ГЛАВА 6. За мной постоянно следят

За мной постоянно следят. Это ощущение не оставляет меня в течение всего долгого скучного ужина; нам подали баранину с картофелем, а потом пудинг. Но кто мог за мной наблюдать и зачем? То есть кто, кроме девушек школы Спенс, которые посматривают на меня и перешептываются, и умолкают только тогда, когда миссис Найтуинг делает выговор какой-нибудь ученице за то, что та неправильно держит вилку.

Когда ужин заканчивается, нам предоставляют свободное время, которое следует провести в большом холле. В эти часы мы можем делать что хотим — читать, смеяться, болтать друг с другом, просто сидеть где-нибудь в уголке. Большой холл действительно по-настоящему велик, просто огромен. Здесь имеется массивный камин. Шесть мраморных колонн, покрытых прекрасной резьбой, образуют круг в центре помещения. На них изображены мифические существа — крылатые феи и эльфы, нимфы и сатиры. Эти орнаменты выглядят странными, мягко говоря.

В одном конце холла устроились самые младшие девочки, они играют в куклы. Кое-кто взял книгу и погрузился в чтение, кто-то занялся вышивкой, другие предпочли посплетничать. В наилучшем углу Пиппа и Фелисити блистают в окружении нескольких «приближенных». Фелисити отделила часть пространства, превратив его в нечто вроде собственных феодальных владений, — этот ее уголок окружает ограда из экзотических шарфов и шалей, делая его похожим на шатер какого-нибудь шейха. Что уж она там говорит, не знаю, но остальные, похоже, внимают каждому слову. Понятия не имею, насколько это интересно, меня туда не пригласили. Да я бы и не сказала, что мне хотелось быть приглашенной. Во всяком случае, не слишком хотелось.

Энн Брэдшоу нигде не видно. Я не могу просто стоять посреди холла, как идиотка, поэтому нахожу спокойное местечко рядом с огнем и открываю дневник матери. Я не заглядывала в него уже с месяц или около того, но сегодня у меня как раз подходящее настроение для самоистязания. В неровном свете камина элегантные строки, написанные моей матерью, как будто танцуют на страницах. Удивительно, однако одного взгляда на слова, начертанные ею на бумаге, достаточно, чтобы к глазам подступили слезы. Очень многое постепенно стирается из памяти. Но я хочу сохранить все воспоминания. Я перелистываю страницы, пробегая глазами записи о визитах, посещении храмов, списки домашних дел и покупок, пока не добираюсь до последней записи:

Второе июня. Джемма снова сердится на меня. Ей отчаянно хочется уехать в Лондон. Ее желание непоколебимо, его не изменить, и я уже просто опустошена им. Что принесет с собой день ее рождения? Мучительно страшно ждать этого, мне отвратительна эта пытка.

Слова кое-где расплылись, как будто на них капали слезы. Как мне хочется вернуть все назад и изменить!

— Чем ты здесь занимаешься? — спрашивает Энн, нависая надо мной.

Я тыльной стороной ладони отираю влажные щеки, не поднимая головы.

— Ничем.

Энн садится рядом и вытаскивает из корзинки вязание.

— Я тоже люблю читать. Ты читала когда-нибудь «Несчастья Люси, описанные ею самой»?

— Нет. Вряд ли.

Я знаю, о книжках какого рода говорит Энн — это дешевые издания сентиментальных романов о всяких затюканных девицах, которые получали награду после разного рода приключений, умудрившись не потерять по дороге сладкую, добросердечную, мягкую женственность — такое, похоже, весьма высоко ценится в Англии. О девицах, которые никогда бы не заставили своих родных тревожиться и страдать. Девицах, совершенно не похожих на меня. Меня захлестывает горечь, которую просто невозможно сдержать.

