частью всего этого, своего рода катализатором, но не наследницей Грэмери. Нет, Господи, наследником был я! Я! Но теперь не время размышлять.

Моя мысль возникла снова, и я попытался закрепить ее, уже поняв эти трюки, или искусство, или ремесло, или Волшебство. Кинселла обнаружил, что держит в захвате ухмыляющегося питона. Этот образ оказался не таким мимолетным, и, по‑девчачьи завизжав, Кинселла разжал руки.

Мидж рухнула на пол.

— Сюда, Мидж! — закричал я, и она поползла ко мне, не понимая, почему американец выронил ее, и, возможно, не очень этим интересуясь, — ей хотелось лишь добраться до меня.

Но Майкрофт ткнул ей в спину своей тростью, и она замерла.

— Думаешь, справишься со мной? — крикнул он в мою сторону.

Честное слово, я рассмеялся. Наверное, меня снова одолела истерика.

Майкрофт, несомненно, разозлился — видимо, почувствовал, что я смеюсь над ним (и возможно, был не так уж не прав). Он направил свою трость‑палочку на дверную раму надо мной, и та вспыхнула, превратившись в огненный вход. Я отшатнулся назад, в прихожую, ослепленный и испуганный.

Я успел заметить, что Вэл вытаращилась на меня, и пламя освещало ее изумленное лицо. Не припомню, чтобы раньше она когда‑то теряла дар речи, но, надо отдать ей должное, она и теперь пыталась что‑то сказать. Однако все, что у нее получилось, — это раскрывать рот.

— Не спрашивай, — сказал я ей.

И нырнул в объятую пламенем дверь, не тратя времени на размышления, поскольку на данном этапе игры мне следовало либо верить, либо нет — никакие половинчатые решения были неуместны.

Я услышал хриплый вскрик Вэл, но его тут же заглушил шум в комнате. Огонь у меня за спиной вдруг погас, и я обнаружил, что даже не обжегся.

Мы с Майкрофтом смотрели друг на друга через комнату, а вокруг выли и стонали синерджисты, не очень беспокоясь обо мне, а более заинтересованные происходящим вокруг них. Все в комнате, то есть все предметы, считавшиеся неодушевленными, не только испускали чудесное свечение, но теперь начали пульсировать: стулья, приборы, даже сами стены теперь бились, как странной формы сердца. Ковер пришел в движение, словно снизу его толкали вверх чьи‑то мощные руки. А на полу, как фасоль на сковородке, заколебались и запрыгали осколки оконного стекла Кощей потянулся к оконному шпингалету, и несколько синерджистов затолкались у него за спиной в нетерпении смыться из коттеджа, но когда он поднял железную задвижку, его собственное тело завибрировало и затрещало, словно его ударило током. Кощей отскочил, опрокинув остальных и смешав их в путаницу рук и ног. Комнату наполнили крики женщин (и, несомненно, нескольких мужчин), и я увидел, что Джоби все же не удержал содержимое своего желудка, хотя рвотные массы и не покинули совсем его тела, а комковатой жижей потекли по шее, груди, плечам. В камине посыпались кирпичи и сажа, оттуда выплыло облако пыли и заклубилось в воздухе; плесень на стенах словно запузырилась гноем.

Круглая комната утратила изрядную долю своего очарования.

Майкрофт шевелил губами, но я не мог за шумом разобрать слов; наверное, это было какое‑то заклинание, а не ворчливые жалобы, и я задумался, что же он затеял. Вскоре это выяснилось.

Вокруг меня начала расползаться паутина, она опутала сначала мои руки, потом ноги, кружась и кружась, крепкая, как стальные нити, покрыла мне всю грудь и туловище и в одно мгновение соединилась с той, что поднималась по бедрам. Серебристая паутина опутала мне плечи, и я заметил в ней мелких паучков, деловито снующих среди нитей туда‑сюда. Кокон быстро рос, не прошло и минуты, как он подобрался к моему горлу, где стал затягиваться. Вообще‑то он стягивался по всему объему, так что я уже еле дышал.

Мидж стояла на коленях, и Кинселла схватил ее за волосы. Она кричала, звала меня.

А я, испугался ли я? Да, испугался, и так, что не могу это выразить словами.

Но я заставил себя успокоиться, потому что все это были лишь трюки, реальные лишь настолько, насколько мой ум позволял это допустить. И я полоснул по паутине невидимым лезвием.

