Маска из шелка и греха 2 page

Надо было встать и что‑то сделать с ним. Но что? Она не знала, как следует обращаться с заложниками. Можно было навести на него пистолет и заставить повиноваться, но двигаться не хотелось. Она слишком устала. День был очень трудный, но здесь они в безопасности. Все было бы хорошо, если бы не этот чужак. В конце концов, он не пытается бежать. Пока не пытается.

А вот они убежали от своего прошлого. По крайней мере, им так казалось. Но оно шло за ними по пятам. Остались злоба, страх, заботы. Она поглядела на девочек и снова сняла маску. Все они живы, здоровы и свободны. Чего еще желать?

Много чего. Но как этого добиться… Она вздрогнула от холода и подумала, что скоро наступит зима. Правда, здешние морозы не сравнишь с чикагскими. Тут не замерзнешь до смерти. Но смерть все еще преследует их. Она таится в их грустных глазах, в памяти, является им в ночных кошмарах. В виде Айшема Торнбулла. Девушка плотнее закуталась в одеяло, прислушиваясь к слишком тихим, слишком печальным голосам. Дети выросли до срока. И не удивительно. Она опустила глаза и потрогала неровный шрам на тыльной стороне правой руки. Эта рана не зарастет никогда.

Она поскорее убрала руку, потому что ненавидела все, связанное со шрамом, и рассеянно посмотрела в костер. Уютное пламя несло свет и тепло, скрашивая холодную ночь в пустыне. Но мысли Хармони уже были далеко отсюда. Язычки огня напомнили ей жаркие, высокие пламенные столбы… Слезы наполняли ее глаза, а дым – легкие. В ушах стояли вопли.

Огонь вырвался из‑под контроля и принялся пожирать все на своем пути. Женщины и девочки, матери и дочери бились за запертой дверью фабрики. Хармони звала на помощь, ее голос сливался с голосами остальных. Но помощь так и не пришла. Они сгрудились в кучу у дверей, топча друг друга и потеряв всякую надежду на спасение.

Поняв, что стоять здесь бесполезно, Хармони вырвалась из толпы и оглянулась в поисках другого выхода. Языки пламени лизали глухую фабричную стену и склады готовой одежды. Где управляющие? Где владелец, Айшем Торнбулл? Где пожарные?

Но она знала, знала, что фабрика никому не нужна, а то, что здание располагалось на южной окраине города, усугубляло дело. Даже если кто‑нибудь и вспомнит об их существовании, все равно не ударит палец о палец!

Хармони было двадцать шесть лет, и она считалась здесь одной из самых старших. Это налагало на нее ответственность. Объятая страхом, она все же пыталась сохранить ясность мысли. К ней подбежало несколько девочек‑учениц. Они кашляли, плакали, маленькие тельца дрожали от ужаса. Стоя посреди кромешного ада, она прижала их к себе. Спасения не было. Крики отчаяния и агонии мешали сосредоточиться.

Вдруг Хармони вспомнила об отделенной от основного помещения маленькой конторе, редко использовавшейся хозяином и приспособленной под временный склад. Только вчера она относила туда ящики, нечаянно опрокинула штабель и, подбирая рассыпанное, обратила внимание на небольшое, замазанное краской окошко. От этой мысли бешено заколотилось сердце. Она быстро собрала девочек и увела их прочь от двери.

В случае ошибки они умрут вместе, но если она права, их ждет избавление. Вбежав в контору, она поняла, что окно выше, чем казалось. Но дыма здесь было немного. Дети помогли ей соорудить кучу из ящиков. Она вскарабкалась наверх. Острые края царапали ноги. Вот и наглухо забитое окно. Открыть его нечем. Жар и крики, доносившиеся из соседней комнаты, заставили ее действовать. Хармони обмотала шалью правую руку и ударила кулаком в стекло, не обратив внимания на глубокий порез и хлынувшую кровь… Девочки одна за другой пролезали в дыру. Кое‑кто пытался позвать своих матерей, оставшихся в других комнатах. Пришлось пообещать, что она сходит за ними. К счастью, это был первый этаж; тем не менее детям пришлось прыгать. Когда все выбрались наружу, она спустилась и бросилась к двери. В быстро заполнявших контору клубах дыма ничего не было видно, а нестерпимый жар не позволял сделать ни шагу.