— Ох, погоди-ка, — говорю я. — Это та история, где героиня — некая бедная, робкая девушка, попавшая в пансион благородных девиц, где ее все обижали за то, что она такая наивная и старательная? Она то ли читала книги слепым, то ли воспитывала хромого братца… или, кажется, читала слепому хромому братцу? А в конце выяснилось, что на самом деле она — герцогиня, или еще кто-то в этом роде, и она переезжает в Кент и живет, как королева. И все это только потому, что она принимала все удары судьбы с улыбкой и настоящим христианским смирением? Что за чепуха!

У меня перехватывает дыхание. Я вижу, что к моим словам прислушивается компания сплетниц. Они нервно хихикают, потрясенные моими дурными манерами.

— Но такое иногда случается, — мягко возражает Энн.

— Ну, если честно, — говорю я, коротко засмеявшись как бы в извинение резких слов, — ты сама знаешь хоть одну осиротевшую девицу, сумевшую мужественно пробиться сквозь мрачные обстоятельства и превратившуюся в герцогиню?

«Держи себя в руках, Джемма! Ты не должна плакать!»

В голосе Энн слышится решительность.

— Но такое может случиться! Почему же нет? Девушка-сирота, девушка, от которой никто не ожидает многого, такая, которую унижают в школе просто потому, что родные считают ее обузой, над которой смеются из-за того, что ей недостает изящества, обаяния и красоты… девушка, которая в один прекрасный день покажет им всем!

Энн смотрит на огонь, а ее пальцы яростно работают спицами, и те пощелкивают друг о друга, словно два острых зуба, зарывшихся в шерстяную пряжу. Я слишком поздно осознаю, что натворила. Я нанесла удар в самое сердце надежд Энн Брэдшоу, надежд на то, что она может превратиться в кого-то другого, в кого-то, чья жизнь не должна пройти в чужих домах в роли гувернантки деток богатых родителей, гувернантки, готовящей юных к прекрасной жизни и возможностям, которых сама она никогда не увидит.

— Да, — тихо говорю я внезапно охрипшим голосом. — Да. Полагаю, такое действительно может случиться.

— И те девушки, которые недооценили… Люси. Они ведь могут однажды очень пожалеть о своих поступках?

— О, да, конечно! — соглашаюсь я.

Я не знаю, что тут еще можно сказать, и мы просто сидим рядом и смотрим на огонь, шипящий и плюющийся искрами.

Взрыв громкого смеха в дальнем углу привлекает наше внимание. Пиппа появляется из шатра шейха, но остальные девушки остаются на месте. Пиппа неспешно подходит к нам и, сев рядом, берет Энн под руку.

— Энн, милая, мы с Фелисити ужасно себя чувствуем из-за того, как обращались с тобой прежде. Это было с нашей стороны совсем не по-христиански.

Лицо Энн Брэдшоу кажется все таким же пустым, но ее щеки медленно розовеют, и я понимаю, что она довольна и польщена, и уверена, что это — начало ее новой жизни, прекрасной жизни среди красоты. Конец страданиям.

— Матушка Фелисити прислала коробку шоколада. Не хочешь ли присоединиться к нам?

Но за этим не следует приглашения, обращенного ко мне. Пиппа выражает тем самым полное пренебрежение к новенькой. Девушки с другого конца холла наблюдают за мной, ожидая, какой будет реакция. Энн бросает на меня виноватый взгляд, и я без труда понимаю, каким будет ее ответ. Она собирается присоединиться к компании и есть шоколад с теми самыми девушками, которые издевались над ней. И теперь мне ясно, что Энн — такая же пустышка, как и все остальные. И мне сильнее, чем когда-либо, хочется вернуться домой… но дома у меня больше нет.

— Ну… — мямлит Энн, уставившись в пол.

Я вполне могла бы предоставить ей самой справляться с неловкостью, даже подтолкнуть к тому, чтобы она оскорбила меня, но я не собираюсь позволять этим девицам ничего подобного.

— Тебе лучше пойти туда, — говорю я Энн, сияя улыбкой, которая могла бы устыдить само солнце. — Мне нужно дочитать кое-что.

