Жизнь слишком коротка, и надо успеть духовную сущность в сердце воспеть. 3 page

Почему мы начинаем что-то по-настоящему ценить лишь тогда, когда безвозвратно что-то теряем: молодость – в старости, здоровье – на больничной койке, жизнь – на одре смерти? Почему?! Может быть эти внезапные ситуации как раз заставляют нас задуматься над своим бренным существованием, заставляют нас очнуться от не­сбы­точных фантазий, порожденных нашей ленью и возвратить нас в действительность. А действи­тельность такова – никто толком до конца не знает, что с ним может случиться через минуту. Так может не стоит испытывать Судьбу, а начать ценить каждое мгновенье сейчас, с этой секунды и ценить его так, как ценят обреченные люди. Возможно тогда мы сможем глубже понять смысл самой жизни и сделать в ней в тысячу раз больше полезных дел для своей души и для окружающих людей. «Глупо думать, что завтра от нас никуда не денется, оно может просто никогда не наступить». Только теперь я поняла весь смысл выражения Сэнсэя, которое когда-то я воспринимала как шут­ку: «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах».

В историях жизни, которые слушала с мамой в первые дни от ее соседок по палате, я нашла под­тверждение тому, что никто не застрахован от гос­подина Случая… Женщину, что лежала у окна, зва­ли Валентиной Федоровной. Один лишь миг пере­вернул всю ее жизнь. А случилось это так же неожи­данно. Жили они с мужем поначалу как все, еле дотягивали от зарплаты до зарплаты. А когда пошла волна кооперативного движения, муж уволился с фабрики и оформил свой кооператив по изготовле­нию мебели. Поскольку мужик был предпри­имчивый и трудо­любивый, дела пошли в гору. За какой-то год он заработал столько денег, что они с женой смогли купить и новую кооперативную квартиру, и машину, и даже дачный участок. Все было лучше некуда и ничего не предвещало беды.

Но два месяца назад, когда Валентина Федо­ровна возвращалась с мужем на машине со дня рож­де­ния своего родственника, они попали в крупную аварию. Это случилось в какие-то доли се­кунды. Три машины врезались друг в друга на полной скорости по вине пьяного водителя со встречной полосы. Муж погиб сразу. А она, благодаря тому что была при­стегнута ремнем безопасности, чудом осталась жива. Однако ее так дернуло, что врачи потом определили у нее подвывих в шейном отделе позвоночника с образовавшейся там гематомой. После этого случая руки ее стали плохо слушаться, а ног она вообще не чувствовала. Подвывих ей устранили в нейрохирургии. Однако осталась гема­тома – следствие ушиба спинного мозга. Ва­лентину Федоровну перевели из нейрохирур­ги­ческого в неврологическое отделение около меся­ца назад.

Но мне показалось, что ее больше угнетало не столь физическое состояние, сколько моральное. Именно с того момента катастрофы жизнь ее пошла наперекосяк. Мало того, что пришлось заложить часть имущества, поскольку деньги, которые у нее были, быстро разошлись на лечение, на оплату каких-то непонятно откуда взявшихся долгов мужа, так ее еще поразило странное отношение своих знакомых.

У семьи Валентины Федоровны, как она рассказывала, было много друзей, родственников, близких знакомых. Но как только те узнали, что муж погиб, а она осталась покалеченная одна, все почему-то вмиг забыли о ее существовании. И вот теперь она уже второй месяц лежит в больнице и ее посещает лишь пожилая старушка-мать да родная сестра, которая хоть и жила в бедности, но всегда старалась принести ей что-нибудь вкусненькое. Теперь Валентина Федоровна, ко­нечно, поняла, кто есть кто, но было уже слишком поздно. В тот вечер я записала в свой дневник одно инте­ресное выражение ее старенькой матери насчет нерадивых друзей: «Когда горшок кипит, то и дру­зей полон дом кишит. А как горшка не стало, то и в доме пусто стало».

