В. 3. Панфилов 3 page

14Q

состоит из ми (два), ны (четыре) и р — показателя XXIV и XXV систем. Собственно количественное обозначение девять в нивхском языке имеет две основные диалектные формы: ньыньбен, ньыньбин (Ам. д.), няндорн' (В.-С. д.). В форме ньыньбин (девять) этимологизируется как «один находящийся», что при ручном счете означало один (палец) находящийся (в смысле один палец не загнут). В форме няндорн' (В.-С. д.) девять этимологизируется как один, пять, что при счете на двух руках понималось как один до пяти на другой руке.

Еще более показательны в этом отношении, например, этимологии числительных в эскимосском языке, в котором все числительные от 1 до 10 связаны в своем происхожде­нии с рукой и операциями ручного счета '.

Данные анализа нивхских количественных числитель­ных, таким образом, свидетельствуют лишь о том, что не­правильно считать конкретный счет в нивхском языке след­ствием того, что соответствующие числительные возникли как обозначения образов восприятия и представления кон­кретных множеств предметов, что было бы ошибочным делать из факта существования конкретного счета вывод о том, что носители этого языка неспособны отвлечься от качественных особенностей предметов счета.

Как уже отмечалось, современный нивхский конкрет­ный счет имеет многочисленные параллели в других язы­ках, например в индейских языках Северной Америки (цимшиан, дене и др.). В этих последних отличающиеся друг от друга числительные, обозначающие одно и то же количество, по-видимому, также включают в свой состав общее для всех них собственно количественное обозначе­ние ², т. е. факт конкретного счета в этих языках, как и в нивхском, также не доказывает того, что числительные

¹ См. Г. А. Меновщиков, Из истории образования числительных в эскимосском языке, «Вопросы языкознания» № 4, 1956 г.

^а Например, следующие числительные из языка каррье, являю­щегося одним из диалектов дене, приведенные в книге Леви-Брюля «Первобытное мышление», стр. 130: пгхане (три лица), mxam (три раза), тхапгоэн (в трех местах), тхаух (тремя способами), тхайлтох (три пред­мета вместе), тхоэлтох (три лица вместе), тхахултох (три раза, рас­сматриваемые вместе), имеющие общий компонент тха, с которым, очевидно, и связано значение три. Очевидно, что окончательные выво­ды в отношении генезиса числительных в этих языках могут быть сдела­ны только после специального лингвистического анализа. Такой ана-

в этих языках якобы выражают чувственные образы вос­приятия и представления конкретных множеств пред­метов '.

Говоря о причинах возникновения современных кон­кретных числительных нивхского языка (как, очевидно,. и аналогичных числительных указанных языков), необхо­димо прежде всего учитывать внутренние закономерности развития самого языка.

Выступая в качестве определителей количества, соб­ственно количественные обозначения образовывали с на­званиями предметов счета синтаксические сочетания. Эти сочетания, как и сочетания современных количественных числительных с именами существительными, происходили по способу примыкания.

Слова, с которыми сочетались собственно количествен­ные обозначения, как об этом свидетельствуют этимологии показателей систем, обозначали предметы, как правило, имеющие большое хозяйственное или иное значение в жизни нивхов, т. е. такие, необходимость в счете которых возникала наиболее часто. Естественно, что вследствие этого собственно количественные обозначения образовы­вали с этими словами устойчивые сочетания, которые по­степенно начинали лексикализоваться. Этот процесс еще до сих пор не закончился.

Вокруг числительных некоторых систем происходит группировка имен существительных в классы. Показатели

лиз был, например, проделан в отношении числительных языка науру (см. Paul Hambruch, Die Sprache von Nauru, Hamburg 1914). Автор этой работы приходит к выводу, что в числительных этого языка выде­ляются корни и суффиксы-классификаторы, которыми отличаются друг от дру1 а соответствующие числительные различных рядов.

