Молот из солнца и луны

Хармони сидела на грязном полу дешевой комнаты многоквартирного доходного дома чикагского Саус‑Сайда. Она подтянула колени к подбородку и нахохлилась. Более мерзкого жилья в городе не было, но бездомным бродягам обитающим на улице, ночующим в полиции или, если повезет, на вокзале, приходилось еще хуже.

Жить в трущобах было совсем не дешево, но иммигранты, в основном населявшие такие дома, этого не знали. Они нанимали то жилье, которое им предлагали, и держались за него до тех пор, пока их не выселяли силой. Слишком много народу разбогатело на эксплуатации этих трущоб. Гангстеры знали цену всему на свете, но ничего не ценили.

Короли бандитов. Главари чикагской мафии. Акулы. Она носом чуяла их вонь так же явственно, как въевшийся в стены, пропитавший все здание запах вареной капусты Девушка выглянула в единственное окно однокомнатное квартиры. Штопаное‑перештопаное белье висело на веревках, протянутых между окнами и крест‑накрест пересекавших пространство, зажатое в грязных кирпичных стенах и именовавшееся пышным словом – «двор». Она вспомнила, что у жителей трущоб не было в обычае мыться по понедельникам. Бедняки мылись каждый день, потому что раз в неделю менять белье им было не по карману.

Хармони взглянула на небо. Цвет его определить было невозможно: воздух пропитался сажей и копотью, летевшей из труб соседних фабрик. У обитателей трущоб не было выбора: из‑за недостатка средств на разъезды им приходилось жить поблизости от места работы. Через тонкие стены доносился плач грудных младенцев, хныканье детей, разговоры мужчин и женщин, иногда крики, звуки ударов, ругань и стук швейных машинок.

Таков был Чикаго, который она слишком хорошо знала. И ненавидела. Она поглядела направо. Мстительная усмешка искривила ее губы. Она приволокла Торнбулла сюда, в самую сердцевину мира, который он вскормил и вспоил. Он лежал на полу, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту. Девушка отвернулась, не в силах смотреть на своего живого и здорового врага.

Тор сидел на одном из двух стульев, приставленных к шаткому, исцарапанному деревянному столу, и что‑то писал на чистом, белом листе бумаги. Рассыпанная по столу бумага разительно отличалась от обстановки комнаты. Простая железная кровать с продавленным, испещренным пятнами матрацем без простыни была небрежно придвинута к стене.

Раковинами, стоявшими в коридоре, пользовались все жильцы, отчего всюду стояла вонь, особенно непереносимая летом. Издалека доносилось чавканье насоса колонки. Тысячи жителей этого микрорайона сновали взад и вперед с ведрами. Летом, когда расход воды был особенно большим, колонка быстро прекращала работу. Хармони тоскливо подумала о долгом пути по темной, узкой, извилистой лестнице и многих этажах, которые нужно было миновать, чтобы либо набрать воды, либо возвратиться с пустым ведром.

Счастье еще, что они попали сюда не зимой и не летом, когда для жителей чикагских трущоб наступали тяжелые испытания. Она всегда думала об этом, слыша плач, сопровождавший смерть кого‑нибудь из больных квартирантов. Не проходило недели без похорон очередной жертвы – маленького, измученного, голодного ребенка. Большинство детей не доживало до пяти лет, а того, кто умудрился перерасти этот роковой рубеж, язык не поворачивался назвать ребенком. Но разве о них кто‑нибудь заботился?

Их семьи. Как правило, они делали для детей все, что могли, но без помощи ловких, тоненьких детских пальчиков им не удалось бы свести концы с концами. В тесных, жарких или промерзших комнатах жили целыми семьями, да еще умудрялись сдавать углы большим бедолагам. Здесь рождались, жили, работали, умирали и, как ни странно, иногда находили в себе силы любить.

Если ребенок умирал от бесконечного пришивания пуговиц или изготовления бумажных цветов, то лишь одному из членов семьи удавалось выбраться на кладбище. Пока он копал в глинистой земле безымянную могилу, остальные продолжали работать. Они не могли позволить себе простоя.

Хармони сжала кулаки. Шум, запахи, вид из окна, звуки вскрыли старую рану. А она‑то надеялась, что излечилась! Как же она ненавидит акул вроде Торнбулла. Человек был для них всего лишь рабочим инструментом, а в конечном счете средством выколачивания прибыли. Шестнадцати и даже восемнадцатичасовой рабочий день считался нормой. Для работниц «свитшопов» это означало семидневную рабочую неделю. Рабочих фабрик и мастерских призывали бороться за десяти– или двенадцатичасовой рабочий день. Но обитатели трущоб и мечтать не могли о такой роскоши.

Все это было ей знакомо. Она сама прошла все круги ада и, даже став взрослой, не могла о нем забыть. Когда она была маленькой, отец имел постоянную работу на фабрике. Они стояли на ступеньку выше, чем обитатели доходных домов. Но после грандиозного чикагского пожара их благосостоянию пришел конец. Они выжили, но потеряли все, что имели. Вскоре отец начал пить и лишился своего места.

Как многие одинокие женщины с детьми, чтобы свести концы с концами, мать принялась шить. Платили за это так мало, что Хармони с малолетства приходилось помогать ей. Это выводило отца из себя. Он считал, что их работа унижает его мужское достоинство. Но вскоре отец смирился, перестал искать место и начал коротать время в близлежащих салунах. После этого их жизнь быстро покатилась под откос, и мать была счастлива возможности работать на «ситшопе».

Хармони обернулась и снова взглянула на Торнбулла. Уж он‑то никогда не жил в доходных домах! Небось, и носу туда не показывал! А между тем подобные дома после пожара росли как грибы. И в каждом таком доме размещался «свитшоп».

Она думала о том, что представляет собой потогонная система. Крупный предприниматель нанимал контрагента, который находил для него субподрядчиков, или «свитеров». Мастерская «свитера» обычно располагалась в большой из двух комнат квартире, снимавшейся в доходном доме. Обычно в ней работало от шести до двенадцати мужчин, женщин и детей. В другой комнате жила, спала и готовила еду семья субподрядчика. «Свитер» кормил рабочих, которые ели без отрыва от производства и спали тут же, на мешках с готовой продукцией.

Но могло быть и еще хуже. Целая семья «свитеров», обитавшая в одной‑двух крошечных комнатах доходного дома, нанимала так называемых надомников, которые, как правило, жили вместе с ними. Отец как‑то с горя оформил их обеих надомницами, а себя объявил «свитером». Кончилось тем, что мать вдобавок к своим обязанностям взвалила на себя и его работу. Но денег на то, чтобы уехать из доходного дома, скопить так и не удалось. Наибольшую прибыль фабриканту приносили молодые и сильные рабочие; потогонная система постепенно выжимала из них все соки, и производительность труда падала, пока человек не терял последние силы. А они с матерью были очень близки к этому.

«Свитшопы». Она сделала головокружительную карьеру, когда поступила на фабрику, в мастерскую Торнбулла. Она знала, что на хозяина работает не так уж много «свитеров», но называла его фабрику «свитшопом» главным образом из‑за постоянной тесноты, скученности и темноты, царившей в здании. Хармони работала с шелком и получала больше многих, но и этого было недостаточно, чтобы прокормить себя. Однако многие женщины и дети, получавшие сдельную плату, были бы счастливы поменяться с ней местами.

Девушка мрачно поглядела на Торнбулла. После постигшего Чикаго пожара горожане панически боялись огня. Она не смогла бы еще раз пережить ужас и потрясение, которые испытала ребенком. Этот страх сохранился на долгие годы. Торнбулл прекрасно знал, что делает, когда обвинил ее в поджоге. В Чикаго слово «поджигатель» было самым страшным обвинением.

И пусть ее потом всю жизнь мучают кошмары, но она закончит это дело и увидит торжество справедливости. Может быть, это позволит хоть немного улучшить положение рабочих.

Не в силах избавиться от воспоминаний, она поднялась и подошла к Торнбуллу. В его глазах был страх. Хорошо! Поделом ему и страх, и голод, и жажда. Но лучше всего было бы, если бы он ощутил безнадежность. Возможно ли это? Способны ли люди, подобные ему, на такое чувство?

– Оставь его, Хармони, – Тор отложил ручку. – Пусть не жалуется, что его тут избивали.

Она повернулась и шагнула к Тору:

– Как хочешь, а твой план мне не по душе.