Валентина Федоровна была в отчаянии и не находила другого выход своему горю, нежели как в злословии на своих бывших друзей и знакомых. А мне при этом становилось как-то не по себе. Этими плохими словами она мало того что портила нас­тро­ение себе, психовала по пустякам, сама в себе разжигала ненависть, так еще и окружающие от этого страдали. Впоследствии нам даже не хотелось упоминать при ней слово «друг» из-за того, что эта женщина бук­вально взрывалась и начинала заново свою «старую песню о главном».

Другая женщина, Анна Ивановна, была добрая. Она не кляла на чем свет стоит свою Судьбу, хотя здоровье ее было ничуть не лучше. У нее была поч­ти такая же болезнь, как и у мамы. Просто в один «прекрасный момент» сильно заболела спина. В ко­неч­ном счете врачи обнаружили у нее грыжу диска. Сделали операцию, удалили позвоночную гры­жу. После этого ей намного полегчало. Но через какое-то время она опять слегла и стало еще хуже. Врачи назначают повторную операцию, но она боится, что после нее совсем перестанет ходить. Анна Ивановна, хоть и более сдержанно, расска­зывала свою историю, но подробности и особенно последствия ее опе­рации очень сильно напугали не только маму, но в некоторой степени и меня, поскольку моей особе, по всей вероятности, тоже предстояла встреча с нейро­хирургами.

Анна Ивановна плохо передвигалась. К ней часто приходил ее муж, веселый упитанный мужчина. Дети их давно выросли и жили со своими семьями в разных городах. У Анны Ивановны было свое го­ре, она больше всего боялась быть прикованной к постели, ведь ей было только пятьдесят. Она бо­ялась быть тяжелым бременем на шее у мужа да еще тяготить своей болезнью детей. Поэтому эта женщина очень старалась вылечиться, глотая все предназ­наченные таблетки и выполняя все пред­писанные процедуры. Но временами, когда боль становилась невыносимой, оптимизм ее покидал и она зали­валась горькими слезами, повторяя один и тот же вопрос: «За что?!»

Третья соседка, совсем молодая девушка, лет на пять меня старше. У нее была постродовая травма. Она еще во время беременности чувствовала боль в спине. Правая нога абсолютно перестала ее слушаться, Лена даже не могла пошевелить пальцами на ней. Как оказалось, у нее была протрузия двух дисков. Дома у нее остался грудной ребеночек под присмотром свекрови-пенсионерки. К ней тоже при­ходил муж. Он был неплохой парень, спокойный, вид­но по натуре тихоня. Зато ее свекруха влетала как ура­ган, вечно ворчливая и недовольная какими-то ме­ло­чами.

Это осложнение после родов, которое также никто не мог предугадать, поставило молодую семью на грань развала. Мало того что со здоро­вьем Лены были серьезные проблемы, она не могла физи­чески за ребенком ухаживать, так еще и свек­ровь все время подбивала своего сына на конфлик­ты, мол зачем такая жена-калека, на всю жизнь обуза, требуй развода. А Лене и положиться больше не на кого было с ребенком-то, разве что на свою мать. Но та жила далеко, в другом городе, и редко приезжала, так как все время вкалывала на заводе, еле сводя концы с концами. В общем, не жизнь ста­ла у Лены, а сплошная трагедия.

Так вот, наслушалась я всех этих историй и по­думала, что ведь действительно никто из них не ожидал такого вот финала, все жили какими-то своими мечтами и тут – на тебе, гром среди ясного неба. Все сетовали на то, почему это случилось имен­но с ними… Вечером, находясь под впеча­тле­нием услышанного, я открыла наугад свой дневник и прочитала первые попавшиеся слова Сэнсэя, про­изнесенные им когда-то в одной из бесед: «Не бы­вает случайностей. Случай – это всего лишь за­ко­номерное следствие наших неконтро­ли­ру­емых мыслей». «Вот это да! Надо же, а я на эти слова как-то раньше просто не обращала вни­мания». И для большей своей «зоркости» выде­лила их в дневнике жирным курсивом.