1 Мы не имеем здесь возможности остановиться на том, какие этапы можно выделить в процессе формирования понятия абстрактного коли­чества на основе лингвистических данных по истории образования чис­лительных в различных языках. Мы не касаемся здесь также вопроса о существовании во многих языках особых обозначений для конкретных совокупиостей предметов типа русского «дюжина», которые не образуют последовательного числового ряда в отличие от выше рассмотренных числительных в нивхском и других языках. По нашему мнению, такие обозначения возникли потому, что при обмене, торговле и т. п. фигури­ровали постоянные в количественном отношении совокупности предме­тов (10 кокосовых орехов, 12 рубах и т. п.), ввиду чего возникала не­обходимость в их специальном обозначении, которое постепенно полу­чало и количественное значение. На это обстоятельство указывает уже Тэйлор (Б. Тэйлор, Первобытная культура в двух томах, т. I, изд. 2, Спб. 1896, стр. 228).

этих систем, как обнаруживают их этимологии, восходят к словам, которые имели весьма обобщенное значение и от которых впоследствии был образован целый ряд слов с более конкретным значением. Таким образом, возникав­шие числительные этих систем наряду с количественными представлениями передавали весьма обобщенное предмет­ное значение. В силу этого с числительными этих систем получали возможность сочетаться слова с такими более конкретными значениями, которые могли выступать в ка­честве конкретизатора обобщенного предметного значе­ния, передаваемого второй составной частью этих числи­тельных. Таким образом, вокруг числительных этих систем начали группироваться те имена существительные, кото­рые могли выступать при них в этой функции.

Различающиеся друг от друга числительные различных систем возникли не потому, что в нивхском языке суще­ствовало деление имен существительных на классы: на­оборот, это деление было обусловлено тем, что в нивхском языке по внутренним законам его развития начали обра­зовываться числительные, передающие также и значение предметности.

Таким образом, источник ошибки Леви-Брюля, Касси-рера и др., которая допускается ими в истолковании факта наличия конкретного счета в ряде языков первобытных на­родов, заключается в том, что, метафизически отождест­вляя язык и мышление и прямолинейно связывая факты языка и мышления, они игнорируют действительную исто­рию образования конкретных числительных в этих языках. Между тем, используя языковые данные для установления истории развития мышления, необходимо постоянно иметь в виду, что хотя язык существует лишь постольку, по­скольку в его формах происходит мышление, тем не менее, раз возникнув в связи с возникновением мышления, язык образует относительно самостоятельное явление и имеет свои внутренние законы развития, которые не могут быть целиком и полностью объяснены из законов развития мышления; что неправильно искать объяснение каждого явления языка (как, например, фонетических явлений) в фактах мышления.

Не может быть сомнения в том, что понятие об опре­деленном абстрактном количестве возникает в ходе исто­рического развития человеческого мышления значительна позднее, чем, например, предметные понятия. Поскольку

выше были показано, что языковые данные по счету не­которых народов не дают никакого основания для утверж­дения о том, что числительные в этих языках выражают чувственные образы восприятия и представления тех или иных множеств конкретных предметов, а не понятия об определенных количествах, то тем более невероятно, что отражение гипотетической стадии чувственно-образного мышления может быть обнаружено в. других явлениях 'этих первобытных языков, как, например, в словах, обоз­начающих предметы или явления объективной действи­тельности и т. п.

Сторонники теории об особой чувственно наглядной стадии исторического развития человеческого мышления в этом плане обычно указывают на чрезвычайную бед­ность общими и родовыми понятиями и чрезвычайную спе­циализацию названий в языках первобытных народов *. Не говоря уже о том, что эти факты сами по себе еще отнюдь не говорят о том, что в том или ином специальном названии выражается чувственно наглядный образ того или иного конкретного предмета, здесь обращает на себя внимание и то, что подбор этих фактов носит весьма одно­сторонний характер.