Она закричала, но в ответ донесся только треск огня. Слезы хлынули по ее щекам. Не может быть, чтобы все погибли. Хармони крикнула снова и услышала голос девочки, звавшей маму. Встав на четвереньки, она поползла в этот ад, кашляя, плача и прислушиваясь к откликавшемуся где‑то рядом детскому голоску.

Обнаружив ребенка, она крикнула снова, но больше никто не отозвался. Начали рушиться перекрытия. Медлить не приходилось. Она повела девочку с собой и помогла ей выбраться в окно.

Рухнула крыша, языки пламени взвились в темное небо. Шатаясь от слабости, обожженные, полуживые, они отбежали подальше от догоравшего здания. Стало ясно, что уцелеть удалось только им.

Огонь освещал полицейских и пожарников, толпившихся у запертых дверей. Хармони оставила детей стоять в темноте и кинулась на помощь, но тут же поняла, что фабрику уже не спасти. Пожарные пытались отстоять от огня соседние дома. Услышав голос Айшема Торнбулла, разговаривавшего с брандмейстером, Хармони побежала к ним.

Все изумленно уставились на девушку, требовавшую открыть дверь и помочь тем, кто остался внутри. Она объяснила, что вместе с семью девочками выбралась через окно, и попросила помощи врача.

Торнбулл яростно накинулся на нее, обвиняя во лжи. Все знают, что двери на его фабриках никогда не запирались. Наверно, она сама устроила пожар, иначе почему же удалось выбраться только ей и еще нескольким детям, а остальные погибли?

Ошеломленная, девушка отвергла это обвинение и продолжала упрашивать открыть дверь и послать за доктором. Она пыталась казаться твердой, но потоки слез лились по ее щекам. Торнбулл настаивал, чтобы ее и остальных арестовали за поджог. Он заявил, что Хармони из тех работниц, которые вечно недовольны условиями труда, что она профессиональный агитатор, который способен принести в жертву ни в чем не повинных женщин и детей во имя принятия закона, защищающего права рабочих.

Дрожа от потрясения, страха и гнева, еле держась на ногах, она все же не отступала и продолжала требовать помощи у полиции. Но разве кто‑нибудь из них поверит словам бедной, беззащитной молодой женщины, дерзнувшей спорить с богатым бизнесменом? По выражению глаз было видно, что они сомневаются в правдивости ее слов. Обвинения Торнбулла сделали свое дело. Когда офицер полиции потребовал привести девочек, чтобы подвергнуть их допросу, но ни словом не заикнулся о врачебной помощи, Хармони поняла, что проиграла. Она резко повернулась и бросилась к детям. И они побежали.

Они хорошо знали все переулки и проходные дворы Чикаго и ушли от погони. Но с той поры они превратились в объект охоты и не могли вернуться домой и обратиться к врачу, которому, впрочем, все равно нечем было платить. Каждый помогал другому как умел, но ничто не облегчало боль потерь и ужас пережитого…

Хармони вздрогнула и с трудом вернулась к действительности. Костер догорал. Девочки улеглись спать. Лишь бы им ничего не снилось. Слишком страшными были бы эти сны. Много ночей она не смыкала глаз. Стоило положить голову на подушку, и перед ней вставала горящая фабрика. Она пытается спасти гибнущих в пламени. Это не удается, но она никогда не отступается. Никогда.

Девушка потерла шрам. Той ночью Торнбулл так и не сумел добраться до них. Ему надо было во что бы то ни стало заставить их молчать, и он не остановился бы даже перед убийством. За ними охотилась полиция и охранники Торнбулла, их травили газеты. Чикагские бульварные листки взахлеб писали о некоей бессердечной Хармони Харпер, принесшей в жертву сотню несчастных женщин и детей ради пересмотра трудового законодательства.

