ПСИХОПАТОЛОГИЯ 2 page

¹⁹ Ibid., р. 203.

²⁰ Binswanger, Schizophrenie.

²¹ Ibid., S. 308.

* Ср. данное Гольдштейном определение тревоги как утраты мира, процитированное в Rollo May, Meaning of Anxiety (New York, 1950).

106 Критическое введение в экзистенциальный психоанализ А. Бинсвашера

ся перед лицом определенных феноменов, а затем абстрагируется от них; это значило бы, что он воспринимает, а затем абстрагируется от своего восприятия. Имеется в виду то, что подчеркивалось все это время — говоря словами Бинсвангера,

То, что мы воспринимаем, — это «прежде всего» не ощущения вкуса, звука, запаха или прикосновения, даже не вещи или объекты, но скорее значения ²².

Одно экзистенциальное априори, таким образом, управляет всем опытом — вплоть до самого непосредственного; и поэтому в нашем примере мы не говорим о событиях и ситуациях, которые, между прочим, внезапны и которые, следовательно, дают некоторое «объективное» основание для такого одностороннего абстрагирования. Скорее, именно Dasein как таковое организует себя во времени (sich zeitigt) (букв, «дает себе созреть»; «Бременится» (нем.). — Прим. перев.) в форме внезапности ²³. Для такого Dasein все, что происходит, происходит внезапно, и, следовательно, любое событие является потенциально вызывающим тревогу; и Dasein должно приложить усилия, чтобы отнести все события к категории всегда-было. Время, таким образом, «останавливается», не возможно никакое «экзистенциальное созревание»²⁴.

В этом общем контексте мы можем теперь описать психическую болезнь с точки зрения проникающего единообразия опыта как превалирующую однородность символического соотнесения. Под этим имеется в виду, что весь опыт, восприятие, познание и т. д. участвуют в и представляют одно экзистенциальное априори.

Здесь мы имеем признак того, что мы можем назвать трансцендентальными условиями возможности ненормальности, как ее выше определил Куби. Повторение, в том смысле, в каком его употребляет Куби, экзистенциально возможно только там, где весь опыт имеет одинаковую символическую ценность, не в смысле знака-соотнесения с подсознательной причиной, но скорее в смысле выражения экзистенциального априори, «общей универсалии» как причины, так и следствия (и, следовательно, того, что является трансцендентальным основанием как причины, так и следствия). Отсылаем читателя к главе III для более детального объяснения этой мысли. Позвольте нам просто заметить, что смысл повторения, который использует Куби, неизбежен в Dasein, в котором смысловой контекст настолько проникающий, что является необходимым условием любого опыта.

Здесь также выявляется значение экзистенциальной «денежной стоимости» термина заброшенность. Основной Dasein-аналитический критерий душевной болезни — это степень, в которой происходит отказ от свободы Dasein и передача ее власти другого. У невротика этот отказ только частичный; хотя его бытие-в-мире подавляется и управляется

²² Binswanger, Grundformen und Erkenntnis menschlichen Daseins (Zürich, 1953), S. 290.

²³ Binswanger, Schizophrenie, S. 261.

²⁴ Ibid., S. 260.

Психопатология 107

одной или немногими категориями, он постоянно прилагает усилия, чтобы удержаться за свою способность самоопределения. Эти усилия принимают форму отказа Dasein от некоторых из своих потенциальных возможностей для того, чтобы отвратить угрозу разрушения этого мира, который был так ограниченно сконструирован под эгидой одного доминирующего смыслового контекста, и, следовательно, разрушения «я». Но поскольку именно этот отказ от потенциальных возможностей существования и представляет собой начало разрушения (уплощения, сужения, опустошения) «я», все подобные усилия ведут к их собственному отрицанию, и невротик оказывается загнанным в угол. Неудавшаяся попытка решения своих проблем приводит к их подкреплению. Психо-тик идет на один шаг дальше и полностью предает себя власти другого. Цена, которую он платит за уменьшение переживания тревоги, — потеря его собственного самоопределения. При психозе Dasein полностью предан одному конкретному проекту мира *.