Действительно, наряду с такими примерами, когда при большой детализации предметных, качественных и других названий отсутствует такое название, которое является общим для всех них (см., например, в ненецком языке, где при детализации названия цветов и мастей животных от­сутствует слово со значением цвет, окраска), мы имеем во всяком случае не меньшее количество таких фактов, когда наряду со специальными названиями имеется и общее название.

Приведем несколько примеров из языков народов Се­вера СССР².

1. В нивхском языке при нескольких десятках на­званий различных пород деревьев (кой — лиственница, H'apH'u — пихта, huec — береза, кмый— дуб, к 'олдо— кедр, heyn'u — ольха, /лезла — рябина и т. д.) есть слово тиг'р с общим значением дерево, лес (Ам. д.).

¹ См. Л. Леви-Брюль, Первобытное мышление, стр. 95—119.

² Сведения по эскимосскому и ненецкому языкам, словарный со­став которых к настоящему времени уже достаточно хорошо изучен, нами получены от старших научных сотрудников Института языко­знания АН СССР Г. А. Меновщикова и Н. М. Терщенко.

2. В нивхском языке при таком же большом количестве 1азваний различных пород рыб (т'уки — осетр, п'ирн'ыр —• сазан, кон'одь — калуга, лыг'и — кета осенняя, вел — кета летняя и т. д.) есть слово чо с общим значением рыба (Ам.д.).

3. В эскимосском языке при большой детализации на­званий моржей (аргуг'ак'— морж, плывущий к западу, к'аврык' — морж, плывущий к северу, ак'ылюг'рак' — морж, плывущий то в одном, то в другом направлении, эхлъык — питающийся морж, к'авалыг'рак' — морж, спя­щий на воде, и т. д.) есть слово айвык' с общим значением морж. В свою очередь слово айвык' (морж вообще) покры­вается более общим названием тыг'ик'усяк' (морской зверь), которое относится не только к моржам, а также и к нерпам, китам и другим морским животным.

4. В ненецком языке при наличии около сорока назва­ний различного вида снега есть общее название сыра (снег вообще). В том же ненецком языке имеется больше два­дцати названий различных видов нарт при наличии общего названия хан (нарта вообще).

, Следует заметить, что, истолковывая эти и им подоб­ные факты большой специализации названий в первобыт­ных языках, нельзя упускать из виду практической потреб­ности и направленности такой специализации (большое хозяйственное значение соответствующих предметов или явлений, необходимость быстрой и точной ориентировки охотника при охоте, специализация названий животных в зависимости от их положения и т. п.). Не может быть сомнения в том, что все эти факторы практической необхо­димости играют большую роль при специализации назва­ний ' и что было бы неправильно объяснять все эти факты особенностями мышления (конкретностью, предметностью и т. п.) соответствующих народов, рассматривать их как пережиточные явления особой чувственно наглядной ста­дии в развитии человеческого мышления.

По нашему мнению, ни языковые, ни этнографические данные не подтверждают положения об особой чувственно

¹ В этом отношении очень показательны, например, указательные местоимения в эскимосском языке, где существует 21 местоимение, каждое из которых точно указывает на положение в пространстве соот­ветствующего предмета, что необходимо для быстрой ориентировки охот­ника (см. Г. А. Меновщиков, Указательные местоимения в эскимосском языке, «Вопросы языкознания» № 1, 1955 г.).

6 Мышление

наглядной стадии в развитии человеческого мышления, когда мышление якобы целиком происходило в образах восприятия и представления и человек совсем не обладал способностью образовывать понятия, хотя бы и самые эле­ментарные.