«Да в конце концов, на твоем месте и я могла бы туда пойти, и наслаждаться собой, но разве я при этом не сгорала бы от стыда? Ох, не заставляй меня размышлять об этом…»

Пиппа была сплошная улыбка.

— Это же просто забава. Идем, Энн!

Она увлекает Энн в дальний конец холла. А я, заставив себя зевнуть, чтобы не слишком радовать особ, наблюдавших за мной из «шатра», снова открываю дневник матери, как будто меня совершенно не беспокоит, что меня игнорируют. Я переворачиваю страницы с таким видом, словно все мое внимание поглощено чтением. Кем они себя вообразили, почему решили, что могут вот так со мной обращаться? Я переворачиваю страницу, другую… В «шатре» снова хихикают. Наверное, это шоколад из Манчестера. А все эти шарфы и шали — просто глупость. Фелисити так же богемна, как Английский банк. Мои пальцы вдруг нащупывают в тетради что-то жесткое и хрустящее, чего я прежде не замечала. Заметка, вырезанная из скандальной лондонской газеты. Люди из высшего общества таких предпочитают не замечать. Листок так много раз складывали и разворачивали, что буквы на местах сгибов стерлись, и прочесть текст нелегко. Я лишь просмотрела основные темы, что-то насчет «позорных тайн учащихся пансионов для благородных девиц».

Конечно, все это — кричащая дешевка. И именно поэтому захватывает внимание. Убогим языком статья описывала школу в Уэльсе, где несколько девушек отправились на прогулку, и «больше их никто никогда не видел!». В подобной школе в Шотландии «невинная роза Англии была срезана кинжалом самоубийства». Еще там упоминалось о девушке, «обезумевшей, как Шляпник», после того, как ее вовлекли в некий таинственный «оккультный круг дьявола». Что тут воистину дьявольское, так это то, что кому-то ведь платят деньги за такую чушь.

Я хочу отложить листок, но вижу в самом конце заметки слова о пожаре в школе Спенс, случившемся двадцать лет назад. Но текст слишком затерт, прочитать его я не могу. Похоже, что матушка сохранила эту статью, чтобы увеличить список своих опасений. Не приходится и удивляться, что она не желала отправлять меня в Лондон. Она боялась, что я кончу так же, как одна из упомянутых в статье девиц. Забавно… но только то, что казалось мне невыносимым при ее жизни, теперь больно кольнуло в сердце.

В убежище Фелисити вдруг раздается визгливый крик.

— Мое кольцо! Что ты сделала с моим кольцом?

Шарфы разлетаются в стороны. Энн, пятясь, выходит в холл, а на нее наседают остальные девушки, и сама Фелисити обвиняющим жестом тычет в нее пальцем.

— Где оно? Говори немедленно!

— У м-меня его н-нет… Я ни-ничего не делала…

Энн запинается на каждом слоге, и я вдруг понимаю, что она постоянно держится так сухо, так ровно лишь потому, что изо всех сил борется с заиканием.

— Ты ни-ничего не делала? А по-почему это я должна тебе ве-верить? — На лице Фелисити отражаются злобная насмешка и ненависть. — Я тебя пригласила посидеть с нами, и вот так ты отплатила за мою доброту? Украв кольцо, подаренное мне отцом? Мне бы следовало ожидать чего-то подобного от девушки вроде тебя!

Все прекрасно понимают, что означает это «вроде тебя». Низший класс. Простолюдины. Примитивные, бедные и неисправимые. Ты тот, кем родился, всегда и навсегда. Что уж тут не понять…

Импозантная женщина быстро подходит к девушкам.

— Что здесь происходит? — спрашивает она, становясь между съежившейся Энн и Фелисити, готовой, казалось, насадить Энн на вертел и зажарить.

Пиппа, вытаращив глаза, выступает вперед с видом простодушной красотки из плохой пьесы.

— Ох, мисс Мур! Энн украла у Фелисити кольцо с сапфиром!

Фелисити выставляет палец без кольца, как некое доказательство, и пытается изобразить скорбную гримасу.

— Оно было у меня на пальце, а после того, как она к нам подошла, я вдруг заметила, что его нет!

Нет, представление выглядит не слишком убедительно. Обезьянка шарманщика, и та лучше сыграла бы такую роль. Но речь ведь идет не о том, убедят ли мисс Мур слова этих двух красоток. В конце концов, у них есть деньги и положение в обществе, а у Энн ничего нет. Просто удивительно, как часто вы оказываетесь правы, если эти две вещи выступают в вашу защиту… Я уже готова к тому, что мисс Мур выпрямится во весь рост и унизит Энн перед всеми, заставив несчастную девушку признать свой позор, и призывая на ее голову все возможные проклятия. Она выглядит как одна из тех старых дев, которые наслаждаются, терзая других под предлогом «показа хорошего примера». Но мисс Мур весьма удивляет меня, не проглотив наживку.

— Вот как? Ну, давайте посмотрим там, на полу. Возможно, кольцо просто упало. Девушки, поможем мисс Уортингтон найти ее колечко?

Энн неподвижно стоит на месте, глядя в пол, не в состоянии ни шевельнуться, ни заговорить, как будто ожидает, что ее вот-вот признают виновной. Я понимаю, что мне бы следовало пожалеть ее, но я все еще чувствую себя оскорбленной тем, как она от меня отказалась, и самая немилосердная часть моего сознания полагает, что Энн Брэдшоу заслужила подобное обращение. Остальные девушки принимаются передвигать кресла и стулья, заглядывать за занавески в отчасти искреннем старании отыскать кольцо.

— Его здесь нет, — через несколько минут поисков с победоносным видом заявляет девица с узким личиком.

Мисс Мур протяжно вздыхает, на мгновение прикусывает нижнюю губу. Когда же она снова говорит, ее голос звучит спокойно, но твердо:

— Мисс Брэдшоу, вы взяли это кольцо? Если вы честно признаетесь, наказание будет не столь суровым.

Лицо Энн покрывается красными пятнами. Заикание возвращается.

— Н-нет, мэм. Я н-не брала его.

— Вот что получается, когда вы допускаете представителей ее класса в школу вроде этой. Мы все станем жертвами ее зависти! — злорадно выплевывает Фелисити.

Девушки из ее компании кивают. Овцы, настоящие овцы! Меня загнали в пансион благородных девиц, битком набитый овцами!

— Довольно, мисс Уортингтон! — останавливает Фелисити мисс Мур, вскинув брови.

Фелисити таращится на нее, уперев руки в бока.

— Это кольцо подарил мне отец на шестнадцатилетие! Уверена, он будет невероятно расстроен, когда услышит, что его подарок оказался украден, и что никого это не обеспокоило!

Мисс Мур протягивает руку к Энн.

— Мне очень жаль, мисс Брэдшоу, но, к сожалению, я вынуждена просить вас позволить мне заглянуть в вашу корзинку с вязанием.

Энн, окончательно раздавленная, подает ей корзинку, и в то же мгновение я понимаю, что произойдет дальше. Все это подстроено. Грязная, злобная проделка. Мисс Мур сейчас найдет в корзинке кольцо с сапфиром. В характеристике Энн Брэдшоу будет упомянуто об этом случае. И скажите, какая семья захочет нанять гувернанткой девушку, на которую наложили клеймо воровки? Бедная глупая Энн просто стоит, готовая принять свою судьбу…

Мисс Мур извлекает из-под мотков шерстяной пряжи сверкающее кольцо с сапфиром, и в ее взгляде на мгновение вспыхивает грустное разочарование; но она тут же надевает маску строгости и благопристойности.

— Ну, мисс Брэдшоу, что вы скажете в свое оправдание?

Энн с самым жалким и несчастным видом опускает голову и горбится. Пиппа сияет широченной улыбкой, Фелисити ухмыляется, они обмениваются быстрым взглядом. Я пытаюсь понять, не было ли все это наказанием Энн за то, что она говорила мне по дороге в церковь. Или же они хотели предостеречь меня?

