Биологические предпосылки речи

Многие млекопитающие животные ведут стадный образ жизни, который выражается в различных формах взаим­ной связи между особями данного стада. Эти связи, сло­жившиеся в ходе эволюции данного вида животных, пред­полагают наличие определенных средств взаимной сигна­лизации, образовавшейся в результате совместной жизни животных, составляющих данное стадо, и обусловливаю­щей его существование и развитие.

Средства взаимной сигнализации животных могут быть двоякого типа: звуковые (основанные на слуховом и звукопроизносительном анализаторах) и мимико-жестику-ляторные (основанные на зрительном и моторном анали­заторах). В процессе общения животных обе эти формы сигнализации теснейшим образом связаны между собой, дополняя друг друга. В целях удобства изложения мы рас­смотрим их порознь. Это даст возможность обстоятельнее выяснить сущность как звуковой, так и двигательной сиг­нализации.

Звуковые средства сигнализации. Подавляющее боль­шинство животных обладает специфически устроенными звукопроизносительными органами, функционирование ко­торых имеет для животных существенное приспособитель-ное значение. Звуковые сигналы возникли как результат взаимодействия животного организма с окружающей сре­дой и прежде всего с другими представителями животного мира.

Первый, кто начал специальное систематическое изуче­ние голосовых реакций и выразительных движений у жи­вотных, был Ч. Дарвин, обобщивший свои многочислен­ные наблюдения (а также наблюдения других ученых) в книге «Выражение эмоций у человека и животных». Стремясь уничтожить пропасть, отделяющую человека от животных в области речи, пропасть, искусственно созданную защитниками идеализма и религии, Дарвин впал в противоположную крайность. Он перенес черты, свойственные только человеку как социальному существу, на животных, утверждая, что, например, собака понимает многие слова и предложения, а попугаи, научившись изда­вать членораздельные звуки человеческой речи, якобы способны «связывать определенные звуки с известными по­нятиями» ^\.

Последователи Дарвина, например Романэс и др., усу­губили ошибки своего учителя в направлении еще большей антропоморфизации звуковых реакций животных, отож­дествляя звуки животных с членораздельной человеческой речью. В работе «Язык обезьян» американский исследо­ватель Гарнер в результате тщательных и продолжи­тельных наблюдений за жизнью сообщества обезьян при­шел к выводу, что у них существует сходная с человече­ской членораздельная речь, насчитывающая в своем сло­варном запасе более десяти слов. Более того, он считал, что наряду с общими речевыми нормами, характерными для данного вида обезьян в определенном ареале их обита­ния, существуют межвидовые и территориальные наречия, что-то вроде диалектов. Гарнер допускал возможным ис­толковывать звуковые реакции обезьян, когда они осуще­ствлялись на воле в стаде или в неволе, при обитании обезьян в парном существовании в клетке, как разумный, целенаправленный разговор, взаимный обмен всевозмож-

¹ Ч. Дарвин, Сочинения, т. 5, изд. Академии наук СССР, М. 1953, стр. 203,

ными впечатлениями. Одним словом, рассуждения Гар-нера о звуках обезьян были крайне антропоморфичны и не имели ничего общего с подлинно научным исследова­нием этого вопроса.

В результате более точного анализа звуковой сигнали­зации человекообразных обезьян (гиббонов) французский ученый Бутан пришел к выводу о том, что звуки, произносимые обезьянами этого вида, представляют собой не что иное, как врожденную, инстинктивную псевдоречь. Он утверждал, что гиббоны имеют четыре группы звуков, в каждой из которых некоторые звуки могут быть приняты за слова, но ни один из произносимых гиббоном звуков не имел предметного содержания, не служил средством обо­значения предметов, не выражал, следовательно, мысли, а являлся всего лишь формой выявления эмоционального состояния животного, вызываемого голодом, жаждой, страхом и т. п. Правда, Фарнессу (1916), воспитавшему орангутанга, удалось в результате продолжительного обучения при помощи соответствующего надавливания на губы, язык и щеки в целях создания искусственной артику­ляции добиться того, что обезьяна стала произносить весьма невнятно слово «па-па». В результате Фарнесс за­ключает: «Если у этих животных есть язык, то он ограни­чен немногими звуками общего эмоционального значения. Членораздельной речи у них нет, и сообщаются они зву­ками не больше, чем собаки рычанием, визгом и лаем» ¹.

Дальнейшие исследования ставили своей целью на­учить обезьян говорить при помощи членораздельной речи. Но это неизбежно и вполне естественно кончалось неуда­чей. Большое внимание этому вопросу уделили американ­ские ученые Иеркс и его сотрудница Лернед. Им удалось отдифференцировать 32 звуковых комплекса, которые они записали на ноты, и установили, что в большей своей ча­сти эти звуки ассоциированы с определенной, эмоциональ­но насыщенной ситуацией — приемом пищи, питьем, появ­лением других животных, людей и т. п. В течение при­мерно 8 месяцев они упорно добивались того, чтобы на­учить молодого шимпанзе произносить осмысленно и целенаправленно некоторые слова человеческой речи. Но в итоге Иеркс вынужден был признать, что хотя голосовые

¹ См. статью Д. Н. Кашкарова «Новейшие исследования в области психологии человекоподобных обезьян», «Научное слово» № 9, 1929 г стр. 77—78.

реакции весьма часты и разнообразны у молодых шим­панзе, но речь в человеческом смысле слова у них отсут­ствует. Келлогу также удалось научить молодого шим­панзе произносить слово «па-па». В. Дуров обучил даже собаку произносить слово «ма-ма». Но эти звуки лишь фо­нетически сходны со словами человеческой речи, по су­ществу же они не выражают никакой мысли и не состав­ляют поэтому элементов речи. Орангутанг и шимпанзе, научившись произносить звуки «па-па», как правило, не издавали этих звуков произвольно и не использовали их для выражения определенной потребности в том или ином виде пищи.