Во всех этих случаях Dasein больше не может свободно позволять миру быть, но, скорее, оно все больше предается одному определенному проекту мира, захватывается им, подавляется им. Технический термин для этого состояния преданности: «заброшенность»²⁵.

Мы вспоминаем, однако, из предыдущей главы, что заброшенность — это модус только одного из хайдеггеровских экзистенциалов, Befindlichkeit. Но, тем не менее, здесь он, по-видимому, принимает угрожающие размеры как самый основной среди них. Причина этого выявится сейчас, когда мы достигли точки, где мы можем точно установить, с хайдеггеровсих позиций, как раз то, из чего состоят модификации (Abwandlungen) необходимой структуры Dasein при психическом заболевании.

Свобода заключается в преданности Dasein своей заброшенности как таковой²⁶.

Свобода, таким образом, означает способность Dasein противостоять жестокому факту того, каким оно видит себя как сущее, неизменяемости и причинной действенности его прошлого и т. д., и через понимание (Verstehen) проектировать себя в будущее, в то же время желая ответственных отношений со своей собственной заброшенностью. В психической болезни Dasein предается проекту мира и, следовательно, миру сущих, с которым оно не устанавливает контакт активно и за который оно не берет на себя никакой ответственности. Трансцендентальное условие

* В этой связи наблюдения Эрвина Штрауса подсказывают подход к концепции сна тоже как уступки миру, структурируемому экзистенциальным априори. «Во сне мы не столько перестаем участвовать в мире, сколько мы полностью поддаемся ему. Мы сдаемся миру, отказываясь от своей индивидуальности. Мы больше не стоим на своем в мире, выступая против него». Erwin Straus, «The Upright Posture», Psychiatric Quarterly, Vol. XXVI (1952), p. 535.

²⁵ Бинсвангер, с. 244 данной книги.

²⁶ Там же, с. 275.

108 Критическое введение в экзистенциальный психоанализ А. Бинсвангера

для такого состояния дел — это экзистенциальное априори, которое проявляет заботу, в основном, в форме заброшенности и которое таким образом делает неподлинными другие экзистенциалы. Невроз и психоз должны, следовательно, рассматриваться как один способ, каким Dasein существует неподлинно, способ, определяемый несоразмерно большим местом экзистенциала заброшенности. Денежная стоимость термина заброшенность может, таким образом, быть выражена с точки зрения повторения. В психической болезни это повторение, с хайдеггеровских позиций, неподлинно *. Говоря словами Бинсвангера:

Dasein больше не простирается в будущее, больше не впереди самого себя, но, скорее, поворачивается в узком круге, в который оно заброшено, в бессмысленном, а это значит, безбудущном, бесплодном, повторении вокруг самого себя ²⁷ **.

Схематично: (1) Dasein конституирует свой мир с помощью смыслового контекста экзистенциального априори; (2) Dasein находит свой мир и свое «Я», конституируемые таким образом (Befindlichkeit)^ (3) Dasein либо (а) по-стигает свой мир и свое «Я» посредством свободного открытого (Weltoffen) отношения и проецирует себя по направлению к будущему (Sein-zum-Tod [бытие-к-смерти (нем.). — Прим. перев.]), в то же время осознав неизбежность его здесь и сейчас фактичности (модуса заброшенности), либо (Ь) сдается своему миру, фактичности (Verfallenheitу Verweltlichung [па&шестъ, омирение (нем.). — Прим. перев.]) и управляется как бы извне своим собственным модусом конституиро-вания мира (Ausgeliefertsein [отданность-в-руки-кого-либо (нем.). — Прим. перев^\)\ (4) энергия, затраченная на сохранение самоопределения за счет истощения экзистенциального потенциала (движение по направлению к неподлинности) = невроз; (5) абсолютный отказ от свободы «я» = психоз. Общий паттерн: проникающая однородность символического соотнесения с одним экзистенциальным априори = повторение.

