Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Про Великого ПолозаПавел Петрович Бажов Про Великого Полоза
Малахитовая шкатулка. Уральские сказы – 13
Текст предоставлен издательством «Эксмо» http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=168176 «П.П.Бажов Малахитовая шкатулка»: Эксмо; Москва; 2003 ISBN 5‑699‑01485‑3 Аннотация
«Жил в заводе мужик один. Левонтьем его звали. Старательный такой мужичок, безответный. Смолоду его в горе́ держали, на Гумешках то есть. Медь добывал. Так под землей все молодые годы и провел. Как червяк в земле копался. Свету не видел, позеленел весь. Ну, дело известное, – гора. Сырость, потемки, дух тяжелый. Ослаб человек. Приказчик видит – мало от его толку, и удобрился перевести Левонтия на другую работу, – на Поскакуху отправил, на казенный прииск золотой. Стал, значит, Левонтий на прииске робить. Только это мало делу помогло. Шибко уж он нездоровый стал. Приказчик поглядел‑поглядел, да и говорит…»
Павел Петрович Бажов Про Великого Полоза
Объяснение отдельных слов, понятий и выражений, встречающихся в сказах}
Жил в заводе мужик один. Левонтьем его звали. Старательный такой мужичок, безответный. Смолоду его в горе́ держали, на Гумешках то есть. Медь добывал. Так под землей все молодые годы и провел. Как червяк в земле копался. Свету не видел, позеленел весь. Ну, дело известное, – гора. Сырость, потемки, дух тяжелый. Ослаб человек. Приказчик видит – мало от его толку, и удобрился перевести Левонтия на другую работу, – на Поскакуху отправил, на казенный прииск золотой. Стал, значит, Левонтий на прииске робить. Только это мало делу помогло. Шибко уж он нездоровый стал. Приказчик поглядел‑поглядел, да и говорит: – Вот что, Левонтий, старательный ты мужик, говорил я о тебе барину, а он и придумал наградить тебя. Пускай, – говорит, – на себя старается. Отпустить его на вольные работы, без оброку. Это в ту пору так делывали. Изробится человек, никуда его не надо, ну, и отпустят на вольную работу. Вот и остался Левонтий на вольных работах. Ну, пить‑есть надо, да и семья того требует, чтобы где‑нибудь кусок добыть. А чем добудешь, коли у тебя ни хозяйства, ничего такого нет. Подумал‑подумал, пошел стараться, золото добывать. Привычное дело с землей‑то, струмент тоже не ахти какой надо. Расстарался, добыл и говорит ребятишкам: – Ну, ребятушки, пойдем, видно, со мной золото добывать. Может, на ваше ребячье счастье и расстараемся, проживем без милостины. А ребятишки у него вовсе еще маленькие были. Чуть побольше десятка годов им. Вот и пошли наши вольные старатели. Отец еле ноги передвигает, а ребятишки – мал мала меньше – за ним поспешают. Тогда, слышь‑ко, по Рябиновке верховое золото сильно попадать стало. Вот туда и Левонтий заявку сделал. В конторе тогда на этот счет просто было. Только скажи да золото сдавай. Ну, конечно, и мошенство было. Как без этого. Замечали конторски, куда народ бросается, и за сдачей следили. Увидят – ладно пошло, сейчас то место под свою лапу. Сами, говорят, тут добывать будем, а вы ступайте куда в другое место. Заместо разведки старатели‑то у них были. Те, конечно, опять свою выгоду соблюдали. Старались золото не оказывать. В контору сдавали только, чтобы сдачу отметить, а сами все больше тайным купцам стуряли. Много их было, этих купцов‑то. До того, слышь‑ко, исхитрились, что никакая стража их уличить не могла. Так, значит, и катался обман‑от шариком. Контора старателей обвести хотела, а те опять ее. Вот какие порядки были. Про золото стороной дознаться только можно было. Левонтию, однако, не потаили – сказали честь‑честью. Видят, какой уж он добытчик. Пускай хоть перед смертью потешится. Пришел это Левонтий на Рябиновку, облюбовал место и начал работать. Только силы у него мало. Живо намахался, еле жив сидит, отдышаться не может. Ну, а ребятишки, какие они работники? Все ж таки стараются. Поробили как‑то с неделю либо больше, видит Левонтий – пустяк дело, на хлеб не сходится. Как быть? А самому все хуже да хуже. Исчах совсем, но неохота по миру идти и на ребятишек сумки надевать. Пошел в субботу сдать в контору