– Знаю. – Он сдвинул брови. – Ты предпочла бы на минутку забежать в свой прежний полицейский участок, сдать Торнбулла с рук на руки, поприсутствовать при допросе и увидеть, как они бросят его за решетку.

– Да!

Тор запустил пятерню в волосы и устало посмотрел на девушку:

– У меня больше нет сил спорить с тобой. Если понадобится связать тебя, как Торнбулла, клянусь, я сделаю это. – Он тяжело вздохнул. – Ноги твоей не будет в полиции. Можешь быть уверена, что за решетку бросят тебя, а не его, и сделают это с превеликим удовольствием.

– Но…

– Нет! Первым делом они допросят тебя, а когда дело дойдет до остальных, будет слишком поздно.

– Но если Торнбулл признается? Тогда с меня снимут все обвинения.

– Проклятие! – Тор вытер платком потное лицо. – Тут такая жара и духота, что я с трудом соображаю. А здешний шум вообще превращает мозги в кисель. – Он указал на Хармони пальцем. – А ты все споришь и споришь…

– Тор, но…

– Мы спорим об этом с самого воскресенья, когда выехали из Флэгстаффа. Я своего мнения не перемени. Ну сама подумай, Хармони! Тебя разыскивает полиция. Они спят и видят сделать из тебя козла отпущения. Стоит тебе попасть к ним в лапы, и я не уверен, что ты когда‑нибудь увидишь дневной свет. И пусть Торнбулл двадцать раз покается, это тебе поможет как мертвому припарка. Вспомни, чикагская полиция вешает тех, кто агитирую рабочих.

– Площадь Хеймаркет! – содрогнулась Хармони. – Два года назад полиция разогнала там митинг рабочих, но это вызвало бунт. Семьдесят человек предстало перед судом. – Ее голос дрогнул. – Тогда погибло семеро полицейских, но перед этим они сами убили шестерых рабочих во время разгона митинга на Блэк‑роуд…

– Верно. А потом они повесили четверых профсоюзных лидеров, организовавших Хеймаркетский митинг.

– Это напугало нас больше всего…

– А ты доставила чикагской полиции куда больше хлопот. После Хеймаркета на берегу озера построили военный форт Шеридан, чтобы каждый день напоминать чикагцам о нерушимости права частной собственности. И это в дополнение к сыщикам агентства Пинкертона, которых акулы наняли для борьбы с забастовками на своих предприятиях. Эти богачи идут на все, лишь бы накопить миллионы, и им дела нет до такой мелочи, как человеческая жизнь. Хармони, еще раз говорю: забастовщиков и профсоюзных агитаторов здесь просто убивают!

– Но я ни то, ни другое.

Тор трахнул по столу кулаком, встал, перешел к окну, выглянул наружу и только потом обернулся.

– Я не знаю, как кто‑то умудряется выжить в этой чертовой дыре!

– Многие и не выживают…

– Это ужасно. – Он пересек комнату, обнял девушку и заглянул ей в глаза. – Здесь невыносимо! При мысли o том, что ты много лет прожила в таком доме, у меня сердце кровью обливается. Я хочу увезти тебя и отсюда и вообще из этого города как можно скорее. И именно поэтому на пушечный выстрел не подпущу тебя к полицейскому участку.

– Но я не знаю, сработает ли твой план.

Тор вернулся к столу и сел.

– Я почти закончил. – Подняв ручку, он снова посмотрел на девушку. – Хармони, здесь ты по крайней мере в безопасности. И Торнбулл тоже. Тут вас никто не найдет. Поэтому пока мы не договоримся с полицией, нельзя и носу отсюда высовывать! Но стоит уладить дело, и мы здесь ни секунды не задержимся.

– Я тоже не горю желанием оставаться здесь. Но я не уверена, что…

– Как только у меня будут готовы письменные указания, ты подпишешь свои, а Торнбулл – свои. Потом я уйду из этой проклятой душегубки и направлюсь к адвокату. Этот адвокат, не зная, где ты находишься, передаст Торнбулла и твои показания полиции.

– А второй экземпляр подписанных показаний отнесешь Монике О'Салливен в «Чикаго дейли ньюс»?

– Да. Это самая большая из городских газет. Будем надеяться, что ее поддержка обеспечит тебе безопасность.

– Я не поэтому выбрала «Дейли ньюс». Я хочу, чтобы Моника О'Салливен разрушила эту легенду. Она писала статьи о бедственном положении женщин и детей, работающих на фабриках. Когда нам попадались номера с ее статьями, мы устраивали громкие читки. Она нам сочувствует.

– Это должно помочь. А помощь тебе сейчас просто необходима. – Он снова схватился за ручку. – А теперь не отвлекай меня…

– Тор, я бы хотела, чтобы мисс О'Салливен присутствовала, когда ты будешь передавать Торнбулла полиции.

Он поднял глаза:

– Я не собираюсь сам идти в полицию. Его отведет в участок адвокат, которого я найму. Совать голову в пасть льва…

– Тор, но…

– Полиции вовсе не обязательно видеть нас в лицо. А если это потребуется, ты у меня со свистом вылетишь отсюда! – Он помрачнел. – Откровенно говоря, шансов на успех у нас нет. Я не верю ни одному человеку, который будет принимать участие в этом деле, и не знаю, чем ты сумеешь доказать свое обвинение.

– Я не хочу, чтобы девочек допрашивали в суде.

– Вот и я о том же. – Он отшвырнул ручку. – Чем больше я думаю об этом, тем больше волнуюсь. Черт побери, кому поверит суд: фабричным работницам или владельцу фабрики? Думаю, ответ ясен.

Ее возражения прервало мычание Торнбулла. Он умудрился сесть и пытался что‑то сказать. Хармони подошла к нему и пнула в голень.

– Молчать! Ты уже пытался предлагать нам деньги. Меня тошнит от тебя!

– Его нытье в поезде стоило мне нескольких лет жизни… – Тор смерил обоих суровым взглядом и принялся строчить что‑то на листе бумаги.

Хармони подошла к столу и некоторое время наблюдала за юношей, мучительно завидуя его беглому, красивому почерку. Когда‑нибудь и она, и девочки тоже научатся этому. Она хотела что‑то сказать, но тут же опомнилась и закрыла рот. Не следовало отвлекать Тора. Чем скорее он допишет, тем скорее все кончится. Она отошла к окну и уставилась на безрадостную картину. Тор был прав. Во всем. Она знала это, но соглашаться не хотелось. Она несколько месяцев мечтала о том, как пойдет в полицейский участок и отдаст им Торнбулла.

Сделать это собственноручно хотелось ей больше, чем стать простой свидетельницей его ареста. Это было бы честнее, чем прятаться за какого‑то безликого адвоката. И нечестно было заставлять Тора доделывать то, что нужно было завершить ей самой. Но она не умела писать письма и правильно излагать на бумаге свои мысли. Она бы не сумела нанять адвоката. У нее не было ни денег, ни документов. И она не хотела вмешивать в это дело девочек.

Что случилось с главарем «Банды бешеных малолеток»? На Западе она была такой сильной, такой уверенной в себе!

Но вернувшись в Чикаго, опять стала беспомощной и безоружной. Если бы не помощь Тора, она не знала бы, как поступить. Девушка оглянулась на Торнбулла. К черту! Она бы сделала то, что давно задумала, а там будь что будет.

Но теперь ей было ради чего жить. Девочки. И Тор. Торнбуллу больше не удастся распоряжаться ею. Она хотела справедливой кары, а не мести. Если она не сумеет добиться осуждения, то уж, по крайней мере, газеты хорошенько изваляют его в грязи и привлекут внимание к положению чикагских рабочих. Достаточно ли этого? Девушка вспомнила о пожаре, о криках, о подругах. Нет! Как бы то ни было, она обязана покончить с Торнбуллом раз и навсегда!

Тор отложил ручку.

– О'кей. Я сделал копии обоих документов. В показаниях Торнбулла содержится признание им своей вины. В твоих говорится о запертой двери, бегстве через окно и твоей невиновности.

– А ты написал, что я никогда не была профсоюзным организатором и агитатором? – спросила Хармони, подходя к столу.

– Вот, прочти сама. – Он протянул девушке лист бумаги.

Она замешкалась, взяла листок, кивнула и положила его на стол.

– Ты же не прочла! – недоуменно сказал Тор и толкнул бумагу обратно.

