Глава 2. Я подскакиваю в кровати, и мои глаза начинают метаться вокруг в поисках Джексона, прежде чем я вспоминаю

— Ари!

Я подскакиваю в кровати, и мои глаза начинают метаться вокруг в поисках Джексона, прежде чем я вспоминаю, что он уже ушёл. Я срываю покрывало. Сколько время? Время, время, ну же, где оно? Я спотыкаюсь в темноте, пока ищу будильник, который валяется на полу. 5:10. Я разворачиваюсь, проклиная себя за то, что не приготовила тренировочный костюм ещё с вечера.

Я уже почти в гардеробной, когда дверь моей спальни открывается, и в комнату врывается папа. Он настолько высокий, что его голова практически касается дверной рамы. Как обычно, он выглядит так, словно проснулся уже одетым в рабочую одежду — гель на тёмно-каштановых волосах, гладко выбритый подбородок, только сейчас вместо чёрной рубашки с воротником и брюк на нём тренировочный костюм. Ой. Поскольку папа слишком строгий, чтобы быть нормальным, он полностью надевает рабочий костюм, даже когда работает в своём домашнем кабинете за час до нашей тренировки. Тот факт, что он уже переоделся, означает то, что я опаздываю даже больше, чем думала.

— Ты видела время? — спрашивает он. — Я ждал тебя внизу десять минут назад. Ты знаешь моё расписание. Я…

— Знаю, знаю. Прости. Мой будильник не сработал. Я почти готова. Дай мне пять минут, — я вожусь с панелью на гардеробной, трижды вводя неверный код, прежде чем вспоминаю нужную комбинацию.

Папа скрещивает руки, источая разочарование и раздражение. Жар поднимается к моей шее, и руки становятся липкими, пока моё тело не может решить: злиться или смущаться.

— Хорошо, у тебя есть пять минут, — говорит он. — Но я надеюсь, ты примешь это серьёзно, — он тянется к моей тумбочке. — Я заряжу твой патч.

— Нет! — я бегу к тумбочке и захлопываю ящик, прежде чем он может вытащить мой патч-кейс. Дело в том, что поместив кейс в наше считывающее устройство, станет ясно, что мой патч пропал. Не думаю, что Древние всё ещё использую казнь, но ведь ещё есть сыворотка памяти. Она даётся каждому ребёнку, случайно забывшему патч или положившему его неправильно… и никто из нас не хочет выпить это снова. Никаких воспоминаний за последние двадцать четыре часа. Исчезает целый день, и всё это ради предосторожности. Ощущение, словно тебя изнасиловали.

Папа поднимает голову.

— Что ты делаешь?

— Ничего, — говорю я, вставая между ним и уликой.

— Твой патч-кейс. Сейчас же.

— Я сделаю это сама, папа, правда. Ты куда-то шёл. — Я борюсь с желанием подчиниться. Я не могу позволить ему узнать, что у меня есть скрытый мотив.

Он колеблется, но выходит из комнаты. Как только он исчезает, я резко падаю напротив своей кровати и делаю глубокий вдох. Я чувствую себя так, словно я солгала ему, хотя даже не сказала ни одного лживого слова. С его уходом события минувшей ночи вспыхнули в моей памяти, словно вспышки, одна за другой, и каждая, сбивающая с толку, особенно последняя.

Джексон Лок.

Я вспоминаю вчерашний день, когда тренер указал на него и на меня, потому что мы были первыми в рейтинге. Джексон кивнул в мою сторону, и я кивнула в ответ в знак уважения. После этого я старалась не смотреть, как он дерётся, но я ничего не могла с собой поделать. Трудно не смотреть на вашего главного соперника. Я наблюдала, как он быстро бьёт своего противника и почувствовала привкус зависти. Это выглядело слишком просто. Сейчас я знаю почему.