Таким образом, следует признать, что вместе с возник­новением труда и на основе труда как общественного явления происходит и возникновение и формирование спе­цифически человеческого способа отражения действитель­ности в виде форм обобщенного и абстрактного мышле­ния, ибо, как показано выше, на основе только чувственно наглядного способа отражения действительности невоз­можна осознанная трудовая деятельность, поскольку в форме ощущений и образов восприятия и представления всегда отражается только единичное и конкретное, по­скольку чувственно наглядная форма отражения действи­тельности сама по себе не дает возможности для отвлече­ния и обобщения, для познания связей и отношений пред­метов и явлений объективной действительности и на основе этого свойств, качеств этих последних. Из этого, конечно, не следует, что чувственный, наглядно образный и непосредственный способ отражения действительности не продолжал занимать большого места в познании дей­ствительности первобытным человеком. Чувственное по­знание остается одним из основных моментов процесса человеческого познания на всех этапах развития человека. Как известно, одно из основных положений марксистско-ленинской теории познания говорит о том, что в конечном итоге все наши знания основываются на тех ощущениях, образах восприятия, которые мы получаем в результате непосредственного воздействия объективной действитель­ности на наши органы чувств.

На первых этапах развития человека могли иметь место только элементы абстрактного и обобщенного спо­соба отражения действительности, а чувственно-образный способ отражения действительности долгое время продол­жал оставаться основным и преобладающим. Очевидно также, что возникающие понятия первобытного человека представляли собой отдельные изолированные островки в общей массе чувственно-образного содержания его мыш­ления, между которыми не было какой-либо строгой и однозначной связи. В частности, есть основания считать, что родо-видовые отношения понятий, т. е. отношения по-

нятий по степени обобщенности, возникли на относи­тельно высокой ступени развития человеческого мышле­ния и что у первобытного человека долгое время не было родовых понятий '.

Однако, с другой стороны, не менее существенным яв­ляется и то, что специфически человеческий способ отражения действительности происходит при помощи аб­страктного и обобщенного мышления и что поэтому пери­одизация истории человеческого мышления должна стро­иться на основе учета различных этапов развития форм абстрактного и обобщенного мышления.

Сделанный нами вывод имеет большое значение для решения вопроса о том, в каком отношении находится к материальной языковой оболочке чувственно-образное со­держание и абстрактное содержание мышления, так как признание особой чувственно-образной стадии в разви­тии мышления и языка дает основание утверждать, что на этом этапе развития языка и мышления язык (ма­териальная языковая оболочка) являлся средством осу­ществления чувственно-образного содержания мыш­ления.

Но доказательство положения о том, что не было особой чувственно-образной стадии в развитии мышления и языка, когда мышление якобы целиком и полностью протекало в чувственно-образной форме и язык, следовательно, выра­жал только образы восприятия и представления, еще не снимает следующих вопросов: является ли материальная языковая оболочка на каждом данном этапе развития языка и мышления таким же необходимым средством выражения и осуществления чувственно-образного содер­жания, как и абстрактного содержания? Находится ли чувственно-образное содержание мышления в таком же отношении к материальной языковой оболочке, как и его абстрактное содержание? Эти вопросы возникают не только в связи с тем, что существует точка зрения, со­гласно которой язык на первых этапах своего развития

^х Однако это совсем не исключает того, что у первобытных людей существовали понятия типа «дерево вообще» и т. п., т. е. понятия, ко­торые отражали бы такой же широкий круг явлений, как и соответствую­щие понятия современного человека. Все дело заключается в том, что эти понятия не были отдифференцированными внутри себя, т. е. не обнимали какие-либо частные (видовые) понятия и, следовательно, не являлись родовыми в собственном смысле этого слова.

выражал только чувственно-образное содержание, но так­же и в связи с тем, что есть такого рода взгляды, согласно которым материальная языковая оболочка является сред­ством осуществления как абстрактного содержания мыш­ления, так и его чувственно-образного содержания на данном-этапе развития мышления и языка. Так, например, Е. В. Шорохова в недавно вышедшей работе пишет: «У че­ловека благодаря появившейся потребности обмена мыс­лями его мысли как в виде конкретных образов объектив­ной действительности,так и в виде понятий получают свою «материальную оболочку» в форме определенного звуко­вого или графического изображения» ¹.

