Глава 4. Князь и комиссар

Ибо сказываю вам, что многие пророки и цари желали видеть,
что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали.
Лука. 10:24

Вскоре, после того как доктор социальных наук Максим Руднев стал особо уполномоченным Сталина по делам нечистой силы, в Ленинграде произошло убийство Кирова, второго, после Сталина, человека в партии. Убил его молодой коммунист Николаев.

Было холодное зимнее утро. По радио беспрерывно передавали траурные марши Шопена. Максим сидел за своим столом, вместо утреннего чая пил водку, листал личное дело Николаева и бормотал:

— Ага-а, у него лошадиная стопа... Как у Байрона... Знаем мы эти байроновские типы... Герои нашего времени... Тамерлан, Талейран, вождь меньшевиков Мартов, Роза Люксембург, батька Махно, Геббельс... Все эти хромоножки и хромые учителя у Достоевского...

Борис сидел в соседней комнате и учил историю партии, потом приоткрыл дверь и спросил:

— Эй, ты, чернокнижник, что там такое?

— Что... что... — бормотал Максим. — Кроме того, у него эпилепсия... И жена у него гораздо старше его... Но даже и она его бросила... Типичный легионер!

Стол у Максима был старенький и простенький. Но теперь на этом облезлом столе стояло три телефона: белый для простых разговоров, красный — прямой провод в Кремль и чёрный — специальный провод в 13-й отдел НКВД.

— Та-ак, дело ясное. — Он потянулся к чёрному телефону. — Потому и говорят — хромой чёр-р-рт... Или косой чёрт...

Прихлебывая водку, доктор социальных наук стал диктовать в трубку приказ о взятии на спец учет 13-го отдела НКВД всех хромых и косых в Советском Союзе. В первую очередь тех, кто члены компартии. Но только хромых и косых от рождения.

Убийство Кирова послужило, как бы, сигналом, после которого началась Великая Чистка.

Сначала со стен исчезали портреты знаменитых людей — героев революции, старых большевиков, вчерашних руководителей партии и правительства.

Потом их имена появлялись в газетах, в качестве врагов народа, предателей, вредителей и иностранных шпионов. Затем, бывших героев отправляли на конвейер смерти в подвалах НКВД.

Комиссар госбезопасности Руднев стал на стахановскую вахту: он работал в две смены, по шестнадцати часов в сутки, и часто оставался ночевать на службе.

А если приходил домой, то от него всегда несло водкой. За ужином он сидел молча, не глядя по сторонам.

Просматривая «Известия» с отчётом об очередном процессе врагов народа, отец Руднев недовольно ворчал:

— Это чёрт знает что...

— Да, чёрт знает своё дело, — кивнул комиссар госбезопасности, не поднимая глаз от тарелки. — Есть такая старая сказка: чёрт обещает власть и славу, но нужно подписать с ним контрактик... Так вот, теперь чёрт требует уплаты по векселям... А я подвожу бухгалтерию.

— Но ведь, эти революционеры боролись за лучшее будущее, — сказал отец.

— История уже много раз показала, что тот рай, который обещают революционеры, — это потерянный рай, — сказал комиссар. — А красивыми обещаниями выложена дорога в ад. И первыми туда попадают сами революционеры.

— Но ведь, процессы-то эти дутые!

— Как сказать... Ведь, это они затеяли братоубийственную гражданскую войну... Ведь, это они напустили на Россию разруху, голод и мор... А знаешь ли ты, что это стоило России больше человеческих жизней, чем вся мировая война?.. Ну вот, теперь пришло время за всё это расплачиваться.

Тем временем, чистка принимала всё более фантастические формы.

На показательном процессе, в присутствии международной прессы, кремлёвские врачи, во главе с доктором Левиным, публично и со всеми подробностями признавались, как они потихоньку отравляли своих кремлёвских пациентов.

Подбивал их на это верховный охранник Кремля — сам начальник НКВД Ягода. И идеологическое руководство отравлениями принадлежало тихоням-идеалистам из ленинской гвардии, прославленным свободолюбам и человеколюбам.

Прямо из зала суда бывших героев революции отправляли на живодёрню НКВД. Казалось, что над Москвой потело какое-то кровавое безумие.

Вечером отец недоверчиво читал вслух газету:

— «Отравления производились при помощи распыления через пульверизатор медленно действующих ядов, преимущественно солей ртути. Ими опрыскивали ковры, занавеси, мягкую мебель.

Через лёгкие, эти яды попадали в кровь и постепенно разрушали организм жертвы в самом слабом месте, вызывая смерть, как будто, от естественных причин...»

Комиссар госбезопасности хлебал суп и бормотал в тарелку:

— Я Сталину открыл книжечку и показываю: «Видите, те же методы, что и в шестнадцатом веке. Ренссса-а-анс-с!» Он поболтал ложкой в супе и протянул руку к солонке:

— Между прочим, вот этой самой рукой я пристрелил сегодня цареубийцу Белобородова...

— Послушай, Максим, — сказал отец, — но, неужели же, ближайшие сотрудники Ленина были иностранными шпионами? Ведь, этому нельзя поверить!

— Что уж тут такого особенного? — угрюмо уставился в тарелку Максим. — Ведь, сам Ленин был немецким шпионом. Ведь, немцы прислали его в Россию в запломбированном вагоне. А каков поп, таков и приход.

Отец читал заключительные слова государственного обвинителя Вышинского: «Всех этих врагов народа нужно расстрелять, как бешеных собак!»

— Глупая риторика прокурора, — сказал отец.

— Это не риторика, а правда, — буркнул Максим. — Эти люди куда хуже, чем бешеные собаки. Тех сразу видно, а этих не сразу.

— Но, неужели эти заслуженные революционеры, — тихо сказала мать, — одновременно были осведомителями царской охранки?

— Конечно, — кивнул Максим. — При обысках в архивах оппозиции нашли даже доносы в охранку, написанные рукой самого дражайшего товарища Сталина.

Оппозиция хранила это в своём арсенале, как последнее оружие. Но этих воспоминаний молодости я Иосифу Виссарионовичу не показал.

— Боже мой! — вздохнула мать. — Какой ужас.

— Революционеры после революции — это пауки в банке, — сказал доктор социальных наук. — И они будут грызться за власть, пока не перережут друг друга.

Ведь, если почитать архивы охранки, то ясно видно, что в подготовке революции самыми активными были эсеры. А после революции, они первые же попали под расстрел.

А потом, большевики сожрали меньшевиков. А теперь, большевики ликвидируют друг друга. То же самое было с якобинцами и жирондистами.

А кто привёл к власти Гитлера? Штурмовики. А где эти штурмовики сейчас? Гитлер их всех перестрелял.

В результате, всегда остаётся один большой паук — Наполеон, Гитлер или Сталин. Это — историческая закономерность. И чем это скорее закончится, тем лучше.

Покончив с ужином, Максим налил себе чайный стакан водки, отпил половину и устало откинулся на стуле. Отец свернул газету и вздохнул:

— А я, всё-таки, этим обвинениям не верю.

— Да, правды там только частичка, — криво усмехнулся Максим. — А если я скажу тебе всю правду, то ты поверишь ещё меньше.

В своё время Ленин требовал, чтобы его партия была «партией профессиональных революционеров».

Но весь секрет в том, что настоящие революционеры, профессиональные революционеры — это не простые люди. Это специальные люди.

— Какие такие специальные?

— Такие... Это совершенно специфическая категория людей... С такими особыми комплексами...

— Странно. Что ж это за комплексы?

Доктор социальных наук допил свой стакан с водкой и поучительно поднял палец.

— Вот тут-то оно и начинается... Это то самое, что когда-то называли бесами. Если в человеке появляется этот комплекс, то этот человек сам превращается в беса... или в чёрта... и начинает заниматься чёрт знает чем... Понимаешь?

Видя, что Максим перепился и опять начал бредить про нечистую силу, отец осторожно сказал:

— Хм, этому действительно трудно поверить.

— Да, но это так... Когда этих чертей арестовывают, я пропускаю их через строжайшие медицинские экспертизы... ана-а-ализы...

— Какие анализы?

— Всякие... В том числе и внутренней секреции... И почти у всех та же самая история. То самое, что раньше называлось бесовской одержимостью.

А одно из самых опасных проявлений этой одержимости — это неудержимая, болезненная жажда власти. Это — специальный комплекс власти.

То, что создаёт, так называемых, прирождённых вождей. Потому, одержимые этим комплексом люди, ради власти, идут на всё... на любое преступление.

Советский доктор Фауст щёлкнул по бутылке с водкой:

— Для настоящих, прирождённых революционеров, революция — это борьба за власть. А всё остальное — только средство к цели.

И никто не ненавидит друг друга так, как эти комплексные бесы, грызущиеся за власть или видимость власти.

Ведь, Ленин занимался фракционной борьбой больше, чем борьбой с царизмом.

Потому эти черти и стучали друг на друга в охранку. И наперебой сотрудничали с иностранными разведками.

Максим постучал кулаком по столу.

— Потому в Библии и сказано, что их хозяин — дьявол, всегда стремится к власти.

На следующий вечер, читая новые покаянные речи врагов народа, отец опять качал головой и ворчал:

— Но ведь, это ж старые большевики. Прошли все царские тюрьмы и ссылки и никогда не раскаивались. А теперь такие невероятные самообвинения?!

— Говорят, им делают какие-то одуряющие впрыскивания, — заметила мать.

— Не одуряющие, а, наоборот, проясняющие, — возразил комиссар госбезопасности. — Я вспрыскиваю им такие штучки, которые изгоняют то, что раньше называлось бесами.

Тогда они временно становятся обычными людьми, осознают свои грехи — и признаются. А для публичных процессов я впрыскиваю им штучки посильней. Тогда их даже тянет к покаянию — и они занимаются самобичеванием.

Доктор социальных наук потянулся к своему стакану с водкой:

— Впрочем, всё это полностью соответствует основному закону диалектического материализма — насчёт единства и борьбы противоположностей, как двигателей исторического процесса. Борька, ты этот закон знаешь?

— Знаю.

— Но ведь, это абсолютно противоречит закону о классовой борьбе, как основном двигателе истории. Где же в классовой борьбе единство?

— Не знаю.

— Вот в том-то и дело. Это противоречие не объяснит ни один профессор марксизма-ленинизма. А если объяснит, его расстреляют.

— Почему? — спросил отец.

— Да потому, что это марксистское единство и борьба противоположностей... Ха-а!.. Да ведь, Маркс просто перефразировал старую формулу средневековых чёртопоклонников... Но, меня не проведёшь... Я-то всё это знаю.

— Что же это за формула? — заинтересовался Борис.

— In daemone deus, — процедил сквозь зубы комиссар госбезопасности. — В дьяволе бог... Вот вам и весь секрет этого единства и борьбы противоположностей.

— Да, но что это такое?

— Это философская загадка, философский камень, о который ломали себе голову лучшие умы человечества. Некоторые даже свихнулись. Потому что эта загадка — неразрешимая.

— Ну, а ты эту загадку разгадал? — подмигнул Борис.

— Конечно, — уверенно сказал ученик папы Иннокентия. — Бог есть Бог, а дьявол есть дьявол!

— Послушай, Максим. — Отец снял пенсне и со смущённым видом принялся протирать его носовым платком. — Вот, ты сам говоришь, что кое-кто свихнулся над этими проблемами.

А ты знаешь, что есть ещё такое, религиозное помешательство?.. Может быть, на тебя слишком подействовали эти твои книги про нечистую силу?..

Доктор социальных наук презрительно фыркнул:

— Если к кому применима поговорка «Врачу — исцелился сам!», то, в первую очередь, это относится к психиатрам. Ведь, многие психиатры становятся психиатрами, чтобы быть поближе к собственной среде. Но мы это тоже знаем.

Отец сделал вид, что полирует своё пенсне. А Максим самоуверенно усмехался:

— Ты лучше пошли этого психиатра ко мне. Я скорей найду у него что-нибудь такое, ненормальное.

Пока старший брат был на службе, Борис обнаружил на его столе книгу Макиавелли «Князь», на которую обычно ссылаются, как на образец политического цинизма.

Эта книга была написана в Италии времён Цезаря Борджиа, когда там шла ожесточённая борьба между удельными князьями, которые пускали в ход всё — убийства, отравления, предательство и подлоги.

А Макиавелли полностью оправдывал все преступления князей и составил, как бы, философскую рецептуру политического вероломства и беспринципности, всех видов подлости и коварства.