К такому же негативному выводу, ставшему ныне по существу совершенно бесспорным, пришли и другие иссле­дователи, изучавшие поведение обезьян (В. Кёлер, В. М. Боровский, Н. Н. Ладыгина-Коте, Н. Ю. Войто-нис, Н. А. Тих и др.). Так, В. М. Боровский утверждал, что нет достаточного повода приписывать речевые навыки ни обезьянам, ни каким-либо другим животным, кроме че­ловека. Говоря о формах общения у шимпанзе, Кёлер от­мечал, что их фонетические проявления без всякого ис­ключения выражают только их стремление и субъективные состояния; следовательно, это — эмоциональное выраже­ние, но никогда не знак чего-то объективного. Продолжи­тельные попытки Н. Н. Ладыгиной-Коте выработать у мо­лодого шимпанзе «Иони» связь между различными зри­тельными восприятиями предметов и звуками оказались также безуспешными. Ладыгина-Коте указывает на то, что к звукам шимпанзе более глух, чем к другим впечатле­ниям.

Известно, например, что лошади научаются разли­чать и соответствующим образом "реагировать на некото­рые звуки человеческой речи: на звуки «но» лошадь отве­чает движением, на звуки «тпру» останавливается, на звуки «направо» поворачивает направо, на звуки «налево» идет налево и т. п. Некоторые птицы, например вороны, скворцы, сороки и др., путем длительной дрессировки на­учаются произносить отдельные «слова» и даже целые «фразы» человеческой речи. Например, в Уголке имени В. Л. Дурова имеется ворон, который в ответ на звуки че­ловека: «Как тебя зовут?» отвечает членораздельной голо­совой реакцией: «ворон», а на звуки: «Как ты хочешь, чтоб тебя звали?» отвечает: «воронуша». Неискушенный посе-

титель этого уголка сразу не может отличить голоса ворона от звуков человеческой речи. Всем известны случаи с гово­рящими попугаями, обладающими большими способно­стями к подражанию звукам человеческой речи. Но было бы неправильно думать, что животные вообще, «говоря­щие» вороны и попугаи в частности, в какой-то мере пони­мают значение человеческой речи и могут осмысленно го­ворить сами.

Однако этот вопрос решался бы крайне просто, если бы мы у животных не наблюдали никаких предпосылок речи, ничего, что находилось бы с ней хотя и в весьма опосредо­ванном, но бесспорном генетическом родстве. Если бы, например, у обезьян не было никаких предпосылок речи, то сам собой встал бы вопрос: каким чудом на совершенно пустом месте появилась человеческая речь? Если бы дело обстояло именно так, то одно из звеньев генетической преемственности между человеком и животными, ставшей ныне неоспоримым достоянием науки, могло бы подвер­гнуться сомнению. Многочисленные наблюдения и экспе­рименты дают возможность сделать вывод не только о том, чего нет у обезьян, но и о том, что у них имеется. Если у обезьян не существует речи в подлинном смысле слова, то у них имеются ее биологические предпосылки, т. е. то, что можно было бы, находясь в рамках строгой научной объективности, назвать предпосылками речи, подобно тому, как, или, точнее, потому, что у них имеются зачатки мышления.

Наблюдения показывают, что обезьяны, как высшие, человекообразные, так и низшие, располагают значитель­ным арсеналом нечленораздельных звуковых комплексов, которые, не являясь речью, выполняют важную роль в их совместной стадной жизни, являются необходимым сред­ством взаимной сигнализации. При этом, как отмечают многие ученые (Гарнер, Вебер, Брем и др.), звуки, изда­ваемые обезьянами, отличаются значительно большим разнообразием как по количеству, так и по своей сигналь­ной функции, чем звуки других животных.

Обезьяны очень часто пользуются звуковыми сигна­лами. При этом в голосовых реакциях обезьян наблю­дается крайне важная для понимания генезиса человече­ской речи закономерность: проявление звуковой реакции, частота ее проявления, количество звуковых комплексов и их акустическая специфика обусловлены прежде всего ха­рактером взаимоотношения между собой особей данного стада, а также отношением данного стада к другим живот­ным. Чем чаще сталкиваются между собой обезьяны, чем разнообразнее формы этого столкновения, тем чаще прояв­ляются голосовые реакции, тем многообразнее формы про­явления этих реакций.

Звуковые сигналы сопровождают обычно такие формы взаимодействия обезьян, которые выражаются в спарива­нии, драке, угрозе друг другу, игре, совместном преследо­вании других животных, убегании от опасности, нахожде­нии пищи и дележе ее, взаимном обыскивании, защите детеныша, борьбе из-за самок и т. д. и т. п. Большая спаян­ность членов стаи или стада неизбежно связана с разно­образными взаимоотношениями, что обусловливает воз­никновение потребности в сигнализации, которая осуще­ствляется главным образом с помощью звуков, а также мимики, пантомимики и жестов.

Звуковые реакции проявляются главным образом в си­туации, вызывающей у обезьян то или иное эмоциональ­ное возбуждение. В спокойном состоянии животные вообще, обезьяны в частности, значительно реже произно­сят звуки. Каждый вид деятельности животного сопровож­дается специфическими звуками, приуроченными именно к данной ситуации и к соответствующему, вызванному этой ситуацией, эмоциональному состоянию животного. Каж­дый звуковой комплекс имеет более или менее фиксиро­ванную материальную форму и, являясь условным сигна­лом, вызывает у других членов данного стада более или менее однозначную реакцию ^\.

Исследователи звуковых сигналов у животных отме­чают, что существенным моментом в сигнальной функции звука является не столько качество звука самого по себе, место и способ его образования, сколько его сила, ритм, интонация и, что очень важно, всегда сопровождающие его самые разнообразные мимические, пантомимические

¹ «Мало или обобщенно реагируя на посторонние звуки, обезьяны четко различают звуки, свойственные данному виду, и отвечают на них целесообразными действиями. Сигнальное значение определенных звуков засвидетельствовано в эксперименте над макаками. Услышав воспроизведение фонографической записи свойственных им звуков, они всегда ведут себя в соответствии со значением воспринятых звуко­вых сигналов» (В. В. Бунак, Происхождение речи по данным антро­пологии, Сб. «Происхождение человека и древнее расселение челове­чества», изд. Академии наук СССР, М. 1951, стр. 251).

