L 02-1. Похищение

Имея на борту полностью законченное противоядие, яхта причалила к краю пирса, чтобы Суруга смог купить кое–какие продукты в городе. В каюте L и Такахаси дегустировали приготовленные Хитоми кушикатсю[24], еще одно знаменитое осакское блюдо. И хотя вечер только начинался, скромный праздничный ужин был уже в самом разгаре.

– Завтра я проведу пару тестов и сделаю Маки укол. После этого мы проинформируем полицию о планах террористов, восстановим доброе имя Никайдо, и дело в шляпе.

– Отлично. Остается вопрос, как передать противоядие доктору Кудзё, ведь она инфицирована. Ну, я думаю, мы найдем подходящий способ, как только она окажется в тюрьме, – L откусил от шампура с жареной свининой и окунул его обратно в соус.

– Эй! Рюзаки, не делай так! – Такахаси нахмурился.

– Почему?

– Соус общий, нельзя макать в него кусок, от которого ты уже откусил. Никакого повторного макания!

– Не стоит беспокоиться, – L помахал контейнером с соусом перед глазами Такахаси. На боку коробочки красовалась бумажная этикетка «ЛИЧНЫЙ СОУС РЮЗАКИ».

– Ты, я вижу, подготовился, – Такахаси с сомнением смотрел на соус. – Не возражаешь, если я попробую немного?

Не говоря ни слова, L протянул ему контейнер.

Профессор капнул на шашлык ровно одну каплю и откусил кусочек. Его глаза полезли на лоб, он явно никогда прежде не ощущал подобного вкуса. Слишком воспитанный, чтобы плеваться, он проглотил отвратительную смесь.

– Т–такой сладкий. Рюзаки, это ведь не..?

– Шоколадный сироп. Повторное макание приветствуется.

– Никто не захочет снова макать туда что–нибудь, идиот, – Такахаси вытирал рот салфетками. Хитоми вошла в каюту, неся в руках новые тарелки с едой.

– Разве это не порция Маки?

– Она сказала, что не очень хорошо себя чувствует. Пойду, проверю, как она там. Кстати, ты уже поговорил с господином Рюзаки?

– Сейчас, сейчас... – окончательно подавив сладость шоколада пивом, Такахаси наклонился вперед в кресле.

– Слушай, Рюзаки. Хитоми и я говорили о том, как Маки одинока сейчас. Она ведь потеряла обоих родителей. Мы думали о том, чтобы удочерить ее. Что скажешь?

L улыбнулся.

– Спасибо. Теперь я могу...

– Можешь что?

– Ничего.

Несмотря на то, что жить ему осталось всего два дня, L с улыбкой поднял бокал.

– Профессор Такахаси, произнесите тост.

– Что ж. Выпьем за успешно найденное противоядие и новую счастливую жизнь Маки.

Едва они чокнулись, вернулась взволнованная Хитоми.

– Маки исчезла!

L и Такахаси бросились в ее каюту. На столе лежала плитка шоколада и письмо. Оно было адресовано L.

Дорогой Рюзаки.

Спасибо за все. Я долго думала и решила сделать то, что обязана была сделать уже давно.

– Что она имеет в виду? Что она обязана была сделать? – Такахаси быстро пробежал глазами записку.

L задумался на мгновение, затем включил компьютер, стоящий у кровати. Он быстро нашел последнюю открытую Маки Интернет–страницу. На экране возникла карта погоды Осаки.

– Карта погоды? Она открыла ее прямо перед тем как убежать. Возможно, она беспокоилась о дожде?

– Нет, она проверяла направление ветра, – L сильно закусил ноготь большого пальца.

– Направление ветра... – повторил Такахаси, – Это может плохо кончиться.

†

Корабли пересекали спокойные воды залива возле Осаки.

Маки стянула с головы бейсболку с символикой «Тигров» и бросила взгляд на мыс. Сюда они с родителями приезжали во время своих визитов в Осаку, чтобы повидать семью Амане. Маки стояла на краю обрыва, повернувшись спиной к воде. Ветер дул ей прямо лицо.

– Я поступаю правильно. Правда, папа?

Вскоре вдали показалась одинокая фигура. Она быстро приближалась и вскоре остановилась возле Маки на вершине скалы.