– Тор, пожалуйста… – Она проглотила слюну. – Я не могу…

– Чего «не могу»? Почерк у меня разборчивый.

– Да нет, почерк прекрасный…

Девушка оглянулась на навострившего уши Торнбулла. А, чего, там! Она вздернула подбородок.

– Я умею читать только по печатному. Мать могла меня научить лишь этому. А потом я стала работать в «свитшопе», и…

Тор вскочил так стремительно, что стул с грохотом полетел на пол. Обогнув стол, юноша обнял ее, крепко прижал к себе и похлопал по спине.

– Прости меня. Это не приходило мне в голову… – Он запнулся. – Значит, и девочки?..

– Во время бегства я кое‑чему их научила.

Тор погладил ее:

– Самое главное, что нужно сделать для всех детей, и мальчиков, и девочек, это дать им право на образование.

Хармони кивнула, слезы выступили у нее на глазах.

Послышалось мычание. Они посмотрели на Торнбулла. Тот тряс головой, пытаясь вытолкнуть кляп. Хармони быстро подошла к нему и вынула изо рта платок.

– Ладно, говори, что хотел сказать…

– Ну, благодетели человечества, от вас умереть можно… – Торнбулл прочистил горло. – Вы думаете, что деньги не имеют никакого значения. Вы думаете, все должны быть равны. На каком принципе была создана эта страна?

– На равенстве, – медленно ответил Тор.

– О да, равенство! – Серые глаза Торнбулла перебегали с одного лица на другое. – Но для кого? Для белых мужчин, у которых хватает духу делать то, что им хочется. А кто не может, получает то, что заслужил.

– Работу на «свитшопе»?

– Да! – подался к ним Торнбулл. – Это все, чего хочет и на что способно большинство. Девятерым из десяти детей не имеет смысла тратить время на обучение чтению и письму. Они должны облегчать жизнь родителям. Если они не будут работать, кто займет это место? Их собственные матери?

Хармони снова заткнула ему рот.

– Неправда! Никто не хочет работать в «свитшопах» и недалеко от них ушедших фабриках и мастерских! Люди требуют совсем не такой работы. Это медленная смерть от голода. Просто ваша жадность не оставляет им выбора. Но времена меняются. Люди, подобные тебе, вымирают, и настанет день, когда на земле не останется ни одного бандитского короля!

Торнбулл лег на пол и отвернулся лицом к стене.

– М‑да, аудитория была не слишком благодарная, – пошутил Тор, обнимая ее за талию. – Но говорила ты правильно.

– Я хочу, чтобы все как можно скорее кончилось. У меня больше нет сил выносить его присутствие…

Хармони подошла к столу и взяла ручку. Тор положил перед ней два листа бумаги. Девушка медленно, осторожно вывела свое имя внизу каждой страницы и торжествующе поглядела на Тора.

– Мама научила меня расписываться. Она не хотела, чтобы я вместо подписи ставила крест.

– Ты молодец.

– А как быть с Торнбуллом?

– Это моя забота. – Подняв перевернутый стул, Тор подошел к Торнбуллу, поднял его, взгромоздил на сиденье и развязал ремень, стягивавший запястья пленника. – Поставь на обоих листках свою обычную подпись.

Торнбулл вытащил изо рта платок и бросил на них насмешливый взгляд:

– Я всегда подозревал, что рабочие – народ тупой. Теперь я в этом окончательно убедился.

– Не забывай, где находишься, – посоветовала Хармони. – В плену ты, а не я.

Торнбулл бросил на Тора ненавидящий взгляд:

– Только благодаря его помощи.

– Подписывай бумаги… – Тор переложил перо в левую руку, а правую положил на рукоять пистолета.

– Здесь вам меня пристрелить не удастся. Шум привлечет полицию.

Хармони рассмеялась.

– Полицию? И ты думаешь, что они захотят или посмеют лезть сюда? Кого здесь смущает шум? Кто обращает на него внимание? Мы могли бы убить тебя и бросить тело во дворе, а жильцы переступали бы через тебя как через мешок с костями!

– Люди обратят внимание на запах и вызовут полисмена, – сверкнул глазами Торнбулл.

– Да запах твоего гниющего трупа покажется духами по сравнению со здешней вонью, – покачала головой Хармони. – Ты что, не понимаешь?

Он молча уставился на девушку.

– Попал в многонаселенный дом и думает, что тут ему ничего не грозит… Смешно! Ну ничего не соображает! – Хармони отступила на шаг. – Да и не хочет соображать.

– А мне и не нужно, – огрызнулся Торнбулл. – Все это на меня не действует, – обвел он рукой комнату.

– И смерть сотни женщин и детей, работавших на твоей фабрике, тоже не действует?

– Нет, – ответил он не моргнув глазом.

– Значит, ты ходячий мертвец?

Хармони наклонилась, схватила его за лацканы и хорошенько встряхнула. Торнбулл поднял голову.

– Силой ты ничего не добьешься.

– Да ну? – Она звонко хлестнула его сначала по одной щеке, потом по другой.

Он встал и приложил руку к лицу.

– Как ты смеешь прикасаться ко мне!

Хармони обошла стол и занесла кулак. Тор схватил ее за талию и оттащил.

– Лучше подпиши, Торнбулл. Будешь упрямиться, я с удовольствием полюбуюсь, как она разукрасит твое милое личико. Тогда форма будет полностью соответствовать содержанию.

Торнбулл заколебался, перевел взгляд с одного врага на другого, а затем сел.

– Я говорил это раньше, скажу и теперь. Нельзя иметь дело с людьми не в своем уме. А вы оба совершенно свихнулись. – Он быстро расписался на каждой странице и отшвырнул их от себя. – Вот! Чем быстрее я избавлюсь от вас, тем лучше. В полиции, по крайней мере, ко мне будут относиться с уважением, которого я заслуживаю.

– С уважением! – зарычала Хармони, вырываясь из цепких объятий Тора. – Пусти меня! Я ему покажу «уважение»!

– Хватит! – Тор встряхнул ее и оттащил назад. – Мы получили от него все, что требовалось.

Он снова связал Торнбулла, вставил на место кляп, поднял мерзавца и уложил его на пол.

– Я бы с наслаждением изувечила его, Тор.

– Знаю. Я тоже. Но адвокат этого не одобрил бы. Поверь мне.

– Думаешь, существуют на свете юристы, не купленные акулами?

– Таких немного, но они есть. – Он подошел к столу и аккуратно скрепил бумаги.

– Ты надолго?

– Ровно настолько, насколько потребуется. – Юноша снял портупею, положил ее на стол и вынул из кобуры пистолет. Расстегнув рубашку, он сунул за пояс «сорок пятый» и снова застегнул пуговицы. – В этом городе нельзя без оружия… Я ухожу. Сниму номер в гостинице, куплю хороший костюм, поищу адвоката, а дальше все пойдет само собой.

– Я хочу с тобой.

– А кто будет сторожить Торнбулла?

– Свяжем покрепче, и никуда он не денется.

– Ты серьезно? Думаешь, его можно оставить одного?

– Да нет, – тяжело вздохнула она. – Во всяком случае, не здесь. Если кто‑нибудь обнаружит его, то клюнет на деньги, которые так любит сулить наш красавец. Торнбулл наобещает с три короба и тут же унесет ноги…

– О'кей. Жди здесь. Постараюсь вернуться к вечеру.

Тор скатал бумаги в трубку. Хармони отперла замок. Держа в руке подписанные показания, юноша подошел к ней.

– Верь мне, все будет хорошо…

Он нежно поцеловал девушку в губы и вышел из комнаты.

Хармони заперла дверь. Не было сил смотреть, как он уходит от нее, идет по темному коридору доходного дома, направляясь навстречу опасности.

Мысли о любви и будущем были отброшены.

Час проходил за часом, а Хармони не переставая мерила комнату шагами, поглядывая в окно и борясь с желанием как следует наподдать Торнбуллу. Она достала саквояж, в котором лежали хлеб, сыр и бутылка воды. Голод еще не ощущался, но она заставила себя поесть и выпить глоток жидкости. Кое‑что пришлось выделить Торнбуллу. Пусть радуется, что жив остался. С течением времени она все больше убеждалась, что его надо было закопать в аризонской лаве. Но ей нужна была расплата, а не примитивная месть.