Я одеваюсь, как в тумане, накинув эластичные серые брюки и борцовку, спроектированные папой специально для наших занятий, и спускаюсь вниз. Считывающее устройство виднеется возле последней ступеньки, оно имплантировано в стене. Это что-то вроде сейфа, если не считать переднюю стеклянную стенку. Мама и папа уже поместили их кейсы внутрь. Рядом с каждым из них горит зелёный свет, позволяя узнать, что всё в порядке… и нет повода для беспокойства. Я понятия не имею, как Древние назначаются нам, или, что более вероятно, как мы назначаемся им, полагаю, они — единственные, кто нуждается в патче и в считывающих устройствах для кейсов. Но это кажется странным, что из всех людей в Сидии Джексон Лок назначен именно мне.

Считывающее устройство активизируется, когда я оказываюсь рядом. Я прикладываю свой большой палец к сканеру, в результате чего стекло раздвигается. Из коробки вырывается холодная дымка, и мне не в первый раз становится интересно, что они делают с патчами, когда их анализируют. Я верчу в руках кейс, надеясь, что устройство не определит исчезновение патча. Возможно, я смогу сказать маме, что потеряла его. Нет, она скажет папе, и даже он не сможет защитить меня от последствий. Я поднимаю кейс и затем отпускаю руку, затем поднимаю снова и вставляю в устройство. Щелчок!

В итоге, после нескольких секунд, я кладу кейс в слот и возвращаю на место, мои глаза крепко сжимаются. Я слышу, как стекло закрывается. А затем происходит нечто волшебное: он отключается. Я открываю один глаз и вижу зелёный свет возле моего кейса. Я не могу удержаться, чтобы не проверить.

Я прикладываю большой палец к сканеру, и как только стекло поднимается, хватаю кейс и открываю крышку, готовясь поставить его обратно в слот, но замираю. Мой патч здесь, серебряный и блестящий патч смотрит на меня так невинно, как никогда. Моя челюсть падает. Как это произошло? Я кладу кейс обратно и спешу уйти перед тем, как случится ещё что-нибудь, и мой патч снова пропадёт.

Я думаю о прошлой ночи. Его там мне было. Я переворачивала кейс вверх ногами. Я проверила всё в своей комнате. Однако… может быть, это был сон. И если я это придумала, тогда, возможно, я придумала и Джексона. Я воспроизвожу в памяти его лицо, глаза, то, каким сильным и уверенным он выглядел. Я его не выдумала.

Мне надо сказать папе, но если я это сделаю, меня подвергнут допросу и чтобы наверняка, введут сыворотку памяти. Я делаю вдох. Мне следует сказать ему, но позже. В первую очередь надо расспросить Джексона.

Я пересекаю порог квартиры. Как только я захожу в стеклянный лифт, он закрывается и спускается в один из самых передовых тренировочных залов в городе. Как обычно появляется четыре серых стены, однако, эти стены оснащены регулировкой температуры и звукоизоляцией, и способны поглотить пулю, не давая ей отрикошетить. Всё остальное папа меняет согласно нашему расписанию тренировок. В прошлом году здесь было четыре базы для стрельбы. Теперь в комнате нет ничего кроме расположенного в центре мата для борьбы. Папа уже на нём и подпрыгивает на месте, словно он всё ещё ученик. Иногда мне кажется, что он всё ещё хочет тренироваться, именно поэтому он наносит мне слишком сильные удары.

— Я здесь, — говорю я, не смотря на него.

— Оденься.

Кондиционер дует через вентиляцию в потолке, и я дрожу, когда под ней прохожу. Он знает, я ненавижу мёрзнуть. Я хватаю пару перчаток с полок для оружия, расположенных на левой стене, и иду к мату. Я подскакиваю на секунду, ища равновесие, и затем скольжу.

Я наклоняю голову в сторону, пока моя шея не трещит, папа тревожно реагирует. Но я делаю это, чтобы напомнить себе, что я выносливая. Папа машет передо мной руками. Он слишком меня любит, чтобы первым нанести удар, поэтому говорит мне, что я делаю не так, а затем проверяет мою способность блокировать удары, показывая на мне, как делать правильно. В любой другой день я бы так и сделала, но сегодня у меня нет на это времени.

Чем раньше я завершу тренировку, тем быстрее я доберусь до Джексона.