Хотя в ту ночь Хармони не была борцом за права рабочих, теперь она им стала. Пока лишь в глубине сердца. Сначала надо было обеспечить девочкам еду, одежду и кров. Работать они не могли. Им приходилось прятаться. Обращаться в суд не имело смысла: Торнбулл сразу же узнал бы, где их искать. Ни друзей, ни влиятельных знакомых у них не было.

Чтобы выжить, им пришлось преступить закон. Сначала они стали шарить по карманам и таскать кошельки у богачей. Несколько раз они чудом ускользали от прихвостней Торнбулла и наконец поняли, что оставаться в Чикаго слишком опасно.

Началось бегство на юго‑запад. На какое‑то время они обосновались в Сент‑Луисе. На шныряющих в толпе девчонок никто не обращал внимания. Миниатюрная Хармони могла легко сойти за одну из них. Будь она крупнее, ей не удалось бы вылезти в крошечное окно горящей фабрики. Так что малый рост спас ей жизнь.

Но люди Торнбулла продолжали идти за ними по пятам. Бежав в штат Миссури, они решили наворовать денег и купить ранчо, где можно было бы жить до совершеннолетия. Но карманными кражами много не заработаешь. Вначале их трясло от страха, но когда за ограблением дилижанса последовало успешное нападение на поезд, они осмелели, стали самоуверенными и назвали себя «Бандой бешеных малолеток»…

Костер догорал, но пламя Чикаго все еще бушевало в груди Хармони. Она окончательно решила, что найдет надежное убежище для девочек, вернется и привлечет Торнбулла к суду. Когда это случится, ее честное имя будет восстановлено. А к тому времени примут и новое законодательство, запрещающее потогонную систему и нещадную эксплуатацию детского труда…

Но как далека от осуществления ее мечта! Она надеялась, что этот налет будет последним, но им помешали, и добыча оказалась меньше ожидаемой. И в довершение бед они связались с заложником. Что же ей с ним делать?

Она натянула маску, встала и медленно пошла к пленнику. Его голубые глаза смотрели настороженно. Как она ненавидела этого холеного, мускулистого, златокудрого красавчика! Что он знает о голодных детях, вынужденных по восемнадцать часов в сутки без выходных заниматься изматывающим и опасным трудом? Что он знает о газетах и законах, преследующих ни в чем не повинных женщин, детей и бедняков? Она в сердцах пнула его ногой.

– Что, невмоготу больше?

– Не в твоем положении шутить.

– А что еще делать в моем положении?

Хармони застыла на месте. Этот вопрос застал ее врасплох. Пожалуй, этот парень мог бы им пригодиться. Почему бы и нет? Она села рядом, не выпуская из рук пистолета.

– Ты наш заложник. Мы можем сделать с тобой все, что пожелаем.

– Вы дети. Неужели вы собираетесь добавить к своим преступлениям убийство?

Она покачала головой:

– Нам нужны деньги.

– Это я уже слышал.

– Не сомневаюсь. – Она глубоко вздохнула, понимая, какой новой опасности собирается себя подвергнуть. – Если хочешь получить свободу, придется заплатить выкуп.

– Выкуп?

– Да. Достаточный, чтобы купить и содержать небольшое ранчо.

– Понял. «Банда бешеных малолеток» решила переквалифицироваться из разбойников в ковбоев. Похоже, вы начитались романов о Диком Западе!

– Не твое дело, зачем нам ранчо… – Насмешливый тон красавчика вывел ее из себя. – Ты заложник, и если хочешь спасти шкуру, гони монету!

Тор сузил глаза и пристально посмотрел на нее:

– Я не доверяю ни тебе, ни твоей шайке.

– Мы можем вместе съездить в Лас‑Крусес. Ты получишь деньги по телеграфу, передашь мне, и я отпущу тебя.

– А вдруг у меня нет таких денег?

