Мировые горизонты и земли старого ислама

Последствия экспансии ислама для жизни и культуры его центральных регионов изучены очень плохо. Конечно, представители исламской высокой культуры смешивались с путешественниками – паломниками, дервишами, приезжими учеными, военными и торговцами – из самых разных стран и культур. Не только в сезон хаджа, но и круглый год мужчины со всего исламского мира встречались и учились в Мекке и Медине; в меньшей степени то же явление было свойственно всем крупным городам, представлявшим собой остановки на пути паломников из более далеких регионов – Каира и Дамаска, Багдада и Исфахана. Поэты, улемы, суфии и воины ехали в далекие края за той или иной надобностью и затем иногда возвращались на родину; в любом случае, они поддерживали отношения друг с другом. Насколько все это служило стимулом для творчества и проявления скрытых талантов, можно лишь догадываться. Те широкие горизонты, которые отразились в сказках «Тысячи и одной ночи», заставляют задуматься. Мы же можем поговорить о нескольких видах деятельности, где сыграли свою роль тесные отношения с отдаленными регионами.

С течением веков новые изобретения и открытия, совершавшиеся во всем мире, изменили не только уровень художественной или военной техники, но и жизнь города и даже деревни. Пожалуй, особенно в Средние века их совокупность задала новый тон в жизни людей. Мы не можем пока проследить историю кулинарии, но очевидно, что пряности из далеких стран постепенно становились разнообразнее и популярнее; рафинированный сахар появился относительно недавно, поэтому можно предположить, что рецепты различных более поздних сладостей распространялись очень медленно; не все они возникли одновременно с процессом рафинирования. Некоторые другие виды развлечений, известные во всем полушарии, вероятно, тоже появились достаточно поздно. Искусство фокусников, иногда весьма зрелищное, развивалось – и в психологическом, и в техническом аспектах – столетиями и, вероятно, достигло пика в качестве ярмарочного искусства в исламские Средние века. Как правило, оно ассоциировалось с Индией. На смену древним средиземноморским мимам пришли театры теней, популярные у представителей всех классов: публика с удовольствием наблюдала, как за занавеской кукольные фигурки веселились, влюблялись или колотили друг друга. Многие достигали в этом искусстве вершин мастерства, и такими спектаклями сопровождались выступления рассказчиков, повествовавших о героических или религиозных событиях с примесью очевидной сатиры на некоторые стороны жизни города или деревни. (В XVI веке из Америки были ввезены новые виды культурных растений – в частности, кукуруза, – и некоторые мусульманские регионы стали успешно культивировать их.)

Вино и другие алкогольные напитки, традиционно используемые на землях между Нилом и Амударьей, постепенно вытесняли новые средства, влияющие на настроение человека и его сознание. Опять же, данная тема почти не исследована, поэтому я могу лишь обозначить несколько тенденций. Гашиш (один из продуктов обработки конопли), известный с глубокой древности антидепрессант, начал становиться популярным в некоторых городских кругах еще в раннем Средневековье. (Склонные к данному риску категории населения также начали употреблять опиум и другие наркотики.) В XV веке с побережья Индийского океана в регион между Нилом и Амударьей попал новый стимулятор – кофе. В XVI веке из Америки привезли табак. Бетель, распространенный у восточных мусульман, не снискал популярности между Нилом и Амударьей. Но и без него существовало достаточно разновидностей средств изменения сознания на любой вкус и кошелек.

Вино, воздействие которого на сознание заключалось в том, что человек меньше отдавал себе отчет в своих поступках, сближало людей сильнее других наркотических средств; его употребление ассоциировалось с поющими наложницами, азартными играми и, наконец, с пьяными безумствами. Со временем, разумеется, это сказывалось на здоровье, и многие царственные особы во цвете лет умирали из‑за пьянства; однако никакие печальные примеры не могли заставить людей отказаться от возлияний. В обществе использовали и другие средства изменения сознания, но в рамках иных тенденций. Гашиш помогал человеку забыть о своих тревогах, притупляя чувствительность и унося его в мир фантазий; для этого не требовалось женщин, и непосредственный процесс употребления не сопровождался шумными сценами, но в долгосрочной перспективе привыкание к наркотику приводило к истощению организма. Кофе и табак действовали мягче, и их употребление не имело столь разрушительных последствий; и тот и другой лучше подходили для мирных мужских посиделок, чем вино, вызывая легкую возбужденность ума, но не лишая рассудка. В некоторых городских кругах в позднем Средневековье благодаря кофе и табаку жизнь стала менее беспокойной, а уровень респектабельности повысился. В то время как крестьянство продолжало употреблять довольно крепкие спиртные напитки, которые делали из фиников и других растений, потребление более дорогого вина в высших слоях сократилось, а вместе с этим начали исчезать и некогда знаменитые виноградники Восточного Средиземноморья.