Я поворачиваюсь вперёд и наношу удар, целясь ему в лицо, но он хватает меня за ногу, переворачивая меня вокруг, поэтому я тяжело приземляюсь на мат. Я подпрыгиваю вверх и бью, не позволяя ему остановить меня, и, в конечном счёте, резко бью ему в челюсть. Меня передёргивает от неизвестности, что он будет говорить или делать.

Папа кивает в знак одобрения.

— Хорошая работа. Никогда не позволяй противнику иметь превосходство. Попробуй ещё.

Я бью один, два, три раза, пока папа блокирует каждый удар, а тем временем мои мысли перемещаются к прошлой ночи. Джексон — Древний. Парень из школы — Древний. Даже сейчас я не могу осознать это до конца.

Единственным Древним, которого я когда-либо видела, был Зевс, их лидер, и то, это было одно из телевизионных обращений. И да, он достаточно похож на человека. Думаю, я предполагала, что они выглядят, как люди, но на самом деле они являются чем-то другим и лишь проецируют человеческую форму. Что-то вроде иллюзии, как все говорят. Но Джексон очень даже реальный. И если Древние действительно выглядят и ведут себя, как люди, тогда, возможно, в школе есть и другие. Может быть, они всё время вокруг нас. Наблюдают, анализируют — готовятся атаковать. И возможно, это единственная причина наших усердных тренировок. Я всегда удивлялась, почему управляющие нуждаются в таком количестве оперативников. Конечно, нам сказали, что они охраняют территорию страны, хотя восстания случаются редко, особенно теперь, когда нет проблемы нехватки продовольствия. Мы все знаем, что мы тренируемся в качестве меры предосторожности. Это не то, что они скрывают. Но, тем не менее, я всегда считала, что мы тренируемся из-за того, что они могут атаковать, а не потому, что они уже здесь.

Дрожь ползёт по моей спине. Я должна загнать Джексона в угол сегодня. Это не то, что я могу скрывать от своего отца долго.

— Ты слушаешь меня? Где сегодня твоя голова?

— Прости, — я прогоняю все посторонние мысли, желая заполучить кофе или хотя бы энергетик. Завтра я проснусь вовремя. Обычно я собираюсь за десять минут. Или же за пятнадцать, если не могу сосредоточиться.

— Начинай с серии, — говорит папа.

Я подпрыгиваю на мате и двигаюсь назад, делая серию переворотов в воздухе, позволяющих мне переместиться на необходимое расстояние для совершения серии упражнений. Папа начинает охватывать всё большую территорию, вращая руками напротив себя, чтобы принять позицию. Он не ударит меня, ну, он никогда этого не делает, но этот взгляд, серьёзный и смертельный, обычно заставляет меня думать, что он это сделает. Это неудивительно, что он был лучшим оперативником, лучшим во всём. Отчасти это было потому, что он не был приемником, как я, но думаю, это ещё зависит от того, кто он такой. Он — гонщик, он всегда на шаг впереди. Даже если я стану его преемницей, если мне суждено быть командующим, я не уверена, что у меня когда-либо будет решительность, которая есть у него.

Я вздыхаю, желая бороться с кем-нибудь, с кем угодно, кроме папы, и бегу через мат, ныряя в воздух, и затем делаю переворот снова и снова, пока не оказываюсь напротив него, продолжая двигаться, чтобы разум не замедлил меня. Я поворачиваюсь и бью. Посылаю удар за ударом. Мои зубы сжимаются.

Я бью жёстче и жёстче, папа блокирует каждое движение, но я отказываюсь сдаваться. Я вытряхиваю остатки сна из своего тела и продолжаю бороться без мыслей и переживаний, пока папа не вскидывает свою правую руку в знак остановки.

Он подходит ближе, возвышаясь надо мной.

— Хорошо, но этого не достаточно. Тебе необходимо закончить бой менее чем за пять минут. Чтобы перейти на следующий уровень, ты должна делать это менее чем за две минуты. В жизни, если ты сражаешься в реальном бою, ты должна знать, как убить врага менее чем за минуту. Ты должна реагировать быстрее, Ари. Древние догадываются о твоих действиях, ещё до того, как ты о них подумаешь. В чём секрет? Перестань много думать.