Она распалась, и не успело лезвие дойти до моего живота, как вся паутина исчезла.

— Это твой лучший выстрел? — насмешливо спросил я Майкрофта с самоуверенностью, которой совсем не испытывал.

Удар невидимой кувалдой, от которого я снова вылетел в прихожую, сообщил мне, что это только начало. Я отлетел к задней двери, задыхаясь и клянясь впредь сдерживать свою наглость. Но боль ощущалась лишь в плечах, где они соприкоснулись с дверью, а не в груди, куда я якобы получил удар.

Выпрямившись, я бросился обратно в круглую комнату и столкнулся с выбегавшими оттуда синерджистами, страх в конце концов пересилил их верность своему лидеру. Синерджисты шарахнулись от меня, как от чумного, и забились обратно в комнату. Должен признать, я не мог осудить их за попытку к бегству, потому что данное место явно не способствовало укреплению здоровья. Если бы не Мидж, я бы и сам бросил все и смылся.

Половицы под ковром трескались, загибались вверх, словно их засасывал смерч, и даже потолок изогнулся куполом. Стены покрылись длинными изломанными трещинами.

Из трости Майкрофта вырвалась молния, целясь мне в сердце, и я инстинктивно в мыслях отбил ее. И послал обратно.

Его трость взорвалась, в воздух полетели горящие осколки. Майкрофт закачался и чуть не упал навзничь, но справился и уставился на меня со смесью изумления и ужасающей злобы. Новичок посрамил мастера, мрачно усмехнулся я про себя.

И тогда он показал мне такое, чего я бы не хотел увидеть — или представить — снова.

Он распахнул кошмар и засунул меня внутрь его. Я был уже не в Грэмери, а где‑то в другом месте, в другом измерении, мрачном и безграничном, где пахло гниением и тленом, где все наполняли боль и страдание. Среди темной равнины, где отвращение вытеснило все хорошее, где чистоту заменила мерзость. Не знаю, втолкнул ли он меня через боковую дверь в ад или забытым коридором ввел в мое собственное сознание. Возможно, это одно и то же.

Я знал только, что если не выберусь из этого мира, где вокруг в темноте копошился ужас, если я в ближайшие же мгновения не найду путь обратно, то останусь здесь навсегда. Это чем‑то напоминало отказ от собственной воли.

Я увидел надвигающуюся на меня из тени какую‑то массу, которую принял за приближающуюся толпу, увидел, как их ноги ковыляют вперед, увидел очертания машущих рук, качающиеся там и здесь головы, но, когда они приблизились, я понял, что это одна обгорелая масса людей, сплавленных вместе огнем, который слил их тела воедино. Я увидел у себя над головой текущую по воздуху реку, и твари в ее гнилой воде были не рыбами и не людьми, а отчасти и тем и другим; они пожирали друг друга, выбирая одного в стае, чтобы он стал их добычей. Я увидел каких‑то рептилий, выползающих на пепельно‑черную землю, и, когда они подползли, я увидел, что это просто оболочки, наполненные множеством извивающихся червей, личинок и насекомых в одной прозрачной скорлупе, и их общее копошение приводило в движение целое. Я увидел чудовищ, не поддающихся описанию, воспринял мысли, слишком подлые, чтобы о них говорить. Я пребывал в угрюмой и сумрачной преисподней, которая манила своей отвратительностью.

Что‑то холодное и слизистое обвилось вокруг моей лодыжки, и я закричал.

И прежде чем мой крик затих, голос Мидж вывел меня обратно в мой нормальный мир, как ни причудлив и хаотичен он был.

Не знаю, как она вырвалась от Кинселлы, но теперь была рядом со мной, трясла, колотила меня в грудь, выдирала меня из этого другого измерения, вытаскивала откуда‑то из глубины моего собственного естества, из темного тайника, что кроется в нас всех.

Мидж прекратила колотить меня, лишь когда в моих глазах промелькнуло сознание, и тогда зарылась головой в моей груди.

— О, Майк, Майк, я так испугалась! Это не ты стоял тут — здесь была лишь пустая оболочка, в ней не было жизни!

Я обнял ее, облегчение перешло в радостное возбуждение — такое чувство вы испытываете, когда спаслись из смертельной катастрофы; подавляющий страх перед тем, что могло произойти, приходит позже.