— Нам лучше будет пойти поговорить с миссис Найтуинг.

Мисс Мур берет Энн за руку, чтобы отвести к палачу. А я только и могу, что снова вернуться к камину и приняться за чтение. Рассудок твердит, что я должна не высовываться, слиться со всеми, присоединиться к команде победителей. Но иногда мой рассудок никак не может совладать с моим же характером.

— Энн, милая, — заговорила я, подражая сладкому тону Пиппы. Все ошарашены, что я подала голос, но я сама удивляюсь этому больше остальных. — Не скромничай же так! Расскажи мисс Мур правду!

Энн смотрит на меня в поисках ответа.

— П-правду?

— Конечно, — продолжаю я, надеясь, что сумею довести представление до конца. — Правду! Скажи, что мисс Уортингтон потеряла кольцо сегодня вечером, во время богослужения. А ты его нашла и положила в свою корзинку, чтобы сохранить.

— Но тогда почему она не вернула его мне сразу?

Фелисити шагает вперед, с вызовом глядя на меня. Она подходит так близко, что ее серые глаза оказываются в нескольких дюймах от моих.

Ловко, ловко… Ну же, Джемма, думай!

— Она просто не хотела смущать вас на глазах у всех, ведь все бы поняли, как вы небрежны, раз умудрились потерять такую ценную вещь, подарок вашего отца. Вот и ждала, пока вы не останетесь наедине. Вы же знаете, какая Энн добросердечная.

Это вроде маленького эпизода из «Страданий Люси». И небольшая пощечина Фелисити как результат ее собственной истории о добром старом папеньке. В общем и целом совсем неплохо.

Мисс Мур бросает на меня задумчивый и оценивающий взгляд. Невозможно понять, поверила она мне или нет.

— Мисс Брэдшоу, это действительно так?

Ну же, Энн! Подыгрывай! Борись!

Энн судорожно сглотнула, вскинула голову и посмотрела на мисс Мур.

— Д-да. Эт-то так.

Хорошая девочка.

Я вполне довольна собой. Наши с Фелисити взгляды встречаются; она скалится со смешанным выражением восхищения и ненависти. Я выиграла этот раунд, но знаю, что девушки вроде Фелисити и Пиппы никогда не отступают.

— Я очень рада, что все разъяснилось, мисс?..

— Дойл. Джемма Дойл.

— Что ж, мисс Джемма Дойл, похоже, мы все перед вами в долгу. Я уверена, мисс Уортингтон будет рада поблагодарить вас обеих за возвращенное кольцо.

Во второй раз за вечер мисс Мур удивляет меня, и я почти уверена, что заметила легкую довольную улыбку в уголках ее истинно британского рта.

— Ей надо было побыстрее заговорить, а не пугать нас всех до полусмерти, — заявляет Фелисити вместо благодарности.

— Изящество, обаяние, красота, мисс Уортингтон! — предостерегающе произносит мисс Мур, неодобрительно покачивая пальцем.

Фелисити выглядит так, словно только что уронила в грязь конфетку. Но она снова расцветает улыбкой, глубоко загнав злобное разочарование.

— Похоже, я теперь твоя должница, Джемма, — говорит она.

Она подстрекает меня, обращаясь вот так запросто, по имени, но я не намереваюсь ей это спускать.

— Ничего подобного, Фелисити, — отбиваю я удар.

— Это кольцо — подарок моего отца, адмирала Уортингтона. Наверное, вы о нем слышали?

Половина англоязычного мира слыхала об адмирале Уортингтоне, герое морских битв, награжденном орденом Королевы Виктории.

— Нет, боюсь, не приходилось, — лгу я.

— Он очень известен. И он привозит мне из поездок разные вещицы. У моей матушки салон в Париже, и когда мы с Пиппой закончим школу, мы поедем в Париж, где нас будут одевать лучшие кутюрье Франции. Может, мы и вас возьмем с собой.