– Ты из богатых.

– А если я не хочу выкупать свою жизнь?

– Все хотят свободы.

– Мне нужно побольше узнать о вашей банде.

– Зачем?

– Малолетние налетчики – это что‑то новенькое в истории разбоя.

– Я не собираюсь ничего объяснять.

Он прислонился спиной к дереву:

– Вы затащили меня в такую даль, чтобы играть в молчанку? Ответы мне нужны для гарантии, иначе я не смогу принять решение.

Хармони встала:

– Значит, жизнь тебе не дорога?

– Дорога. Но может сложиться так что я не увижу ни денег, ни свободы.

Резко повернувшись, она отошла от него, достала из седельной сумки длинный ремень и вернулась.

– Глупый, упрямый богач! На ночь я привяжу тебя к дереву.

– Что ж, валяй, если тебе не терпится увидеть меня утром.

Привязывая юношу, Хармони вдруг ощутила запах дорогого мужского одеколона; элегантный покрой костюма и густые волосы пленника тоже произвели на нее впечатление. Она разозлилась на себя за непрошенные мысли и на холеного красавчика, туго затянула узел и поднялась на ноги. Он заложник, и ничего больше, к тому же слишком тупой и упрямый, чтобы по достоинству оценить сделанное ему выгодное предложение.

Возвращаясь к месту ночлега, она обернулась:

– Утром жду ответа. И запомни: долго церемониться с тобой я не буду.

Он кивнул:

– А ты запомни, что я заложник. Если будешь со мной плохо обращаться, я палец о палец не ударю ради того, чтобы тебе досталась пара паршивых центов.

– Ради пары центов не ударишь, но твоя шкура стоит дороже.

Она легла, сбросила маску и завернулась в одеяло…

Ночь выдалась холодная, земля затвердела, и Хармони не могла уснуть. Ей было так одиноко! Сколько бы она ни злилась, заложник задел ее за живое. Богач эксплуатировал и оскорблял их, и у нее не было причин испытывать симпатию к другому представителю этого племени. Да, но разве можно было сравнить заложника с Айшемом Торнбуллом? У них не было ничего общего.

Впрочем, какая разница? Никто из них не имеет права на ее сочувствие. Завтра мысли о заложнике вылетят у нее из головы, они разбогатеют и наконец‑то обретут покой.

Тор спал урывками. К рассвету у него онемели руки, и юноша испугался, как бы они не отнялись окончательно Тело ныло от езды верхом, неудобной позы и пронизывающего холода. Всю ночь напролет он мечтал согреться у огня или под одеялом.

Он злился на себя. Ему казалось, что он куда выносливее. Его прозвали Викингом, но то ли учеба в университете превратила его в слюнтяя, то ли он действительно сильно переоценивал себя. Эти дети, несмотря на комплекцию и возраст, могли дать ему сто очков форы. Как же, оказывается, его избаловала жизнь!

Теперь, когда за ним перестали следить, Тор почувствовал себя беззащитным. До чего мерзко живется этим несчастным разбойникам! Черт побери, он что, сошел с ума, растерял последние мозги? Неужели он не в состоянии придумать, как освободиться? Заложник! Да он придушит этого главаря при первом же удобном случае!

Но сначала придется выложить деньги. Это приводило его в ярость. Ничего не поделаешь. Другого выхода нет. Что ж, он заплатит, но потом взыщет с них сторицей, не прибегая к помощи правосудия. Ему пришло в голову, что этим деткам самое место в приюте Флоры Маккаскар. Железная дисциплина и постоянный контроль живо собьют с них спесь. А он полюбуется, как их будут перевоспитывать.

Пока что Тору приходилось любоваться лишь рассветом и видом просыпающегося лагеря. Подростки потягивались, зевали, бросали на него короткий взгляд, быстро натягивали маски и бежали в кустики на другой конец ущелья. Тор бы с удовольствием составил им компанию, но будь он проклят, если попросит об этом!