И хотя раньше я заблуждался насчет роли Мидж в происходившем, тут я снова понял, что она играла главную партию: Мидж определенно являлась катализатором, но не так, как мне думалось; она всегда была моим мотиватором, связью между мною и Флорой Калдиан — посредником, приведшим меня в Грэмери. В ней была собственная особая доброта И я отодвинул Мидж в сторону.

Майкрофт опрокинулся на камин, из которого по‑прежнему валила пыль, поднимаясь черной от сажи мглой. Как это я мог назвать внешность Майкрофта вкрадчивой? С этими кровожадными глазами, с этими сгорбленными плечами, с вытянутыми вперед, как клешни, руками, с этим перекошенным ртом и с лицом, изборожденным морщинами, которых раньше не было, измазанным пылью, — Боже, он напоминал жителя того кошмарного мира, откуда я только что выбрался.

Но он иссяк, его мешок чудес кончился, и ему, очевидно, было трудно это осознать. Да, было бы правильно сказать, что он выглядел не только растрепанным, но и растерянным, близким к умопомешательству. И мне это понравилось — я устал от его самодовольства. Но в гадине еще оставалась жизнь.

Он замахал руками и создал между нами стену из крыс, их щетинистые, мохнатые, грязные тела буквально сложились в стену пяти футов высотой (я уже говорил вам, что не выношу крыс?), а по ту сторону виднелась лишь голова Майкрофта, словно водруженная на шевелящихся мохнатых телах, как Шалтай‑Болтай.

Это добавило паники синерджистам — похоже, они тоже вспомнили этот образ и что случилось с Шалтай‑Болтаем.

Стена рухнула, когда я представил колотящую по ней каменную бабу, крысы разбежались во все стороны, но растворились в воздухе, не успев спрятаться.

Не обращая внимания на суматоху вокруг, я улыбнулся Майкрофту.

Он расколол воздух передо мной, так что образовалась полость абсолютной пустоты, и ревущий вихрь чуть не засосал меня туда.

Но я заштопал дыру воображаемыми стежками.

— Я моложе ее, Майкрофт! — крикнул я, и он понял, что я имел в виду Флору. — Я выдержу все твои усилия и потуги! Ты видишь, что меня все это не берет. На меня это совсем не действует!

Неужели я никогда не поумнею? Я отшатнулся, когда из дыры в полу выползла одна из тех тварей, которые, я думал, остались в преисподней. Ковер вокруг затрещал, и из разрывов, оставляя за собой блестящий след, поползли какие‑то чудовищные слизняки. Гноящиеся, все в струпьях руки хватались за ковер, силясь вытащить остальное тело. Эти оболочки, наполненные копошащейся жизнью, высовывали свои рыла, прежде чем переползти через край. Ленивыми спиралями показались усики черного дыма, и это были болезнетворные микроорганизмы, разлагающее зло, блуждавшее где‑то в глубинах, разрушительные начала, ищущие путь на поверхность, стремящиеся найти выход, обрести определенность — действительность. Это просачивалась сама субстанция зла.

Я закачался и упал на колени, так как их существование зависело и от меня; я был их источником, и они подрывали мою силу.

Кинселла тоже был на коленях, рядом с одной из этих дыр, засунув руки между сжатых бедер (теперь я понял, как Мидж вырвалась от него), и гадина, обвившая мою лодыжку, когда я потерялся в этом кратком, но бесконечном кошмаре своего подсознания, вылезла и обвилась вокруг его ноги.

Он закричал и стал кулаками колотить поблескивающую змейку. Она сжалась и спряталась обратно в дыру, а Кинселла, всхлипывая, на четвереньках побежал через комнату.

Чудовища все появлялись, и казалось, сам Майкрофт боялся их; вылезая из земли под круглой комнатой, они брызгали грязью и мазали все вокруг.

На меня дунуло ветром, волосы и складки одежды зашевелились. Все остальные в комнате падали, выли и хватались друг за друга. Электрическое сияние стало еще ярче, словно накалилось. Мебель поднялась, через комнату полетели книги. Мольберт Мидж врезался в кого‑то из синерджистов — кажется, это был Кощей, я уверен, это был он — и вдавил его в стену.

Теперь и стены раскололись.

Рядом со мной упало чье‑то тело, и вдруг Мидж повернула мою голову лицом к себе.

