Где оставишь — там найдешь

...А кому раньше было легко? Я вот одна с грудным ребеноч­ком на руках осталась, и ничего. Не смогла мужу измены про­стить, не вытерпела его кобелиную натуру. Уж как он просил, как в ногах валялся! «Нет, — сказала, — не будет у тебя ни жены, ни сына!» И слово свое сдержала, близко к ребенку не подпускала. Года три он добивался, а потом пропал. И за всю жизнь больше не появился. Вот так дети мужикам-то нужны! А с мальчиком мне повезло. Спокойный рос — где оставишь, там и найдешь. Я так в яслях и сказала. Они брать не хотели, говорили — группа пере­полнена. А с моим-то хлопот никаких: покормил, на горшок по­садил, спать уложил... Я однажды незаметно к забору подошла, посмотреть, как он с детками играет. Все ребятишки снуют туда-сюда, что-то строят, возятся, в песочнице копошатся. А мой си­дит спокойно на скамеечке и вдаль смотрит. Я его, когда совсем маленький был, к стулу привязывала. Я же одна, помочь некому, а надо и в магазин сбегать, и в аптеку. Вот я его к стулу пеленкой примотаю и к окошку поставлю: смотри на улицу — машины ез­дят, собачки бегают. А сама быстренько по делам. Он поначалу орал так, что я от соседнего дома слышала, а потом ничего, при­вык. Даже воспитатели в садике жаловались: «Необщительный

он у вас, к детям не тянется, не разговаривает». Ничего, говорю, всю жизнь молчать не будет, наговорится еще.

Я тогда на заводе укладчицей работала. Так никто даже и не догадывался, что у меня ребенок маленький. Ни больничного, ни отгулов, ни отпуска лишнего позволить себе не могла. Это сей­час —чуть кашлянул, «скорую» вызывают. Некоторые девицы так обнаглели, что на работе появляются, только чтобы больничный в бухгалтерию отдать. У них, видишь ли, дети болеют! У меня тоже болел: таблетку в рот ему суну, чаем залью и конфетку, чтобы не плакал. А он ведь все понимал, что у матери работа, план, что мама у него передовик производства, и такой матерью гордить­ся надо. А я так воспитана — сначала дело сделай, а уж потом все личное. Однажды, помню, приволокла своего Алешку в садик, а его не берут— карантин! Я им: «Как же так, мне же на работу, куда же я его-то дену?» А они мне: «Участковому объясните, он больничный выпишет». Я и с больным-то ребенком больничный не брала, а тут живой-здоровый. И мне с ним дома сидеть?! Воз­вращаюсь домой, а у подъезда девочки-соседки на скамеечке иг­рают. Я их и спрашиваю: «Почему не в школе-то?», а они — «Так каникулы же». Вот и уговорила девчонок с Лешкой посидеть, шоколадку пообещала. Квартиру им свою открыла, кашу утрен­нюю на плиту поставила: проголодается — покормите. А они мне: «Тетя Лена, вы не беспокойтесь. Что мы, с ребеночком не спра­вимся?!» Работаю я, а сердце не на месте. Не выдержала — от­просилась на час раньше. Трамвая не дождалась, бегом пустилась. Правда, по дороге два трамвая меня обогнали. Прибегаю домой — Лешенька мой сидит, глазки красные, ротик открыт и слюнки текут. А девчонки, как меня увидели, бежать домой. Даже за шо­коладку не спросили. «Что, спрашиваю, сыночек с тобою?» А он молчит и ручкой на кастрюльку показывает. Думала, есть хочет, а он ни в какую — руку мою с кашей отталкивает и плачет. Смот­рю, красненький весь и лобик горячий. Я к соседкам: «Что слу­чилось?» А они: «Ничего, все в порядке...» А я по глазам то вижу, что не в порядке, скрывают что-то. Схватила я младшую, тряхну­ла хорошенько, она расплакалась и рассказала, что Лешеньке в рот они кашу кипящую засунули. Нечаянно, на плите передер­жали. Я его всю ночь холодной водичкой отпаивала да компрес­сы на голову прикладывала. Соседка прибежала злая, мол, я ее девочек в няньки не нанимала, чтобы потом с них спрос держать.