Мне очень хотелось посетить занятия и тренировки Сэнсэя, но вырваться из этого водо­ворота, по меркам моей совести, никак не могла. Хотя постоянно перезванивалась с ребятами, ко­то­рые взахлеб хвастались своими успехами. Дома продолжала делать медитации, а «Цветок лотоса» пыталась выполнять в каждую свободную минуту. У меня очень хорошо получалось вызывать ощу­ще­ния, когда думала о «желанном подарке». При этом в солнечном сплетении возникала волна мелких мурашек, которая расходилась по телу в разные стороны. Это чувство было довольно-таки приятным… Хоть я и не была рядом с Сэнсэем, но его слова, прочитанные из дневника, постоянно прокручивались в моей голове.

В больнице моя особа решила во что бы то ни стало изменить болезненно-нервозную атмосферу в палате, ибо, послушав все эти разговоры о боляч­ках и гнетущем бытие, можно было и здоровому человеку быстро захиреть. В гостях у мамы я стара­лась рассказывать все самые смешные истории, которые только знала, начиная со школьной жизни и заканчивая разными курьезами из литературы. Но этот метод был малоэффективен, поскольку женщины оставались погруженными в думы о сво­их проблемах. Как-то раз в разговоре с Леной я поведала ей то, что слышала от Сэнсэя, о хороших и плохих мыслях, о сущности души и на­шей жизни, кстати к немалому изумлению моей мамы. Удивительно, но женщины начали прислу­ши­ваться к этим словам с таким вниманием, как будто я передавала не слова Сэнсэя, а какую-то исповедь, касающуюся сугубо каждой из них. Мама говорила, что после моего ухода, они еще долго обсуждали эти слова и задумывались над их смыслом, исходя из своего прожитого опыта жизни. Пора­зительно, но через неделю таких моих расска­зов это дало неожиданные результаты.

Все та же Валентина Федоровна, которая больше всех стонала и убивалась горем, преобразилась в совершенно другого человека, толкового органи­затора своей судьбы. Мама рассказывала, что после таких бесед она усиленно что-то обдумы­вала. И результат ее решения превзошел все ожида­ния. Она предложила мужу Лены официальную должность директора в мебельном кооперативе с соответству­ющей хорошей зарплатой. Это был полный шок не только для молодой семьи, но даже для свекрови. Они просто не знали, как и благодарить Валентину Федоровну за этот подарок Судьбы.

Муж Лены, хоть и был тихоня, но когда ему дове­рили столь ответственное дело, обнаружил у себя таланты хорошего руководителя. Как рассказывала свекровь, он работал с большим энтузиазмом и отдачей целыми сутками напролет, благодаря чему производство мебели вновь было налажено за какие-то две недели, и даже появился первый крупный доход. Свекровь расцвела от счас­тья, и ее отношение к Лене резко переменилось в хорошую сторону.

Более того, Валентина Федоровна пристроила в этот кооператив и свою родную сестру, превратив ее из простого бухгалтера с мизерной зарплатой в госу­дарственной конторе в главного бухгалтера сво­его частного предприятия, получающего солидную зарплату. А поскольку та жен­щина была честной, пунктуальной и аккуратной, то порядок был гарантирован. В общем, от такого умного и простого разрешения проблем Валентиной Федоровной, все были довольны, а она в особен­ности. Ее здоровье да и вся жизнь в целом, начали налаживаться. Даже старые «друзья» стали к ней наведываться, предлагая всевозможные свои услу­ги. Но Валентина Федоровна совершенно без злобы дала им понять, что ни в их услугах, ни в их помощи больше не нуждается.