— Ты можешь остановить это, Майк! — крикнула она, перекрывая шум. — Ты можешь все вернуть! Ты можешь остановить Майкрофта!

— Нет, я не знаю как! Это все — ошибка, Мидж, я не тот человек! Я не знаю, как пользоваться Волшебством!

— Ты только подумай об этом, вот и все! Грэмери поможет! Эти силы здесь — ты только должен направить их!

Неужели так просто, так легко? Голоса — мысли — говорили мне, что это так, и утверждение, то ли произнесенное, то ли внушенное, шло от тех, кто жил здесь до меня, кто был хранителем, кто поддерживал энергию этого места, этой земли, ради Добра. Не одна Флора, но и другие до нее, и еще до них, вплоть до времен, когда здесь была просто круглая полянка в лесу, еще, может быть, в эру драконов, колдунов и белых замков, во времена легенд, которые, нам казалось, мы сами и выдумали. А может быть, еще в предшествующие этой эпохе века.

Я представил те времена, и воображение вырвалось из моей головы.

Я закричал на вылезающие из‑под земли гнусности, и они заколебались, начали уползать обратно в мерзкие глубины, откуда пришли. Обратно в глубочайшие царства моих собственных мыслей.

Постепенно в суматохе прорезался новый звук, какое‑то биение, хлопки, какой‑то ритм, подчеркивающий завывания ветра.

Камин задрожал, и снова из него вырвались летучие мыши и с писком закружились вокруг Майкрофта, колотя его своими крыльями. Через секунду его не стало видно: мыши прижали его к камину.

Они покрывали его всего, до последнего дюйма, так что Майкрофт напоминал одно из тех существ, что уползли к себе в преисподнюю.

В моей голове что‑то блеснуло, прорезав темноту, угрожавшую подавить все, — рассвет одолел ночь.

С помощью Мидж я встал на ноги, и мы с Майкрофтом посмотрели друг другу в глаза в последний раз, пока его лицо не скрылось за пирующими тварями. Понятия не имею, какие чувства он испытывал ко мне, в его глазах я увидел лишь безграничную пустоту.

Кровь меж неистово копошащихся летучих мышей сочилась на пол и образовала там лужу. Пока Майкрофт лежал у камина, они выпили всю его кровь.

Входная дверь в прихожей то распахивалась, то захлопывалась — заманчивая ловушка для тех, кто пытался убежать. Некоторые выбрались наружу, других прихлопнуло, и их переломанные тела выплюнуло обратно в прихожую, как косточки из набитого рта.

Трещины в закругленных стенах расширились, и туда протискивались новые летучие мыши, другие влетали в разбитые окна Они кружились вместе с ветром по комнате, налетая на неприкрытые лица и руки. Кирпичи сами по себе стали вываливаться из стен и носиться по воздуху, как снаряды.

Мидж схватила меня за локоть и показала наверх.

Потолок в середине поднялся, покоробился, изогнулся еще сильнее. Половицы прорывали ковер и поднимались к потолку вместе с книгами, подушками и украшениями. Кружась в воздухе, начал подниматься диван, лишь одним углом касаясь пола. Некоторых синерджистов прижало к рушащимся стенам, как фигуры всадников у Стены Смерти. Я и сам ощущал гравитационное давление вверх и наружу, и мне приходилось всеми силами сопротивляться ему. Грэмери сотрясался до самых корней (и одному Богу известно, где находились эти корни).

— Нужно бежать! — крикнула Мидж; волосы хлестали ее по лицу. — Сейчас будет что‑то еще ужаснее, я чувствую!

И я тоже чувствовал. Я знал, что она права Силы оживали, освобождались, вырывались, как нефтяной фонтан, и я не знал, как его заткнуть. Крепко обнявшись, мы направились к лестнице, оставив позади побоище, ужасный вид обескровленного Майкрофта, расквашенные лица тех, кого ударило камнем или разодрали летучие мыши. Через треснувшие изогнутые стены врывался вихрь. И все заливало жутким электрическим свечением.

Мы уже почти прошли в дверь, когда грубые руки схватили меня сзади за горло.