Позже ей пришло в голову, что Тор просто не успеет все, сделать за один день. Дел была куча, а она хотела справиться с ними одним махом! Торнбулл вызывал у нее чувство ненависти, хотя тот большую часть времени просто валялся на полу. Ей бы хотелось посмотреть, как он пришивает пуговицы по восемнадцать часов в день, неделю за неделей, месяц за месяцем, пока не ослепнет. Но он никогда этим не занимался – ни здесь, ни в каком‑нибудь другом месте. Для этого у него не хватило бы ни сил, ни смекалки. Он просто свернулся бы клубком и умер. Этот процесс уже начался.

Девушка сжала рукоятку пистолета. Всю дорогу от Аризоны «сорок пятый» пролежал в саквояже. Лишь войдя в комнату, она надела портупею. Как всякая преступница, она сжилась с кольтом и ненавидела с ним расставаться. Впрочем, менять разбойничий наряд ей тоже не хотелось. Она не верила, что Торнбулл на всем долгом пути в Чикаго не сделает ни одной попытки бежать. Платье лишило бы ее подвижности, а она не собиралась пренебрегать собственной безопасностью, пока Торнбулл не окажется за решеткой.

Бренча шпорами, она подходила к Торнбуллу и пинала его носком ботинка в спину. Еще не поздно было всадить ему пулю в лоб. Все бы кончилось, и можно было бы начать новую жизнь. В Чикаго, конечно, ей больше не жить, но на нем свет клином не сошелся.

Торнбулл стонал и оборачивался к ней. Поразительно, как быстро он сдавал. В доходном доме он провел всего лишь сутки. Истощен он не был. Утром его кормили и поили, да и сейчас кое‑что перепало. Теперь он лежал в луже собственного пота, глаза смотрели в разные стороны, тело было вялым. Такие люди физически не могут жить в трущобах. Ничего, пусть побудет в шкуре тех, кого заставлял работать на себя, за чей счет жил. Это собьет с него спесь!

Хармони с омерзением отвернулась от пленника и подошла к окну. Ее не оставляла надежда, что в следующий раз в окне покажется что‑то другое, более симпатичное. Но унылая, знакомая дв тошноты картина не менялась. Ей еще повезло, что комната оказалась с окном. Хоть какой‑то вид из него, хоть какой‑то свежий воздух… Могло быть хуже, куда хуже.

Пока она смотрела в окно, раздался стук. Она вздрогнула, положила ладонь на рукоятку пистолета, быстро пересекла комнату и застыла у двери. Стук повторился.

– Это я, Тор.

Она отперла замок и открыла хлипкую дверь, которая ни на минуту не задержала бы того, кто задумал бы вломиться в комнату. Как только Тор перешагнул порог, дверь тут же заперли снова. И только потом девушка обратила внимание на его одежду. Новый костюм как две капли воды походил на тот, в котором был Тор во время похищения. Не сказать, чтобы это превращение было ей по душе.

– Все сделано! – улыбнулся он, кладя на стол сверток.

Девушка облегченно вздохнула и закрыла глаза.

– Приличного костюма и приличного адвоката найти не удалось, но зато я нашел журналистку, о которой ты говорила.

– Ох, Тор! – Хармони хотела бы обнять его, но вспомнила, что одежда на ней грязная. Она опустила руки. – Не хочу мять новый костюм.

Он засмеялся и привлек девушку к себе. Объятия были крепкими, а краткий поцелуй все длился и длился, пока они окончательно не задохнулись.

– Нам надо поторопиться, – сказал Тор и покосился на Торнбулла. – Как наш заключенный?

– Все так же.

– Да он совсем дохлый…

Тор снял со стола портупею, надел ее, положил пистолет в кобуру и застегнул пиджак так, чтобы портупея не бросалась в глаза.

– Что же поделаешь, если этот король бандитов оказался таким трусливым мозгляком…

Тор поднял кувшин и поставил его рядом с Торнбуллом, затем перевернул пленника, плеснул ему водой в лицо, а потом дал напиться.

– Это поможет.

– Лучше было бы уморить его голодом.

– Пока не время… – Тор поднялся и сложил все обратно в саквояж. – Разверни сверток. Это тебе.

– Серьезно? – Она нерешительно подошла к столу. – Но мне ничего не нужно…

– Здесь то, что тебе нужно.

Хармони вынула из свертка черный пыльник.

– И что мне с этим делать?

– Носить. Тебе должно подойти. Я взял «мальчиковый» размер.

– Почему?

– Хармони, твой костюм привлекает всеобщее внимание. У тебя нет никакой другой одежды, а покупать что‑нибудь более подходящее у меня не было времени.

– Я бы ничего другого и не надела.

– Это я тоже учел. Ну‑ка примерь!

Она влезла в один рукав, затем во второй. Плащ доходил ей до лодыжек и имел разрез сзади, позволявший ездить верхом. Пуговицы у него были спереди, но девушка оставила полы нараспашку.

– Хорошо, – сказал Тор, подходя к ней и поправляя воротник. – Сидит прилично.

– И скрывает кобуру.

– Точно.

Она улыбнулась, обвила его шею и притянула к себе.

– Спасибо, друг мой!

Тор осторожно убрал ее руки со своей шеи.

– Еще немного, и я забуду про Торнбулла…

Покачав головой, она сделала шаг назад.

– Позже. А сейчас расскажи, что будет дальше.

– Я уже сказал: надо поторопиться. У подъезда ждет экипаж. Извозчик не будет долго стоять у доходного дома.

Тор подошел к Торнбуллу, развязал ему лодыжки и положил ремень в карман. Рывком подняв пленника на ноги, он вытащил кляп.

– Руки развязывать не будешь?

– Нет, – бросил Тор и повел его к двери.

Хармони подняла саквояж. Тор обернулся:

– Брось его здесь. Он нам больше не понадобится.

Но девушка слишком долго прожила в бедности.

– Не хочу оставлять его домовладельцу.

Торнбулл откашлялся и по очереди оглядел их:

– Будьте вы прокляты за все, что со мной сделали! Недолго вам гулять на этом свете. Увидимся в аду!

Хармони круто повернулась:

– С тобой сделали?

– Некогда, некогда! – открыл дверь Тор. – Надо скорее уходить отсюда. Адвокат ждет нас у полицейского участка.

– Отлично!

Девушка переступила порог и посмотрела вслед Тору, тащившему Торнбулла по коридору, затем заперла дверь и пошла за ними по темной лестнице. Позади остались дурно пахнущие умывальники. Вот и подъезд. Облегченный вздох вырвался из ее груди при виде дожидающегося экипажа.

Пока Тор подсаживал Торнбулла, она обернулась и увидела маленькую девочку лет пяти, с восхищением смотревшую на лошадь и коляску. Хармони торопливо открыла саквояж, вынула оттуда подаренную Дейдрой книгу и сунула ее в карман нового пыльника. Улыбнувшись, она поставила саквояж у ног малышки.

– Это тебе!

Испуганная девочка отпрянула.

– Он не тяжелый. Можешь взять. Он мне больше не нужен. Тут еда. Неси его домой.

Девчушка шагнула вперед. Хармони попятилась, следя за тем, чтобы кто‑нибудь из старших не отобрал подарок.

Схватив сумку, малышка вцепилась в нее обеими руками, бросилась по ступенькам и исчезла в подъезде.

– Садись! – обернулся к девушке Тор.

Со слезами на глазах Хармони заторопилась к экипажу. Она знала, как много будет значить этот маленький подарок для семьи девочки. Ребенок напомнил ей о детях, остававшихся в Аризоне. Хармони тосковала по ним. Скоро они встретятся вновь. Тор, взяв девушку за руку, помог ей подняться в коляску.

Оказавшись в закрытом экипаже, она тесно прижалась к Тору. Тот сжал ее руку. Торнбулл молча смотрел на них с противоположного сиденья. Когда коляска покатилась по улице, Хармони со вздохом поняла, что ехать придется долго. Улицы Чикаго были заполнены народом, экипажами, конками и даже последней новинкой – трамваями. Она их уже встречала, но ездить на них не доводилось.

Одну руку Хармони крепко сжимал Тор, другая на всякий случай лежала на пистолете. Непохоже было, что напуганный Торнбулл попробует бежать. Скорее всего он будет вести себя спокойно, уверенный в том, что полиция окажется на его стороне.