Я смотрю на него, совершенно сбитая с толку.

— Менее чем за пять? Я ударила тебя. Разве ты не… — огромное количество разных слов приходит мне на ум. О чём я действительно хочу сейчас сказать, так это о своей гордости, но я знаю, что лучше не заниматься самовосхвалением.

Папа смотрит на меня в течение секунды, а затем выходит, не сказав больше ни слова.

Я хватаю полотенце с оружейных полок, вытираю лицо, возвращаю перчатки, мои мысли ещё не пришли в норму. Даже если бы я занималась сверх всякой меры, я бы не смогла победить кого-либо менее чем за минуту, а затем забыть своего врага. Я вздыхаю. Ну, я думаю, что разберусь с этим или стану обладателем множества ушибов, пытаясь это сделать.

Я подхожу к дверям лифта и захожу внутрь. Лифт взмывает вверх, открываясь на главном этаже нашего трёхэтажного дома. Я машу маме, которая смотрит какую-то кулинарную программу на телевизоре в гостиной. Благодаря Четвёртой Мировой Войне, 95% населения Сидии не может позволить себе еду. Почва была разрушена токсинами, поэтому на ней больше ничего не растёт. В рамках договора Древние культивируют почву, но они не могут или не хотят делать это на всей планете. Поэтому наши гениальные химики создали пищевые добавки. Одна таблетка заменяет целый обед. Проблема в том, что производить их очень дорого. Что же они решили? Поднять цены на настоящую еду, чтобы покрыть расходы. Таким образом, хотя сейчас никто не голодает, большинство не может позволить себе купить даже яблоко, пока остальные могут позволить себе всё, что пожелают. Всё что мама хочет, так это готовить и иметь необходимые приспособления, которые сделают процесс интересным для неё. Но она всё ещё чувствует себя виноватой, именно поэтому она перешла от изучения материалов к пищевым исследованиям. Думаю, если бы я не была настолько запрограммирована, чтобы стать управляющим, я бы, вероятно, попробовала выучиться на химика. Они делают много хороших вещей.

Двери моей спальни открываются, как только я оказываюсь рядом. Мне требуется время, чтобы пересечь ковёр. Мягкий ковёр обволакивает мои пальцы, и я погружаю их глубже, прежде чем достигаю гардеробной. Я сортирую одежду, выбирая наряд для сегодняшнего дня, а затем направляюсь в душ. Мне нужен план, как расспросить Джексона без привлечения лишнего внимания. Последнее, что мне надо, так это то, чтобы он в школе обратил на меня внимание Древних, разоблачив при этом нас обоих. Я должна оставить это в секрете… пока… пока я не смогу выяснить, почему он здесь… и почему он защищает меня. Двадцать минут спустя, я спускаюсь в дом, погружённый в тишину.

— Мама? — зову я.

— Я здесь! — кричит она из кухни. Я заворачиваю за угол и вижу, что она уже в белом халате химиков и тщательно исследует крошечную таблетку на столешнице. Она достаёт пипетку из кармана и распределяет коричневые капли по таблетке. Жидкая оболочка полностью покрывает её, меняя цвет с белого на тёмно-коричневый. Она передаёт таблетку мне.

— Сделай мне одолжение, попробуй это.

Я испытываю отвращение. Не то чтобы я против пищевых добавок. Я принимаю их каждый день, даже притом, что моя семья может позволить себе натуральные продукты. Но есть коричневую таблетку? Нет.

— Спасибо, но я не… голодна, — я отхожу от её протянутой руки, насколько это возможно.

— Ой, да ладно. Я испытываю новую формулу, которая наполняет таблетку ароматами. Вот это, — она улыбается крошечной точке в её руке, — шоколад.

Я смотрю на пилюлю с подозрением.

— Шоколад? — её улыбка расширяется, поэтому я уступаю и вырываю таблетку из её пальцев. — Ты…?

— Просто попробуй, — говорит она с волнением в голосе.

Я кидаю пилюлю в рот, и сразу же вкус плавленого шоколада разливается по моему языку.

— Ммм… Как ты это сделала?