Меня потащило назад по стонущему, расползающемуся полу. Потом чья‑то тяжесть придавила меня, и руки вцепились в горло уже спереди. Сперва ошеломленный, я открыл глаза и увидел рычащего американского героя, который уже не выглядел таким аккуратным. Его щеки и нос были изодраны в кровь, а на лбу виднелась глубокая рана, от угла до угла, и из нее струилась кровь. Белокурые волосы спутались и покрылись пылью; Бог знает как, но местами пряди были вырваны, так что сквозь волосы кое‑где проглядывала розовато‑синяя, неестественно светлая кожа Безумие в глазах подтверждало, что Кинселла был истинным учеником Майкрофта.

Схватив за запястья, я попытался оторвать от себя его руки, но американца только обрадовало мое сопротивление, он осклабился и еще крепче сжал мне горло.

На него набросилась Мидж и вцепилась ногтями в лицо. Она вцепилась в край его раны на лбу и содрала кожу, как шапку. Череп под кожей оказался кроваво‑красным, белое даже не просвечивало.

Кинселла, не обращая внимания на боль, тыльной стороной руки легко сбил Мидж на пол, но кровь залила ему глаза. Однако другую надвинувшуюся на него массивную фигуру было не так легко сбить.

Толстая рука схватила его за подбородок, дернула голову вверх и продолжала тянуть, в то время как другая рука рубанула по трахее. В лицо мне хлынула слюна, но я ничуть не возмутился.

Вэл отшвырнула Кинселлу, и, прежде чем он поднялся с пола, один из ее башмаков обрушился на его идеальные белые зубы. С Вэл шутки плохи.

Уклоняясь от летающих над головой предметов и летучих мышей, она нагнулась к Мидж и поставила ее на ноги, потом повернулась помочь мне, но я уже сам кое‑как встал.

Комната вокруг разлеталась, средняя часть пола уже совершенно отсутствовала, оставшиеся половицы встали вертикально и покачивались, как одеревеневшие вымпелы, извергавшаяся через дыру грязь прилипала к выгнутому потолку. Стены обваливались огромными кусками, слишком массивными, чтобы их мог подхватить ветер: Тех из синерджистов, которые не сумели убежать, и тех, что не распластались по поднявшемуся полу, так прижало к стенам, что они не могли оторваться.

Вэл потащила Мидж и меня к двери, решительно и неумолимо, как всегда, хотя явно и сама была безумно напугана.

Задняя дверь все так же бешено хлопала, приглашая нас испытать счастье, рискнуть: прояви свою ловкость, прояви быстроту!

— Через кухню! — скомандовала Вэл, даже не задумавшись над брошенным дверью вызовом.

Как один, мы устремились вниз по лестнице, поскользнулись на сбившемся у поворота ковре и лавиной мелькающих рук и ног скатились в кухню. Мы грудой лежали у подножия лестницы, ас обеих сторон от нас пульсировали стены.

Мы распутались, кряхтя и постанывая, и продолжили свой путь, а шум за спиной стал еще громче. Кухню мы пересекли бегом с Мидж во главе, свет с потолка с бешеной частотой то разгорался, то мерк. Плитки пола отлетели и гремели друг о друга, как черепки, было трудно не споткнуться о них. Что‑то привлекло мое внимание, но я не остановился, увлекаемый Вэл. Мидж открыла дверь, и мы все втроем одним прыжком преодолели порог, буквально вырвавшись из коттеджа, и, не останавливаясь, бросились по дорожке. Цветы и сорняки по сторонам махали нам с обеих сторон, как спринтерам на стометровке, и мы знали, что позади сейчас произойдет что‑то катастрофическое, что сейчас все взорвется, или рухнет, или провалится в тартарары.

Но на полпути я резко затормозил.

Мидж и Вэл были уже у калитки, когда заметили мое отсутствие.

— Майк! — закричала Мидж.

— Бегите дальше! — крикнул я в ответ, повернулся и бросился обратно в Грэмери.

Я слышал, как она все зовет меня, и нырнул внутрь...

 

Конец?

 

Вот такая история, теперь и вы ее знаете. Я предупреждал вас в начале, что следует сдержать недоверие, а если это показалось вам трудно, то представьте, каково же было мне все это время. Даже теперь я иногда задумываюсь...

Хотел бы я объяснить это получше и аккуратно увязать все нестыковки, как психиатр в фильме «Психо», где он дал нам (как и своим товарищам‑актерам, которые, наверное, так же запутались) вдоволь поудивляться на странное поведение Нормана Бейтса, но тот психиатр имел дело всего лишь с человеческими сложностями, а тут было кое‑что еще. Волшебство. Здесь не найдешь таких разумных объяснений.