движения и жесты животных. Если мы, например, войдем в стадо обезьян и приблизимся к какой-либо более или менее привыкшей к человеку обезьяне и будем произносить звуки, обычно издаваемые самими обезьянами в знак рас­положения — «мля-мля-мля»,— сопровождая их соответ­ствующей благожелательной мимикой, то обезьяна подой­дет и будет ласкаться, искать в кармане лакомство, начнет копаться в голове, перебирая волосы, произнося эти же звуки. Но если мы будем произносить эти же самые звуки в другом тоне, более резко и, что самое главное, сопровож­дать их мимикой угрозы, сдвигая брови, округляя глаза, выставляя вперед подбородок, откидывая голову, то обезьяна, отбегая, начнет произносить тревожный резкий звук, напоминающий визг, и будет угрожать, сдвигая брови, стуча руками по земле, делая порывистые движе­ния вперед.

Реальный биологический смысл звуковой сигнализа­ции определяется не только указанными выше факторами, но и конкретной ситуацией, всей совокупностью фактов, в контексте которых осуществляется эта сигнализация.

Для того чтобы понять природу взаимной сигнализа­ции обезьян, необходимо предварительно выяснить те условия, в которых осуществляется эта сигнализация, вскрыть факторы, лежащие в основе стадного объедине­ния этих животных. Как показали наблюдения Н. Ю. Вой-тониса, Н. А. Тих и других ученых, в основе стадного объединения обезьян лежат следующие основные факторы.

Характер размножения. Обезьяны размножаются круг­лый год, у них нет сезонного полового цикла и соответ­ственно сезонного спаривания. Сексуальная связь между полами осуществляется в течение всего года. Поэтому самцы постоянно находятся вместе с самками.

Связь матери и детеныша. В отличие от других живот­ных у обезьян период детства очень продолжительный. Детеныш мало приспособлен к самостоятельному сущест­вованию и требует продолжительного ухода за собой. По­этому связь матери и детеныша продолжается долго, яв­ляясь одним из условий, цементирующих стадо.

Взаимное обслуживание и защита. Обезьяны часто прибегают к взаимному обыскиванию, которое заклю­чается в очищении кожи от слоев отмершего эпидермиса и соринок. Во время похолодания обезьяны, соединяясь вме­сте, обогревают друг друга. Молодые обезьяны постоянно

объединяются для игр. В естественных условиях обезьяны подвержены опасности нападения со стороны хищников, против которых они обороняются сообща.

Эти непосредственные биологические факторы стадного объединения обезьян как бы обрастают производными факторами — прочной взаимной привязанностью. Взаим­ное тяготение особей друг к другу бывает настолько ве­лико, что, например, разлучение таких обезьян, как шим­панзе, является причиной их серьезных нервных рас­стройств и оказывается жестоким для них наказанием.

В структурном отношении стадо представляет собой, например у павианов-гамадрилов, объединение из 20— 30 особей, в котором, как правило, один из самцов яв­ляется вожаком. Во взаимоотношениях обезьян наблю­дается соподчинение слабых особей более сильным, энер­гичным, активным. Сравнительно сложные и постоянные формы связи между обезьянами в стаде являются основой их взаимной как звуковой, так и двигательной сигнали­зации.

С точки зрения генезиса речи нас прежде всего должны интересовать звуковые формы сигнализации, явившиеся естественной основой, на которой возникала речь че­ловека.

Цитоархитектонические исследования мозга обезьян показывают, что у них не существует мозговых центров речи, в частности центра Брока. Исследования многих антропологов, в том числе В. В. Бунака, показали, что у обезьян, особенно человекообразных, периферический го­лосовой аппарат (подъязычная кость, хрящи гортани, щи­товидный, перстневидный, черпаловидный, надгортанный и другие хрящи, мускулы гортани, связочный аппарат, нёб­ная занавеска, язык и т. п.) в некоторых отношениях имеет сходство с речевым аппаратом человека. Это обеспечивает обезьянам возможность произносить довольно разнообраз­ные звуки. Наличие у обезьян мягкого нёба с язычком дает возможность продуцировать не только носовые, но и рото­вые звуки, хотя, как указывает В. В. Бунак, ограниченная роль ротового резонатора при малом расстоянии между нёбной занавеской и входом в гортань, а также направле­ние выдыхаемого воздуха главным образом через нос, яв­ляясь существенной причиной бедности звуков животных, и обусловливает произнесение в основном носовых звуков. Обезьяны произносят как звонкие, так и глухие звуки.

В образовании звуков активное участие принимают легкие, гортань, маленький язычок, губы, язык, зубы и жева­тельные.мышцы. В звуковом составе обезьян выделяются гласные и согласные звуки. Ввиду слабой развитости арти­куляционных движений большинство составляют гласные звуки. Мы не можем согласиться с утверждениями Н. А. Тих о том, что у гамадрилов мы находим почти все основные гласные, свойственные человеческой речи, а именно: а, и, е, о, ы '. Такое сближение, или, точнее, отож­дествление, звуковых единиц членораздельной речи чело­века со звуками низших обезьян неправомерно. Тем не менее в диффузных, нечленораздельных звуковых комп­лексах, произносимых обезьянами, можно вычленить от­дельные элементы, в какой-то степени напоминающие ука­занные выше гласные звуки. Ни один из звуков не произ­носится обезьянами изолированно. Все они являются искусственно вычлененными элементами нечленораздель­ного комплекса ².

Некоторые авторы, например Н. Ю. Войтонис, выде­ляют 9 звуковых комплексов, другие, например Н. А. Тих, насчитывают их 18. Нам представляется, что здесь речь идет об отдельных мало ощутимых и объективно мало зна­чимых или вовсе ничего не значащих оттенках основных звуковых комплексов. Эти оттенки касаются больше, на­пример, силы и высоты крика, визга и т. п., т. е. того, что по существу невозможно передать буквами, а поддается только фиксации при 'помощи звукозаписи. Более или ме­нее отчетливо фиксируются именно вышеуказанные звуко­вые комплексы. При этом каждый из них приурочен к опре­деленной объективной ситуации и выражает соответствую­щее эмоциональное состояние животного, связан с опре-

¹ См. Н. А. Тих, Стадная жизнь обезьян и формы их общения в свете антропогенеза, 1950 (рукопись).