Атмосфера в палате с тех пор значительно улучши­лась. Теперь женщины чаще улыбались, шутили, подбадривали друг друга. В этой палате стало прият­нее находиться всем, даже медперсонал задержи­вался намного дольше обычного, чтобы поболтать с нашими хохотушками. И что самое пора­зительное, у женщин значительно улучшилось не только настроение, но и их здоровье, они быстро пошли на поправку. И я поняла, что та жуткая боль была порождена, в первую очередь, их воображением, плохими мыслями и страхом перед неизвестностью. Она как червь съедала их изнутри, усиливая многократно физическую боль. А как только эти женщины отвлеклись от этого, то стали приятнее не только окру­жающим, но и самим себе. У них появилась воз­мож­ность не только трезво рассуждать, но и попытаться адаптироваться к новым условиям жизни, отношениям с людьми.

Меня просто ошеломило это открытие, посколь­ку я даже и не подозревала, что слова Сэн­сэя произ­ведут такую революцию мыслей и чувств в этих обреченных на страдание женщинах. Ведь положи­тельные мысли одной из них породили целую цепь событий в судьбах нескольких людей, принося в их жизнь счастье и достаток. Это послужило для меня еще одним подтверждением достоверности слов Сэнсэя относительно того, насколько сильны наши мысли, насколько они влияют на нас и нашу Судьбу.

Еще я заметила, что выполнять «Цветок лотоса» в палате стало значительно легче. Моя особа старалась как могла, поддерживать этот дух оптимизма, который нарастал здесь с каждым днем. Я набрала в библи­отеке книжек великих классиков, обязательно с хорошим концом, а также юмори­стические расска­зы. Женщины с удовольствием их читали, переска­зывая друг другу волнующие моменты. Оказывается, многие слова Сэнсэя также находили свое подтверж­дение в произведениях классиков разных эпох. И тут, наконец-то, до меня дошло, что Сэнсэй ведь говорил о действительно вечных истинах, которые присущи всему роду человеческому изначально. Причем излагал он это все просто и ясно.

И еще один любопытный момент был отмечен мною. Анна Ивановна, которая двадцать лет про­работала в университете педагогом по лите­ратуре, многие эти произведения знала чуть ли не наизусть. Но сейчас она говорила, что с удоволь­ствием перечитывала данные книги, поскольку теперь уже воспринимала это все совершенно по-другому. И именно для себя, для своей души, как она потом призналась, сделала интересные открытия, заметив в книгах то, на что раньше совершенно не обращала внимания.

Иногда наше чтение превращалось в целые литературные вечера. Удивительно было то, что женщины, когда я им рассказывала о контроле над мыслями из теории Сэнсэя, слушали эти слова с необы­чайным вниманием. Поначалу меня это смуща­ло, так как на многие их встречные вопросы о жизни я просто не могла ответить. Но дома, вновь перелистывая свой дневник, находила слова Сэнсэя, которые, по-моему мнению, более-менее подходили к ответам. Как ни странно, но женщины понимали эти слова по-своему, исходя из опыта прожитой жизни, и са­мое важное – эти ответы их вполне удовлетво­ряли. Так что хоть Сэнсэя и не было рядом с нами, но его присутствие явно ощущалось в тех его глубоких мыслях, к которым мы постоянно возвращались.

Приближался Новый год. Женщины решили устроить себе праздник для души прямо в палате. Мой папа уладил все формальности с главным вра­чом. Мы даже установили небольшую, но насто­ящую елку, украсив ее всевозможными игру­шками и для смеха шприцами и капельницами. Так что Новый год наша семья встречала в маминой палате вместе с женщинами и их близ­кими и род­ными. Было настолько весело, настолько все друг к другу доброжелательно отно­сились, что у меня создалось впечатление, что здесь собралась одна большая дружная семья. Мне запомнился один интересный тост, произнесенный свекровью Лены:

– Говорят, что как встретишь Новый год, таков и будет целый год. И несмотря на то что мы встре­чаем его в больнице, главное, что встречаем его в компании таких замечательных людей. Я благо­дарна Богу за то, что все несчастья с моим сыном закон­чились благополучно. Большое спасибо Вам, уважаемая Валентина Федоровна, за ваше доброе и чуткое сердце. Если бы не вы, мы бы никогда не выбрались из того кошмара. Так давайте выпьем за вас, за непредсказуемую Судьбу, которая свела нас всех в столь необычном месте. За ваше здо­ровье!