Кстати, вот что я понял: не бывает Волшебства Доброго и Волшебства Злого, Черной Магии и Белой Магии. Есть лишь одно Волшебство. Все зависит от того, как его используют и кто использует. Оно действует под нашим руководством — если мы обладаем властью над ним.

Все время я предполагал, что такой властью обладала Мидж, а оказалось, что ею обладаю я. Это было для меня некоторым потрясением — хотя когда я открыл это, то довольно быстро и легко свыкся, как вы, должно быть, заметили. Это как езда на велосипеде — когда вы поймете, что можете, то и в самом деле сможете. Но это только показывает, как мало мы знаем, что в нас скрыто, чтобы, скорее всего, никогда не пригодиться. И также показывает, как мало мы знаем законы, управляющие подобными вещами, — как будто никаких законов и не существует.

Мидж сыграла во всем этом очень важную роль: ведь это она привезла меня в Грэмери; по крайней мере, какая‑то искорка в подсознании заставила ее привезти меня туда Мидж: была особенной — впрочем, я всегда это знал, — избранницей Великого Замысла. Чьего Великого Замысла? Конечно же, Великого Задумщика, кто бы это ни был — он, она или оно.

Майкрофт был традиционным старомодным злодеем, стремящимся к господству над миром — он хотел использовать энергию Грэмери в собственных целях, — и я не имею представления, каковы были эти конечные цели. Он исчез внутри коттеджа вместе с теми последователями, кому не удалось убежать, пока не рухнули стены, в их числе оказался и Хьюб Кинселла (по которому трудно пролить слезу). Между прочим, Грэмери не взорвался и не просто рухнул — о нет, он захлопнулся, ушел внутрь себя. Превратился в ничто, в тлеющую кучу, канал под ним запечатался, и, я думаю, навсегда.

Это было трудно объяснить полиции и пожарным, когда они позже приехали для осмотра. Мы откровенно признались им, что понятия не имеем, что случилось с этим местом. А они в конце концов придумали какой‑то природный газовый карман, который образовался под коттеджем, какое‑то время расширялся, а потом лопнул, как сварочный баллон с неисправной головкой. Я не вижу в этом объяснении никакого смысла — да и они сами, вероятно, тоже, — но вы знаете, как власти любят все раскладывать по полочкам, держать все в чистоте и порядке, аккуратно и разумно. К счастью для нас, во время следствия дала показания Джилли Слейд (да, она оказалась среди тех счастливчиков, которые проявили ловкость и быстроту), и она развеяла предположения, что между нами и синерджистами могло произойти что‑то, представляющее интерес для полиции. Остатки синерджистов вскоре разбежались и разъехались неизвестно куда — и, надеюсь, там и останутся.

Так почему мы не рассказали правду о происшедшем? А вы бы рассказали? Думаете, кто‑нибудь в здравом уме поверил бы нам? Наверняка нет.

Мы втроем настаивали на своем полном неведении. Синерджисты приехали к нам в гости, и в это время случилось несчастье. А что еще мы могли сказать?

Мы с Мидж снова вернулись в город, и Вэл по‑матерински приглядывала за нами. Должен признаться, я здорово привязался к Большой Вэл. После некоторых пререканий со страховой компанией — насчет того, что можно считать стихийным бедствием, — мы получили кругленькую сумму компенсации за утерю коттеджа, что позволило нам купить себе новое жилище (в данном случае квартиру). Дела у нас пошли вполне неплохо: я закончил свое рок‑сочинение — окончательная версия изобиловала колдунами, гномами и Волшебством, — а Мидж сделала несколько совершенно потрясающих декораций (думаю, они сыграли немалую роль в конечном успехе постановки). Сейчас пьесу ставят в Манчестере, и Боб присматривает подходящие подмостки в Лондоне, чтобы показать ее здесь. Я написал парочку песен, ставших шлягерами (в основном благодаря громким именам исполнителей), и собираюсь взяться за мою вторую книжку детских сказок, для которой Мидж сделает иллюстрации. А она? Она набирает все новые силы, и работы у нее больше, чем она может справиться (хотя Мидж уже достигла того уровня, когда можно выбирать), и Вэл даже устроила ей пару персональных выставок. Ее работы получили лестные отзывы критики, и Мидж даже появлялась в утренних программах телевидения. Она все такая же хорошенькая и притом скромная. И я люблю ее больше, чем когда‑либо (и что неплохо — взаимно).