В этой связи нередко приходится слышать также, что, например, значение слова тем отличается от понятия, что оно включает в себя еще представление о соответствующем предмете, что слово выражает, оформляет представление о соответствующем предмете.

Так, например, в статье С. А. Фессалоницкого утвер­ждается следующее: «Слово есть нечто, вмещающее в себе сосуществующие смысловое значение, понятия, представ­ления, образы, эмоции и пр. В слове происходят взаимные трансформации смыслового значения в понятия или пред­ставления и наоборот; имеют место и другие взаимопере­ходы» ². Аналогичной точки зрения придерживается Е. М. Галкина-Федорук, которая утверждает, что «слово оформляет, формулирует общее представление или понятие как единицу мышления» ³, и Л. А. Булаховский ⁴.

Такое отождествление характера отношения к матери­альной языковой оболочке абстрактного содержания и чувственно наглядного содержания нам представляется неправильным. Оно ведет к ошибочному пониманию сущ­ности языка, законов его развития, к ошибочному понима­нию специфики материальной языковой оболочки в плане решения основного вопроса философии о соотношении ма­териального и идеального, одним из аспектов которого, как

' Е. В. Шорохова, Материалистическое учение И. П. Павлова о сигнальных системах, изд. Академии наук СССР, М. 1955, стр. 134;. ей. также стр. 177.

³ «Вопросы языкознания» № 3, 1953 г., стр. 126.

³ Е. М. Галкина-Федорук, Современный русский язык. Лексика, изд. МГУ, 1954, стр. 45.

⁴ См. Л. А. Булаховский, Введение в языкознание, ч. II, Учпедгиз, М. 1953, стр. 20,

уже указывалось выше, является проблема о соотноше­нии языка и мышления.

Как уже отмечалось выше, ощущения, образы восприя­тия и представления есть результат непосредственного воз­действия предметов, явлений и их свойств на органы чувств. В отличие от этого, хотя обобщенное и абстрактное мышление оперирует только теми данными о внешней дей­ствительности, которые нам доставляют органы чувств, его результаты в виде понятий, суждений, умозаключений и т. д. являются опосредованными по отношению к той объ­ективной действительности, которую они отражают. Как мы видели, в процессе абстрактного и обобщенного мышле­ния имеют место моменты отхода от непосредственного созерцания действительности, от чувственных образов тех единичных предметов, явлений и свойств, которые во всей своей конкретности и наглядности отражаются органами чувств. Каждое понятие, отражая целую группу предметов, явлений и т. п. в их общих и существенных свойствах, тем самым включает момент отвлечения от индивидуальных свойств, которые присущи каждому предмету, явлению и т. п. этой группы в отдельности. Каждое понятие отража­ет то общее, что само по себе не существует вне конкрет­ных предметов, явлений и т. д., вне совокупности всех тех, в том числе и индивидуальных, свойств, которые присущи каждому отдельному предмету, явлению. Как замечает В. И. Ленин в связи с этим, «общее существует лишь в от­дельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее есть (частичка или сторона или сущность) отдельного. Всякое общее лишь приблизи­тельно охватывает все отдельные предметы. Всякое от­дельное неполно входит в общее и т. д. и т. д.» ¹. Таким образом, в отличие от чувственных форм отражения дей­ствительности абстрактные и обобщенные формы отраже­ния действительности не связаны непосредственно с пред­метами, явлениями и т. п. объективной действительности, взятыми во всей их конкретности и особенности.

Однако это, конечно, не означает, что абстрактное обоб­щенное мышление не зависит от объективной действитель­ности, от материи, это не означает, что оно приобретает самостоятельное и независимое от этой последней суще­ствование. Содержание абстрактного и обобщенного мыщ-

В. И. Ленин, Философские тетради, стр. 329.

ления в конечном итоге является результатом отражения действительности, различных форм движущейся материи, а его связь с объективной действительностью опосредст­вуется при помощи той же материи в виде материальных языковых форм.