Книга, лежавшая на столе Максима, была выпущена в Москве незадолго до убийства Кирова. Прекрасное издание «Академии». Старинные гравюры. И даже новый перевод.

Но самое удивительное было то, что предисловие к «Князю» было написано Каменевым. Это был культурный и мягкий человек, типичный тихоня-идеалист из ленинской гвардии.

Но в предисловии он восхищался философией Макиавелли и всячески рекомендовал её, как практическое руководство к политике.

Вскоре Каменев был арестован по делу «Троцкистско-зиновьевского террористического центра» и сам попал под ту рецептуру, которую он так усердно расхваливал. Вслед за этим, был арестован и «Князь» Макиавелли — его запретили и изъяли из обращения.

На заглавном листе рукой Максима была приписка: «Характерно, что философия Макиавелли подразделяется на 13 принципов. Это, конечно, не случайно, а нарочно. Проверить его «Мандрагору». Растёт под виселицами».

Когда Борис поступил в индустриальный институт, на форме работников госбезопасности появилась новая эмблема НКВД: змея, поднявшаяся на хвост и пронзенная мечом. Увидев на рукаве Максима эту овальную, шитую золотом и серебром эмблему, Борис спросил:

— А что это за змеюка?

— Это гидра р-революции, — ответил Максим.

Поймав недоверчивый взгляд младшего брата, он полез в стол и достал пачку фотографий, подшитых в специальную папку НКВД.

Это была обширная коллекция значков, гербов, флажков и символов всяких революционных террористических и тайных обществ, начиная от египетских пирамид и кончая Великой Октябрьской революцией.

На многих фотографиях была изображена точно такая же поднявшаяся на хвост змейка, которую пронзил меч на рукаве комиссара госбезопасности.

— Что же это значит? — спросил студент.

— Это значит, что змея меняет кожу, но сама от этого не меняется, — устало потянулся Максим. — Я эту эмблему нарочно придумал... Чтобы они знали, что я их тоже знаю.

— Кто это — они?

— Те самые, — ответил комиссар, — кого раньше называли бесами, чертями и ведьмаками.

— Хорошо, — сказал Борис. — Значит, вы расстреливаете революционеров и брешете, что они контрреволюционеры.

— Дело в том, — ухмыльнулся доктор социальных наук, — что, согласно диалектическому закону о единстве противоположностей, — революционеры и контрреволюционеры — это одно и то же.

— Как же так?

— Очень просто. Настоящие революционеры — это перманентные революционеры. После революции они продолжают беситься, но, на этот раз, уже против нового революционного режима, и, таким образом, становятся контрреволюционерами.

Потому, после революции, согласно второй части марксистской диалектики — насчёт борьбы противоположностей — всех революционеров нужно сразу же перестрелять, как бешеных собак! Понял?

— А сколько ты сегодня водки выхлестал? — спросил младший.

— Ну вот, — обиженно бормотал старший. — Я растолковываю ему сущность марксизма, а он не понимает... Мне сам Сталин верит... А этот дурак не верит.

Постепенно кровавый разгул НКВД охватил всю страну. Хватали всех, но больше всего хватали партийцев.

Ежовые рукавицы нового наркома НКВД Ежова подметали почти подряд всех руководителей партийных и советских органов в областях, городах и районах.

Назначат новых начальников. А потом, глядишь, уже и этих, новых, арестовали. Казалось, что советская власть не то кусает себя за хвост, не то меняет кожу.

Вместе с врагами народа, нередко арестовывали и членов их семей. Чем выше к власти стоял арестованный, тем чаще вместе с ним исчезали его жена и дети. Жён ссылали, а детей отправляли в специальные детдома.

Отец Руднева был на редкость добрым человеком. По вечерам он любил долго пить чай и читать газету.

В открытое окно на свет летели мухи, и падали ему в чай. Отец вылавливал муху ложечкой, выносил на балкон и делал мухе искусственное дыхание: дул на нее до тех пор, пока она не улетала.

Это был действительно человек, который мухи не обидит. Теперь же, читая газеты с описаниями кровавых подвигов НКВД, он старался не смотреть на Максима, сидевшего напротив него в генеральской форме НКВД.

— А в чем виноваты жёны арестованных? — бормотал отец в седые усы. — Или маленькие дети?