Для Хайдеггера экзистенциальный модус заброшенности влечет за собой связь Dasein с фиксированной, детерминированной фактичностью, которая является необходимым компонентом человеческого существования. Когда этот модус затмевает все остальные, из этого следует, что Dasein может показаться вполне понятным, если соотнести его с тем, что неизбежно и неизменно в человеческом существовании. Тогда, с точки зрения онтологии, психоанализ с его теориями о психическом детерминизме, причинной действенности прошлого, влиянии биологических сил на спо-

* Описание подлинного повторения как выбора самого себя или свободного установления отношения со своей фактичностью см. в Kierkegaard, The Sickness Unto Death и Either/Or, Vol. II.

²⁷ Binswanger, Schizophrenie, S. 267.

** В «Экстравагантности» несвобода принимает форму попытки отвергнуть фактичность, заброшенность. С помощью этого дается определение Dasein. Им, таким образом, настолько же управляет его фактичность. Сравните понятие отчаяния возможности у Кьеркегора как результат отсутствия необходимости в Kierkegaard, The Sickness Unto Death, Ch. III. См. также с. 275 данной книги.

Психопатология

собность формирования и восприятия идей, оценивание и т. д., должен рассматриваться как наука о Dasein в модусе заброшенности.

С самого начала утверждалось, что экзистенциальное априори Бин-свангера есть проявление заботы, ее выражение в отдельном, живущем человеке. Из предшествующего исследования невроза и психоза может сложиться впечатление, что экзистенциальное априори можно в некотором смысле понимать как нечто отделимое от и каким-то образом более фундаментальное, чем тот, или иной, или все хайдеггеровские экзистен-циалы. Могло показаться, что тот или иной вид экзистенциально априорной категории, такой как непрерывность, благодаря чему-то, присущему самой этой категории, может сам оказывать влияние на структуру индивидуального Dasein. Поэтому необходимо снова подчеркнуть, что экзистенциальное априори представляет собой изначальную целостность всей структуры индивидуального Dasein («die ursprüngliche Ganzheit des Strukturganzen des Daseins» [Хайдеггер]). Дело не в том, что в неврозе и психозе один из экзистенциалов исключает все остальные, поскольку, E действительности, хайдеггеровские экзистенциалы не «функционируют» и не могут функционировать в изоляции. Каждый предполагает другие.

Понимание (Verstehen), например, ведущий способ существования Dasein, былс бы невозможно без той основной непосредственной близости к вещам-кото-рые-есть, присущей Dasein от рождения. Таким же образом не могло бы бьгп никакой подобной Befindlichkeit, если бы к самой сущности Dasein не относилось принимать участие посредством толкования, т. е. понимания ²⁸.

Модификация необходимой структуры, которая известна как душевная болезнь, — это модификация структурного целого заботы, в которой Dasein больше не устанавливает связь (через Verstehen) со свое* собственной фактичностью свободно. Dasein как Verstehen и Rede таки* образом становится подчиненным тому модусу бытия-в-мире, который называется заброшенностью. Это, говоря словами Бинсвангера, «несвобода, которая сама себя выбрала» ²⁹.

Когда мы устанавливаем индивидуальное экзистенциальное априор* человека, такое понятие, как «непрерывность», описывает способ, какил Dasein конституирует свой мир и устанавливает с ним связь, и это означае^г способ, каким разум устанавливает связь с тем, что по необходимости есть способ, каким язык выражает, схватывает и формирует мир, способ, какш пространство структурируется осмысленно, способ, каким переживаются будущее, настоящее и прошлое как таковые. Мы также и, возможно, боле< существенно, указываем на свободу в Dasein, благодаря которой Daseii структурировало таким образом свой мир и свое «я». Эта свобода и ест\ то, что теряется при душевной болезни. Сказать об индивидууме, что ег(экзистенциальное априори — это, скажем, непрерывность, не значит, самс по себе, сказать, что он «болен». Сказать, однако, что для того, чтобы οι мог переживать мир так, как он его переживает, он должен был в значи

²⁸ Thomas Langan, The Meaning of Heidegger (New York, 1959), p. 23.

²⁹ Binswanger, Drei Formen Missglückten Daseins, (Tübingen, 1956), S. 61.