² Согласно описанию Н. А. Тих, звук «а» издается при открытом рте, задняя часть языка приподнята, струя воздуха вырывается отдель­ными толчками. Этот звук имеет оттенок придыхания. Получается нечто вроде «аэ». Звук «о» образуется при округленных, полусобранных в оборочку губах. Звук «ы» издается при слегка открытом рте. Звук «и» произносится при образовании губами узкой щели. Из согласных зву­ков можно также весьма условно выделить нечто, напоминающее м, к, х, л. Что же касается звуковых комплексов, с помощью которых осуществляется сигнализация, то их весьма приближенно можно классифицировать таким образом: «мля-мля-мля...», «ак-ак-ак...», ^y-y'y---»! «кх-кх-кх...», «о-о-у...», «о-о-о...», «а-э-э-э...» и т. п.

деленным кругом восприятии, отражением тех или иных

предметов, явлений и их отношений ¹.

Значительно выше как по своему интеллекту, так и по

характеру звуковой сигнализации стоят человекообразные

обезьяны: гиббоны, орангутанги, гориллы и шимпанзе. Так, гиббоны способны издавать звуки с правильной нарастаю­щей высотой тона в пределах нескольких октав и состав­ляют почти единственную группу млекопитающих, пою­щих, подобно птицам, с гармонической модуляцией. Выра­жая угрозу, горилла обычно произносит звуки, напоминаю­щие лай, который переходит затем в раскатистые резкие, произносимые с некоторыми интервалами звуки, которые слышны за несколько километров. Эти обезьяны прбизно-

^ак, например, звуковой комплекс «о-о-у...» приходилось слышать ночью, когда мы пытались приблизиться к спящему стаду. Услышав наш шорох, одна из обезьян однократно произносила этот звук, в ответ на этот сигнал все стадо просыпалось и быстро поднималосьсземли на кроны деревьев. Н. А. Тих отмечает, что аналогичные звуки обезьяны произ­носят после того, как разлучают сблизившихся между собой особей, и что эти звуки выполняют функцию взаимного призыва. Скорее всего они выражают состояние тревоги, и вряд ли их можно рассматри­вать как направленный призыв.

Звуковой комплекс «мля-мля-мля...» произносится преимущественно взрослой обезьяной, когда она обращается к своему или чужому дете­нышу. Эти звуки выражают эмоцию расположения, устремление при­близить его к себе, приласкать, защитить, покормить. ' < Звуковой комплекс «ц-ц-ц...» произносится в ситуации, когда самка обращается к вожаку, «подставляется» ему, стремясь его обы­скивать. Большой интерес представляет тот факт, что этот звуковой комплекс произносится всегда во время самого процесса обыскивания, особенно в начале этого действия. Поэтому у обезьян возникла прочная связь между этими звуками и соответствующими действиями при обы-скивании. И когда самка приближается к вожаку, произнося эти звуки, то они выступают объективно в роли своего рода просьбы на разреше­ние обыскивать его, т. е. сигнализируют (в сочетании с определенными движениями) о характере устремления самки. В ответ на эти звуки и соответствующие движения вожак позволяет себя обыскивать, а иногда отталкивает самку.

^ Звуковой комплекс «ак-ак-ак...» произносится обезьяной в тревож­ной ситуации: при приближении вожака или другой сильной обезьяны, при взятии корма на виду у вожака или у другой сильной обезьяны, при восприятии необычного предмета, животного и т. п. Этот звук перехо­дит сразу же в резкий, пронзительный крик «а-э-э-э...» при явной опасности или «обиде» со стороны более сильной обезьяны. Выражая тревожное эмоциональное состояние, эти звуки часто носят обращен­ный характер, адресуются к вожаку, у которого слабая обезьяна ищет защиты, покровительства. Этот сигнал ориентирует вожака, порой направляет его карающие действия на обидчицу.

бит кудахтающие звуки, выражающие призыв. У горилл преобладают гортанные звуки «г» и «х» и протяжные «у» '. Из всех антропоидных обезьян наиболее подробно изучен­ными являются шимпанзе².

По сравнению с низшими обезьянами, например па­вианами-гамадрилами, звуки шимпанзе носят более диф­ференцированный характер не только в акустическом, но и в функциональном отношении. Так, звуки «ох», по-види­мому, выражают чувство, родственное удивлению, «ий»— гневу, «у» — неудовлетворению и т. п.

Двигательные средства сигнализации. Подчеркивая весьма важное биологическое значение звуковых сигналов в стадной жизни животных, нельзя вместе с тем упускать из виду и тот факт, что для животных вообще, обезьян — в частности, огромное значение имеют различные двига­тельные реакции. Двигательные формы сигнализации, на­пример у обезьян, осуществляются главным образом при помощи жестов, мимики, пантомимики и движений головы. Это и понятно. Поведение животных, их действия являются основной формой выражения их элементарного, конкрет­ного мышления, его реальной действительностью. А то, что служит формой реализации восприятия, мышления, неизбежно выполняет в то же время и функцию общения. Так, например, действия вожака стада обезьян: направле­ние его движений, скорость, с которой он перемещается, объект, на который направляются его действия, и т. п.— все это с большим вниманием воспринимается членами данного стада и вызывает определенную ответную реак­цию с их стороны: следование за ним, приближение к нему, удаление и т. п. В ходе эволюции данного вида животных, в процессе индивидуального развития каждой особи в условиях стадного существования многие движения жи­вотного превратились в условный раздражитель, сигнали­зирующий об определенном безусловном раздражителе, с

¹ См. В. В. Бунак, Происхождение речи по данным антропологии, Сб. «Происхождение человека и древнее расселение человечества», стр. 251.

