Указание темы и ее подразделения

В каждой речи оратор имеет намерение что-нибудь доказать или объяснить. Часть речи, устанавливающая пред­мет, о котором будет говориться, называется указанием темы. Оно почти всегда следует за вступлением и изложе­нием сущности дела и требует от оратора особого размыш­ления, так как служит опорным пунктом ораторского плана и составляет, собственно, цель всей его речи. Указание на то, о чем будет речь, должно быть просто и ясно и изло­жено слушателям в кратких словах.

К указанию темы, обыкновенно, непосредственно привыкает подразделение, в котором надо обращать внимание, главным образом, на то,

1) чтобы части не перемешивались, но были действительно отделены друг от друга,

2) чтобы они следовали друг за другом в надлежащем порядке и раз­вивались бы из самой темы, и

3) чтобы они действительно исчерпывали тему.

Хороший пример ясного указания и подразделения мы находим у Цицерона в речи против Антония: «Я, всегда проповедовавший мир, высказываюсь против мира с Марком Антонием. А почему я против мира? Потому, что это по­зорный, опасный и невозможный сам по себе мир. Я про­шу вас выслушать меня с вашей обычной беспристрастно­стью, когда я буду излагать эти три пункта своего мнения».

Некоторые древние писатели различали два рода под­разделения, а именно: обособление и перечисление.

При обособлении оратор излагает, в каких пунктах он согласен с противником и в каких расходится с ним. Таким образом, Цицерон в своей речи за Милона, говоря о Клав­дии, высказывает следующее: «Вопрос, который теперь на­ходится перед судом, заключается не в том, убит ли Клав­дий или нет,— ибо это уже установлено,— но в том, был ли он убит по праву или не по праву».

Это обособление, собственно, уже не разделение, по­тому что первое предложение указания темы содержит только то, что уже установлено, так что спорный вопрос ограничивается, вследствие этого, только вторым пунктом.

Перечисление имеет место тогда, когда оратор знако­мит своих слушателей с отдельными частями своей речи, на которых основан его доклад. Только это может быть назва­но подразделением. Так, у Цицерона в его защите Мурены говорится: „Я нахожу, что обвинение состоит из 3 частей: первая касается жизни подсудимого, вторая — его достоин­ства, а третья содержит обвинение во взяточничестве".

У этого оратора часто можно заметить, что он в ка­ждой части своей речи не довольствуется тем, чтобы просто знакомить своих слушателей с фактами, но старается на­строить их так, как это соответствует лучше всего его цели. Иногда он проявляет при установлении отдельных частей особую скромность по отношению к своим слушателям. Но в то время, как он, таким образом, делает вид, что он сам не вполне уверен и что он ожидает более авторитетного суждения своих слушателей, его цель состоит в том, чтобы устранить всякие подозрения, будто он старается прикрыть и утаить что-нибудь такое, что можно было бы привести против него.

В других случаях он, наоборот, вступает на противо­положный путь. В зависимости от того, что соответствует его цели, он обращается или к своему противнику, или к судьям, или к слушателям, в общем, с такой самоуверенно­стью, будто он вполне уверен в своем деле. Замеча­тельный пример такого рода встречается в его защите Квинция, где говорится:

«Я вступлю на тот путь, по которому, как я видел, ты, Гортензий, постоянно ходишь. Я всю свою речь разделю на определенные части. Ты всегда делаешь это, потому что ты можешь делать это каждый раз. Что тебе позволяет ка­ждый раз делать твой талант, то в данном случае позволяет мне делать природа настоящего дела. Итак, я поставлю себе известные границы, чтобы и самому мне знать, о чем мне надлежит говорить, и чтобы ты легко мог увидеть, на какие пункты тебе нужно отвечать. Также и ты, Кай Аквилий, будешь иметь ту выгоду, что будешь предва­рительно знать, что тебе придется выслушать. Мы отри­цаем, Лакт Невий, что ты утвержден эдиктом претора в правах владения имуществом Публия Квинция. Это — тот спорный пункт, который мы решили оспаривать. Прежде все­го, я докажу, что ты не имел никакого законного основания требовать от претора утверждения в правах владения иму­ществом Публия Квинция, во-вторых, я докажу, что ты не мог вступить во владение благодаря эдикту; и, в третьих, что ты этим способом не вступил в права владения. Я про­шу теперь тебя, Кай Аквилий, а также остальных судей твердо запомнить те пункты, которые я привел, ибо, таким образом, вам будет легче понять то, что я имею сказать, и вам легче будет воспрепятствовать мне переступить те гра­ницы, которые я себе поставил. Я отрицаю, что Лакт Не­вий имел основательную причину требовать этого имуще­ства; я отрицаю, далее, что он мог вступить во владение бла­годаря эдикту и, наконец, я отрицаю, что он вступил во владение благодаря эдикту. Если я докажу эти три утвер­ждения, я закончу свою речь».

Твердая уверенность, которую высказывает в данном случае Цицерон при установлении своей задачи, и свобода, с которой он обращается к своему противнику и к судьям, была, несомненно, рассчитана на то, чтобы запугать перво­го и расположить последних уже заранее в пользу своего мнения.

ВЕДЕНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ, ИЛИ ИСПОЛНЕНИЕ ТЕМЫ.

Только в исполнении темы оратор имеет, собственно говоря, случай показать свое искусство в нахождении мате­риала. Найти основания какого-нибудь дела можно, конеч­но, только при полнейшем знании предмета, но риторика старается, по крайней мере, до некоторой степени, помочь работе нахождения, направляя внимание на более важ­ные пункты через общее обозрение природы и сущности основ доказательства.

Все основания, какого бы рода они ни были, имеют одну цель: доказать, что что-нибудь истинно, правильно или хорошо, целесообразно, полезно или, наоборот, вредно, лож­но и т. д.

Древние учителя красноречия старались создать систе­му, которая должна была дать возможность не только вы­годно распределить материал, но и помочь известными правилами недостаточно изобретательному оратору. С этой целью они выставили общие источники доказательств, чтобы облегчить нахождение аргументов при всевозможных случаях. Все же, все эти общие источники доказательств, которые в сочинениях Аристотеля, Квинтилиана и Цицеро­на играют значительную роль, носят только общий харак­тер. Именно потому, что их можно применить во всех или в очень многих случаях, они не могут принести существен­ной пользы при отыскивании особых оснований для опре­деленного случая. Но каждый оратор (в особенности судеб­ный) должен их знать, чтобы на них построить собственную систему, соответствующую его характеру и его специальной деятельности.

Общие источники доказательств: 1. Если ты хочешь доказать, что защищаешь хорошее дело, то старайся изло­жить его так, как будто все люди или, по крайней мере, самые интеллигентные и самые лучшие стремятся к нему,— что все, или, по крайней мере, самые мудрые одобряют его, что оно порождает добро, — что оно препятствует како­му-нибудь злу или смягчает его, — что оно доставляет нам много удовольствий, выгод, славу, честь, одним словом, дает такие вещи, которые мы считаем самыми драгоценными, — что оно вознаграждает, — что достижение его затруднитель­но,— что оно требуется природой, — что оно находит полней­шее одобрение, — что из-за него мы считаем другие вещи хорошими и т. п.

2. Если ты хочешь доказать, что какая-нибудь вещь лучше другой, то покажи, что она ценна сама по себе, а не благодаря чему-либо другому, — что она ведет к лучшей, более достойной цели, чем другая, — что она может суще­ствовать без другой, — что она прекраснее, жизнеспособнее, ценнее и легче достигается, чем другая, и т. п.

3. Если ты хочешь доказать недостатки какой-нибудь вещи или порочность какого-нибудь действия, то старайся выяснить, что вред, причиненный этим, очень велик и носит противообщественный характер, что он непоправим, — что лицо, совершившее подобное действие, часто совершало его, — что оно совершило его обдуманно, с намерением и при отсутствии смягчающих обстоятельств, что это действие противоестественно, что оно совершено против друга, бла­годетеля или родственника, против должностного лица, про­тив того, кто совершенно не ожидал нападения, — что оно подало повод к слишком большому недовольству, — что оно прямо побуждает к порокам и позорным действиям.

4. Если ты хочешь скрасить какое-нибудь преступление, то покажи, что оно вообще не было совершено или же совершено не так, как указано, — что действие совершено без сознания его неправоты, — что в нем чистосердечно рас­каялись, — что оно явилось следствием какого-нибудь заблу­ждения или подстрекательства, необдуманности, а не следст­вием дурного образа мыслей, что следует обращать внимание не только на букву закона, но и на намерения законода­теля, — что нельзя осуждать по всей строгости закона, но нужно принять во внимание и требования справедливости.

Обыкновенный способ расположения доказательств — это путь повышения от более слабого к более сильному. Этот метод особенно можно рекомендовать тогда, когда оратор убежден, что его дело ясно и может быть легко доказано. Напротив, если он считает свое дело затруднительным и сомнительным и имеет только один сильный аргумент, то целесообразно поставить этот аргумент во главе, чтобы по возможности скорее настроить слушателей благоприятно к делу и сделать их склонными к выслушиванию дальнейших, более слабых аргументов. Если среди нескольких доказа­тельств имеются два или три более слабых, то Цицерон ре­комендует поставить их в середину, как самое подходящее место, чтобы прикрыть их слабость. Если доводы кажутся сильными и убедительными, то лучше изложить каждый из них отдельно. Если же, наоборот, они, недостаточно убеди­тельны, то рекомендуется нагромоздить их и дать действовать им совместно; в таком случае они все же могут произвести некоторое впечатление.

Впрочем, необходимо избегать излишнего разнообразия аргументов, так как искусственное нагромождение их может ослабить силу более веских доводов.

Аргументы приводятся или для подтверждения или для опровержения какого-нибудь утверждения. В обоих случаях ведение доказательств состоит в том, что из имеющихся или поставленных предпосылок выводят истинные или прав­доподобные заключения. В общем, легче подтвердить какое-нибудь утверждение или факт, (как это бывает при обвинении), чем опровергнуть (что случается при защите), ибо совершенно верно то, что говорит Квинтилиан: „Гораз­до легче обвинять, чем защищать, подобно тому, как легче нанести рану, чем ее залечить".

Справедливость и чувство приличия требуют, чтобы при обвинении оратор говорил совершенно беспристрастно. Хотя практика допускает, чтобы оратор распространялся о возмож­ном правдоподобии вины подсудимого и таким образом старался уже заранее предупредить всякую попытку защи­ты подсудимого, но все же было бы бестактно и умаляло бы действие речи, если бы оратор дал понять, что он до­бивается уничтожения противника.

При опровержении нападок, напротив, горячность ре­чи становится, до 'некоторой степени, даже обязанностью. Если обвинение или нападки противника особенно тяжки или оскорбительны, то со стороны оратора будет уместен даже некоторый тон возмущения и недовольства. Однако, он не должен при этом слишком увлекаться, так как, в про­тивном случае, может пострадать ясность тех доказательств, на которых он основывает свои опровержения.

Природа и характер каждого отдельного случая имеют, между тем, решающее значение в вопросе о том, какой тон более уместен и произведет лучшее действие. Оратор может, смотря по обстоятельствам, стараться или возбудить сочувствие, или обнаружить недовольство по отношению к страстности обвинителя, или излагать отдельные пункты об­винения с насмешкой и презрением. Прекрасный пример последнего стиля находится в речи Цицерона против Валенция, где он, по поводу сделанного ему упрека, возражает с большой иронией:

„Вы упрекали меня, что я защищал Корнелия, своего старого друга, который вам также хорошо известен. Могу ли я спросить — почему я не должен его защищать? Нару­шил ли Корнелий какой-нибудь закон? Нападал ли он на консула? Завладел ли он при помощи вооруженной силы каким-нибудь храмом? Прогнал ли он трибуна, который со­противлялся одному из его (Корнелия) проектов закона? Разграбил ли он государственные сокровища? Нет! Но вы совершили все это!".