Возможно ли соотнести такие малозначительные и даже мещанские вещи, как театр теней и кофейни с повсеместным спадом экономики, когда потенциальные лидеры оказывались не у дел, а культурное общество замкнулось в себе?[351]В любом случае, вероятно, разнообразие кулинарии, развлечений и средств изменения сознания, равно как этническое многообразие и определенная постоянная ротация населения, способствовало тому, что люди все больше предпочитали домашний уют и общение с добрыми соседями грандиозным публичным действам независимо от их характера – монаршего, религиозного или простонародного.

Улемы восприняли новые наркотики с недоверием; они относили их к одному разряду с алкоголем и запрещали. Все они считались, в лучшем случае, фривольными излишествами и (что серьезнее) мешали трезвости рассудка, которого требовала строгая в нравственном отношении вера. С кофе и табаком улемы, наконец, смирились. Наркотики, напротив, отвергались категорически. И все же некоторые суфии приветствовали новые способы раскрепощения фантазии. Считается, что все прелести кофе (очень крепкого) обнаружил и донес до всего мира один суфийский тарикат из Йемена.

Религиозное развитие самого ислама модифицировалось, как минимум, в плане пропорций его распространения за пределами древней ирано‑семитской территории. Суфизм, к которому на новых землях обращались как к способу сократить пропасть между местными обычаями и интернациональным исламом, преуспевал в популяризации новой религии в народе и в оправдании локальных традиций с ее позиций. Суфийские течения различных регионов отличались друг от друга: на Малазийском архипелаге они включали в себя ислам целиком, а в западной части суданских земель он сводился к ограниченным и, вероятно, наследуемым функциям; в более старых обществах он усваивал элементы древних религиозных традиций. Затем, по всем территориям постоянно странствовали дервиши – независимо от того, из какого региона они родом, – и регулярно формировали ответвления старых тарикатов, которые представляли новые течения и направления.

Но, какова бы ни была роль суфиев, необходимость охраны норм шариата диктовалась постоянной борьбой с местными обычаями, особенно в тех случаях, когда эти обычаи отличались от ирано‑семитских. Сознательным мусульманам было достаточно напомнить о том, как сильно целостность уммы зависела от одного только шариата. Всеобщей стала, естественно, суннитская форма шариатского режима, а не шиитская. Экспансия исламского мира осуществлялась под покровительством суннитского синтеза раннего Средневековья (смягченного элементами почитания Али), и когда суфизм на старых землях стал возрождаться, его хилиастический упор на общепринятые мусульманские институты был уже неактуален для относительно изолированных обществ, боровшихся за господство в южных морях или даже в степях Центральной Евразии. Следовательно, суфизм обрел доминирующее положение во всем исламском мире за явным численным преимуществом; и даже позже, когда в некоторых ключевых регионах старого ислама возобладал шиизм, он сохранял за собой, как минимум, миноритарный статус, поскольку образованные мусульмане не могли не осознавать его положение религии меньшинства, если брать умму в целом. (Вероятно, эта ситуация объясняет резкое различие между высокой культурой центра и культурой периферии.)

Наконец, наряду с приверженностью шариату, несомненно, укреплялся мусульманский общинный дух: этот великий соблазн пророческого монотеизма – внушить правоверным, что преданность общине Пророка превыше всех остальных моральных требований, даже выше нравственных ценностей неверных. Сила общины была первым требованием там, где община являлась меньшинством, с боем пробивающим себе дорогу наверх. Чувства, связанные с общностью мусульман и с шариатом, естественным образом стали главными способами выражения общественного сознания.

Date: 2015-06-05; view: 405; Нарушение авторских прав