Поругались мы с нею тогда, крепко поругались. Так с тех пор и не разговариваем. У нее девчонки уже взрослые, одна сына в коляс­ке катает, увидит меня — отворачивается. Как будто это я их ре­бенка недосмотрела, а не она моего. А с сыном все обошлось, по­худел только страшно: неделю ничего в рот не брал, только пил.

Потом меня по профсоюзной линии начали продвигать. По­легче стало физически, с моей работой-то прежней не сравнишь. Но заседания, документация, ответственность большая.

Раньше-то у профсоюзов сила была — и деньги распределяли, и путевки, и продовольственные наборы. Все в моих руках было. Но себе ведь ни разу ничего не взяла, все на общих основаниях. Дошла до меня очередь набор получать — возьму, не откажусь, а без очереди никогда. Наборы иногда хорошие были: и лосось, и тушенка, и колбаска копченая. Однажды, Леша уже в школу хо­дил, попросил он на день рождения друзей пригласить. А я-то на гостей не рассчитывала, так, коробочку конфет приберегла, а больше ничего. И ведь могла же себе набор один взять — не по­смела. Принципы у меня такие по жизни — все должно быть по справедливости! Села, сыночку все объяснила, мол, не можем мы себе позволить гостей собирать. Семейно отпразднуем, чайку попьем, нет у меня возможности чужих детей кормить. Он по­нял, уговаривать не стал и больше никогда с такой просьбой ко мне не обращался. Понятливый рос: «нет» — значит «нет».

Мне подруга советовала: «Съезди с Лешкой в дом отдыха. У тебя же путевки льготные — куда захочешь!» Не поехала я, одно­го сына отправила в санаторий нервы лечить. Врач посоветовал, а так бы и не взяла я эту путевку. Он же у меня писался долго и глазом стал дергать. Учительница жаловалась, что заторможен­ный. Не поймешь их, педагогов, — лучше, что ли, когда дети ис­терики закатывают? Спокойный он у меня, а то, что ногти гры­зет, так это мигом отучить можно: пальцы горчицей намазал, и все. Эка невидаль — ногти грызет! Но отправила я его все же в санаторий. Три месяца он лечился. Однажды я выбралась навес­тить его, дорога на полдня. Приезжаю, смотрю, а мой Лешенька в палате со взрослыми ребятами. Увидел меня — разрыдался, домой стал проситься. Оказывается, в его возрасте мест не было, его к старшим и поселили. А они издевались над ним, кукаре­кать заставляли, били даже. Вылечил нервы, называется! Я к глав­ному пошла, скандал устроила, добилась, чтобы место ребенку

нашли. Мигом все исполнилось! Домой я его не забрала тогда, еще месяц оставался. А у меня как раз отчет за год готовить надо, да и с деньгами я не рассчитала — ковер купила. Думаю, мне од­ной денег хватит, а Леша в санатории. Не дело это, капризам по­такать. Я как на современных мамашек посмотрю — кого растят?! Хочешь игрушечку — получи, хочешь шмотку какую — бери! А я своему первые новые штаны в восьмом классе купила. До этого все в поношенном ходил, мне женщина одна на работе отдавала. У нее муж начальником работал, вещи они хорошие доставали, а сын был хоть и погодка Лешкин, но покрупнее намного. Вот она мне и дарила. Куртку отдала хорошую, германскую, почти новую. А сынок и не жаловался, понимал, что матери тяжело. Да и не было у него пристрастия к шмоткам этим, как у нынешних.

А, ну вот, кажется и подъезжаю! Сейчас будет Вересово, а по­том Моршанск. К сыну я еду на побывку. Свидание разрешили. Уже пятый год сидит, еще столько же. Я поначалу горевала, сле­зы лила, а сейчас, думаю, ничего. По крайней мере, я за него спо­койна, никуда отсюда не денется и ничего больше не натворит. Езжу два раза в год — где оставишь, там найдешь. Ну, буду соби­раться... Счастья вам и вашим деткам!