И пожалуй, можно сказать, что пока мы живем счастливо.

А как же мое Волшебство? Ну, той энергии, что снизошла на меня в Грэмери, больше у меня нет. Когда‑нибудь я сделаю что‑нибудь, что изумит нас обоих, но такая способность приходит редкими вспышками. Очень редкими. Я по‑прежнему бьюсь над фокусом с тремя картами.

Наверное, мне нужно иметь поблизости источник энергии, где канал выходит в атмосферу, но я особенно не ищу такое место. Из любопытства мы с Мидж недавно съездили в Нью‑Форест; все, что осталось от Грэмери — это совершенно круглый участок черной земли наверху холма, где когда‑то была круглая комната. Странный участок, он вызвал у нас улыбку. Мы поехали в ближайший паб, и хозяин рассказал нам, что местному совету приходится внимательно присматривать за тем участком: там буйно разрослись так называемые волшебные грибы, вызывающие галлюцинации, что сделало этот район центром странствующих хиппи. Совет опрыскал там почву и обработал всевозможными химикатами, но потребовалось длительное время, чтобы прекратить рост этих грибов.

Ах да. Вы, наверное, интересуетесь, зачем я в ту ночь побежал в коттедж, прежде чем он рухнул. Помните, я говорил, что мой взгляд что‑то привлекло, когда Вэл тащила меня через кухню? Так вот, я заметил, что пушистый комочек, который мертвым лежал на кухонном столе, шевелится — Румбо приподнял головку и осматривался, удивляясь, что это за суматоха вокруг.

То, что я увидел, не запечатлелось в сознании, пока я не прошел половину дорожки, — вот почему я повернулся и побежал назад.

Я сумел схватить его и выбежать за мгновение до того, как Грэмери рассыпался.

Думаю, Румбо оценил мой поступок, а может быть, он радовался, что снова жив, потому что, как щенок, облизал мне лицо и руки. Ему уже не бывать таким красавцем, как раньше, — рубцы на шее и горле могут в конце концов пройти, но мех на них уже не вырастет; однако не думаю, что Румбо станет очень убиваться из‑за этого.

Когда мы оказались за калиткой, я отпустил его. После того как Мидж вдоволь наахалась над ним, Румбо метнулся в темноту, веселый, как всегда, направляясь в чащу к своей тайной возлюбленной, которую прятал там. С тех пор я его больше не видел.

Итак, все это в прошлом, и наша с Мидж жизнь продолжается совсем неплохо.

И все же... и все же время от времени нами овладевает беспокойство. Сегодня Мидж обвела объявление в газете и перед завтраком положила ее мне на стол. Объявление о продаже недвижимости. Маленький, но милый домик в уединенном месте. Где‑то в Котсуолдсе.

Может быть, завтра я позвоню агенту.

Может быть...

«волшебство имеет силу проникать в то, что непостижимо для человеческого рассудка. Ибо волшебство — это великая скрытая мудрость, в то время как рассудок — это великая общедоступная глупость».

Парацельс

«Вопрос о волшебстве — это вопрос открытия и использования доселе неизведанных сил Природы».

Кроули

«Волшебство — это вера в то, во что нельзя поверить, и наслаждение этой верой».

Стрингер

 


[1]Песня из репертуара Элвиса Пресли.

 

[2]Hubris (англ.) — высокомерие, гордость.

 

[3]Английское выражение miles gloriosus служит для обозначения хвастуна, бахвалящегося своими ратными подвигами.

 

[4]Коронер — в Англии следователь, производящий дознание в случае насильственной или скоропостижной смерти. (Примеч. переводчика.)

 

[5]Винсент Прайс, Джордж К. Скотт, Бэзил Рэтборн — киноактеры, исполнявшие роли злодеев.

 

[6]«Чайниз» — сорт низкокачественного героина.

 

[7]Имеется в виду фильм Хичкока «Птицы».

 

[8]Борис Карлофф — киноактер, исполнитель главной роли в фильмах о чудовшуе Франкенштейна. (Примеч. переводчика.)

 

[9]Во время чумы в Англии ходили санитары с колокольчиками, собиравшие умерших.

 

Date: 2015-12-12; view: 277; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию