Административно-рыночная экономика позднего СССР и обычное право — неписаные законы

«Неписаный закон» определял жизнь советских людей в самых различных сферах в эпоху «развитого социализма». По мнению некоторых исследователей, он полностью господствовал в экономической сфере. В экономике «цеховики» создавали подпольные частные предприятия, действовавшие по своим, естественно, законам. В эпоху острого дефицита на многие товары и услуги доступ к ним граждан СССР определялся не рынком, а теми же обычно-правовыми нормами. Прошлая эпоха, к сожалению, не оставила нам глубоких научных исследований «неформальной экономики». О ее масштабе можно судить лишь по отдельным делам, получившим большую огласку, по собственным наблюдениям и городскому фольклору тех лет.

Например, много говорилось о том, что слово «купить» вообще выпало из употребления, будучи замещенным словом «достать». «Достать» дефицитный товар можно было только будучи встроенным в сеть неформальных связей по родству, дружбе и т. д., такую возможность давала также принадлежность к номенклатуре, имевшей привилегии в системе распределения, либо обладание иными эквивалентными дефициту ресурсами (прежде всего престижными), которые использовались в обменных операциях. Ходили многочисленные анекдоты про «отличительные черты развитого социализма», отражавшие «черное» перераспределение, например, «о полных холодильниках при пустых прилавках магазинов». Отметим, что существовавший порядок вещей также воспринимался большинством населения легитимным, несмотря на то, что он категорически противоречил официальной идеологии и существовавшим нормативно-правовым актам. Попытку концептуализации неформальных практик в бывшем СССР, которую с таким же успехом можно определить как криминальную, предпринял один из теоретиков экономической реформы 90-х экономист В. А. Найшуль. Она, на мой взгляд, заслуживает внимания, так как исходит не из «патологии», а из «нормы», определявшей функционирование экономической подсистемы в тот период времени.

\033\

Найшуль полагает, что экономика брежневского периода не была ''командной», как это принято считать. Она закончилась после смерти Сталина, перейдя а рыночную ипостась. Однако этот рынок он называет «административным», также базировавшимся на частной собственности, а официальное господство государственной собственности, по его мнению, не более чем миф. Частная собственность, как утверждается, существовала де-факто и закреплялась обычным правом. Под обычным правом он понимает нормы, которые поддерживаются общественным мнением: «У нас есть огромное количество норм обычного права, которые никак не защищаются официальным законом, и, наоборот, много писаных законов, не поддерживаемых общественным мнением».

Например, реальная приватизация квартир, с его точки зрения, состоялась в 60-е— начале 70-х годов, когда де-факто была установлена норма, запрещавшая почти во всех случаях выселение жильца с его жилплощади; в течение всего брежневского периода происходило расширение прав управленцев, завершившееся номенклатурной приватизацией, которая впоследствии обрела юридическую (официальную) форму.

По Найшулю, при развитом советском «административном рынке» осуществлялась торговля не только товарами и услугами, как на Западе, но и всем, что имеет цену в иерархическом обществе: положением в обществе, властью и подчинением, законами и правами их нарушать, квалификационными дипломами. Он считает, что при таком рынке коррупция (по западному законодательству) у нас не была коррупцией {по обычному праву), а необходимым звеном «административного рынка". Это положение иллюстрируется примером: «Секретарь сельского районного комитета партии мог "придержать" прокурора, чтобы председатель колхоза имел возможность незаконно нанять шабашку, которая позволит вытянуть план и колхозу, и району. Такие обмены не являлись и не являются коррупцией (в смысле преступления), а сложной системой всеобъемлющего административного рынка, где "все покупается и продается"». Подобный рынок породил и адекватную ему правовую систему: «Обменные отношения, при которых надо все согласовывать, охватывая все более широкие сферы общественной жизни, начали формировать новое обычное право» (Найшуль 1991).

Обычное право, как справедливо отмечает Найшуль, не рефлексирует-ся акторами, актуализируясь в их сознании лишь в конфликтных ситуациях, когда вновь вводимые нормативно-правовые акты наталкиваются на сопротивление граждан. Симптомом нарушения действующих обычно-правовых норм являются и случаи массового саботажа принятых законов, что означает, по сути, то, что они не отвечают представлениям населения о должном, справедливом, законном. Найшуль формулирует весьма интересное суждение, которое полностью совпадает с главной идеей данной

\034\

работы, а именно: выразив свое удивление в связи с тем, что ему не удалось обнаружить в России ни одного специалиста по современному обычному праву, он высказывается за разработку новых правовых теорий, которые в будущем призваны обогатить мировую юриспруденцию. Автор имеет в виду как признание «неписаного закона» правом, так и его всестороннее изучение юридической наукой.