² Например, сотрудница Иеркса Лернед составила своего рода словарь звуковых сигналов шимпанзе, которые в фонетическом отно­шении имеют некоторое сходство со звуками человеческой речи. Эти звуки рассматривают как сочетание глоточных, заднеязычных, носовых и губных. Весьма условно их можно передать следующим образом: гахх, гхо, хох, ко, нгак, мм, хух, кух, эй, ий и т. д.

которым он вступил в прочную, закрепившуюся в резуль­тате многократного повторения связь. Поэтому было бы правильным считать, что все тело, все органы, а не только звуки животных «говорят» своими движениями о том или ином состоянии, побуждая других животных к определен­ным действиям. На существенное биологическое значение так называемых выразительных движений животных мно­гократно указывали Ч. Дарвин, В. Вундт, В. Вагнер, В. Кёлер, Н. Н. Ладыгина-Коте, Н. Ю. Войтонис, Н. А. Тих и др.

Учитывая ту колоссальную роль, которую сыграла рука в формировании человека, нас в первую очередь должны интересовать те сигнальные движения, которые осуще­ствляются руками.

Передние конечности обезьян как по своему строению, так и по функции существенным образом отличаются от таковых у более низко организованных животных. Не только у человекообразных обезьян, но и у низших обезь­ян, например павианов-гамадрилов, передние конечно­сти обладают некоторым сходством с человеческой рукой по устройству кисти и пальцев. Руки обезьян выполняют двойную функцию: служат средством передвижения и естественным орудием, с помощью которого обезьяна ма­нипулирует предметами, осуществляет определенные дей­ствия. Когда обезьяна сидит, то ее руки высвобождаются от функции опоры и часто выполняют роль средства сиг­нализации.

Основываясь главным образом на материале, собран­ном и систематизированном Н. А. Тих, В. Кёлером, и ча­стично на собственных наблюдениях, мы попытаемся про­анализировать основные сигнальные функции руки обезьян, а также движений других частей их тела.

«Жест подзывания» '. Глубоко правильна мысль Ч. Дарвина о том, что используемый человеком жест под­зывания, как и другие жесты и выразительные движения, ставшие вспомогательным средством взаимного общения людей, своими генетическими корнями уходит в мир жи­вотных и вырос из непосредственных движений приближе­ния одной особи стада к другой. Нам не раз приходилось

¹ Жест в подлинном смысле этого слова, как средство общения, свойственен только человеку. По отношению к обезьянам этот термин мы применяем лишь весьма условно.

наблюдать случаи, когда вожак стада павианов-гамадри-лов производил движение рукой, как бы приглашающее другую обезьяну к обыскиванию. Внимательно прослежи­вая за такого рода действиями, можно видеть не только функционирование этого жеста, но и путь его становления, т. е. его генезис. Как правило, вожак производит движе­ние рукой (правой или левой) вперед и к себе, смотря при этом на самку, в том случае, когда он находится в спокой­ном состоянии и когда самка в ответ на это движение бы­стро реагирует — подбегает к нему. В иных ситуациях, когда вожак возбужден и самка пассивна, он привстает, делает попытку идти к ней, снова садится, снова встает и пытаегся идти. Вожак повторяет эти действия до тех пор, пока самка, к которой направлены эти движения и взор, не подходит к нему. Будучи в еще более возбужденном со­стоянии, выражая свое «нетерпение», вожак встает и под­ходит к самке. Иногда она опережает его, встречая на пол­пути. Такие «развернутые» действия, приобретшие в силу условной связи значение сигнала призыва, постепенно со­кращались, приобретая иногда чисто условную форму и функцию жеста. Движения руки, выполняющие роль под-зывания, наблюдаются и в иной форме. Так, например, самка, находясь на некотором расстоянии от своего дете­ныша, протягивала к нему обе руки, как бы пытаясь его обхватить. В ответ на этот сигнал детеныш быстро подбе­гал к ней, самка обхватывала его и начинала кормить или обыскивать.

«Жест указания». Наблюдаются многочисленные слу­чаи, когда обезьяна побуждает другую обезьяну следовать за собой, воздействуя на нее не физически, а с помощью сигнальных движений, имеющих характер указания. Так, например, вожак стада, пытаясь увлечь за собой самку, подходит к ней, садится рядом, тут же встает, отходит, по­стоянно оглядываясь, возвращается, снова идет вперед и оглядывается. В ответ на эти движения самка следует за ним. Поворот головы назад к самке и вперед по направле­нию его движения воспринимается как кивок в ту сторону, куда он идет, увлекая за собой самку. В случае, если сам­ка не следует за вожаком, то он обнимает ее и насильно увлекает за собой.

Очень часты случаи, когда обезьяна, находясь в состоя­нии конфликта с другой обезьяной, подбегает к вожаку и, пытаясь добиться его помощи, последовательно поворачи-

вает голову и быстро бросает взгляд то на него, то на обезьяну-обидчицу, как бы фиксируя этими кивками его внимание на последней. Вожак, иногда вступаясь за оби­женную, бросается на обидчицу, особенно если обиженная является его «приближенной». Обобщая аналогичные факты, Н. Ю. Войтонис пишет: «В некоторых случаях мы, по-видимому, стоим прямо у рубежа, за которым рож­дается указательный жест» '.

Наблюдая за двигательными формами взаимной сигна­лизации у шимпанзе на о. Тенерифе, Кёлер отмечает, что эти обезьяны при помощи жестов выражают не только свои эмоциональные состояния, но и желания, побужде­ния, направленные на других обезьян или на другие пред­меты. Согласно Кёлеру, самый распространенный способ, общения при помощи жестов состоит в том, что шимпанзе V начинает выполнять то движение или действие, которое ^ она намеревается произвести или к которому пытается по-^ будить другую обезьяну: осуществляет начальные движе-^ ния ходьбы, когда стремится увлечь за собой другую ^ обезьяну, подталкивает ее, пытается хватать, когда желает ^s получить у другой обезьяны или человека какую-либо пищу. Все эти жесты, как и многие другие, непосредствен­но связаны с самим действием, от которого они постепенно отпочковываются, превращаясь в средство его обозначе­ния. Это подтверждает правильность мысли В. Вундта о том, что указательный жест, являющийся самой прими­тивной формой общения в развитии речи, не наблюдается у других животных, у обезьян же этот жест находится на переходной ступени между хватательным и указательным движением.

