Условия формирования языка и способы связи меас^у звуком и 'образом

Что касается вопроса о том, какие объективные усло­вия могли породить у предков человека потребность во взаимном общении, то на него может быть дан такой от­вет: потребность во взаимном общении родилась в усло­виях коллективной трудовой деятельности, направленной на удовлетворение материальных потребностей человека. Объяснение возникновения языка из процесса совмест­ного труда и вместе с трудом является, по словам Энгель­са, единственно научным и правильным. Язык возник за­кономерно как необходимое орудие связи людей с при­родой через их взаимную связь между собой, которая не­избежно складывалась и упрочивалась в процессе труда, коллективной охоты на крупных животных.

Начало формирования речи обычно связывают с пе­реходом полуживотного предка человека к искусствен­ному изготовлению и систематическому использованию орудий трудовой деятельности. Это и понятно. Переход к изготовлению орудий, вызванный целями охоты, был свя­зан с существенной перестройкой во всем образе жизни первобытного человека, во взаимоотношениях людей, а также в характере их мышления, что не могло не полу­чить своего выявления и в средствах взаимного общения. Изготовление искусственных орудий и их использование поставило первобытных людей перед необходимостью более тесного контакта между собой, более упорядочен­ного контроля и наблюдения со стороны одних за дея­тельностью других, более частых случаев надобности в обмене опытом, навыками и впечатлениями. Формируясь как важнейшее средство взаимного общения людей, речь вместе с тем формировалась и как необходимое орудие мышления. Выражаемое с помощью речи мышление в ней и осуществлялось. По мере развития мышления, основанного на развитии трудовой деятельности, вместе с мышлением развивалась и речь.

Исследование проблемы происхождения речи требует выяснения не только условий, породивших потребность в общении, но и выяснения того, какие средства могли быть использованы для удовлетворения этой потребности. Выс­шие обезьяны, типа австралопитеков, а потом и питекан­тропы, унаследовали от своих предшественников, более

низко организованных обезьян, сравнительно высокоор­ганизованное строение анатомо-физиологического аппара­та при помощи которого они могли произносить весьма разнообразные звуки, порядка нескольких десятков. Уна­следованные от животных предков звуки и послужили основным материалом, или биологической предпосылкой, формирования звуковой речи человека. Признавая гене­тическую связь между человеком и животными, мы вооб­ще не можем себе представить иного источника звукового материала языка. Вторым, дополнительным источником возникновения звукового материала для формирования и дальнейшего развития речи послужили многочисленные звуки других животных, а также звуки природы, которым не могли не подражать первобытные люди, обладавшие, по всей вероятности, вообще более высоко развитыми способностями к подражанию, чем это имеет место у жи­вотных, в особенности у обезьян. И, наконец, третьим источником уже развития звукового материала речи послужили всевозможные видоизменения наличных

звуков.

В решении проблемы происхождения языка нельзя обойти такой важный и вполне закономерный вопрос: ка­кими могли быть способы связи между звуком и образом предмета?

Для нас теперь вопрос о том, почему тот или иной предмет называется тем, а не иным словом, кажется, не имеет смысла. Мы не усматриваем в соотношении наиме­нования и наименованного необходимой связи. А между тем этимологический анализ слов убеждает нас в том, что наименование предметов, как правило, носит вполне мо­тивированный характер '.

В решении этого вопроса следует четко разграничить два плана: генетический и современное состояние языка. Что касается современного состояния, то наименование предметов происходит с учетом уже исторически сложив­шегося значения слова. И мотивированность названий определяется не материальной, а смысловой стороной слова. Совсем по-другому исторически возникало наиме­нование предметов, когда еще не было никакой языковой

¹ «В создании языка нет произвола, а потому уместен вопрос, на каком основании известное слово значит то именно, а не другое» (-4. Л. Потебня, Мысль и язык, изд. 2, Харьков 1892, стр. 104).

традиции, когда полуживотные предки человека унасле­довали от животных звуки, не имеющие того смыслового содержания, которое они приобрели впоследствии.

По своему физиологическому и психологическому ме­ханизму возникновение речи является результатом проч­ной фиксации в мозгу условнорефлекторной связи или ассоциации между определенным звуком, который чело­век слышал и произносил, мускульным движением рече­вых органов, образом предмета, который вызывал данную звуковую реакцию, и, наконец, впечатлением от тех по­следствий, которыми сопровождался данный звук. В силу еще слабо развитых внутренних тормозных процессов в ко­ре головного мозга безудержные эмоции пронизывали со­бой всю деятельность дикаря, получая свое материальное воплощение как в различного рода органических движе­ниях, так и во внешних движениях: мимике, пантомимике, жестах и, наконец, в движениях мышц речевого аппарата, продуцировавших всевозможные звуки. Ввиду того что возникновение различных эмоций вызыва­лось воздействием различных предметов и явлений внешнего мира, нет ничего удивительного в том, что ассо­циативная связь между определенным комплексом предметов и звуковым комплексом, сигнализировав­шим о них, могла осуществляться и через эмоциональ­ную сферу первобытного человека. Этот принцип связи между предметами и звуковыми комплексами включал в себя довольно широкий круг явлений: эмоциональные выкрики в ситуации угрозы, нападения, призыва, драки, удовлетворения тех или иных потребностей, предупрежде­ния, побуждения, произнесение звуков, сопровождавших те или иные трудовые операции, и т. п. В силу того что наши предки были общественными животными, жили и трудились в условиях стада, неоднократно издаваемые ими звуки в определенной ситуации, воздействуя на кору их мозга, вызывали образование временной связи между данными звуками и тем, что их сопровождало. Постоянно меняющиеся и варьирующиеся объективные раздражите­ли, тысячекратные повторения на практике этих связей — все это обусловливало дифференциацию и обобщение этих связей и их усложнение. Развитие аналитико-синтетиче-ской деятельности слухового и речедвигательного анали­заторов происходило под постоянным контролем жизнен­ной практики. Многократное удовлетворение соответству-

ющей потребности организма служило средством под­крепления целесообразной голосовой реакции и адекват­ного восприятия звуков, закрепляя в мозгу полезные свя­зи а неудачи затормаживали ненужные, нецелесообраз­ные связи.

Поворотным пунктом, отделяющим начало развития речи в собственном смысле этого слова от сигнализации животных, явился, как можно предположить, тот период во взаимном общении человеческого предка, когда нечле­нораздельный звуковой комплекс перестал быть связан­ным с эмоциями и вступил в связь с реальными предмета­ми или, говоря точнее, с образами этих предметов, а обра­зы — со звуковыми комплексами. Звук из средства непро­извольного выражения эмоции превратился в средство преднамеренного обозначения предметов. Этот переход осуществился вместе с переходом в процессе труда пси­хики высших животных в примитивное стадное сознание человека. Только тогда, когда определенный комплекс звуков вступил в связь преимущественно с определенной деятельностью человека и предметами, включенными в нее, и постоянно воспроизводился с появлением этих дей­ствий и предметов, только тогда животнообразные звуки превратились в элементарную речь человека. На эту осо­бенность человеческой речи, отличающей ее от сигнализа­ции животных, указывали исследователи прошлого'. Так, Р. Декарт отмечал, что знаки речи, служащие для изобра­жения объектов, не имеют отношения к выражению стра­дания или других аффектов. Декарт исключил из языка не только звуковые выражения боли и радости, но также и то, что приобретается путем дрессировки.

В процессе- образования условнорефлекторной связи между звуковыми комплексами, их слухо-двигательными ощущениями, определенными эмоциями, образами пред­метов и действиями, по всей вероятности, огромную роль

' Л. Гейер писал, что «отличительным признаком человеческого языка является именно то, что в нем объект обозначается звуком, напо­минающим только этот объект, что язык помогает различать видимый предмет не по тому чувству, которое он возбуждает в нас, не поскольку видимый предмет внушает страх или манит, причиняет боль или удо­вольствие, а исключительно по его видимым признакам...» (цит. по книге Л. Нуаре, Орудие труда и его значение в истории развития человечества, Государственное издательство Украины, 1925, стр. 75).

играли мимика и всевозможные жесты '. Жест определял направленность звука и тем самым закреплял его за опре­деленным предметом, превращая звук, выражавший эмоцию, в знак вещи. В ходе трудовой деятельности, ко­торая на начальных ее этапах осуществлялась еще без тесного контакта и сплоченности стада, постепенно разви­лась способность к преднамеренному воздействию одной особи на других членов стада при помощи звуков и жес­тов. Осмысленный характер общения включает в себя осознанное отношение слова к обозначенному предмету и к предполагаемому результату воздействия произносимо­го слова на другого человека. Это и составляет сущность человеческой речи с самого начала ее возникновения. Таким, по-видимому, был основной способ образования связи между звуком и образом.

В истории науки велось немало споров о том, в какой мере первобытный язык обязан своим происхождением принципу звукоподражания, т. е. в какой мере названия были составлены в подражание звукам, характеризующим предметы и действия, обозначаемые этими названиями. Нет никаких оснований считать, что звукоподражание не играло никакой роли в процессе формирования языка, так же как нет оснований и для того, чтобы считать звуко­подражание основным и тем более единственным спосо­бом образования связи между звуком и образом. По всей вероятности, звукоподражание играло известную роль в процессе формирования языка. Но эта роль была очень ограниченной, и не она определила общую линию форми­рования языка.

Сфера действия звукоподражания была ограничена теми предметами и явлениями, которые могли произво­дить звуки. Это, разумеется, совсем не означает, что все способные издавать звуки предметы наименовывались только по этому принципу. Звукоподражание, по-види­мому, не было, не могло быть совершенно точным. Необ­ходимо было только то, что его могли узнавать в реальном контексте жизни те, к кому оно было обращено. В любом современном языке существует довольно большое коли­чество слов, в которых еще отчетливо чувствуется на слух

1 Их роль настолько велика, что без жестов трудно себе предста­вить путь формирования этой связи. Достаточно обратиться к обезья­нам, чтобы убедиться, что последние, как правило, произносят звуки в сопровождении мимики и жестов.

их звукоподражательная природа. Даже не занимаясь спе­циально кропотливым подбором подобного рода 'слов, а приводя те из них, которые случайно всплывают в памяти, можно было бы составить длинный их перечень, не допу­ская при этом никаких натяжек'. Это только некоторые корневые слова, на базе которых образовано несколько сот производных слов. Таким образом, слов звукоподража­тельного характера в языке существует далеко не ничтож­но малое количество. При этом все они являются широко распространенными обиходными словами, выражающими бытовые понятия, которые, по всей вероятности, сложи­лись у человека в основной своей массе еще в глубокой древности.

При рассмотрении этого вопроса следует иметь в виду и то обстоятельство, что слова современного языка отстоят от своей колыбели по времени на сотни тысяч лет, претерпев на своем долгом пути несметное количест­во переносов с одного предмета на другой; слова заимст­вовались из других языков, сращивались с другими сло­вами, подвергались неоднократным внутриструктурным звуковым изменениям. Они сокращались и увеличивались, обрастали сложной системой морфем и т. п. И было бы просто чудом, если бы в зрелом облике большинства зву­коподражательных слов мы смогли узнать природную на­ивность их раннего детства².

¹ Например: гром, греметь, шелестеть, шуршать, шипеть, шеп­тать, шуметь, хохотать; шлепать, дышать,- пыхтеть,' кряхтеть, грохо­тать, бурчать, жужжать, визжать,' дребезжать, журчать, булькать, мурлыкать, пищать, мяукать, квакать, свистеть, сопеть,'- сморкаться, гудеть, звенеть, реветь, рвать, "трещать, хрюкать, мычать, каркать, кудахтать, кашлять, чихать, куковать, лаять, ойкать, айкать, аукать, ухать, бухать, плюхнуться, трепетать, чмокать, сосать, хлюпать, хлопать, хлестать, скрипеть, лязгать, барабанить, бренчать, топать, ляскать, чавкать, плескать, сверлить, громыхать, клокотать; ржать, рычать,^ чирикать, скрести, полоскать, хрустеть, хлебать, махать, тяв­кать, кукарекать, трепыхаться,' бурлить,, сипеть, дзинькать, урчать,' бубнить, скрежетать, тарахтеть, щелкать, храпеть, хрипеть, драть, ^!' улюлюкать, царапать, курлыкать, цокать и т. д. и т. п.

² Чтобы убедиться в том, как в слове маскируется его подража­тельная природа по мере переноса его с одного предмета на другой, сошлемся на весьма характерное наблюдениеДарвина над своим внуком.

Ребенок, только что начинавший говорить, называл утку словом квак, в силу специальной ассоциации он стал называть так и йоду. Далее он стал употреблять этот термин для обозначения всех птиц и насекомых, с одной стороны, и все жидкие вещества, с другой. Наконец, вследствие еще более тонкой оценки сходства он обозначил

Проявление принципа звукоподражания стало осуще­ствляться, по-видимому, значительно позже, чем исполь­зование звуков, унаследованных от животного предка. Звукоподражание предполагает преднамеренное наимено­вание предметов и явлений на основе выделения одного из характерных для данного предмета признаков, воздей­ствующих на слух первобытного человека.

Звуковой раздражитель опять-таки по принципу ассо­циации связывался в мозгу человека со зрительным обра­зом этого предмета. Подражание этому звуку порожда­лось потребностью сообщить другим членам коллектива об этом предмете. Образовывалась и закреплялась проч­ная условная связь между образом и мыслью о предмете, издававшем звук, со слуховым образом звука и с кинети­ческими ощущениями речедвигательного аппарата. Таким образом, звукоподражание было также основано на прин­ципе условнорефлекторной связи, которая, в отличие от эмоциональных звуков, осуществлялась преднамеренно. Звуковой комплекс, подражательно изображающий один из характерных признаков предмета — звучание, стано­вился наименованием предмета в целом. И не только именно данного индивидуального предмета, а распрост­ранялся на весь класс однородных предметов, являясь средством их обобщенного отражения. Связь слова с обо­значаемым предметом была сначала довольно ощутимой и потому вполне доступной примитивному сознанию дика­ря. Из всех способов голосовой сигнализации подража­тельные звуки всего понятнее и ощутимее выражают пред­ставление данного предмета или действия. Тот факт, что язык детей заключает в себе немалый звукоподражатель­ный элемент, говорит за то, что принцип, играющий какую-то роль в детской речи (несмотря на социальную речевую среду), должен был играть какую-то роль и в про­исхождении языка. Но в каких размерах этот принцип играл роль в генезисе языка, трудно сказать даже прибли­зительно.

Итак, в основе наименования предметов и явлений ре­ального мира лежал не один какой-либо принцип, а не-

этим термином все монеты, так как однажды увидел изображение орла на одной французской монете (см. Д. Романзс, Духовная эволюция человека, М. 1905, стр. 403—404).

сколько принципов. Первобытный человек использовал все доступные ему возможности для удовлетворения своей настоятельной жизненной потребности во взаимном об­щении. •