Через некоторое время экипаж подъехал к тротуару и остановился. Тор подал Хармони руку и помог ей выйти, а затем вернулся за Торнбуллом. Когда все трое вылезли наружу, Тор подошел к извозчику, сказал ему несколько слов, расплатился, и коляска уехала. Тор взял Торнбулла за связанные руки и повернулся к Хармони.

– Делай то, что я скажу, и все будет в порядке. – Голубые глаза Тора сверкали. – Чуть наискосок отсюда – ближайший к сгоревшей фабрике Торнбулла полицейский участок. В кафе на углу тебя ждет женщина, с которой ты хотела встретиться. Иди прямо туда и поговори с ней, а я пока займусь Торнбуллом.

– Но…

– Хармони, можешь ты мне поверить хоть раз в жизни?

Она кивнула, поняв, что давно уже полностью доверяет ему. И все же, все же… Разве можно поручить ему завершение операции по передаче Торнбулла в руки правосудия?

– Иди, иди. Я скоро подойду.

Хармони в последний раз посмотрела на Торнбулла. Тот скользнул по ней равнодушными серыми глазами. Это ее ни капельки не удивило. Девушка отвернулась, пошла по тротуару, обернувшись снова лишь у дверей кафе. Двое мужчин выступили из тени и шагнули навстречу. На одном из них был добротный темный костюм. Другой, с виду грубоватый и хуже одетый, взял Торнбулла за руки. Тор отошел в тень, а трое мужчин быстро пересекли улицу и двинулись к участку.

Хармони с облегчением отвернулась, но, толкнув входную дверь кафе, оглянулась снова. Торнбулл и двое сопровождающих вошли в полицейский участок. Девушка улыбнулась. Наконец‑то восторжествовала справедливость! Она оглядела улицу, но Тора видно не было. Наверно, он решил переждать и убедиться, что никто за ними не следит.

Теперь очередь за ней. Хармони глубоко вздохнула и вошла в зал. Молодая рыжеволосая женщина в элегантном зеленом платье и зеленой шляпе, сидевшая за столиком! у окна, помахала ей рукой. Девушка подошла, села и уставилась в окно на полицейский участок.

– Я – Моника О'Салливен. Большое спасибо за согласие дать интервью. Я видела показания. Босс дал «добро». Так что все готово.

Ошеломленная прямотой молодой леди, Хармони захлопала ресницами. Ей, прошедшей через множество испытаний, казалось невероятным, что с людьми можно общаться так легко и непринужденно.

– Вы ведь Хармони Харпер, верно?

Она кивнула.

– Вам надо выпить кофе. А может, и съесть что‑нибудь. Здесь очень вкусные пирожные.

– Спасибо… – Голос у нее наконец прорезался, но мышцы лица еще не повиновались.

Эта женщина была такой энергичной и уверенной в себе, что Хармони совсем смешалась. У Моники было много общего с Дейдрой. Женщины такого типа ей раньше не встречались. Она ощутила себя маленькой дурочкой.

– Тогда кофе и пирожное. За счет «Дейли ньюс».

– Мисс О'Салливен…

– Зовите меня просто Моника.

– А вы меня – Хармони. Если хотите, конечно…

– Поверьте, с удовольствием. Несомненно, вы героиня! Поймать Торнбулла и заставить его подписать признание – такое и представить невозможно! Все молодые жительницы Чикаго позеленеют от зависти! – Моника оглянулась. – О, Тор Кларк‑Джармон! Присоединяйтесь к нам.

Тор сел так, чтобы видеть полицейский участок, и кивнул Хармони.

– Выпьете с нами кофе? Может быть, пирожное? – Моника подозвала официантку.

– Спасибо, только кофе, – бросил Тор, не отрывая глаз от окна.

Девушка обратила внимание на то, как непринужденно Моника делает заказ. Ей самой редко приходилось бывать в кафе. Моника обернулась к Хармони.

– Мистер Кларк‑Джармон изложил мне основные факты, но мне бы хотелось знать подробности. Конечно, если вы сочтете нужным о них рассказать. Темы, о которых я писала до сих пор, не идут ни в какое сравнение с этим пожаром. Мы пытались кое‑что выведать, но у нас была только точка зрения Торнбулла. Настало время восстановить подлинную картину происшедшего.

– Но у меня нет никаких доказательств. Вам придется поверить мне на слово.

– Ничего, у Торнбулла тоже не было доказательств… – Моника подалась вперед, ее зеленые глаза прищурились. – Публикация интервью гарантирует вам безопасность. Люди вроде Торнбулла думают, что им закон не писан. Иногда так и происходит, и это делает их еще опаснее.

– Поверьте, с этим я хорошо знакома… – Хармони запнулась, поняв, что придется рассказать больше того, что хотелось бы. – Я не доверяю ни суду, ни полиции. Они тоже травили меня.

Моника сочувственно кивнула и оглянулась на принесшую заказ официантку.

– Я понимаю. Они лишь выполняют приказы высокого начальства, соображения которого держатся в тайне. – Она поднесла к губам чашечку. – Но кое‑кому в полиции доверять все‑таки можно.

– Надеюсь. – Хармони ощутила голод.

Вонзив зубы в пирожное с кремом, она поняла, что никогда не ела ничего вкуснее. И кофе был чудесный. Если бы Тор не так напряженно смотрел в окно, было бы совсем уютно.

Моника откинулась на спинку стула и улыбнулась.

– Мой жених работает в чикагской полиции. Он ирландец, зовут его Джонни О'Бэньон. – Ее зеленые глаза приняли мечтательное выражение. – Он, конечно, большой льстец, но парень хороший. Если позволите, я расскажу ему о вас и девочках.

Хармони взглянула на Тора.

– Что ты думаешь по этому поводу?

Тор на секунду отвлекся от наблюдения.

– Неплохо было бы иметь в этой среде своего человека.

– Мать Джонни – иммигрантка. Она тоже работала в «свитшопе». Так что, верьте мне, он все понимает, – сказала Моника, переводя взгляд с одного на другого.

– Ладно… – Хармони доела пирожное и принялась греть руки о чашку с кофе.

Холодок пробежал у нее по спине. События развивались слишком быстро. Она отвыкла доверять кому бы то ни было, и оставалось лишь надеяться, что в этом решении раскаиваться не придется.

– В Чикаго много замечательных людей, – наклонилась к ней Моника. – И много хороших мест. Я не имею в виду дворцы, построенные на костях рабочих «свитшопов», фабрик и мастерских. Если разделить между всеми добро, награбленное акулами, у каждого будет хорошее жилье и работа. Пока этого не произойдет, рабочие будут создавать профсоюзы и устраивать забастовки. А репортеры будут писать об этом.

– Надеюсь, вам удастся изменить существующий порядок…

Хармони подумала о том, как счастливо могли бы жить девочки и их родные. Она тосковала по детям. Девочки – ее семья, и ей хотелось быть вместе с ними. Дальнейшая судьба Торнбулла ее почти не заботила. Тянуло поскорее вернуться. Но она не могла забыть о пожаре.

– Все, что мы можем, это писать правду. Только она заставляет людей действовать. – Моника покачала головой и лукаво поглядела на Хармони. – Я так понимаю, что вы, конечно, не главарь «Банды бешеных малолеток», знаменитой на Западе разбойничьей шайки, устраивавшей налеты на дилижансы и поезда?

– Ох! – Пораженная Хармони обернулась к Тору.

– Мистер Тор ничего не говорил мне. Я следила за сообщениями всех тамошних газет. О «Банде бешеных малолеток» писали даже мы. Кроме того, у меня особый интерес к необычным делам, в которых участвуют женщины и дети. Да и костюм ваш бросается в глаза. У вас действительно под пыльником «сорок пятый»?

Хармони почувствовала, что ей кровь бросилась в голову. Этого она не ожидала и не знала, как теперь быть.

– Впрочем, это неважно. Я так рада нашей встрече! Вы настоящая героиня, живой пример для всех женщин и девушек. Вы учите нас храбрости.

Хармони смущенно отвернулась:

– Вам самой храбрости не занимать…

– О, поверьте мне, я страшная трусиха. Я женщина, а потому и моя работа, и все остальное висит на волоске. Но времена меняются, хотя и не так быстро, как хотелось бы, – Она сделала паузу. – Вы не читали «В защиту прав женщины» Мэри Уолстонкрафт?

Хармони вынула книгу из кармана пыльника и подняла ее вверх.

– Мне дала ее сестра Тора.

Моника достала такую же из сумочки и улыбаясь повторила жест девушки.