Следовало бы поговорить с ними, попытаться наставить на путь истинный. Едва ли это даст что‑нибудь, но попробовать можно. А вдруг ему удастся их убедить? Они ведь хотят жить на ранчо. Едва ли они представляют себе, как тяжела жизнь скотовода. Не дай им Бог убедиться в этом на собственном опыте.

Он следил за главарем. Тот вернулся, соорудил костер и принялся что‑то варить. Только сейчас, при свете дня, Тор обратил внимание на его грациозные движения, тело больше похожее на девичье, чем на мальчишеское, и впервые заподозрил, что среди бандитов есть особы женского пола. До сих пор он считал их всех грубыми и хулиганистыми пареньками, но бандиты вели себя в удивление послушно и мирно, так что он не знал; что и думать.

Сидя под деревом, Тор смотрел на собравшихся у костра «Бешеных малолеток». Они передавали друг другу кружки с водой, кивали и тихонько переговаривались сквозь заглушавшие голоса маски. Банда девчонок промышляет на Диком Западе? Чушь, не может этого быть! Он усмехнулся и отогнал от себя идиотскую мысль.

Его умная, решительная, сильная сестра Дейдра была суфражисткой, но это не мешало ей оставаться женственной. Невозможно представить себе, чтобы она, взрослая, отправилась грабить поезд даже во имя принятия закона о всеобщем избирательном праве. Должно быть, он ошибся. А если нет?

Что бы стало с дамами в жестких корсетах, платьях до полу и дорогих шелках, попробуй они напасть на поезд? Да в такой одежде они и бегать‑то толком не смогли бы, не то что грабить! И, черт побери, уж подавно им не пришло бы в голову броситься на мужчину. Леди никогда не взяла бы в заложники ни мужчину, ни кого‑нибудь другого…

Он вспомнил о женщинах, борющихся за право голоса, равенство перед законом, возможность самим выбирать себе профессию и место работы. Если им удастся добиться своего, исчезнет само понятие «дама», даже «дама сердца». Мир изменится коренным образом. С первых лет жизни мальчиков приучали к мысли, что настоящий мужчина должен держать женщин в узде. Если бы они этого не делали, то как могли бы без опаски присваивать себе все самое лучшее?

Впервые он подумал о том, что следовало бы серьезно поговорить с Дейдрой. Он бы еще понял, если бы некоторые дамы голосовали, прислушиваясь к советам мужей, но если каждая женщина в этой стране будет отдавать свой голос комy попало, начнется черт знает что. А мысль о том, чтобы соперничать с женщинами при приеме на работу, вообще не зла ни в какие ворота. Мужчинам свое, а женщинам свое. Ему нравилось ощущать превосходство, и он не собирался оставаться со своим положением, что бы там ни думала суфражистка сестра. Тор нахмурился и пришел к выводу, что не мог попасть в плен к компании девчонок. Мужское самолюбие не могло с этим смириться. Он посмотрел на главаря и крикнул:

– Эй, подойди сюда! Развяжи мне руки, а то они почернеют и отвалятся!

– Как только согласишься заплатить выкуп, тебя накормят завтраком и развяжут.

Хармони подошла к юноше, положив ладонь на торчавшую из кобуры рукоятку пистолета.

– Тебе не удастся удрать. Это же глупо. Хочешь, чтобы тебя схватили? Сыщики только и ждут, когда ты сунешь нос в Лас‑Крусес, – беспечно сказал он, глядя на сидевших у костра подростков. – Слушай, я не шучу. Почему бы всем вам не вернуться домой, к друзьям и родным, которые будут заботиться о вас?

– Сладко поешь, богатей! – не скрывая насмешки, ответила Хармони. – Мы не привыкли к такой жизни. Вот получим твои денежки, тогда и подумаем, как их потратить.

– Вы же дети! Отцы и матери, наверно, с ума сходят от страха!

Хармони окаменела.

– Замолчи! Сам не знаешь, что мелешь!

Она оглянулась. Девочки тесно прижались друг к другу. Так и есть, слова этого дурака довели их до слез! Что он знает о жизни, ее боли и потерях, проклятый белоручка? В ее душе вновь вспыхнула ненависть. Она изо всех сил пнула Тора носком тяжелого ковбойского ботинка.

– Будь ты проклят! – зарычал тот, злобно глядя на девушку. – Не придумал ничего умнее, чем калечить заложника?

– Умнее всего было бы тут же всадить тебе пулю в лоб.

– Ну давай! Стреляй!

– Ни мне, ни тебе это не принесет пользы. – Она встала на колени рядом с Тором. – Если сейчас же не замолчишь, я заткну тебе рот.

– Ты хоть соображаешь, на что толкаешь остальных?

– Повторить еще раз? Ты не знаешь, о чем говоришь. А теперь заткнись, или я заставлю тебя замолчать.

Роя сухую землю каблуком «веллингтоновского» ботинка, он понял, что проиграл. С «Бешеными малолетками» каши не сваришь. Ему не переубедить их.

– О'кей. Я дам вам денег.

Тора поразило, как изменилось выражение уставившихся на него глаз. Теперь они казались не карими, и темно янтарными.

– Когда?

– Чем скорее, тем лучше. – Черт с ними, пусть сами лезут в петлю. Это его больше не касается. – А теперь развяжи ремни и дай мне поесть.

Хармони встала и отошла в сторону от заложника. Она испытала такое облегчение, что закружилась голова. Они спасены, окончательно и бесповоротно! Отныне они никому не причинят вреда и будут отнимать деньги только у богачей, которые сами обирают бедняков! Добравшись до костра, девушка от слабости опустилась на колени. Слезы навернулись на глаза, но она не дала им воли. Деньги еще не у них. Но они уже близко, совсем близко!

Хармони посмотрела на обернувшиеся к ней серьезные личики и улыбнулась под маской. Девочки уже знали о выкупе и по пути из кустов слышали слова заложника. Им было ясно, что это значит. В глазах детей читалось облегчение… и тревога. Как ей благополучно выбраться из Лас‑Крусес? Пока она этого не знала.

К ней подошли Джесмин и Блейз, встали на колени и принялись гладить по спине.

– С нами все будет в порядке. Не беспокойся, – мягко сказала Джесмин. – Пока ты собираешься, мы накормим его.

– Не попадись на удочку! – предупредила Хармони, поднимаясь на ноги.

Блейз положила руку ей на плечо:

– Джесмин будет его кормить, а я возьму на мушку. Он не убежит.

Хармони кивнула. Нельзя было показывать, что она не доверяет им. С самого начала между ними существовало равенство, и теперь этого не изменить. Последние несколько месяцев девочки вели себя как рыцари без страха и упрека.

Когда они отправились кормить заложника овсянкой, Хармони взяла котелок, щедро посыпала кашу сахаром и принялась за еду. Соображала она быстро. Ей следует одеться владелицей ранчо. Это обличье действует на городских жителей как нельзя лучше. Леди. Боже, как она докатилась до такой жизни?

Мать выбивалась из сил, чтобы воспитать из нее леди, девушку, которой предстояло вырасти, выйти замуж и заниматься домашним хозяйством. Хармони умела прилично читать и писать, шить, готовить и вести беседу, но никогда не вышла бы замуж. Никогда!

С нее было достаточно воспоминаний об отце, возвращавшемся домой после очередной пьянки и вымещавшем огорчения на жене, которая и пикнуть не смела. Он бил ее – иногда до полусмерти, иногда с садистской жестокостью. Обычно мать принимала удар на себя, но стоило подросшей Хармони начать протестовать, как стало доставаться и ей.

Когда девочке исполнилось тринадцать лет, после очередного жестокого избиения мать умерла. На судебное разбирательство и помощь рассчитывать не приходилось – они были иммигрантами. После похорон Хармони ушла из дому, забрав одежду и золотой медальон с портретом матери внутри. Принять от отца что‑нибудь еще она не пожелала.

