Развитие Ойкумены, 1700–1800 гг

Задавшись целью восстановить абсолютизм, придворная партия в борьбе с оппозиционными силами вынуждена была искать новую основу своей власти. Более того, потребность в преобразовании носила неотложный характер, так как империя терпела одно поражение за другим от европейских держав. Ибрагим‑паша предложил нанять европейских христиан для обучения определенных родов войск, самых слабых в османской армии. Однако, как только он попытался осуществить свой план, враги абсолютизма сразу почувствовали угрозу. Во имя ислама они осудили безбожную (и коммерчески конкурентную) роскошь двора и выступили против западнических нововведений, которые могли бы укрепить придворную власть. Защиту империи они доверили войскам янычар, полагая, что в случае опасности двор будет вынужден выдвинуть собственные силы. В результате у него не будет возможности к дальнейшему развитию. Таким образом, присутствие Запада вылилось во внутренние распри. Хотя в те времена обе стороны не придавали особого значения западной экспансии; уже сейчас в ретроспективе мы можем сказать, что она сыграла решающую роль.

В 1730 г. Ибрагим‑паша был свергнут после поражения, нанесенного ему Надир‑шахом, наследником Сефевидской империи. Под давлением оппозиционной партии интерес к моде на все западное как с эстетической, так и с военной точек зрения угас. И попытки восстановить абсолютизм временно прекратились. С возобновлением военных действий в 1739 г. османам удалось вернуть Белград, хотя большая часть Венгрии оставалась в руках противников. Эта маленькая победа подтверждала правильность устоявшегося порядка. Однако со временем элементы западного стиля так или иначе проявились на локальном уровне.

С ослаблением центрального абсолютизма в конце столетия нарушилось равновесие между местными властями. Автономные правящие семьи обрели практически полную независимость. А стычки между местными гарнизонами грозили перерасти в войны провинций. Деребеи, фактические правители Румелии и Анатолии, посылали войска на сражения государственного масштаба исключительно по своему усмотрению. Тем не менее они достаточно хорошо управляли своими владениями. В конце XVIII века паши Дамаска и Алеппо столкнулись с невыполнимой задачей: торговля пришла в упадок, бедуины выходили из‑под контроля, немыслимо поднялись налоги, а уровень дисциплины значительно снизился. В ответ на эти бедствия они предпринимали порой возмутительные действия, губя местное население поборами и солдатскими рейдами. Это только ухудшило ситуацию.

Огромные территории Плодородного полумесяца, веками обрабатываемые крестьянами, были отданы бедуинским пастухам. Даже в унитарной провинции Египта власть перешла к различным военным группам, включая и бедуинские племена из пустыни. Гарнизон мамлюков, который существовал как отдельная от османских войск военная сила (хотя и подчинялся османским офицерам), после 1767 года под началом своих командиров – Али‑бея и Мурад‑бея – разгромил все местные группировки и создал практически независимое египетское государство. Причем сделал он это, применяя западные новшества. Стараясь поддержать свою власть, египетские лидеры, как и сирийские паши, установили режим грабительских поборов. Но в то же время они проявляли интерес к западным нововведениям: поощряли культивирование зерновых, перерабатываемых на западных мельницах, пригласили в армию западных советников, чтобы те обучили пользоваться последними достижениями современной военной техники.

Тем временем между Османской империей и Западом, Россией и Ираном установилось полувековое перемирие. При подобном раскладе стойкое игнорирование османскими привилегированными классами Запада, столь естественное при аграрном режиме, начало постепенно сдавать позиции. И это было крайне полезно. Представители Запада мало что знали о мусульманской истории или об условиях жизни в исламских землях, но они обладали большими знаниями, чем их предки, и некоторые пробелы не играли серьезной роли. Представители Османской империи, в свою очередь, знали о Западе ничуть не больше, чем их предки, и их невежество было просто катастрофическим. Так, например, когда русские корабли оказались в Средиземном море (через Балтику), османские власти, основываясь на старых сведениях и географических материалах и зная, что они не проходили через Босфор, решили, что те добрались сюда по суше с позволения Запада.