110 Критическое введение в экзистенциальный психоанализ А. Бинсвангера

тельной мере отказаться от своей свободы понимания и отдать ее миру, это значит сказать, что он «болен». Мир, которому он отдал свою свободу, это не мир «вообще», а мир, структурированный самим Dasein. Этот парадокс несвободы, которая сама себя выбрала, капитуляции перед миром своего собственного структурирования, это то, что, для Бинсвангера, наиболее существенно характеризует динамический порочный круг невротической тревоги. Разрешение парадокса за счет полной капитуляции и ставшей бессрочной утраты свободы характеризует психотика. Таким образом, такая категория, как непрерывность, когда она используется для того, чтобы охарактеризовать экзистенциальное априори у душевнобольного, указывает на слабеющую, борющуюся свободу (невроз) или на свободу как трансцендентальное условие существования, которое больше не выполняется (психоз), а также на трансцендентально необходимый смысловой контекст, который структурировал этот мир.

Из этого следует, что Бинсвангер делает основное ударение главным образом не на число экзистенциально априорных категорий, но на способ, каким Dasein устанавливает связь со своим «я» и миром как обнаруживающимся в этих категориях и посредством этих категорий. Экзистенциальное априори — не объект, стоящий перед сознанием, но, как указывалось в предыдущей главе, горизонт существования, матрица, в рамках которой бытие, мир и «я» становятся доступны для Dasein. Свобода Dasein не означает противостояние идее или категории, но указывает на способ установления Dasein своей связи с этим миром и «я», которое появляется в контексте экзистенциального априори. Свобода в этом смысле предполагает, таким образом, постоянную открытость вещам и «я» и готовность Dasein творчески понимать или вновь создавать то, что есть.

Когда Бинсвангер говорит о «чрезвычайно разнообразном сплетении связей и соединений здорового»³⁰, он говорит о множественности экзистенциально априорных категорий, которые определяют мир здорового. И здесь, и в главе III указывалось, что «сила» этих экзистенциально априорных категорий заключается в самом Dasein как свободе. Эту многочисленность экзистенциальных априорных категорий, которая характеризует здоровье для Бинсвангера, нужно понимать как необходимое сопутствующее обстоятельство экзистенциальной свободы. Любая из этих категорий может стать отличительным свойством невротического или психотического индивидуума, как только исчезает сила, которая утверждает ее. Разнообразное сплетение связей здорового представляет свободу и способность Dasein как понимающего вновь переживать и вновь создавать то, что есть, в то же время желая самому быть ответственным и связанным обязательствами по отношению к миру и «я», таким образом переживаемых и таким образом создаваемых.

Я заканчиваю замечанием, что мы не изменили наше определение экзистенциального априори как конкретного проявления онтологически априорной структуры заботы. Однако мы подчеркнули присутствие или отсутствие свободы как необходимое условие.

Binswanger, Existence, op. cit., p. 205.

VI

DASEIN КАК КОНСТИТУИРУЮЩЕЕ: БИНСВАНГЕР, ХАЙДЕГГЕР, САРТР

Кант и Хайдеггер

В главе I была высказана мысль, что, для Хайдеггера, забота и экзи-стенциалы функционируют строго аналогично кантовским категориям рассудка. Тогда был поднят вопрос, в каком смысле Dasein является конституирующим и что оно конституирует. Был дан ответ, что система отсчета — Bewandtnis Zusammenhang — это то, посредством чего Dasein конституирует бытие своего мира и «я». Теперь важно подчеркнуть, что для Хайдеггера есть большая разница между утверждением, что Dasein конституирует объекты, и утверждением, что Dasein конституирует бытие объектов. Хайдеггер ни в коем случае не хочет сказать первое, но он как раз утверждает последнее.

Мы снова можем обратиться к Канту за разъяснением этого момента. Как вы помните, Кант называет себя как трансцендентальным идеалистом, так и эмпирическим реалистом. Этим он хочет сказать, что он является идеалистом постольку, поскольку он считает объекты познания видимостями или представлениями вещей-в-себе, и что время и пространство есть, следовательно, только чувственные формы интуиции ¹. Он реалист постольку, поскольку он настаивает, что объекты в пространстве и времени так же реальны, как последовательность наших идей ². Другими словами, то, что конституирует рассудок, есть представительство внешней независимой реальности. Вещи не существуют в уме, для Канта, но они познаются и формируются умом.