Комиссар госбезопасности посмотрел на отца красными от бессонницы и водки глазами:

— Послушай, ты вот доктор-гинеколог, а я — доктор социологии... Скажи, неужели ты, гинеколог, не знаешь, что эти... так сказать, черти могут жениться только на этих... так сказать, чертовках?

Он поморгал белесыми ресницами.

— Неужели ты, гинеколог, не знаешь, что вместо детей у них рождаются эти... так сказать, чертенята?

Отец сидел и делал вид, что не слышит его слов.

— Потому, в своё время, инквизиция и жгла эту нечисть целыми семьями, — сказал Максим. — Ну вот, и сейчас та же история...

Доктор гинекологии недовольно хмурился, а доктор социологии доказывал:

— Вот, например, старший брат Ленина, Александр, был повешен за покушение на Александра Третьего. Если бы тогда своевременно почистили всю эту семейку, то не было бы потом и Ленина.

Кстати, в этом же самом заговоре участвовал и некий Бронислав Пилсудский. Если бы тогда почистили всю семью этого Бронислава, то... в общем, не было бы маршалека Иосифа Пилсудского, который был младшим братом этого Бронислава.

А поскольку этого не сделали, то во время русско-японской войны этот Иосиф стал вождем польских социалистов, попрошайничал деньги у японцев, занимался бандитизмом и, в конце концов, стал диктатором Польши.

Сначала он гадил царю, а потом и Ленину, и Сталину. Потому мы теперь стараемся не повторять ошибок царского правительства.

У нас подход сугубо научный. Социальные болезни нужно не только лечить, но и предупреждать их. В превентивном порядке.

Вскоре прокатилась волна арестов среди руководителей животноводческих совхозов, зоотехников и ветеринаров. Их обвиняли в организации массового падежа скота.

— Эй, ты, чернокнижник, — сказал Борис. — Неужели ветеринары травили коров?!

Вместо ответа Максим достал с полки книжку и ткнул пальцем:

— Читай!

«Многие особы... предались дьяволам... и путём колдовства, — читал Борис, — путём отвратительных деяний и ужасных преступлений, убивали... вьючных животных, стадных животных, а также других животных...»

— Откуда это?

— Это булла папы Иннокентия Восьмого.

Дальше стояло: «Эти негодники причиняют страдания и мучают... животных ужасными и достойными сожаления муками и скорбными болезнями, как внутренними, так и внешними».

— Видишь, — сказал комиссар. — Нужно только знать историю.

Недалеко от их дома был парк ДКА. А в этом парке был старичок-сторож и ослица, на которой он возил дрова и опавшие листья.

Теперь арестовали и этого сторожа. Говорили, что он с этой ослицей немножко блудничал. Ну, ему и пришили подрыв социалистической экономики.

Официально в НКВД числилось двенадцать отделов. Перепившись, Максим хвастался, что его 13-й отдел настолько засекречен, что о нём не должны знать даже работники остальных двенадцати отделов.

Решение о чистке было принято на заседании Политбюро 13 мая 1935 года. Но Максим уверял, что все планы чистки были подготовлены его Научно-исследовательским институтом, а общее руководство возложено на его 13-й отдел НКВД.

— Уж слишком многих вы хватаете, — укоризненно говорил отец.

— Это сложная социальная операция, — оправдывался доктор социальных наук. — Как гангрена. Или рак. Приходится вырезать по живому мясу.

— Боже, — вздыхала мать. — Какой ужас!

Видя, что отец и мать против него и что их не переубедишь, Максим больше всего откровенничал с младшим братом. Потому, чем дальше развивалась чистка, тем больше Борис убеждался, что Максим явно помешался.

Когда, после революции, составляли новый Уголовный кодекс СССР, то все политические преступления подвели под 58-ю статью этого кодекса. Таким образом, все жертвы чистки, все враги народа теперь попадали под эту 58-ю статью.

А Максим, помешавшись на своей средневековой кабалистике, говорил:

— Бобка, а ты знаешь, что означает 58-я статья?

— Что?

— А вот сложи пять плюс восемь... Сколько это будет?

— Пять плюс восемь... Тринадцать.

— Ну вот видишь... Тринадцать! Это не случайно, а нарочно — символика. Те, кто составляли этот кодекс, знали, что почти все политические преступления идут от этого корня.