В эту ночь было сказано еще много добрых и красивых слов. А ближе к двум часам ночи к нам присоединился даже главный врач с супругой, которые возвращались откуда-то из гостей. Но как я потом поняла, его больше интересовало общение с моим отцом, чем с нами… Изрядно подвыпив, женщины стали изливать друг другу свои души. И здесь меня просто ошеломил один момент, когда Валентина Федоровна рассказывала о принятии своего жизненно важного решения.

– Вы знаете, девочки, я долго думала над тем, что со мной произошло и как же из этого дерьма теперь вылезти. И однажды, после очередного тако­го тягостного раздумья, мне приснился странный сон, как красивый молодой человек с белокурыми волосами до плеч, подошел к моей койке и говорит таким мелодичным голосом: «Что ты мучаешься? Посмотри вокруг, какие люди тебя окружают. Когда ты узришь в них лучшее, твои проблемы исчезнут». После этого я проснулась как будто с совершенно другими глазами. Я стала размышлять. И действительно, как потом оказалось, лучше кандидатур, которых я здесь нашла для поднятия моего производства, и придумать нельзя. Хотя, честно говоря, я в начале и сомневалась, все-таки был большой риск. Но, вспоминая этот сон, что-то подтолкнуло меня к окончательному реше­нию… Ей богу, девочки, – она перекрестилась, – истин­ная правда!

– Представляете, мне тоже снился белокурый мужчина! – призналась Анна Ивановна. – Только я стеснялась вам рассказать. Он говорил мне что-то таким приятным голосом. Но на утро я ничего не могла вспомнить из его слов. Только помню, что после этого мне стало как-то хорошо в душе. Я до сих пор это состояние умиротворения в себе ощущаю. И что бы это могло значить?

– Это все вам ангелы небесные помогают, – запри­читала набожная свекровь. – Они вам, родненькие, верный путь указывают…

И дальше пошла целая проповедь церковного уче­ния. Но меня этот случай явно заинтриговал. И по прийдя домой, я первым делом записала его в свой дневник.

Вскоре, после новогодних праздников, маме стало значительно лучше, и ее выписали. Проща­ние с женщинами, которые также готовились к вы­пи­ске, было очень теплым. В эти дни у меня появи­лось больше свободного времени, и я решила съез­дить на тренировку. Но мои друзья сказали, что Сэнсэй уехал куда-то в командировку на пару недель. Так что наша встреча отклады­ва­лась на неопределенный срок, поскольку через три дня мы с мамой вылетали в Москву.

В дорогу я захватила и свой дневник. И пока мама спала в самолете, вновь его перелистала. Конечно же, я жутко волновалась перед предсто­ящим, но слова Сэнсэя согревали мне сердце и как живительный бальзам успокаивающе действо­вали на душу.

В аэропорту нас встретил дядя Витя с новостью, что из Сибири прилетел сам дедушка для под­дер­жания нашего морального духа. Дело в том, что мой дедушка был самым уважаемым, самым почи­таемым и мудрым человеком среди всей нашей род­ни. К его мнению прислушивались все. И считалось большой честью, если он самолично посещал кого-то из родственников. Мне было приятно прояв­ление такой трогательной заботы со стороны деду­шки, все-таки преодолеть пять тысяч километров, даже на самолете, в его возрасте было не шутка.

После того как улеглись радостные минуты встречи с дедушкой, началось традиционное застолье, где мама поведала про все несчастья, которые обрушились на на­шу семью. Они еще долго обсуждали проблемы, а я, изрядно устав с дороги, удалилась отдыхать. Ведь зав­тра предстоял трудный день.