Тор обвел их взглядом.

– Слава Богу, здесь нет Дейдры, иначе вы втроем проболтали бы до утра.

– Это было бы чудесно! – Моника положила книгу обратно. – Если ваша сестра будет в Чикаго, пожалуйста, передайте, что я хотела бы увидеться с ней.

Тор улыбнулся:

– Ее зовут Дейдра Кларк‑Джармон. Когда будете в Нью‑Йорке, свяжитесь с ней. Она учится в университете и работает в пароходстве Кларков.

– Вот это да! – ахнула Моника. – Значит, времена действительно меняются!

– Но слишком медленно… – вставила Хармони, пряча томик в карман.

– Верно. Но мы делаем все, что можем, – пожала плечами Моника. – Однако если вы хотите, чтобы статья попала в завтрашний номер, нужно поторопиться. Для начала я хочу кое‑что проверить. Это правда, что плата за жилье в трущобах составляет от десяти до пятнадцати долларов в месяц?

– Да.

– А недельная заработная плата равна восьми‑десяти долларам?

– Только у мужчин. У женщин и детей намного меньше. Женщина может заработать от четырех до шести долларов, ребенок около двух. – Хармони стиснула руки. – А если они работают на «свитшопах» или числятся надомниками, и того не выходит.

– Но ведь такая сумма для жителя доходного дома просто чудовищна!

– Да. А стоит немного полюбоваться на тамошние условия, как становится ясно, что это неприкрытый грабеж.

Моника кивнула.

– А верно ли, что работодатели считают работающих женщин совершенно беззащитными и надувают их как могут? Я слышала, что кое‑кто вообще не удосуживается платить или высчитывает большую часть платы за якобы некачественно выполненную работу.

– Да. Боюсь, это правда.

– Я слышала и то, что женщины все еще получают по шесть пенсов за рубашку, сшитую на дому.

– Не знаю точно, но звучит вполне правдоподобно… – ответила Хармони, глядя на дверь полицейского участка.

Торнбулл все еще там. Это хорошо.

– Что ж, о'кей. Я уже кое‑что выяснила, хотя многое едва ли пригодится.

Хармони машинально кивнула. До нее вдруг дошло: даже если Торнбулл и попадет в тюрьму, это мало что изменит. Что толку от газетных статей? Следя за участком, она почувствовала, что ужасно устала. Вернулись мысли о девочках. Наверно, Тор был прав, когда сказал, что ее призвание – помогать всем рабочим.

– Хармони… – тихонько окликнула Моника, тронув ее за руку. – Я понимаю, что вам трудно говорить, но вспомните и о том, что нам нужно взбудоражить общественное мнение. Вспомните о пожаре. Вы не собирались вступить в один из профсоюзов и бороться за права работающих женщин и детей?

– Нет, не собиралась. Все это было слишком далеко от нас…

Моника стиснула ее ладонь и подняла чашечку кофе.

– Пожалуйста, подумайте об этом. Мэри Стирлинг, Мэри Хэнефин, Леонора Барри, Мэри О'Рейли и другие сумели многого добиться. Миссис Барри собирает данные о том, сколько платят женщинам. Представьте себе, котиковое манто стоит от сорока до семидесяти пяти долларов, а сшившей его портнихе платят от восьмидесяти центов до доллара за штуку!

– Женщине не прожить на эти деньги, – покачала головой Хармони. – Вот почему некоторые из них становятся проститутками. Так можно заработать от пятидесяти до двухсот долларов в неделю.

– Осуждать их не приходится Именно поэтому женщинам нужен лидер вроде вас, который мог бы сплотить и возглавить их.

Тор со стуком поставил на стол чашку с кофе:

– Мисс О'Салливен, я уже давно пытаюсь заставить ее понять это!

Моника улыбнулась:

– Отлично! Но об этом можно поговорить позже. А сейчас надо закончить интервью. – Она подалась вперед. – Поверьте мне, «Дейли ньюс» поддерживает идею пересмотра трудового законодательства. А теперь несколько слов о том, как вам работалось, и о пожаре.

Хармони опустила веки и принялась рассказывать о подругах, об условиях труда, о запертой двери, о дыме, жаре, криках… и смертях. Когда она закончила свой монолог и открыла глаза, по щекам Моники струились слезы. Она в ужасе качала головой:

– Пожалуйста, если вам не трудно… Вы не могли бы завтра встретиться со мной у сгоревшей фабрики? – Моника споткнулась, поглядела на Тора, а затем на Хармони. – Теперь я вижу, что одним текстом не обойтись. Мне бы хотелось нарисовать вас на фоне руин.

– Даже не знаю… – с сомнением протянула Хармони.

– Я не собираюсь придавать рисунку портретное сходство, да и не умею этого. Но картинка позволит читателям лучше понять, что произошло. Могли бы вы пойти на это?

– По‑моему, это лишнее, – пробормотал Тор, с тревогой глядя на Хармони.

– Я приду. – Хармони тяжело вздохнула. – Раз уж вы считаете, что это поможет…

– Обязательно поможет! – улыбнулась Моника. – Сможете подъехать часам к четырем? С утра я постараюсь кое‑что разузнать.

Хармони согласно кивнула.

– А к тому времени выяснится, что ждет Торнбулла.

– Это выяснится куда быстрее. – Тор повернулся к Монике и показал на окно. – Вот идет адвокат, который будет защищать нас в суде. Если хотите поговорить с ним, сейчас для этого самое время.

– Благодарю! – Моника положила на столик несколько монет и быстро направилась к двери. – До завтра!

Хармони впилась взглядом в окно. Человек, сопровождавший адвоката, спокойно отошел в сторону. Моника произнесла несколько слов. Адвокат что‑то пробормотал и попытался ретироваться. Моника двинулась следом.

– Я нанял не только адвоката, но и охранника. Мне не верилось, что Торнбулл в последний момент не попытается бежать, – вполголоса произнес Тор, стоявший рядом.

– Правильно сделал.

– Мисс О'Салливен – просто молодец. – В его голосе прозвучало восхищение.

– Красивая, умная, талантливая… – Хармони не смогла скрыть зависти.

– Но ты внушаешь ей священный трепет. Как по‑твоему, о чем это говорит?

– Нe знаю… – У девушки перехватило дыхание.

– О том, что ты самая поразительная женщина на свете.

Она покачала головой. Хоть и неправда, а все равно приятно. Взглянув на дверь полицейского участка, она промолвила:

– Торнбулл так и не выходил.

– Это только начало. – Тор встал. – Пойдем отсюда. Я хочу побыть с тобой вдвоем.

– Да, нам есть о чем поговорить.

– Я имел в виду совсем не разговоры.

Тор повесил трубку телефона, установленного в «люксе» чикагской гостиницы «Приозерная», и поглядел в окно. Оно выходило прямо на огромное озеро, противоположный берег которого, подобно океанскому, терялся вдали. В открытую створку врывался прохладный и сырой ветер. В гостинице было не в пример лучше, чем в доходном доме, но юноша мечтал оказаться в Луизиане.

Он хорошо знал, что доходные дома и «свитшопы» – это еще не весь Чикаго. Город был красивым, деловым, культурным. Всюду есть свои изъяны. Они были и в Новом Орлеане, и в Нью‑Йорке. Но прежде ему не доводилось попадать в самое чрево трущоб. Этого не произошло бы и сейчас, если бы не Хармони.

Тор прислушивался к тому, что происходило в ванной. Оттуда доносился плеск. Ей нужно было побыть одной, нужно было смыть с себя зловоние доходного дома. Но похоже, одного купания для этого было бы недостаточно. Единственная ночь, проведенная в трущобах, произвела на него неизгладимое впечатление.

Он прошел через комнату и посмотрел в другое окно. Отсюда был виден город, вытянувшийся вдоль берега озера. Центр Чикаго был связан с пригородами и трамвайными линиями. Это был торговый и деловой район, простиравшийся от Маршаллфилд и Монтгомери до Сиэрса и Робака. Его заполняли предприятия и склады вроде завода Маккормика, выпускавшего сельскохозяйственную технику. Отсюда товары расходились по всей стране.

Чикаго был силен и в других областях. У местной профессиональной бейсбольной команды был свой стадион. Университет насчитывал несколько колледжей. Тут жили знаменитые художники и музыканты. Хватало театров и развлечений. В городе выходило семь газет. Всего лишь несколько лет назад компания Такома Билдинг выстроила для своей штаб‑квартиры железобетонный небоскреб в тринадцать этажей высотой. Чикаго во всем мире славился смелостью и фантазией архитекторов, воплощавшейся в зданиях гостиниц, деловых центров и жилых домов.

Да, он знал все это. Сегодня ему пришлось немало поколесить по этому городу, прежде чем удалось кончить дело. Но у него из ума не выходили бледные, заостренные лица детей, живших в трущобах, или девочек Хармони, работавших в ужасных условиях, лицо самой Хармони, выросшей в нищете, тогда как в нескольких милях от трущоб жили в богатстве и неслыханной роскоши короли воров.

До встречи с Хармони и ее девочками он смотрел на мир совсем по‑другому. Конечно, его семья не могла тягаться с чикагскими акулами состоянием, но жила богато. У них было обширное ранчо в Техасе, плантация в Луизиане, пароходная компания в Нью‑Йорке и добротный дом в каждом городе. Жизнь была уютна и удобна. На них трудилось много народу, но ни один из рабочих не жил в таких адских условиях, как обитатели трущоб. Но что делают другие работодатели, его никогда не интересовало.

Теперь жизнь Тора круто изменилась. С того дня, как Хармони похитила его в поезде, он стал другим человеком. Видно, это ему на роду было написано. И, как ни странно, он сам радовался этой перемене. Впервые в жизни его существование приобрело цель и смысл, как это произошло когда‑то с Дейдрой. Теперь он лучше понимал, что движет его сестрой, потому что та же сила отныне двигала и им.

Странная мысль пришла ему в голову. Хотя он оказался вовсе не таким богатым и могущественным, как воображал, но ощущение собственной нужности одной женщине и семерым девочкам наполняло его желанием стать по‑настоящему всемогущим. Они нуждались в нем, как никто и никогда. Но для этой помощи одного богатства было мало.

Стойкость и бесстрашие, с которым они смотрели в лицо невзгодам, заставили его присоединиться к ним. Но потом оказалось, что помощь требуется слишком многим. Теперь, когда девочки были спасены, настало время подумать о других детях и нуждающихся рабочих.

Он посмотрел на дверь ванной. Позволит ли Хармони и дальше помогать ей? Согласится ли поехать с ним в Луизиану и вызвать туда девочек? Будет ли рука об руку работать с ним на плантации? Станет ли помогать изменять положение рабочих в Луизиане или предпочтет остаться в Чикаго и вести борьбу здесь. Он был уверен только в одном: Хармони никогда не повернется спиной к рабочему люду. Но как уговорить ее остаться с ним? Не было на свете более независимой женщины. Разве что его сестра могла потягаться с ней.

Юноша прошелся по комнате, остановился у кровати и, не удержавшись, потрогал гладкое покрывало. Если ее привязывает к нему только зов плоти – что ж, пусть. Когда‑нибудь он сумеет завоевать ее любовь. Любовь. Да, пора признаться себе, что он по‑настоящему любит ее. Как ни странно, на сей раз ему не хотелось бороться с собой. Раньше он убегал от любой женщины при первых же признаках серьезного увлечения. Но с Хармони все было по‑другому. Она очаровала его и заставила мечтать о себе с первого взгляда. Теперь он понял, что испытывали друг к другу Дейдра и Хантер. И его родители.

Он решительно отошел и снова уставился на озеро. Воду бороздили лодки и суда самой разной формы и размеров. Это напомнило ему Новый Орлеан. Он хотел поскорее вернуться домой вместе с Хармони. Но как это сделать?

Морщина пересекла его лоб. Она не уедет, пока Торнбулл не предстанет перед судом присяжных. Это несомненно. Тор бросил взгляд на телефон – главное достоинство номера «люкс». Только что позвонил адвокат и сообщил дурную весть. Через несколько часов после задержания Торнбулла выпустили из полицейского участка если не совершенно свободным, то очень близким к этому. Один из самых дорогих адвокатов города взял на себя его защиту. Это не сулило ничего хорошего ни Хармони, ни девочкам, ни погибшим работницам.

Проклятие! Он не знал, на что решиться: то ли продолжить борьбу и вступить в схватку, которая может оказаться последней, то ли побыстрее увезти Хармони из города. И то и другое было одинаково трудно. Может быть, газетные статьи изменят общественное мнение в пользу Хармони? Может быть, полиция решит, что ни Хармони, ни Торнбулл не виноваты, а пожар был просто несчастным случаем? На лучший исход рассчитывать не приходилось. Именно такой линии собирался придерживаться нанятый им адвокат. Но удовлетворит ли это Хармони? И удовлетворит ли это его самого?

Конечно нет. В жизни далеко не всегда побеждает справедливость. Он знал это. Успел узнать. Но ради Хармони и девочек, ради погибших работниц нужно было, чтобы она восторжествовала. А может, это не так уж и важно? Двадцать один год он прожил на свете и никогда не задумывался над этим. Теперь же он чувствовал себя постаревшим на двадцать лет. Если не давать себе в этом отчета, легко стать циником и махнуть рукой на весь свет. Как же быть? В конце концов это не его дело. Решение будет принимать Хармони. Черт побери, оставалось надеяться только на то, что ему не придется похищать ее и силой везти в Луизиану!

Он улыбнулся. А что, не так уж глупо! Она ведь уже похищала его, так почему бы и ему не отплатить ей той же монетой? Будь все проклято, если дела пойдут хуже некуда, он так и поступит! Что бы ни было, а с ней он не расстанется. Черта с два он позволит Торнбуллу сцапать ее. И если для того, чтобы окончательно привязать Хармони к себе, понадобится неделю не выпускать ее из постели – что ж, он готов.

С этой мыслью юноша подошел к двери ванной и открыл ее. Хармони сидела по горло в пене. Густые темные волосы были собраны в пучок на макушке. Глаза ее были закрыты, длинные ресницы чернели на матовой коже, губы от тепла и воды стали темно‑розовыми. Как обычно, это зрелище заставило его застонать.

– Разве наша сделка еще в силе? – спросила она, открывая янтарные глаза.

– Она будет в силе всегда!

Девушка выгнула бровь и медленно встала. Вода стекала по ее обнаженному телу. Пузырьки пены целомудренно прикрывали соски и изгибы бедер, но исчезали на бедрах, чтобы снова появиться у икр и улечься на поверхности воды.

Никогда в жизни Тор так не завидовал мыльным пузырям.

– Ты заставляешь меня чувствовать себя прекрасной. Умной. Сильной. И желанной.

Она вылезла из ванны и вступила на толстый белый коврик. В бледном свете комнаты ее тело казалось сияющим.

– Ты такая и есть.

– До сих пор никто мне этого не говорил.

Он судорожно глотнул, пытаясь не потерять голову, но тщетно. Пах становился каменным.

– Никто. Никогда.

Девушка шагнула к нему, оставляя на кафеле мокрые следы.

– А разве Торнбулл…

– Нет! Для него я была чем‑то неодушевленным. Он считал меня своей собственностью, потому что я работала у него. Мной можно было пользоваться как ножом, чашкой, стаканом… – Ее карие глаза вспыхнули янтарным блеском…

– Ты не можешь быть чьей‑то собственностью… – выдавил он бледнея.

Вся его кровь устремилась в одно‑единственное место.

– Да. Сделка подошла к концу.

Тор закрыл глаза, вновь ощутив режущую боль – на сей раз в сердце. Она думает, что Торнбулл в тюрьме, и хочет разорвать договор. Он ей больше не нужен. Она хочет быть независимой и жить сама по себе…

– Сегодня ночью я в последний раз уплачу по счету.

Хармони подошла вплотную. Он ощущал тепло ее дыхания, жар тела, но не открывал глаз, боясь выдать ей правду. Нужно было сказать, что Торнбулл гуляет на свободе. Нужно, но невозможно. Не надо портить их последнюю ночь. Она узнает об этом завтра, а пока пусть верит, что добилась желанной цели. Эта ночь должна быть счастливой. Пусть ничто не омрачает ее.

– А потом мы решим, что же нас связывает, – Она потянулась и погладила выпуклое место на его брюках.

Тор застонал и открыл глаза.

Хармони подняла руки, вынула шпильки, и пышные, темные, роскошные волосы прикрыли ее тело до самых бедер. Она облизала нижнюю губу.