Это не приглашение. Это вызов. Фелисити дает мне понять, что я приобрету, встав на ее сторону.

— Возможно, — киваю я.

Энн они и не подумают пригласить.

— В Париже нас ждет изумительный бальный сезон, хотя, пожалуй, львиная доля общего внимания достанется Пиппе.

Пиппа при этих словах расцветает в улыбке. Она настолько хороша, что десятки молодых людей наверняка будут терзать всех своих родственников, требуя, чтобы их представили красавице.

— Нам с вами останется только забавляться при виде этого.

— И Энн, — негромко произношу я.

— О да, конечно, и Энн. Милая Энн, — Фелисити смеется и быстро целует Энн в щеку, от чего мисс Брэдшоу снова краснеет.

Фелисити держится так, словно уже все забыла.

Часы бьют десять, и в дверях холла появляется миссис Найтуинг.

— Пора отправляться спать, леди. Желаю всем вам доброй ночи.

Девушки парочками и тройками тянутся к выходу, держат друг друга под руки, воодушевленно переговариваясь. Волнение, пережитое этим вечером, еще не утихло. Мы поднимаемся и поднимаемся по винтовой лестнице, как будто кружа у майского шеста, не спеша приближаемся к длинным коридорам, в которых находятся наши спальни.

Я не в силах сдерживать раздражение, которое вызывает во мне Энн.

— Уверена, тебе не за что меня благодарить.

— Но почему ты это сделала? — спрашивает она.

Похоже, в этом пансионе никто не способен произнести самое простое «спасибо».

— А почему ты сама не защищалась?

Энн пожимает плечами.

— А какой смысл? У меня и шансов не было против них.

— А, вот ты где, Энн, милая!

Пиппа догоняет нас и берет Энн за руку, заставляя остановиться, чтобы Фелисити могла проскользнуть мимо и очутиться рядом со мной. Фелисити говорит мне на ухо, тихо, доверительным тоном:

— Я должна подумать, как отблагодарить тебя за то, что мое кольцо нашлось. У нас тут есть нечто вроде частного клуба, в нем состоим Пиппа, Сесили, Элизабет и я, но, пожалуй, найдется и для тебя местечко.

— О! Разве я не счастливица? Я, пожалуй, поскорее побегу покупать новую шляпку ради такого случая.

Фелисити щурится, но на губах продолжает играть улыбка.

— Найдется немало девушек, которые зуб отдадут за то, чтобы очутиться на твоем месте.

— Отлично. Вот их и пригласи.

— Видишь ли, я ведь даю тебе шанс преуспеть в школе Спенс. Стать частью целого и подняться в глазах других девушек. Тебе бы стоило хорошенько подумать об этом.

— Значит, ты, чтобы быть частью целого, сегодня проделала такое с Энн? — спрашиваю я.

Энн стоит в нескольких шагах позади меня. У нее снова течет из носа.

Фелисити тоже это замечает.

— Это не потому, что мы не хотим включать Энн в свой круг. Это просто потому, что ее жизнь будет не такой, как у других здесь. Ты думаешь, что можешь проявлять к ней доброту, но при этом сама прекрасно понимаешь, что вы не сможете быть подругами вне этих стен. А такое поведение гораздо более жестоко, ты заставляешь ее питать пустые надежды.

Фелисити права. Я никогда бы не стала доверять ей, я не хотела с ней дружить, но она права. Правда тяжела и несправедлива, но так уж обстоит дело.

— А если бы мне захотелось присоединиться к вам — только не подумай, что я действительно этого хочу, — но если бы это было так, что я должна была бы делать?

— Пока ничего, — отвечает Фелисити, и на ее лице появляется улыбка, от которой я сразу же напрягаюсь. — Не беспокойся… мы еще увидимся.

Она подхватывает юбки и взбегает по лестнице, промчавшись мимо всех, как комета.

Date: 2015-11-15; view: 296; Нарушение авторских прав