Хармони пыталась работать служанкой (на лучшее место иммигрантке рассчитывать не приходилось), но когда хозяин попытался изнасиловать ее, девушка поступила на фабрику со сдельной оплатой труда. На пять долларов в неделю прожить было невозможно, и она часто голодала. Девушки постарше обычно заводили себе «друга», подкармливавшего их. Кое‑кто не брезговал и прямой проституцией.

Первые годы она жила в тесной каморке, деля ее с несколькими подругами, но потом получила небольшую прибавку к жалованью и более выгодную работу. В восемнадцать лет у нее была собственная крошечная комната в пансионе, но лишь потому, что она согласилась убирать за остальными жильцами. Это был отличный приработок. И еда впридачу.

И тут на нее обратил внимание Айшем Торнбулл. Хозяин привык делать с работницами все, что хотел. У них не было выбора: или идти навстречу желаниям шефа, или выметаться с фабрики. Все они отчаянно нуждались в работе, несмотря на нищенскую плату.

Но Хармони не обременяли ни дети, ни родители, ни муж. Она оказала сопротивление. Торнбулл тут же уволил ее, угрожал пристрелить, но ничего не добился. Видимо, ее необычное поведение раззадорило хозяина. Он принял ее обратно. Хармони держалась изо всех сил. Он дал ей прибавку, повысил в должности, но и тут девушка продолжала твердить «нет». Тогда Торнбулл поклялся, что в конце концов услышит «да»…

Овсяная каша вкусом напоминала опилки. Нет, жалеть не о чем. Она дожила до двадцати шести лет, и с тринадцати ни один мужчина не избил ее, не изнасиловал и не назвал себя ее хозяином. С тринадцати лет она живет самостоятельно и сумеет обеспечить крышу над головой этим девочкам, у которых не осталось ничего и никого на свете. Отныне эти дети – ее семья, и она будет защищать их изо всех сил.

И пусть ради этого ей придется красть, грабить и силой вымогать у людей деньги. Пусть! Но поднимется ли у нее рука на заложника? Сможет ли она превратить эти горячие голубые глаза в холодные льдинки? А если у нее не будет другого выхода? Она найдет способ заставить этого упрямца плясать под ее дудку. Хотя пленник и согласился заплатить, Хармони знала, что он попытается обмануть ее при первом удобном случае.

Она отставила котелок и поглядела на заложника. Тор сидел у дерева и держал в спутанных руках кружку с водой. Закончив пить, он передал кружку Джесмин. Блейз сидела перед пленником, держа в руке пистолет, и не отрывала глаз от его лица.

Хармони улыбнулась. У девчонок был ужасно свирепый вид. Они были в ботинках, брюках, рубашках, куртках и шляпах. Шейные платки закрывали их носы, талии перехватывали портупеи с кобурой. У каждой был свой собственный пистолет. Хармони терпеть не могла стрелять, но скрепя сердце обучила этому детей. Лишь умение защитить себя позволяло им выжить. И не только во время налетов. Пустыня кишела гадюками, скорпионами и другими опасными тварями.

Она поступала правильно, но легче от этого не становилось. Во всем был виноват Айшем Торнбулл, и Хармони проклинала его день и ночь. Он стремился устранить свидетелей преступления, но она прикончила бы его раньше. Ненависть! Она не имеет права забывать об этом. Не следует жалеть того, чьи деньги помогут добиться цели. Она будет всю жизнь помнить этот пожар!

Прикосновение к шраму на правой руке добавило девушке решимости. Он горько пожалеет, этот заложник, если не отдаст деньги сегодня же! Хармони встала и жестом подозвала к себе Джесмин. Та подошла с пустой кружкой в руках.

– Что надо сделать?

– Я хочу, чтобы вы все оставались на месте. – Джесмин молча кивнула. – Да. – Хармони обвела девочек пристальным взглядом. – Я собираюсь отвезти его в Лас‑Крусес. Он получит деньги по телеграфу, я возьму их и отпущу его. Если не вернусь к завтрашнему вечеру, значит, дело плохо и вам надо уносить ноги.