¹ Kant, The Critique of Pure Reason, trans, by Norman Kempt Smith (London, 1953), A 369.

² H. J. Paton, Kant's Metaphysics of Experience (London, 1951), Vol. II, p. 375.

112 Критическое введение в экзистенциальный психоанализ А. Бинсвангера

Хайдеггер представляет нам рассуждение и разграничение, которые поразительно похожи. Мы можем, я думаю, сформулировать это таким образом: Хайдеггер является онтологическим идеалистом, но оптическим реалистом. То есть, для Хайдеггера, Dasein конституирует бытие, но не сущие. Поэтому Хайдеггер может говорить об истине как gegenstehenlassen von..} (позволение противостояния...) и как des Seinlassen von Seienden* (позволение сущим быть), не ставя под угрозу свою позицию, что Dasein как забота (и структуризация во времени) — это онтологическое основание возможности того, что сущие могут быть встречены ⁵. В самом деле, так же как эмпирический реализм Канта необходимо связан с трансцендентальным идеализмом, так онтологический «идеализм» Хайдеггера, понятый правильно, подразумевает этот оптический реализм.

Эта аналогия между Кантом и Хайдеггером наводит на мысль, что для Хайдеггера онтология — это трансцендентальная дисциплина, похожая на метод Канта в «Критике чистого разума», и, соответственно, что критический метод Канта, который кажется «только» эпистемологическим, в действительности, для Хайдеггера, есть достижение в онтологии. В главе I я обратил ваше внимание на идиосинкразическое рассуждение о необходимых условиях, которое является не только отличительной чертой критической философии, но и одной из наиболее бросающихся в глаза характеристик метода Хайдеггера. Здесь необходимо подчеркнуть, что для Хайдеггера именно такого рода рассуждение о необходимых условиях является определяющим для онтологии, в противоположность тем дисциплинам, которые, хотя и носят такое же имя, со времен Платона занимались скорее сущими, чем бытием⁶. Ланган, развивая онтично-онтологическое разграничение Хайдеггера, высказывает эту же мысль:

Постичь что-либо «оптически» значит постичь это в его полной детерминации как конкретный феномен. Чтобы постичь это «онтологически», т. е. в его полном бытии, нужно думать, что стоит за феноменом, чтобы постичь основание его возможности — что это то, что дает возможность этому феномену быть, как он есть ⁷.

С хайдеггеровских позиций, таким образом, Кант, показав, что время — это чувственная форма всякой интуиции, показал, что смысл сущих следует искать в Dasein и, следовательно, что время — горизонт бытия. Здесь нужно подчеркнуть, говоря прямо, что для Хайдеггера наделить смыслом значит наделить бытием — и, следовательно, Dasein как уникальный источник смысла в мире⁸ есть уникальное основание бытия.

³ Martin Heidegger, Kant und das Problem der Metaphysik (Bonn, 1929), S. 71.

⁴ Heidegger, Vom Wesen der Wahrheit (Frankfurt, 1954), S. 14.

⁵ Heidegger, Sein und Zeit (Tübingen, 1953), S. 366. ⁸ Ibid., p. 28.

⁶ William Barrett, Irrational Maw^v(New York, 1956), p. 189.

⁷ Thomas Langan, The Meaning of Heidegger (New York, 1959), p. 74.

Dasein как конституирующее: Бинсвангер, Хайдеггер, Сартр 113

Вопрос, который естественно приходит на ум в качестве возражения, был бы потребовать у Хайдеггера какого-либо подтверждения этого уравнивания смысла и бытия. Такой вопрос, однако, предполагает возможность, что бытие можно представить как независимое от смысла, а, для Хайдеггера, это значит независимое от Dasein. Этот вопрос, фактически, исходит из субъект-объектного расщепления, на ослабление которого направлено хайдеггеровское понятие Dasein как бытия-в-мире. Мы опять наталкиваемся на постулирующую природу хайдегге-ровского (и критического) доказательства. Нельзя задать Канту вопрос, как появляются категории, что заставляет их функционировать, ибо дело критической философии — рассуждать о том, что делает возможным сущность такого рода вопроса. Таким же образом Хайдеггер утверждает, что Dasein существует так, как оно существует, только на основании его бытия по существу в-мире как наделяющего смыслом, соотнесением, ориентацией (Bewandtnis). Любое спрашивание, для Хайдеггера, возможно только на основании бытия-в-мире Dasein, понимаемого таким образом.