Вечером, когда перечитывала свой днев­ник, в дверь кто-то постучал. Это был дедушка. Он при­сел рядом со мной и начал расспрашивать о каких-то мелочах. Постепенно наш разговор пере­шел на более серьезные темы. Дедушка пытался утешить меня перед предстоящим. Он говорил, что каковы бы ни были результаты повторного обсле­дования, расстраи­ваться не стоит. Потому что многие люди попадали в худшие ситуации и выходили из них победи­телями именно из-за того, что не утрачивали само­обладания и силы воли, боролись до последнего. Дедушка начал приводить красноречивые примеры из своей фронтовой жизни. А для убедительности подтвер­дил вышеска­занные слова своей любимой пого­воркой: «Пока жизнь в тебе теплится, надежда еще свети­тся»… Все это время я внима­тельно и спокойно слушала дедушку. А когда он закончил свою речь, искренне ответила ему, что в действительности думала и чув­ствовала в своей душе. Я выразила все то мое отно­шение к жизни, которое, благодаря учению Сэнсэя, сформировалось у меня внутри и стало неотъем­лемой моей частью. Дедушка был настолько пора­жен, настолько изумлен этими простыми истинами, что даже переспросил меня, действительно ли я не боюсь смерти.

– Конечно, – спокойно ответила я. – Для меня смерть – это всего лишь изменение обстановки, переход из одного состояния в другое. Я знаю, что всегда буду с вами, с родными, потому что моя Лю­бовь к вам живет во мне, в моей душе. И где бы я ни находилась, какую бы форму ни приобрела, эта Лю­бовь всегда будет со мной. Потому что я и моя Лю­бовь – вечны… И именно это чувство я начала це­нить больше всего в жизни. Ведь в жизни го­раздо важнее качество прожитых мгновений, чем бессмысленные годы существования.

Эти слова, видимо, затронули какие-то чувства дедушки, поскольку он был тронут до глубины души. И я подумала, что все-таки любой человек боится смерти, даже такой мужественный, как мой дедушка. Очевидно, он то­же боялся неизвестности, того, что будет после смер­ти, но только никому об этом не говорил… Де­душка задумался на некоторое время, а потом про­изнес: «Да, наверное, все-таки мудрость – это достояние души, а не возраста».

На следующий день я заметила, что в дедушке произошли перемены. Он стал веселее, бодрее выг­ля­деть, словно нашел ответы на му­чав­шие его годами вопросы. Мы все вместе направились в кли­нику… Почти всю неделю меня обследовали, дела­ли всевоз­можные анализы, рентген. И наконец в назначенный день мы предстали с мамой перед профессором, пожилым приятным мужчиной. Однако встретил он нас как-то странно, в легкой степени растерянности. Глядя на него, я подумала, что моему телу осталось жить совсем недолго. Настала напряженная пауза.

– Вы знаете, – начал он, все еще листая мои снимки. – Я ничего не понимаю. На этих сен­тяб­рьских снимках, привезенных вами, явная пато­ло­гия, опухоль уже начала медленно прогрес­сировать. А на этих, что мы сделали сейчас, все чисто. Я даже распорядился, чтобы сделали повторные снимки… Или в первых снимках – это ошибка, хотя малове­роятно, судя по документации здесь были неод­нок­ратные обсле­дования девочки, или… я не знаю что и подумать.

И уже обращаясь ко мне, профессор спросил:

– Когда последний раз у тебя были головные боли?

– У меня?.. Ну, – моя особа начала усиленно вспоминать, – наверное, где-то в октябре, точно помню. А потом… – я пожала плечами.

И действительно, я совсем забыла, когда же послед­ний раз у меня болела голова. Предыдущие месяцы насыщенных событий, особенно случай с мамой, заставили меня совсем забыть про себя и про свою болезнь. Единственное, что для меня тог­да было значимо, – это духовные практики и забота о маме.