Фейт, Хоуп и Черити разом подались вперед:

– Нет! Мы с тобой!

– Не езди одна… – В глазах Стар вспыхнуло пламя.

– Я не могу позволить, чтобы кого‑нибудь из вас поймали. – Хармони прижала к себе Джесмин и погладила ее по спине. – Вам хватит денег, чтобы добраться до Калифорнии. Если вы и дальше будете одеваться как мальчики, то сможете получить там работу и жилье.

– Никуда мы без тебя не поедем! – крикнула Тара и бросилась к ней на шею.

Остальные присоединились к ней. Блейз угрожающе посмотрела на заложника и со всех ног кинулась к ним.

– Не оставляй нас!

– Прекратите сейчас же! – Хармони сделала шаг назад. – До сих пор нам везло. Мы уцелели во время пожара. Если повезет и сегодня, мы сможем скрываться, пока Торнбулл не забудет о нас.

– Но мы не забудем о нем… – Блейз вытянула руку перед собой.

– Помним наших сестер! – воскликнули девочки и дружно соединили руки.

Хармони положила ладонь сверху.

– Я вернусь, но если что‑нибудь помешает мне, вы должны остаться на свободе, чтобы отправить Торнбулла на скамью подсудимых. – Она тяжело дышала, слезы туманили глаза. – Не знаю, сколько времени для этого потребуется. Пять лет? Десять? Двадцать?

– Не беспокойся, – успокоила ее Джесмин. – Я всю жизнь буду помнить крики моей мамы.

– Знаю. – Хармони опустила руку и шагнула в сторону. – Помните: что бы со мной ни случилось, не прекращайте борьбы. Обещаете?

Девочки потупились и молча кивнули:

– О'кей…

Хармони круто повернулась и бросила взгляд на заложника. Тот хмуро следил за ними. Он услышал слишком много. Разгоряченная Хармони забыла о его существовании. Важнее всего было убедиться, что девочки сумеют спастись, даже если она не вернется. После их обещания она получила право рискнуть жизнью.

– Я оседлаю двух лошадей? – полуутвердительно спросила Тара.

Хармони не возражала. Тара лучше всех умела обращаться с животными.

– Джесмин, Блейз, не отведете ли вы заложника в кустики? Фейт, Хоуп, Черити, пожалуйста, приготовьте нам на дорогу еду и питье! Стар, будь добра, помоги мне нарядиться леди с ранчо!

Когда девочки разбежались выполнять поручения, Хармони почувствовала облегчение. Дела отвлекали ее от мыслей о возможности попасть в ловушку, грозящей опасности и дальнейшей судьбе девочек, которым некому будет помочь. У нее останется время обдумать все по дороге в Лас‑Крусес.

Когда все было готово, она обняла детей, взяла заложника и послала своего коня вперед. Девочки бежали рядом до конца ущелья, потом остановились и принялись махать вслед, пока путники не скрылись из виду. Хармони оглянулась на заложника. Он ехал с платком на глазах, держась связанными руками за переднюю луку. Ей хотелось доверять Тору, но рисковать она не могла.

Лошади шагом пробирались сквозь заросшие кустарником холмы. Достигнув края пустыни, девушка глубоко вздохнула. Они оказались на открытом пространстве. Здесь каждый встречный увидел бы их издалека. Едва ли кого‑нибудь занесет в это безлюдное место. Но теперь надо быть предельно осторожной, иначе доиграть свою роль ей не удастся.

Остановившись в тени пинии, она оглядела свой наряд. Темно‑серая хлопчатобумажная юбка с разрезом, зелено‑серая блузка, неизменные черные ботинки, перчатки и кобура с кольтом‑45. Голову защищала от солнца черная шляпа. Волосы были собраны в простой пучок, на шее красовался черный шарф.

Date: 2015-11-13; view: 289; Нарушение авторских прав