Спрашивать, что есть то, что конституирует.Dasein, когда оно конституирует бытие, значит спрашивать, что есть бытие. Так как Хайдеггер не хочет, чтобы вопрос о бытии соскользнул в традиционную форму поиска сущего (т. е. ens realissimum) «там», он может начать отвечать, только сказав, что бытие есть основание сущих в том смысле, что бытие есть то, что делает возможным то, что сущие (Vorhanden) появляются как таковые. Dasein — это контекст, в котором сущие появляются как конкретные феноменальные сущие. Этот контекст — смысловой контекст, которому Хайдеггер дает имя забота. Забота — это не один возможный смысловой контекст среди других, но, скорее, сам смысловой контекст, трансцендентально априорная основа человеческого существования, как оно в действительности проявляется. Что Dasein конституирует, когда оно конституирует бытие? Ответ состоит в том, что оно конституирует возможное^ сущих. Оно делает это, позволяя сущим быть тем, что они есть и так, ка* они есть. И поскольку сущие не могут быть иначе как в контексте заботы, то оказывается, в результате беспрецедентного диалектического поворота, что для Dasein конституировать бытие означает, что оно не конституирует сущие". «Наш способ познания, — заявляет Хайдеггер, говоря с Канте, — не является оптически созидательным» ⁹.

То, что я называю онтологическим «идеализмом» и оптическим «реализмом» Хайдеггера, — это его ответ на проблему, которую в своед исследовании Канта он так точно формулирует:

Как может конечное человеческое Dasein заранее выйти за пределы (транс цендировать) существующего [сущего, в противоположность бытию], когд оно не только не создало это существующее, но и зависит от него, чтоб! существовать как Dasein ¹⁰?

* Возможно также, что Хайдеггер пытается предоставить источник чувствительности понимания, о котором Кант, в AI5, В29, говорит, что он неизвестен. См. Heidegger, Kant, S. 3!

⁹ Heidegger, Kant and the Problem of Metaphysics, trans, by James S. Churchi (Bloomington, Ind., 1962), p. 76.

¹⁰ Ibid., p. 47.

114 Критическое введение в экзистенциальный психоанализ А. Бинсвангера

Повторим то, что было сказано в главе I. Позиция Хайдеггера состоит в том, что, говоря оптически, мир есть не- «я». Говоря онтологически, Dasein есть в-мире (auf das Seiende angewiesen [зависит от сущего (нем.]. — Прим. перев.]) и конституирует бытие мира с помощью сетки смыслов, через которую открывается (пассивно, рецептивно), обнаруживается (оптический) мир (das Seiende). Dasein как онтологическое основание сущих и как то, что конституирует бытие, есть, мне кажется, смысл хайдеггеровского повторения (wieder-holung) коперниканского переворота Канта:

Онтическая истина, таким образом, должна неизбежно соответствовать онтологической истине. Это правильное толкование значения «Коперниканского переворота». Этим переворотом Кант проталкивает вперед проблему онтологии ^п.

Какова в этой связи роль феноменологии? В главе I указывалось, что феноменология была бы методом преимущественно для философии, которая с помощью необходимого постулата придерживается представления о конституирующих способностях «я». Объяснение, которое там было дано, вкратце состоит в том, что, при условии этой конституирующей функции, противостоять миру, исходя из привилегированной системы отсчета или объяснительной системы, это значит не понимать мир, как его конституирует «я» (Daseira*), но, фактически, конституировать мир. Для Хайдеггера онтология — это рассуждение об обязательных условиях сущих как сущих, чтобы постичь сущность бытия. Феноменология, следовательно, поскольку это наиболее точный способ подхода к возможности сущих (рассматриваемых как не-«я»), есть, для Хайдеггера, основной инструмент он-толога: «Онтология возможна только как феноменология» ¹²*.