– Странно… Очень странно, – сказал доктор. – По нашим снимкам девочка абсолютно здорова. Хо­тя старые снимки говорят о том, что вы бы ее сей­­час как минимум доставили к нам в лежачем со­сто­я­нии… Вы как-то еще лечились, помимо вра­чеб­ных рекомен­даций? – с явной заинте­ресо­ван­ностью спросил профессор.

– Да нет, – в растерянности ответила мама. – То, что нам предписывали, то мы и делали.

– Но то, что предписывали коллеги, это бы затор­мозило рост раковых клеток, но не полностью их унич­тожило… Парадоксально! Это первый такой уни­ка­льный случай за всю мою много­лет­нюю прак­тику… Видно, здесь без провидения не обош­лось, – пригова­ривал доктор, вновь перелистывая снимки и данные анализов.

– Так что, – робко спросила мама, явно не веря всему услышанному, – диагноз не подтвер­дился?

Профессор отвлекся, с удивлением взглянув на мать:

– Конечно. Ваша дочка абсолютно здорова!

Мама еще с минуту сидела, вцепившись в стул.
А когда до нее наконец-то дошел ответ профессора, она кинулась бла­года­рить и пожимать ему руку так, словно он был сам ангел с крылышками. Я тоже была счастлива. Но в отличие от мамы точно знала в душе, кто мой ангел-спаситель. Даже мой разум не сопро­тив­лялся этому определению. Единственный вопрос, кото­рый его мучил на тот момент: как Сэнсэй сделал ЭТО?

После такой новости мы не просто вышли из клиники, а «выпорхнули». Внизу нас поджидали наши родственники, в том числе и дедушка. Их радости не было предела. А мама даже перекрес­тилась, тихо поблагодарив Бога, чем меня несказанно удивила. Я впервые видела, что моя мама – офицер в майорских погонах, воспитанный на идеологии коммунизма и атеизма, – поступала вот таким обра­зом. И мне подумалось, что все-таки любой чело­век, кем бы он ни был, в первую очередь, остается обыкновенным человеком, со своими страхами, горем и верой в высшие силы.

Еще целую неделю мы праздновали мое «второе рожденье». Все эти дни дневник изобиловал страничками радости, восторга и одними и теми же вопросами: «Как Сэнсэй это сделал? Почему моя жизнь так круто изменилась? Благодаря ли Его присутствию в ней? Кто Он вообще на самом деле? И откуда я Его знала раньше?» Один вопрос порождал серию других вопросов. Но уехала я из Москвы с твердым намерением узнать все до конца, даже если на это уйдут годы.

Дома первым делом я осведомилась у друзей, когда будут занятия. Оказалось, сегодня вечером. Мы договорились встретиться с ребятами в то же время на трамвайной остановке. Я еле дождалась назначенного часа, прихватив на тренировку все свои медицинские выписки и снимки.

Друзья встретили меня бурной радостью и целым потоком новостей. А когда подошел заветный трамвай, они еле удержали меня.

– А нам теперь на другой маршрут трамвая, – сказала улыбаясь Татьяна.

– Как?!

– Сюрприз! – прокричали они чуть ли не хором.

– Мы теперь переехали в другой спортзал, – с гор­достью объявил Андрей. – Гораздо лучше, го­раздо удобнее, с зеркалами. Да и расположен ближе, почти в два раза.

– Вот так новость! – удивилась я.

Всю дорогу друзья говорили мне о том, как я много пропустила интересного, подлечивая, как они думали, свой желудок в лечебно-оздоро­ви­тельном центре. Андрей наперебой с Костиком рас­ска­зывали новости о тренировках, об ориги­наль­ных случаях очередных демонстраций Сэнсэя и про необычную философию, которую он поведал им на духовных занятиях. А Татьяна со Славиком под­да­кивали и дополняли своими впечатлениями особо захва­тывающие моменты. Слушала я их с внима­нием и большим сожалением, что не стала свиде­телем таких интересных событий. Но с другой сто­ро­ны, теперь-то у меня вся жизнь была впереди.