золотишко, какое намыл, а ребятам наказал: – Вы тут побудьте, струмент покараульте, а то таскать‑то его взад‑вперед ни к чему нам. Остались, значит, ребята караульщиками у шалашика. Сбегал один на Чусову‑реку. Близко она тут. Порыбачил маленько. Надергал пескозобишков, окунишков, и давай они ушку себе гоношить. Костер запалили, а дело к вечеру. Боязно ребятам стало. Только видят – идет старик, заводской же. Семенычем его звали, а как по фамилии – не упомню. Старик этот из солдат был. Раньше‑то, сказывают, самолучшим кричным мастером значился, да согрубил что‑то приказчику, тот его и велел в пожарную отправить – пороть, значит. А этот Семеныч не стал даваться, рожи которым покарябал, как он сильно проворный был. Известно, кричный мастер. Ну, все ж таки обломали. Пожарники‑то тогда здоровущие подбирались. Выпороли, значит, Семеныча и за буйство в солдаты сдали. Через двадцать пять годов он и пришел в завод‑от вовсе стариком, а домашние у него за это время все примерли, избушка заколочена стояла. Хотели уж ее разбирать. Шибко некорыстна была. Тут он и объявился. Подправил свою избушку и живет потихоньку, один‑одинешенек. Только стали соседи замечать – неспроста дело. Книжки какие‑то у него. И каждый вечер он над ими сидит. Думали, – может, умеет людей лечить. Стали с этим подбегать. Отказал: «Не знаю, – говорит, – этого дела. И какое тут может леченье быть, коли такая ваша работа». Думали, – может, веры какой особой. Тоже не видно. В церкву ходит о пасхе да о рождестве, как обыкновенно мужики, а приверженности не оказывает. И тому опять дивятся – работы нет, а чем‑то живет. Огородишко, конечно, у него был. Ружьишко немудрящее имел, рыболовную снасть тоже. Только разве этим проживешь? А деньжонки, промежду прочим, у него были. Бывало, кое‑кому и давал. И чудно этак. Иной просит‑просит, заклад дает, набавку, какую хошь, обещает, а не даст. К другому сам придет: – Возьми‑ка, Иван или там Михаило, на корову. Ребятишки у тебя маленькие, а подняться, видать, не можешь. – Однем словом, чудной старик. Чертознаем его считали. Это больше за книжки‑то. Вот подошел этот Семеныч, поздоровался. Ребята радехоньки, зовут его к себе: – Садись, дедушко, похлебай ушки с нами. Он не посупорствовал, сел. Попробовал ушки и давай нахваливать – до чего‑де навариста да скусна. Сам из сумы хлебушка мяконького достал, ломоточками порушал и перед ребятами грудкой положил. Те видят – старику ушка поглянулась, давай уплетать хлебушко‑то, а Семеныч одно свое – ушку нахваливает, давно, дескать, так‑то не едал. Ребята под этот разговор и наелись как следует. Чуть не весь стариков хлеб съели. А тот знай похмыкивает: – Давно так‑то не едал. Ну, наелись ребята, старик и стал их спрашивать про их дела. Ребята обсказали ему все по порядку, как отцу от заводской работы отказали и на волю перевели, как они тут работали. Семеныч только головой покачивает да повздыхивает: охо‑хо да охо‑хо. Под конец спросил: – Сколь намыли? Ребята говорят: – Золотник, а может, поболе, – так тятенька сказывал. Старик встал и говорит: – Ну, ладно, ребята, надо вам помогчи. Только вы уж помалкивайте. Чтоб ни‑ни. Ни одной душе живой, а то… – И Семеныч так на ребят поглядел, что им страшно стало. Ровно вовсе не Семеныч это. Потом опять усмехнулся и говорит: – Вот что, ребята, вы тут сидите у костерка и меня дожидайтесь, а я схожу – покучусь кому надо. Может, он вам поможет. Только, чур, не бояться, а то все дело пропадет. Помните это хорошенько. И вот ушел старик в лес, а ребята остались. Друг на друга поглядывают и ничего не говорят. Потом старший насмелился и говорит тихонько: – Смотри, братко, не забудь, чтобы не бояться, – а у самого губы побелели и зубы чакают. Младший на это отвечает: – Я, братко, не боюсь, – а сам помучнел весь. Вот сидят так‑то, дожидаются, а ночь уж совсем, и тихо в лесу стало. Слышно, как вода в Рябиновке шумит. Прошло довольно дивно времечка, а никого нет, у ребят испуг и отбежал. Навалили они в костер хвои, еще веселее стало. Вдруг слышат – в лесу разговаривают. Ну, думают, какие‑то идут. Откуда в экое время? Опять страшно