– Тор, сегодня ты окончательно соблазнил меня. Твои слова заставили меня ощутить себя прекрасной, чувственной – словом, настоящей женщиной… – Она подступила ближе. – Делай со мной все, что хочешь. Я твоя.

Эти слова подхлестнули Тора, и без того возбужденного видом ее обнаженного тела и мыслью о неминуемой разлуке. Он заскрипел зубами, взял девушку на руки, прижал к груди, понес к кровати и бережно опустил на простыню, не в силах вынести прикосновение ее нежной кожи и аромат шелковистых волос. Его тело взбунтовалось и окончательно вышло из‑под контроля.

– Дай мне раздеть тебя, – промурлыкала она.

Тор опустил глаза и удивился, как много на нем одежды. Эта задержка привела его в ярость. Он посмотрел на Хармони и зарычал от нетерпения. Она засмеялась, и от этого нежного, серебристого звука у него по спине побежали мурашки. Пах затвердел так, что готов был вот‑вот взорваться.

Она встала на кровати.

– Вот так удобнее всего. Теперь мы почти одного роста.

Потеряв дар речи, он чувствовал, как ее руки снимают с него галстук, затем медленно, мучительно медленно расстегивают пуговицы и стаскивают с него рубашку. Когда Хармони взялась за пряжку ремня, он не смог справиться с дрожью.

– Может, лучше я…

Прижав палец к губам юноши, она заставила его замолчать и вновь принялась за работу.

Когда ремень упал на пол рядом с рубашкой, ее пальцы принялись расстегивать пуговицы на брюках… Тор понял, что еще немного, и он сойдет с ума, но в конце концов она справилась и спустила с него брюки вместе с трусами. Он стоял перед ней обнаженный. Собрав в кулак всю свою волю, юноша заставил себя успокоиться, сел на кровать, снял повисшие на щиколотках брюки, сбросил ботинки и носки и повернулся к Хармони. Испарина выступила у него на лбу.

Девушка откинула покрывало и улеглась на белоснежную простыню. Она была столь сильна духом, что Тор иногда забывал, каким маленьким, но совершенным было ее тело. Ее небольшие груди заканчивались янтарными сосками. Он протянул руку и по очереди дотронулся до каждого. Они тут же затвердели, заставив его почувствовать свою власть над девушкой. Тор положил руку на треугольник темных волос между бедрами. Палец его скользнул ниже и ощутил что‑то горячее и влажное. Неужели она уже готова принять его?

Взглянув ей в глаза, юноша увидел, что они полны не только страсти… Не может быть, это ему только показалось! Он должен привязать ее к себе, заставить полюбить его тело, доказать ей, что отныне они одно целое, несмотря на разницу в возрасте, социальном положении, происхождении… Любовь. Вот что он надеялся увидеть в этих темных глазах.

– Не могу ждать, – глухо пробормотал он, гладя ее ноги.

– Вспомни, я твоя, – улыбнулась она. – Чего тебе ждать?

– Проклятие! – Он отвернулся. – Я не могу так. Не хочу, чтобы ты платила мне долг.

Тор несколько раз судорожно вздохнул, а потом почувствовал прикосновение маленькой руки, нежно поглаживающей его по спине.

– А как же сделка?

– К чертовой матери! – Не в силах вынести эту ласку, он встал и отошел к окну.

Может быть, прохладный воздух поможет ему остыть.

– Тор…

Юноша услышал, что Хармони спрыгнула с кровати и пошла в его сторону. Когда ее руки обняли его, а тело прильнуло к спине и ягодицам, он потерял голову. Резко повернувшись, Тор сгреб ее в охапку и поднял вверх. Чтобы не потерять равновесия, Хармони уцепилась за его плечи. Не помня себя, он раздвинул ей бедра. Пытаясь удержаться, девушка обвила его ногами. Тор прислонил ее спиной к ближайшей стене и в бешеном порыве вонзился во что‑то мягкое и податливое.

Девушка вскрикнула. Но он уже не мог сдержаться, не в силах думать ни о чем, кроме дикого вожделения, голода, наслаждения двигаться внутри нее вперед и назад, все быстрее и быстрее, и стремления прорваться в самый центр вихря, который подхватил и нес их обоих.

Ощутив, что она двигается в такт, почувствовав влажное тепло ее лона и прикосновение твердых сосков к своей груди, он не выдержал соблазна. Брызнул поток огненной лавы, и юноша полностью растворился в глубинах ее тела, окончательно слившись с ней. Сбылась мечта, которую он лелеял с первой минуты их знакомства. Услышав прерывистые крики наслаждения и боли и почувствовав, что ее тело свела судорога, он ощутил, что впервые в жизни летит в вихре не один, но вместе с нею… с его неукротимой разбойницей, с преступницей… кружится, кружится и падает в бездну…

Лишь много времени спустя он ощутил, что еще жив. Испарина покрывала их тела. Девушка по‑прежнему прижималась спиной к стене. Она безжизненно висела в его объятиях, словно пойманная птичка, на минутку сложившая крылья. Его любовь незаметно переросла в нежность, ничего общего не имевшую с приступом дикой страсти, терзавшим его так недавно. Теперь ему хотелось убаюкать ее, защитить, смягчить боль, которую он мог причинить ей. Как он посмел зверски накинуться на нее? Но она сама толкнула его на это. Виной всему ее красота, ее слова и ее желание.

– Тор…

– Прости меня! – Тор быстро отнес ее к кровати и бережно уложил на мягкую постель. – С тобой все в порядке? – спросил он, принимаясь осматривать ее тело в поисках следов своей необузданности и находя их то тут, то там. – Проклятие! – Он встал и повернулся к ней спиной.

– Что‑то не так?

Тор резко обернулся:

– Ты ненавидишь меня, правда?

Хармони села на кровати. Уголки ее розового рта приподнялись вверх.

– За что это?

– За грубость. Я превратился в дикого зверя.

Он готов был провалиться сквозь землю. Хармони была такая маленькая, такая хрупкая… Кому знать это, как не ему?

Хармони похлопала по кровати:

– Иди сюда…

Тор осторожно подошел и сел рядом.

– Что бы ты ни сказала, ничего уже не изменишь. Что сделано, то сделано.

– А я и не хочу ничего менять.

Она запустила пальцы в его мокрые от пота волосы, улыбнулась и вдруг сильно дернула.

– Ой!

– Вот ему, гадкому зверю! А теперь пусть он ляжет в постель и попросит прощения.

Тор сидел очень смирно.

– Значит, ты не сердишься на меня?

Хармони улыбнулась еще раз, сомкнула пальцы на золотой цепи, свисавшей с его шеи, и принялась тянуть. Когда лицо юноши оказалось рядом, она легонько поцеловала его в уголок рта.

– Расскажи мне, что это за кулон… – Девушка отпустила цепь и стала рассматривать медальон.

Тор отодвинулся.

– Не заговаривай мне зубы. Это что, игра?

Он оглядел комнату, словно пытаясь понять, где находится, а затем снова уставился на девушку.

– Так ты действительно не сердишься?

Хармони положила в изголовье две подушки, склонилась на одну и похлопала по другой.

– Я рассержусь только, если зверь убежит в лес и больше не вернется…

У Тора гора свалилась с плеч. Она была в тысячу раз лучше, чем ему казалось. Он навзничь упал на подушку, обнял девушку одной рукой и привлек ее к себе. Должно быть, она по‑настоящему любит его, если не сердится.

– Ну, пожалуйста, расскажи. Я давно об этом мечтаю. Никогда не видела ничего подобного.

Хармони одной рукой гладила медальон, а другой – волосы на его груди. Он впервые понял, что его похитила не столько разбойница, сколько развратница, и растаял от удовольствия.

– Так расскажешь?

– Его привезли из Норвегии. Он принадлежал моему прадеду, Олафу Торссену. Уезжая, прадед взял его с собой, а потом подарил дочери, моей бабке Элеоноре Торссен‑Джармон. Олаф жил в Нью‑Йорке. Он воспитывал мою мать, Александру Кларк, и до самой смерти управлял пароходной компанией Кларков. Однажды Олаф послал ее погостить у дочери и внука, Джейка Джармона…

– Вот так и встретились твои родители.

– Это длинная история. Подробности как‑нибудь узнаешь у них сама.

Она недоуменно прищурилась, а потом снова занялась медальоном.

– Это что, якорь?

– Немножко похоже, но на самом деле это волшебный молот норвежского бога Тора. В легендах говорится, что гром и молния б