Приехав на конечную остановку, я увидела огромное современное здание, дворец культуры. Хотя местные окрестили его просто клубом. В нем был и кинотеатр, и многочисленные комнаты для различных кружков, и хороший спортзал с зеркалами на всю стену.

– Здорово! Теперь можно перед ними «обезьян­ничать» сколько хочешь, – в шутку сказала я, рас­сма­тривая свое многочисленное отражение.

В зал вошел Сэнсэй вместе с ребятами. Он тепло попри­ветствовал нас, в том числе и мою особу. Пожи­мая ему руку, я с восхищением смотрела ему в глаза с одним немым вопросом: «Как?» Я не то чтобы ве­ри­ла, я просто знала, что мое исцеление – дело рук Сэнсэя, вмешательства более высших сил, как говорил профессор «божественного прови­дения». Но как за такие короткие сроки Он смог это сделать? Почему болезнь так быстро исчезла?

Мое существо переполняли чувства благо­дар­ности. Но выразить их могла лишь взглядом, ибо вокруг было много любопытных. И когда ребя­та пошли к раздевалкам, я, набравшись смелости, попросила Сэнсэя поговорить со мной наедине. На что он охотно согласился.

Мы вышли в вестибюль, и я стала показывать ему свои медицинские свидетельства, рассказывая о московских событиях. Моя особа попыталась выразить ему переполнявшие меня чувства. Но от сильного волнения получались какие-то бессвязные обрывки благодарных фраз. Игорь Михайлович, быстро перелистав все снимки профес­сиона­льным движением врача и ознакомившись с доку­мен­тацией, добродушно спросил:

– Ты довольна?

– Очень! Даже больше, чем довольна.

– Ну и хорошо, это главное.

– Я все-таки не пойму, такое впечатление, как буд­то этой болезни никогда и не было… Но все эти ран­­­­ние снимки, подтверждения врачей, меди­цин­ские свидетельства, – растерянно проговорила я.

Сэнсэй улыбнулся:

– Знаешь, есть такая латинская поговорка: «Чего нет в документах, того нет и на свете».

– Нет, я серьезно. Я точно знаю, что это сделали Вы, но как? Почему так быстро?

– Ну ты даешь, – усмехнулся Сэнсэй. – А ты что думала, что надо вскрыть черепок, вырезать кусочек мозга или напичкаться таблетками, чтобы только лишь действительно поверить в то, что тебя оздоровили каким-либо действием?! Но ведь любое действие порождает, прежде всего, наша же сформированная мысль … Ты слышала когда-нибудь про стигматов?

– Что-то знакомое название…

– Стигматы – это глубоко верующие люди, у кото­рых в считанные минуты возникают крово­точа­щие раны на руках, стопах, то есть именно в тех мес­тах, где были и у Иисуса Христа, когда его распя­ли на кресте. И буквально через три дня эти ра­ны бесследно исчезают. А у некоторых веру­ющих стигматов появ­ляются не только раны, но и гвозди. Причем эти гвозди брали на анализ и действительно под­твер­ждали, что это не просто там какой-то нарост из кожи и мяса, а настоящие гвозди, сделанные из материала, характерного на те времена, то есть изго­товленные около двух тысяч лет назад… Вера действительно творит чудеса. И нет ничего невозможного для верующего человека, в кого бы или во что бы он ни верил… А ты говоришь, почему так быстро?

– Но я бы не сказала, что я верующий человек, тем более глубоко верующий человек… Ведь реаль­но я в это поверила, в… (тут я чуть не сказала в Вас) высшие силы только тогда, когда услышала слова профессора в Москве, подтверждающие, что я абсолютно здорова. То есть тогда, когда уже все произошло.

– Все гораздо проще. Если человек не может сам глубоко поверить в свое выздоровление, то надо, чтобы в него поверил кто-то, кто более духовно раз­вит, чем он. И тогда результат превзойдет все ожида­ния.

Date: 2015-05-22; view: 537; Нарушение авторских прав