– Спасибо, что позвонила мне, Маки.

– Доктор Кудзё, вы пришли одна?

– Да, я никому не сказала, что иду сюда.

С тихой решимостью, Маки подняла взгляд.

– Противоядие будет закончено завтра.

– Это точно?

– Профессор Такахаси собирается рассказать все полиции. О том, как вы планировали теракт. О том, как вы убили моего отца. Но... – Маки шагнула вперед, – может быть, вы с самого начала собрались умереть, доктор?

Кудзё, сохраняя полное спокойствие, кивнула.

– Тогда я должна заставить вас жить дальше, чтобы вы смогли загладить свою вину, искупить свои грехи, – Маки обдумывала эту мысль с тех самых пор, как потеряла отца.

– Маки... – глаза Кудзё расширились от изумления.

– Мой отец всегда говорил мне, что нельзя забывать о вещах, которые ты обязан сделать, несмотря ни на что. И я хочу, чтобы вы взяли на себя миссию моего отца. Поэтому, пожалуйста, давайте начнем все сначала. Если же вы не согласны... – Маки выхватила из–за пояса нож и сжала его в руке, – я убью вас, а потом покончу с собой.

Кудзё, вздохнув, огляделась.

– Вот почему ты решила назначить встречу здесь. Вирус не распространится, и мы будем единственными погибшими.

Маки кивнула. Ее отец неоднократно рассказывал ей о рисках взаимодействия со смертельными вирусами. Он также объяснил ей, что в один прекрасный день, возможно, ей придется пожертвовать собой ради других.

– Маки, ты все еще веришь в меня? И можешь простить после всего, что случилось?

Маки закрыла глаза, воскрешая в памяти смерть отца. Женщина, которой он доверил свою жизнь, и которая являлась причиной его смерти, стояла сейчас перед ней. На мгновение жгучая ненависть захлестнула ее душу, но Маки заставила ее исчезнуть.

– Может быть, я вас еще не простила. Но я в вас верю.

Кудзё отвернулась и смотрела теперь вдаль. Бесконечные ряды домиков рассыпались по другой стороне залива. Это была теплая и ​​мирная картина. Маки встала рядом с Кудзё и тоже взглянула на залив.

– Доктор Кудзё, это место наполнено счастьем. Конечно, там есть и плохие люди, но все равно каждый пытается прожить свою жизнь в меру своих возможностей. Вы хотите уничтожить все это?

Помолчав, Кудзё, видимо, приняла решение.

– Ладно, Маки. Я признаюсь во всем. В убийстве твоего отца. В том, что мы пытались сделать.

– Доктор Кудзё... спасибо.

Они взялись за руки. Теперь, среди отчаяния, ненависти и тоски последних дней, их связала крохотная ниточка надежды.

– Маки, если мы останемся здесь...

Ее слова были прерваны визгом шин – по песчаной дорожке к обрыву неслись автомобиль и мотоцикл. Они затормозили в двух шагах от стоящих, лишая их всякой возможности бежать. Матоба в панике выбрался из машины.

– Доктор Кудзё, вы поступаете неразумно, действуя в одиночку, – раздраженно заметил он. – Что, если бы девочка попыталась сбежать? Она теперь ценный заложник. Благодаря ей, мы сможем противостоять L и его Тетради Смерти.

– Господин Матоба, я... – Кудзё загородила Маки своей спиной. Через мгновение она обернулась и взглянула в глаза девочки. На ее лице блуждала улыбка, словно она отбросила все свои недавние эмоции и надела новую маску. Кудзё толкнула Маки прямо в руки Матобы и подняла вверх правую руку. В ней был зажат предмет, похожий на ампулу.

– Господин Матоба, мы получили не только девочку. Она принесла противоядие. Этой ампулы должно быть достаточно, чтобы привить весь «Синий Корабль».

– Доктор Кудзё! – крик Маки прервался, когда Матоба зажал ей рот рукой.

– Похоже, план Кониши по установке жучка сработал отлично, – заметил Йошизава.

– Зови меня Ониши, – улыбнулся тот.

Матоба заталкивал Маки в машину. Краем глаза девочка заметила темную фигуру на дороге, стремительно приближающуюся к ним.

– Рюзаки!

Все обернулись. L яростно жал на педали велосипеда, мчась к обрыву.