«Жест угрозы». Как указывал Ч. Дарвин, жест, с по­мощью которого один человек угрожает другому, потрясая кулаками в воздухе или стуча по столу, вырос из непосред­ственных движений драки, в которые он иногда и превра­щается. У обезьян жест угрозы, не сопровождаясь боль­шей частью никакими звуками, всегда связан со сложным комплексом дополнительных движений: порывистыми дви­жениями всего корпуса тела вперед, приседанием, вскиды-ванием бровей, округлением глаз. В зависимости от сте­пени остроты конфликта между обезьянами жесты угрозы,

¹ Н. Ю. Войтонис, Предыстория интеллекта, изд Академии наук СССР М—Л. 1949, стр. 218.

по свидетельству Н. А. Тих, видоизменяются по своей форме и интенсивности, начиная от едва заметного движе­ния одной рукой, вроде притоптывания, и кончая энергич­ным наскакиванием на противника. Сигнал угрозы возни­кает при разных формах взаимоотношения обезьян и имеет поэтому различный объективный смысл: запрет со­вершать какое-либо действие (брать корм, прикасаться к детенышу и т. п.), побуждение к действию, ответ на угрозу и т. п. Ответными реакциями на этот сигнал являются пре­кращение начатого действия, отступление слабой особи. Одним из очень распространенных средств выражения угрозы является взгляд и движение бровей. Можно наблю­дать бесконечное число случаев, когда вожак стада, сидя спокойно, не произнося никаких звуков и движений рукой, одним взглядом и движением бровей оказывает исключи­тельно эффективное регулирующее воздействие на членов стада: запрещает брать корм, прекращает драку, разре­шает конфликт, отстраняет от себя нежелательную самку, сгоняет с удобного места любую обезьяну и т. п. Доста­точно одного, порой трудно уловимого человеком движения бровей вожака, как другая обезьяна бросается в сторону с резким, пронзительным криком или, наоборот, прибли­жается к нему. При этом мимические движения обезьян адресованы к определенной особи.

«Жест расположения или разрешения». Во взаимоотно­шениях вожака и самок довольно часто наблюдаются дру­гого рода движения: например, самка подходит к вожаку, поворачивается к нему хвостом, пытаясь добиться его рас­положения к себе. Вожак накладывает одну или обе руки на ее бедра или имитирует акт покрывания. В ответ на эти действия самка поворачивается к вожаку лицом и на­чинает его обыскивать.

«Жест отстранения». Иногда вожак в ответ на указан­ную реакцию самки отталкивает ее от себя руками, и сам­ка с криком отбегает в сторону. Н. А. Тих отмечает, что аналогичные сигналы производятся обезьяной и в виде движения рукой в воздухе, напоминающего отмахивание от мух. Это бывает в случаях, когда более сильная обезь­яна старается согнать с удобного места более слабую. В результате последняя покидает данное место. Своеоб­разной модификацией жеста отстранения является отво-рачивание вожаком головы в сторону от обезьяны, прося-

щей о помощи. Последняя в таких случаях прекращает свои домогательства.

«Жест просьбы». С точки зрения генезиса изобрази­тельных движений рукой большой интерес представляют те движения, которые в самом условном смысле можно было бы назвать жестом просьбы. Нам не раз приходи­лось наблюдать случаи, когда самка подходит к вожаку стада, произносит звуки «ак-ак-ак...», смотрит ему в гла­за, протягивает при этом одну руку к его шерсти и, не прикасаясь к ней, производит рукой в воздухе движения, в сокращенном виде воспроизводящие движения при обы-скивании. Самец накладывает свои руки на ее бедра. Она поворачивается, приближается к нему, произносит цокаю­щие звуки «удовлетворения» и начинает обыскивать его.

Наряду с вышеописанными жестами обезьян у них на­блюдаются и другие, например движения взаимного объ­ятия при встрече, имитация покрывания, жесты контакта, выражающиеся в легком прикосновении к шерсти другой обезьяны, и т. п.

Существенным фактом, заслуживающим большого внимания наблюдателя за стадной жизнью обезьян, яв­ляется то, что все вышеописанные двигательные сигналы носят адресованный характер, они направлены к опреде­ленной обезьяне, выражают активное побуждение к со­вершению определенного действия и являются важной формой взаимной сигнализации этих высокоорганизован­ных животных.

Таковы основные средства, с помощью которых обезь­яны осуществляют взаимную сигнализацию в естествен­ных условиях своей жизни. Все эти средства сигнализа­ции существенным образом отличают обезьян от других, ниже их стоящих животных и являются одним из важных объективных показателей сравнительно высокого уровня их интеллектуального развития.

Известно, что каждый организм обладает огромным запасом еще не осуществившихся возможностей как в фи­зиологическом, так и в психическом отношениях. То, что в виде своего рода дремлющих сил, или потенциально, зало­жено в психике животных вообще, обезьян — в частности, и лишь спорадически проявляется в естественных усло­виях их существования, наиболее полно и систематически раскрывается в искусственно созданных условиях экспе-

^v 19

римента. Само собой понятно, что никакой самый искус­ный эксперимент с животным не может создать того, чего в качестве возможности не было бы заложено в самом животном. Но также понятно и то, что эксперимент при условии умело подобранной системы стимуляции может превратить свернутую естественную возможность в рас­крытую действительность. Иначе говоря, эксперимент дает возможность уяснить уровень развития поведения животного в его перспективе, что имеет существенное зна­чение для решения проблемы биологических предпосылок к возникновению человеческой речи.

Экспериментальные исследования, направленные на выяснение средств общения у обезьян, велись учеными в двух планах: вырабатывались как звуковые, так и двига­тельные сигналы. Многочисленные опыты, проведенные Н. А. Тих и ее сотрудниками, со всей убедительностью показали, что если в качестве исходного материала взять звуки обезьяны, связанные с какими-либо ее эмоциями, то выработать произвольную звуковую сигнализацию, выра­жающую требование какой-либо приманки, оказывается невозможным.