— Секрет шеф-повара, — говорит она, прежде чем достаёт планшет из другого кармана и начинает записывать свои открытия. Я смотрю на неё в течение нескольких секунд, изучая её напряжённое лицо, улыбку, которая никогда не покидает её во время работы. Интересно, буду ли я выглядеть точно так же, любить свою работу и всё такое, или буду всегда серьёзной… как мой другой родитель.

Я беру несколько пищевых добавок для завтрака из кладовой и незаметно продвигаюсь к двери, оставаясь без внимания мамы. Я добираюсь до двери и надеваю на шею ключ-карту, которая обеспечивает мне доступ к электрону, к школе, к моему шкафчику и ко всему, в чём я могу нуждаться в течение дня. Сканер на двери переключается с красного (отсутствие карты) на зелёный (можно идти).

Я спускаю по улице, пытаясь не бежать и стараясь не думать, что может или не может случиться, когда я попаду туда и увижу его.

Я подхожу к трону, когда двери близки к тому, чтобы закрыться, и спешу подняться на борт. Серебряные стены, серебряные сидения, серебряный пол. Всё сделано из стали, и нет и малейшего намёка на чувство вины за то, насколько холодной это делает нашу поездку, поэтому я никогда не сижу на последнем уровне. Если первый этаж холодный, то последний просто арктический.

Трон окружает и соединяет четыре района, включая Сидию, столицу Америки, возрождённую после падения бомбы, уничтожившей во время войны предыдущий центр. Во всей Америке есть только три хорошо восстановленных города, и каждый отвечает за свою часть страны — север, юг, восток, запад. Они как маленькие государства, ответственные перед Сидией, которая управляет как всей страной, так и южным регионом. Остальная часть государства — пустырь, где всё ещё невозможно выращивать пищу и поддерживать естественные запасы воды. Всё необходимое люди в тех областях получают через их доминирующий город. То, как работает наше правительство, напоминает бизнес, но Четвёртая Мировая Война и её последствия не оставили выбора лидерам того времени. Нам нужны были действенные способы выживания и контроль власти. Это единственный способ, с помощью которого мы выживем, если Древние снова нападут.

Я проскальзываю на третье место и смотрю в окно, пытаясь сосредоточиться на своём плане, касающемся Джексона. Через несколько мгновений трон начинает движение, и я пускаюсь короткое путешествие в школу. Мы проезжаем через несколько жилых районов Процесс парка, района для высшего класса, где я живу. Здесь трёх-, иногда четырёхэтажные дома с большими передними верандами и безукоризненно ухоженными газонами. Богатство. Это то, что находится в Процесс парке. Богатство и надежда, именно поэтому школа, которую Парламент настаивал разделить между двумя районами, находится на территории Процесс парка.

Трон достигает школьной остановки, и половина из-нас идёт на эскалатор, который ведёт к главному входу. Я смотрю налево в сторону Лэндинг парка и тяжело сглатываю. Он выглядит пустынным, но что можно ожидать от квартир, предоставленных правительством. Здания взмывают в небо, и они стоят настолько близко друг к другу, словно их жители могут перепрыгивать из окна одного здания в окно другого. Несколько детей идёт по главной улице к школе. На них одежда, выделенная правительством: коричневые штаны, белая футболка и коричневый пиджак. Я смотрю на свой внешний вид и чувствую укол вины. Иногда я хотела бы…

— Ари Александр! — слышу я, а затем звучат быстрые преследующие шаги. — Где ты взяла эти ботинки?

Я поворачиваюсь вокруг, как только Гретхен, моя лучшая подруга, наклоняется потрогать мои новые кожаные ботильоны. Я улыбаюсь. Если мамино дело — кулинария, то Гретхен — мода. Мы сканируем возле двери наши ключ-карты, и я наполовину слушаю то, что Гретхен говорит мне о новой технологии, которая позволяет тебе изменить высоту твоего каблука, насколько это необходимо. Мы находимся практически у наших шкафчиков, и я собираюсь ей рассказать о прошлой ночи, когда моё дыхание перехватывает. За углом совершенно непринуждённо стоит Древний собственной персоной.

Джексон.