– Ну что ж. Герой всегда опаздывает к началу представления. Только на этот раз он пропустил и финал. Девочка и противоядие теперь в наших руках.

Кивнув Хатсуне, Матоба залез в машину. Она тронулась, подняв облако пыли и песка.

Хатсуне вытащила нож–стилет и провела языком по краю лезвия. L резко затормозил, тяжело дыша. В его руках не было ничего кроме зонтика.

– Думаешь, сумеешь справиться со мной?

Быстрое и изящное, словно оса, лезвие мелькнуло в воздухе и задело рукав L. Кровь потекла по его руке, лицо исказилось от боли. Оторвав болтавшийся край рукава, L поднял зонтик, точно это была шпага.

– Спасибо, теперь мне гораздо удобнее.

– Сумасшедший неудачник! – Хатсуне метнулась вперед с ножом в вытянутой руке. L не давал ей приблизиться, размахивая своим длинным зонтиком.

– Сда–вай–ся! – лезвие трижды опасно приближалось к телу L, но каждый раз вспарывало лишь воздух. Хатсуне сердито пнула песок. L пригнулся и резко раскрыл зонтик, задев им лицо женщины.

– Слишком медленно! – Нож разрезал нейлоновую ткань зонтика. Победную улыбку на лице Хатсуне сменила гримаса удивления, она, опешив, отступила на шаг назад. L уткнулся головой в песок, как лягушка, потерявшая равновесие. Его ноги взметнулись вверх и ударили Хатсуне в плечо. Стилет отлетел на землю.

– Неплохо. Но теперь ты потерял последний шанс догнать машину.

Хатсуне подбежала к мотоциклу, перекинула ногу через сидение и помахала на прощание. Поднялась настоящая песчаная буря, пока она неслась вниз по дороге.

L бросился вслед за автомобилем, который увозил Маки. Его изогнутая спина выпрямилась, тело выжимало из себя все, на что было способно. L с самого начала знал, что не сможет догнать Матобу. Знал, что ему не выиграть соревнование в скорости с автомобилем. И все же он продолжал бежать. Он бежал, как человек, сражающийся за все те вещи, которые кажутся смехотворными и нелепыми в этом мире. Как человек, день за днем борющийся с великим злом во имя справедливости.

Автомобиль исчез за поворотом. L упал на колени, хватая ртом воздух.

– Лайт... Это чувство, когда ты не можешь защитить того, кого обещал спасти... Это и есть тот новый мир, о котором ты говорил?

Свет фар постепенно тускнел вдали. Кровь из раны текла по руке L, пачкая сломанные часы, носимые им в память о Лайте, и капала на асфальт. Он ударил кулаком по земле. Раз, другой, третий. Снова и снова. L не прекратил даже когда костяшки его пальцев окрасились красным.

– Лайт... мое сердце... болит...

Это была боль, которую L подавлял всю свою жизнь. Боль, которую он вынужден был терпеть, чтобы оставаться тем, кем он был – непревзойденным детективом.

Как можно было описать лучшего детектива в мире, не скатываясь в перечисление его аналитических способностей? Каким L видели окружающие? Его считали эксцентричным, смакующим жуткие убийства человеком–компьютером, затворником, социопатом, запертым в мире холодных чисел. Что L думал по поводу подобных пересуд, мог сказать только он сам. Но никто из окружающих не мог по–настоящему понять его душу. Понять, что L не забыл и не мог забыть лица тысяч виденных им жертв. Кто мог залезть в душу человека, который всю свою жизнь сталкивался с преждевременной смертью, горькими слезами выживших, потерявших своих близких, обесцениванием жизни, ставшим обыденностью? Кто мог измерить боль такого человека?

Был ли этот груз так тяжел, что плечи L согнулись под его весом? Была ли эта боль так страшна, что оставила вечные синяки под его глазами? Было ли это чувство настолько горьким, что каждый кусок пищи он должен был посыпать сахаром? Хронически поникшие плечи, неизбежные темные круги под глазами, эксцентричный вкус – L был олицетворением Справедливости и подавлял боль, как мог, но знаки ее впечатались в само его тело.

L обхватил голову руками и завыл, глядя в безучастное небо, давая волю агонии, царившей в его душе.