Пытаясь внести в это свой посильный вклад, он раскрывает некоторые обычно-правовые механизмы, на базе которых осуществлялось регулирование советской экономики. Обнаруживается нечто подобное «репутаци-онной этике», о которой шла речь выше в связи со странами Востока. Например, уже в «перестройку» финансовые операции между агентами рынка стали осуществляться «в пределах хорошо установленных личных связей". Это имело большое значение, так как «личные связи несут функции поддержания деловой этики и получения достоверной информации». Опять же, личные связи «защищают участников сделок от формального писаного права, противоречащего реальному обычному праву, на котором и основаны заключаемые контракты».

Право частной собственности, как отмечалось, также определялось обычным правом. Поэюму реальными частными собственниками являлись «начальники» самых различных уровней: руководители предприятий и ведомств, бывшие партработники, особенно среднего и младшего возраста. «На каждый кусок общественного пирога имеются претенденты, которые предъявляют на нею мощные защищенные согласованным коллективным мнением обычные права» {Найшуль 1991).

Неписаные законы как юридическая база экономических реформ

Исходя из данного теоретического постулата, Найшуль предлагал выкупать это право у тех бюрократов, которые тормозят процесс приватизации, чтобы продолжать существовать за счет административной ренты (взяток), так как для них это вопрос жизни и смерти. Иными словами, он считал, что следует выплатить владельцам по обычному праву данную ренту за экономическую свободу. Права получателей ренты выкупаются теми, для кого выгодны свободные рыночные операции. При этом происходи! добровольное ненасильственное освобождение экономики. Общая схема должна выглядеть следующим образом.

Признаются законными существующие обычные права, связанные с административным регулированием. Административная рента, несмотря на всеобщую к ней неприязнь, признается такой же защищенной собственностью, как и всякая другая нормальная рента. Именно формальная легализация административной ренты открывает возможности для ее последующего устранения. Автор считает, что такая процедура лучите насильственной, «что с точки зрения обычного права означает

\035\

произвольный разрыв одной стороной существовавшего до того времени контракта».

Найшуль же против насилье!венных преобразований, как по коммунистическому, так и антикоммунистическому сценарию, потому что возможность повторения произвола сеет неуверенность в завтрашнем дне и дестимулирует предпринимательскую активность. Поэ'юму ученый делает, казалось бы, парадоксальный вывод, что «номенклатурные люди, сопротивляющиеся приватизации, являются истинными либералами, когда защищают интересы своих ведомств на основе норм обычного права в противовес либералам мнимым, которые чтят только то, что написано на государственной бумаге, и не обращают внимания на неписаные законы» (Найшуль 1991). Словом, для автора следовать в своем поведении праву значит соблюдать обычное право, отдавать ему предпочтение в случае, если оно противоречит праву государственному. Справедливости ради подчеркнем, что, в общем, так оно и происходит в реальной жизни с молчаливого согласия всех заинтересованных сторон.

Найшуль считает, что главным критерием именно правовой приватизации является согласие всех заинтересованных сторон, а поэтому предлагает власти принять декларацию о том, что «что любое согласованное решение о собственности, принятое всеми заинтересованными сторонами, санкционируется государством... Целесообразно было бы установить режим быстрого реагирования, при котором в текущее законодательство о приватизации постоянно вносились бы коррективы... Очень важно, чтобы критериями законодателя были не мифические социальная и псевдогосударственная справедливость, а естественность, бесконфликтность и "бесспорность" процесса оформления частнособственнических прав» (Найшуль 1991).

Признание обычного права в качестве основного правового регулятора— краеугольный камень его концепции: «Основным препятствием для либерального реформирования экономики является, по-видимому, непризнание обычного права. Легализация обычая, связанного с административным регулированием и так называемой "государственной собственностью" морально особенно тяжела... Однако именно правовое признание административной ренты и является первым шагом к избавлению от нее. Оно делает возможной борьбу против зла самым мощным оружием — силой самого рынка» (Найшуль 1991).

Автор идет дальше, предлагая реформу всей правовой системы России, в основе которой лежало бы обычное право. Поэтому суд должен получить возможность рассматривать конфликт, исходя из обычаев окружающей среды, и тем самым применять новые правовые нормы. На практике это означает, что суд нижней инстанции, убедившийся в невозможности разрешения данною конфликта с использованием старых

\036\

юридических норм, должен сформулировать новую норму и принять судебное решение на ее основании. Он предлагает поделшь Россию на «правовые зоны», которые могут иметь некоторое отношение к внутри-российским культурным ареалам (имеются в виду сами русские, а не только иноэтнические ареалы). Фактически, такая реформа открывала бы дорогу использованию прецедента в российском праве (Найшуль 1994).

Конечно, мысли автора вряд ли могли найти поддержку в России, где юриспруденция, особенно в советский период, развивалась исключительно в рамках позитивистской концепции, для которой право совпадает с государственным законом. В то же время необходимость пересмотра старых научных клише налицо, так как реальная жизнь не только в России, но и в «периферийных» государствах в целом сплошь и рядом регулируется неформальными обычно-правовыми нормами, которые поддерживаются общественным мнением, а главное — обеспечивают экономическое развитие данных государств.

Date: 2015-05-04; view: 687; Нарушение авторских прав