Игнорирование изменений в мире самым пагубным образом отразилось и на экономике. С давних времен Османская империя следовала определенной политике в отношениях с иностранными купцами (а также с их государствами). Османы установили, что иностранные представители должны решать внутренние вопросы только через посредников, например религиозные миллеты империи. Именно они определяли благоприятные условия для торговли, поощряя коммерцию. Однако даже в архаичных условиях подобные установки являлись довольно опасными. В свое время подобной политике следовала Византия в отношениях с итальянскими торговыми державами, желавшими расширить свою коммерцию в северном направлении. В результате Византии ничего не оставалось, как наблюдать разрушение и упадок собственной экономики в условиях итальянской монополии. С другой стороны, более стабильное государство могло бы избежать подобной участи и удержать иностранных торговцев в установленных рамках. Подобные договоренности в современных условиях имели еще более непредсказуемый результат. «Капитуляции»[393], т. е. договоры, разделенные на главы, капита, вплоть до 1740 года носили довольно лояльный характер. Затем в угоду французским союзникам (и общему настроению децентрализации в империи) османы предоставили им больше привилегий. За короткий срок эти послабления распространились почти на все остальные европейские державы. Самой важной привилегией стало право распространять сертификаты (бераты) о защите немусульманского населения Османской империи, которому предоставлялись права иностранных граждан. В свете изменившейся мировой экономики эти привилегии обернулись далекоидущими последствиями. Этого воспитанные в персидской гуманитарной традиции османы не могли предусмотреть.

В итоге, благодаря предоставленным в Османском государстве привилегиям возник новый класс, «левантийцы», наиболее значимый элемент общества в городах Леванта – Восточного средиземноморского побережья, от Эгейского моря до Нила. Эта группа, которая считала себя принадлежащей к Западу, селилась очень локально и в качестве языка общения использовала итальянский (позже французский), хотя этнически была самого разнообразного состава. По сути они не являлись ни европейцами, ни мусульманами и принадлежали сразу к двум мирам. Левантийцы исповедовали христианство или иудаизм и обращались то к одному, то к другому западному государству в поисках политической и экономической поддержки. При этом торговую деятельность они вели исключительно в средиземноморском бассейне, не отдавая предпочтения ни западной, ни мусульманской стороне. В местном масштабе именно левантийцы, а не европейцы были решающей коммерческой силой. Их способ развития характерен для социальных меньшинств: лучшие представители сосредотачивались на торговле и оказывали друг другу взаимную поддержку в борьбе с доминирующими группами. Затем в отличие от своих мусульманских конкурентов, они удачно воспользовались новыми условиями, предоставленными современным Западом. И в итоге стали самым важным элементом в своем регионе. (Существует мнение, что мусульмане уделяли особое внимание своей социальной исключительности и не желали налаживать контакты с Западом. В действительности мусульманские торговцы всегда были открыты миру. Однако, когда сами контакты уже были налажены, торговцы вдруг начинали ощущать свою принадлежность к высшим мусульманским классам, что осложняло ситуацию и рождало желание подчеркнуть свою исключительность.)

^{Правитель Джодхпура в окружении свиты. Индийская картина нач. XX в.}

Дарование привилегий такому классу обернулось печальными последствиями. В результате мусульмане и зимми оказались в невыгодном положении относительно местных христиан, ориентировавшихся на Запад. В скором времени практически весь торговый класс империи находился под привилегированной иностранной юрисдикцией. Практически во всей стране мусульмане перестали быть основным торговым элементом. И экономический упадок имел здесь второстепенное значение. Действительно катастрофическим оказался тот факт, что мусульмане были не в состоянии регулировать или облагать налогами расширяющуюся торговлю.

Но в то время, когда эти привилегии только раздавались, османы, казалось, не осознавали надвигающейся угрозы. Эти договоры не просто доставили османам неприятности, они стали предметом злоупотреблений, которые привели к плачевным результатам. Бераты, бесконтрольно раздававшиеся европейскими державами, предоставляли их обладателям полную свободу действий и безнаказанность. Лишь со временем османское правительство осознало, что безобидный знак расположения стал представлять экономическую и политическую опасность. Но было уже поздно, пожалования нельзя было отменить, а злоупотребления полномочиями стали неконтролируемыми (за исключением частных случаев), вся политическая и экономическая жизнь империи оказалась вовлечена в эту систему. Даже если бы представители Запада пожелали признать отмену привилегий, они бы уже не смогли этого сделать. И хотя Османское государство было сильнее, чем Византийское в соответствующий момент, в торговых отношениях влияние Запада оказалось значительнее, чем любой торговой группы аграрного уровня. Западная торговля основывалась на дешевой массовой продукции, проникшей даже на мелкие базары. Также важным пунктом стало доведение до определенного уровня экономической роли богатых классов.