Иначе говоря, возможность временного отхода аб­страктного и обобщенного мышления от непосредственно­го созерцания предметов, явлений и т. п. объективной дей­ствительности, взятых во всей их конкретности и особенно­сти, создается только благодаря тому, что оно происходит в неразрывной связи и на основе материальных языковых форм. И только в силу того, что отражение объективной действительности абстрактным и обобщенным мышлени­ем не есть результат такого же непосредственного воздей­ствия ее на человека, 'как это происходит в процессе чувст­венного познания ее, только в силу этого появляется необ­ходимость и создаются условия для возникновения языка.

Это положение о необходимости материальной языко­вой оболочки для осуществления абстрактной и обобщен­ной мысли подчеркивает великий русский физиолог И. М. Сеченов. Без речи, пишет он, «элементы внечувственного мышления, лишенные образа и формы, не имели бы воз­можности фиксироваться в сознании; она придает им объ­ективность, род реальности (конечно, фиктивной), и составляет поэтому основное условие мышления внечувст-венными объектами» '.

Из вышесказанного следует далее, что появление язы­ка становится необходимым только в связи с,возникнове­нием абстрактного и обобщенного способа отражения дей­ствительности, так как чувственно наглядное отражение действительности есть результат непосредственного воз­действия ее на органы чувств — воздействия, протекающе­го как процесс взаимодействия двух материальных сторон:

предметов и явлений объективной действительности и орга­нов чувств человека. Этот способ отражения действитель­ности не включает в себя момента отхода от объективной действительности, что присуще абстрактному и обобщен­ному способу ее отражения. Следовательно, особого чув­ственно-образного этапа в развитии языка не было не толь­ко потому, что мышление человека никогда не происходи-

¹ И. М. Сеченов, Избранные философские и психологические про­изведения, Госполитиздат, 1947, стр. 497.

ло всецело в форме образов восприятия и представления, но также и потому, что чувственно наглядный способ отра­жения действительности сам по себе не мог привести к возникновению, языка.

Эти положения о взаимообусловленности возникнове­ния и существования языка, с одной стороны, и абстракт­ного и обобщенного мышления, с другой стороны, нахо­дят свое естественнонаучное подтверждение в учении И. П. Павлова о второй сигнальной системе. «Животные до появления семейства homo sapiens,— пишет И. П. Пав­лов,— сносились с окружающим миром только через непо­средственные впечатления от разнообразных агентов его, действовавшие на разные рецепторные приборы живот­ных и проводимые в соответствующие клетки центральной нервной системы. Эти впечатления были единственными сигналами внешних объектов. У будущего человека появи­лись, развились и чрезвычайно усовершенствовались сиг­налы второй степени, сигналы этих первичных сигналов — в виде слов, произносимых, слышимых и видимых» '.

И. П. Павлов подчеркивает далее, что вторая сигналь­ная система появилась вместе с возникновением человека, в связи с тем, что у него возникли и элементы абстрактно­го и обобщенного мышления. В развивающемся животном мире, пишет И. П. Павлов, на фазе человека произошла чрезвычайная прибавка к механизмам нервной деятельно­сти. «Эта прибавка,— пишет И. П. Павлов,— касается ре­чевой функции, внесшей новый принцип в деятельность больших полушарий. Если наши ощущения и представле­ния, относящиеся к окружающему миру, есть для нас пер­вые сигналы действительности, конкретные сигналы, то речь, специально прежде всего кинэстезические раздраже­ния, идущие в кору от речевых органов, есть вторые сиг­налы, сигналы сигналов. Они представляют собой отвле­чение от действительности и допускают обобщение, что и составляет наше лишнее, специально человеческое, выс­шее мышление...» ² Эта мысль высказывалась и развива­лась И. П. Павловым неоднократно ³.