— Какого корня?

— От луны.

Конечно, такую вещь может сказать только сумасшедший. Но уполномоченный Сталина по делам нечистой силы спокойно доказывал своё:

— Смотри, Бобка... Ведь, в нашем теперешнем календаре двенадцать месяцев взяли искусственно, просто, ради удобства.

А раньше существовал, как бы, естественный лунный календарь — из тринадцати месяцев. Так как в году тринадцать новолуний. Примитивные народы так и говорили: не пять месяцев, а пять лун. Да и русское слово «месяц» по календарю одновременно означает месяц — луна.

— А при чём здесь 58-я статья?

— А ты, дурак, слушай и не перебивай... Сначала люди поклонялись солнцу. Как животворящему началу. Как символу жизни.

А потом, — тут советский доктор Фауст поднял палец, — а потом некоторые люди пошли в оппозицию и стали поклоняться луне. Как началу неживотворящему, холодному, мёртвому.

Борис согнулся над учебником по политэкономии и сказал:

— Ну и пусть себе поклоняются.

— Да, но дело не так просто, — сказал комиссар госбезопасности. — Луна была для них символом не жизни, а смерти. И у них были особые причины интересоваться не жизнью, а смертью.

А поскольку в году тринадцать лун, то они стали собираться в кружки из тринадцати человек. Отсюда и пошла вся эта символика про чёртову дюжину.

— Ну и чёрт с ней! — сказал Борис.

— Э-э, не-е-ет, — покачал головой начальник 13-го отдела НКВД, — это не просто люди, это специальные люди...

Это те самые, кого в средние века жгли, как ведьм и колдунов... И это те же самые, которых теперь ликвидируют, как врагов парода.

Ведь, это я посоветовал Сталину этот термин — враг народа. А ты думаешь, я этот термин с полки взял? Не-еет...

Максим полез в кучу какой-то библейской литературы и стал показывать. Там часто встречались отчёркнутые красным карандашом слова: «враги рода человеческого».

— Видишь! — сказал комиссар. — Вот откуда эти враги народа. Ничто не ново под луной. Нужно только знать историю.

Потом доктор социальных наук опять принялся бредить, что самым главным врагом рода человеческого является сам сатана, что он виновник почти всех зол и бед рода человеческого, начиная от простейших разводов мужа с женой и кончая кровавыми войнами и революциями.

— А где же он обитает, этот сатана? — спросил Борис.

— Вот тут! — Максим похлопал себя по лбу. — И тут. — Он похлопал себя ещё по другому месту. По такому, что и говорить неудобно.

Потом он тяжело вздохнул:

— Это величина сугубо философская. Но если знать этот секрет, то можно разгадать все тайны человеческой души. Можно читать прошлое и будущее.

Когда-то Борис слышал, что есть какая-то связь между гениальностью и безумием. Теперь он смотрел на Максима и думал: гений он или сумасшедший?

Весной от родителей Ольги пришло из Березовки письмо, где они с прискорбием сообщали, что маленькая дочурка Максима заболела воспалением лёгких и умерла. Узнав печальную новость, мать заплакала:

— Боже мой, ведь такой хороший ребёнок был, такой здоровенький.

Максим хмурился и молчал.

— Ты на похороны поедешь? — спросила мать.

— Нет.

— Неужели тебе не жалко твоего собственного ребенка?!

— Конечно, жалко, — горько сказал Максим. — Но, так лучше...

— Что — лучше?

— То, что она умерла ребёнком.

— Максим, как тебе не стыдно! — воскликнула мать.

— Уже при рождении она была обречена на смерть, — тяжело вздохнул комиссар и закрыл рукой глаза. — Так лучше для неё и для всех...

Несколько минут он сидел молча. Потом, не поднимая головы, глухо спросил:

— Мать, когда я родился... вы меня крестили?

— Конечно, — ответила мать.

— А я её не крестил... Я дам тебе мою машину... Поезжай в Берёзовку... Покрести её хоть после смерти... — Сквозь пальцы комиссара на стол упала тяжелая мужская слеза. — Закажи панихиду... Сделай всё, чтобы спасти хоть её душу...

Date: 2015-06-06; view: 382; Нарушение авторских прав