стало. И вот подходят к огню двое. Один‑то Семеныч, а другой с ним незнакомый какой‑то и одет не по‑нашенски. Кафтан это на ем, штаны – все желтое, из золотой, слышь‑ко, поповской парчи, а поверх кафтана широкий пояс с узорами и кистями, тоже из парчи, только с зеленью. Шапка желтая, а справа и слева красные зазорины, и сапожки тоже красные. Лицо желтое, в окладистой бороде, а борода вся в тугие кольца завилась. Так и видно, не разогнешь их. Только глаза зеленые и светят, как у кошки. А смотрят по‑хорошему, ласково. Мужик такого же росту, как Семеныч, и не толстый, а, видать, грузный. На котором месте стал, под ногами у него земля вдавилась. Ребятам все это занятно, они и бояться забыли, смотрят на того человека, а он и говорит Семенычу шуткой так: – Это вольны‑то старатели? Что найдут, все заберут? Никому не оставят? Потом прихмурился и говорит Семенычу, как советуется с им: – А не испортим мы с тобой этих ребятишек? Семеныч стал сказывать, что ребята не балованные, хорошие, а тот опять свое: – Все люди на одну колодку. Пока в нужде да в бедности, ровно бы и ничего, а как за мое охвостье поймаются, так откуда только на их всякой погани налипнет. Постоял, помолчал и говорит: – Ну, ладно, попытаем. Малолетки, может, лучше окажутся. А так ребятки ладненьки, жалко будет, ежели испортим. Меньшенький‑то вон тонкогубик. Как бы жадный не оказался. Ты уж понастуй сам, Семеныч. Отец‑то у них не жилец. Знаю я его. На ладан дышит, а тоже старается сам кусок заработать. Самостоятельный мужик. А вот дай ему богатство – тоже испортится. Разговаривает так‑то с Семенычем, будто ребят тут и нет. Потом посмотрел на них и говорит: – Теперь, ребятушки, смотрите хорошенько. Замечайте, куда след пойдет. По этому следу сверху и копайте. Глубоко не лезьте, ни к чему это. И вот видят ребята – человека того уж нет. Которое место до пояса – все это голова стала, а от пояса шея. Голова точь‑в‑точь такая, как была, только большая, глаза ровно по гусиному яйцу стали, а шея змеиная. И вот из‑под земли стало выкатываться тулово преогромного змея. Голова поднялась выше леса. Потом тулово выгнулось прямо на костер, вытянулось по земле, и поползло это чудо к Рябиновке, а из земли всё кольца выходят да выходят. Ровно им и конца нет. И то диво, костер‑то потух, а на полянке светло стало. Только свет не такой, как от солнышка, а какой‑то другой, и холодом потянуло. Дошел змей до Рябиновки и полез в воду, а вода сразу и замерзла по ту и по другую сторону. Змей перешел на другой берег, дотянулся до старой березы, которая тут стояла, и кричит: – Заметили? Тут вот и копайте! Хватит вам по сиротскому делу. Чур, не жадничайте! Сказал так‑то и ровно растаял. Вода в Рябиновке опять зашумела, и костерок оттаял и загорелся, только трава будто все еще озябла, как иней ее прихватил. Семеныч и объяснил ребятам: – Это есть Великий Полоз. Все золото в его власти. Где он пройдет – туда оно и подбежит. А ходить он может и по земле и под землей, как ему надо, и места может окружить сколько хочет. Оттого вот и бывает – найдут, например, люди хорошую жилку, и случится у них какой обман, либо драка, а то и смертоубийство, и жилка потеряется. Это, значит, Полоз побывал тут и отвел золото. А то вот еще… Найдут старатели хорошее, россыпное золото, ну, и питаются. А контора вдруг объявит – уходите, мол, за казну это место берем, сами добывать будем. Навезут это машин, народу нагонят, a золота‑то и нету. И вглубь бьют и во все стороны лезут – нету, будто вовсе не бывало. Это Полоз окружил все то место да пролежал так‑то ночку, золото и стянулось все по его‑то кольцу. Попробуй найди, где он лежал. Не любит, вишь, он, чтобы около золота обман да мошенство были, а пуще того, чтобы один человек другого утеснял. Ну, а если для себя стараются, тем ничего, поможет еще когда, вот как вам. Только вы смотрите, молчок про эти дела, а то все испортите. И о том старайтесь, чтобы золото не рвать. Не на то он вам его указал, чтобы жадничали. Слышали, что говорил‑то? Это не забывайте первым делом. Ну, а теперь спать ступайте, а я посижу тут у костерка.
|