¹¹ Ibid., р. 22.

¹² Heidegger, Sein und Zeit, S. 35.

* Теперь, когда Kant and the Problem of Metaphysics («Кант и проблема метафизики») Хайдеггера появилась в превосходном переводе на английский язык, можно лучше понять значение кантовских элементов его философии. Поскольку, конечно, именно в этой работе, а не в «Бытии и времени», кантовский элемент сделан совершенно явным. Например:

«Следовательно, то, что делает связь с существующим (оптическое знание) возможной, это предшествующее понимание строения бытия как существующего, то есть онтологическое знание», (р. 15)

«Тем не менее, оптическое знание само по себе никогда не может согласовываться 'со' своими объектами, потому что без онтологического знания оно не может иметь даже возможного 'с чем' (Wonach] согласования», (р. 118)

«Эта всеполнота, состоящая из чистой интуиции и чистого рассудка, заранее объединенных, 'конституирует' свободное пространство, в котором все существующие могут быть встречены», (р. 81)

«Разве, в таком случае, не следует, что онтологическое знание, когда оно достигнуто в трансцендентальном воображении, является созидательным?.. Онтологическое познание не только не создает существующего, но оно даже не устанавливает свою связь непосредственно и тематически с существующим... Но с чем, в таком случае, оно устанавливает свою связь? Что познается в онтологическом познании? Ничто. Кант называет это X и говорит об 'объекте!.. Под Ничто мы понимаем не существующее, но, тем не менее, 'нечто'. Оно служит только в качестве 'коррелята', т. е. в соответствии с его

Dasein как конституирующее: Бинсвангер, Хайдеггер, Сартр 115

Связь Бинсвангера с Хайдеггером

Как утверждалось в главе I, не вполне точно просто сказать, что Daseinsanalyse Бинсвангера — это расширение или применение онтологии Хайдеггера к оптическому уровню. Если хайдеггеровская переформулировка коперниканского переворота Канта заключается в определении места Dasein как заботы в качестве онтологически априорного условия сущих, тогда то, что мы назвали экзистенциальным априори Бинсвангера, должно представлять собой в идеальном случае наиболее полное или единственно возможное расширение взглядов Хайдеггера до онти-ческого уровня. Хотя исследования Бинсвангера являются оптическими, так как они касаются отдельных индивидуальных сущих- людей, они являются более чем оптическими, так как, насколько это касается каждого изучаемого индивидуума, его исследования имеют отношение к тому, что делает возможным опыт отдельного индивидуума. В главе I мы назвали такую дисциплину (которая занимается трансцендентально априорными основными структурами и возможностями конкретного человеческого существования) ни онтологической, ни оптической, а «мета-онтической». Вопрос, который мы теперь задаем, заключается в том, насколько исследования Бинсвангера на мета-оптическом уровне вписываются в хайдеггеровскую схему?

Медард Босс, чьи произведения по психиатрии во многих отношениях демонстрируют согласие с Бинсвангером, является, тем не менее, самым громкоголосым критиком того, что он считает неправильным пониманием Хайдеггера у Бинсвангера. Говоря о взгляде Бинсвангера, что невроз и психоз можно рассматривать как модификации основной структуры Dasein, Босс говорит:

Трансцендентность как тот единственный фактор, который определяет сущность бытия человеком и его бытия-в-мире в хайдеггеровском смысле, никогда не означает вид связи, реализуемой посредством первоначальной имманентности, которая может быть «модифицирована» в тот или иной модус Dasein. Трансцендентность и бытие-в-мире в [хайдеггеровском] анализе Dasein — это, скорее, названия для одной и той же вещи: той неизменной и базальной необходимой структуры Dasein, которая лежит в основании всех связей ¹³.

Босс понимает хайдеггеровское понятие Dasein как в-себе, необъективируемый приниматель объектов; можно было бы почти сказать, что

Date: 2015-06-08; view: 504; Нарушение авторских прав