Но у обезьян значительно легче вырабатываются на­выки двигательной сигнализации. Так, например, Л. И. Улановой были проведены опыты, которые ставили своей задачей выяснить, возможно ли научить обезьян подавать условные знаки, сигнализирующие о потребно­сти в пище, и при этом разными знаками выражать потребность в разном сорте пищи. Результаты этих опытов показали, что обезьяну можно научить подавать рукой сигналы, предварительно приучая ее складывать пальцы в разных комбинациях.

Автору этих строк в 1939, 1940 и 1946 гг. пришлось проводить эксперименты с обезьянами по выработке дви­гательных сигналов — жеста указания на определенный предмет, зачаточных форм изобразительного жеста, от­ветных реакций на жесты экспериментатора и др.

Экспериментальные исследования показали, что низ­шие обезьяны обладают способностью к двигательному подражанию и что они сравнительно легко научаются правильно реагировать на жесты, эскизно изображающие те действия, к совершению которых обезьяна побуждается со стороны экспериментатора. Эти опыты вместе с тем убеждают нас в том, что обезьяны стоят значительно выше

по своим возможностям адекватно реагировать на сиг­налы человека, чем по способностям сигнализировать сами. В этом отношении невольно напрашивается анало­гия с особенностями развития речи у ребенка, у которого пассивная речь, т. е. понимание речи других, всегда опе­режает в своем развитии активную речь, т. е. умение са­мого говорить. Такое соотношение, по-видимому, является общей закономерностью, характерной и для развития речи ребенка и для сигнальной деятельности животных.

Сравнительный анализ как звуковых, так и двига­тельных сигналов показывает, что движения, жесты иг­рают важную сигнальную функцию в жизни обезьян. Многие исследователи неоднократно отмечали тот факт, что у обезьян наиболее высоко развитыми являются зри­тельный и моторный анализаторы, т. е. те нервно-мозговые аппараты, с деятельностью которых связана именно дви­гательная сигнализация. Двигательные сигналы (мимика, жесты и т. п.) более тесно связаны с действиями, посред­ством которых обезьяны удовлетворяют свои биологиче­ские потребности: пищевые, сексуальные и т. п. Именно двигательные сигналы являются основной формой прояв­ления мышления обезьян, носящего по своей природе наглядно-образный и действенный характер.

Звуковые сигналы, играющие очень важную роль в жизни обезьян, в значительно большей степени, чем же­сты, движения, связаны с эмоциями, они более опосред­ствованно связаны с действиями животных и тем более с предметами, на которые направляются эти действия. Само устройство голосового аппарата, характер расположения частей голосовых связок у обезьян указывает на то, что звуки, произносимые обезьянами, носят непроизвольный характер и являются результатом не индивидуального развития данной особи, а передаются по наследству, хотя реальный сигнальный смысл инстинктивно издаваемых звуков формируется в процессе индивидуального разви­тия животного, в процессе его взаимоотношения с дру­гими членами данного стада.

Как общебиологическое, так и физиологическое объ­яснение выразительных движений у животных, в том чи­сле звуковых сигналов, впервые дал Ч. Дарвин, который в решении этих вопросов вплотную подошел к раскрытию условно-рефлекторного механизма, столь обстоятельно впоследствии обоснованного И. П. Павловым и его уче-

никами. Из всех принципов, которые были вскрыты Дар-вином, следует особо выделить принцип ассоциации полезных привычек и принцип иррадиации нервного воз­буждения. Дарвин писал, что «при сильном возбуждении сенсорной сферы мышцы тела вообще приводятся в со­стояние сильнейшей деятельности; в результате этого жи­вотное издает громкие звуки, сколь бы молчаливо оно ни было вообще и как бы мало полезны эти звуки ни были... Невольные и бесцельные сокращения мышц груди и гор­тани, возбуждаемые вышеописанным образом, и послу­жили, быть может, начальным толчком к издаванию го­лосовых звуков» '. Как замечательно показал Дарвин, выразительные движения, являющиеся результатом тех или иных эмоций (ярости, страха и т. п.), связаны с опре­деленными действиями животного: нападением на другое животное, защитой, сексуальными актами и т. п. Когда животное приходит в состояние сильного эмоциональ­ного возбуждения, например при ярости, стремясь на­пасть на другое животное, то у него ускоряется дыхание, изменяется сердцебиение, усиливается кровяное давление, напрягается мускулатура, поднимается шерсть, оскали­вается пасть, обнажаются зубы и т. п. По мысли Дарвина, эти непроизвольные движения, 'предваряющие жизненно важные акты поведения, имеют очень большое значение, служа средством общей мобилизации организма для осуществления напряженной схватки, часто решающей во­просы жизни и смерти животного. В этом общем напря­жении организма напрягаются и голосовые органы. В ре­зультате животное непроизвольно произносит звуки. «Из­менение глубины и частоты вдоха,— пишет В. В. Бунак,— сопровождается сужением или расширением гортанной щели, напряжением или расслаблением голосовых связок, движением челюстей, языка, мягкого нёба. Создается из­менение надгортанной трубки, в результате которого воз­никает звук» ².

Вскрыв органический и биологический источники воз­никновения звуков у животных, Дарвин вместе с тем дал

1 Ч. Дарвин, Сочинения, т. 5, стр. 744, 745.

² В В. Б инак,⁴ Происхождение речи по данным антропологии, Сб. «Происхождение человека и древнее расселение человечества», СТр. 253,

глубоко научное объяснение сигнальной природы голосо­вых реакций. Он считал, что инстинктивно издаваемые животным звуки появляются одновременно с определен­ными, полезными для жизни животного действиями. В ре­зультате такого совпадения звуки ассоциируются в мозгу животного с соответствующими действиями и в силу этого приобретают биологически важный смысл, предупреждая других животных об опасности, наличии пищи и т. п.