' И. П. Павлов, Полное собрание сочинений, изд. 2, т III кн. 2 изд. Академии наук СССР, М.—Л. 1951, стр. 345 ² Там же, стр. 232—233.

iru^{3 см}- «^•"оеские среды», т. I, изд. Академии наук СССР, М.—Л ¹949, стр. 239.

Придерживаясь противоположного мнения о характере взаимоотношения мышления и языка, невозможно объяс­нить, почему язык появляется только на той ступени эво­люции животного мира, когда возникает человек, и поче­му не обладают языком, например, человекообразные обезьяны, которые тоже имеют чувственно наглядные обра­зы восприятия и представления.

Только переход первобытных предков человека к труду с неизбежностью должен был привести и привел к воз­никновению элементов абстрактного и обобщенного мыш­ления, а вместе с ним и к возникновению элементов языка, так как абстрактное и обобщенное мышление может осу­ществляться только в материальных языковых формах. Но роль труда в возникновении'языка не ограничивается только этим.

Во-первых, переход к трудовой деятельности создал условия для формирования анатомо-физиологического аппарата звуковой речи, так как только в связи с произо­шедшей дифференциацией функций ног и рук первобыт­ные предки человека перешли к прямохождению, благо­даря чему произошла необходимая для свободных арти­куляций перестройка органов речи.

Во-вторых, труд, обусловив возникновение языка как средства осуществления мысли, вместе с тем обусловил его формирование и как средства общения. Переход к труду и особенно в его коллективных формах не мог не привести к возникновению потребности в общении с целью налаживания совместных трудовых действий.

Продолжая исследование проблемы соотношения язы­ка (материальной языковой оболочки) с абстрактным со­держанием мышления, с одной стороны, и с чувственно-образным, с другой стороны, необходимо, далее, решить еще следующий вопрос: возможно ли вообще непосредст­венное выражение при помощи языка (материальной язы­ковой оболонки) чувственно наглядных образов представ­ления? Очевидно, что все авторы, придерживающиеся рассмотренной выше точки зрения о наглядно образном характере человеческого мышления на начальных этапах его развития, исходят из того положения, что это возмож­но, по крайней мере, в отношении указанных этапов раз­вития мышления и языка. Кроме того, имея в виду мыш­ление и язык современного человека, иногда говорят, на­пример, что со значением слова связывается не только

понятие, но и чувственно наглядный образ представления о соответствующем предмете, явлении и т. п. Действи­тельно, в связи с тем или иным словом у человека может появиться чувственно наглядный образ соответствующего предмета. Однако это будет всегда образ конкретного, индивидуального предмета и, что самое главное, при про­изнесении этого слова у каждого из слушающих или го­ворящих будут возникать образы различных предметов, хотя бы и того же рода. Таким образом, чувственно на­глядный образ представления в отличие от понятия не может быть передан непосредственно при помощи языка (слова), вернее, материальной языковой оболочки, одним членом коллектива другому его члену. Иначе говоря, чув­ственно наглядные образы не связаны непосредственно с языком как средством общения. Следовательно, нельзя согласиться как с тем, что при помощи языка (материаль­ной языковой оболочки) могут вообще непосредственно выражаться чувственно наглядные образы, так и, тем бо­лее, с тем, что на первых этапах развития мышления и языка этот последний выражает только чувственно на­глядное содержание. Отсюда, конечно, не следует, что при помощи языка вообще никак нельзя передать то или иное чувственно наглядное содержание. Задача любого писателя, который дает в своем произведении описание того или иного предмета, явления природы или человека, как раз и заключается в том, чтобы у читателя при чтении этого описания возник яркий чувственный образ соответ­ствующего объекта. Однако весьма существенным при этом является то, что этот чувственно наглядный образ возникает у читателя только благодаря и через усвоение того абстрактного содержания, которое передается сло­вами и предложениями соответствующего описания. При помощи языка то или иное чувственно наглядное содер­жание можно выразить только опосредствованно, через абстрактное мыслительное содержание, а не непосредст­венно.