Согласно учению И. П. Павлова, голосовые и двига­тельные реакции животных возникают под влиянием кон­кретного восприятия тех или иных раздражителей, кото­рые в ходе жизни животного получили для него значение безусловного раздражителя. Объективное значение зву­кового или двигательного сигнала относительно, условно в том смысле, что оно полностью определяется сложив­шимся в ходе индивидуального развития животного осо­бым отношением к безусловному раздражителю. Иначе говоря, само отношение сигнального звукового или двига­тельного раздражителя к организму опосредствовано отношением к другому явлению, приобретшему для орга­низма непосредственный биологический смысл. Звуки и жесты сами по себе не имеют и не могут иметь для живот­ного непосредственного биологического значения. Так, звуки хищного зверя не разрушают маленького живот­ного: это делают зубы и когти хищника. Звуки истреб­ляемого животного не служат пищей для хищника: он пи­тается мясом и кровью своей жертвы. Не имея сами по себе непосредственного биологического смысла для жи­вотных, звуковые и двигательные сигналы приобретают опосредствованный биологический смысл: они извещают животное о том, что служит для него средством удовлет­ворения пищевой, сексуальной и т. п. потребностей, со­ставляет опасность для его жизни. В ответ, например, на такой условный раздражитель, как вид опасного живот­ного, хищника, другое животное отвечает криком и бег­ством. Эти реакции, будучи следствием восприятия хищ­ника, выполняют роль причины, вызывающей аналогич­ные реакции у других членов данного сообщества.

Изложенные выше факты убеждают нас в том, что функционирование как звуковых, так и, в особенности, Двигательных сигналов у животных находится в непосред­ственной связи не только с эмоциями, но и с познава­тельными процессами. Животное произносит звуки или

производит сигнальные действия, жесты в результате вос­приятия тех или иных предметов и их связей. Иначе говоря, звуки и жесты являются материальной формой реализации того способа отражения, который характерен для животных. При этом если звуковые и двигательные сигналы всегда связаны с восприятием и конкретным мыш­лением обезьян, то их восприятия и мышление далеко не всегда связаны со звуками и жестами. Вряд ли можно сомневаться в том, что звуковой сигнал, подаваемый обезьяной, заметившей опасность, вызывает в мозгу дру­гой обезьяны, которая в данный момент не воспринимает этой опасности, то или иное представление об этой опас­ности, представление, которое базируется на многократ­ном восприятии в прошлом такой же опасности, восприя­тии, которое неоднократно сочеталось с выражением ана­логичной эмоции аналогичными звуками. Животное произносит те или иные звуки не потому, что оно предна­меренно желает предупредить или сообщить о чем-либо другому животному, а, наоборот, оно предупреждает или сообщает ему о чем-либо потому, что оно произносит соот­ветствующие звуки, возникновение которых обусловлено не внутренними соображениями, а внешними воздейст­виями, на которые животное непосредственно реагирует, не сообразуясь с тем, какие последствия эти звуки могут вызвать. Если и можно говорить о наличии преднамерен­ной направленности звуковых сигналов у таких высших животных, как антропоидные обезьяны, то лишь в самой зародышевой форме. Звуки животных, явившись генети­ческой предпосылкой начальных ступеней человеческой речи, сами по себе не являются речью ни по своей функ­ции, ни по структуре.

Чтобы понять причину скудости звуковых и двигатель­ных средств общения у животных, следует иметь в виду, что даже антропоидные обезьяны обладают мышлением лишь в его зачаточной, элементарной форме. Отсутствие у животных речи объясняется не только низким уровнем развития их мозга, мышления по сравнению с человеком, но и, самое главное, тем, что лежит в основе развития мозга, мышления и речи,— довольно бедными взаимоот­ношениями обезьян с действительностью и между собой в условиях стадного существования. Отражение действи­тельности обезьяной не опосредовано звуковыми и двига­тельными средствами общения, хотя сигнальная функция

средств общения всегда опосредована отражением дей­ствительности. Животные вообще, обезьяны — в част­ности, воспринимают окружающий мир, так сказать, ли­цом к лицу, а не через опыт коллектива, как это имеет ме­сто у человека. Их взаимоотношение с окружающей при­родной средой ограничивается приспособлением к среде, собиранием готовых продуктов питания и защитой от хищ­ных зверей. Их же взаимоотношения в рамках данного стада ограничиваются моментами спаривания, ухода за детенышем и взаимным обыскиванием. Это, пожалуй, самое главное, что их соединяет, что создает условия для общения. В основном же, живя территориально в сооб­ществе, каждая особь живет своей особой индивидуаль­ной жизнью. В жизни обезьяньего сообщества нет еди­ного объединяющего начала, в котором могла бы концен­трироваться их совместная, прочно спаянная жизнь. У них нет ни единой цели, ни единых средств ее удовлетворе­ния, словом, у них нет ни трудовой деятельности, ни средств ее осуществления — орудий. Этим именно и объ­ясняется, что у обезьян нет потребности в речевом обще­нии. Грубо говоря, обезьяны не нуждаются в речи потому, что им нечего оказать друг другу. И психолог Иеркс не­прав, когда он утверждает, будто бы у обезьян есть что сказать, но сказать они не могут. То немногое, что живот­ные, «даже наиболее развитые из них, имеют сообщить друг другу, может быть сообщено и без помощи членораз­дельной речи» '. Однако общий уровень развития антро­поидных обезьян: сложное строение мозга, органов чувств, периферического голосового аппарата, пятипалой конеч­ности, сложные формы психической деятельности, сред­ства общения (звуковые и двигательные), стадный образ жизни со сравнительно сложными взаимоотношениями особей внутри стада — все это резко выделяет этих выс­ших животных из всего остального животного царства. Антропоидные обезьяны находятся на таком уровне раз­вития, который был, видимо, характерным для далекого, еще животнообразного предка человека, находившегося на пути к началу трудовой деятельности в условиях кол­лектива, формированию членораздельной речи и сознания.

¹ Ф. Энгельс, Диалектика природы, Госполитиздат, 1955, стр. 135. 25