Г.В.Плеханов 1 page

Основные вопросы марксизма

Марксизм, это - целое миросозерцание. Выражаясь кратко, это современный материализм, представляющий собою высшую в настоящее время ступень развития того взгляда на мир, основы которого были заложены еще в древней Греции Демокритом, а отчасти и предшествовавшими Демокриту ионийскими мыслителями: так называемый гилозоизм есть не что иное как наивный материализм. Самая главная заслуга в разработке современного материализма принадлежит, без всякого сомнения, Карлу Марксу и его другу Фридриху Энгельсу, Историческая и экономическая стороны этого миросозерцания, т. е. так называемый исторический материализм и тесно связанная с ним совокупность взглядов на задачи, метод и категории политической экономии и на экономическое развитие общества, в особенности же капиталистического, являются в своих основаниях почти исключительно делом Маркса и Энгельса. То, что внесено было в эти области их предшественниками, должно быть рассматриваемо лишь как подготовительная работа собирания материала, подчас обильного и драгоценного, но еще не систематизированного, не освещенного одной общей мыслью и потому не оцененного и не использованного в своем истинном значении. То, что сделано было в тех же областях последователями Маркса и Энгельса в Европе и Америке, представляет собою лишь более или менее удачную разработку отдельных, правда, иногда в высшей степени важных, вопросов. Вот почему не только в широкой публике, до сих пор никогда еще не дораставшей до глубокого понимания философских учений, но даже и в среде людей, считающих себя верными последователями Маркса и Энгельса, и притом не только в России, но и во всем цивилизованном мире, термином марксизм часто обозначаются именно только две только что указанные нами стороны современного материалистического миросозерцания. Эти две его стороны рассматриваются в таком случае, как нечто совершенно независимое от философского материализма и чуть ли не противоположное ему ¹. А так как эти две стороны, произвольно вырванные из общей совокупности родственных им и составляющих их теоретическое основание взглядов, не могут же висеть в воздухе, то у людей, совершивших над ними операцию вырывания, естественно возникает потребность заново обосновать марксизм, соединив его, - опять-таки совершенно произвольно и чаще всего под влиянием философских настроений, господствующих в данное время между идеологами буржуазии, - с тем или другим философом: с Кантом, с Махом, с Авенариусом, с Оствальдом, а в последнее время - с Иосифом Дицгеном. Философские взгляды И. Дицгена возникли, правда, вполне независимо от буржуазных влияний и в значительной степени родственны философским воззрениям Маркса-Энгельса. Но эти последние обладают несравненно более стройным и богатым содержанием. И уже по одному этому не могут быть дополнены, а могут быть, пожалуй, отчасти популяризованы, с помощью учения Дицгена. До сих пор не было сделано попытки дополнить Маркса Фомою Аквинским. Но нет ничего невозможного в том, что, несмотря на недавнюю энциклику папы против модернистов, католический мир выдвинет когда-нибудь из своей среды мыслителя, способного на этот теоретический подвиг.

I

Необходимость дополнения марксизма тем или другим философом доказывается обыкновенно ссылкою на то, что Маркс и Энгельс нигде не изложили своих философских воззрений. Но такая ссылка мало убедительна, не говоря уже о том, что если бы эти воззрения и в самом деле остались совершенно неизложенными, то это еще не давало бы никакого логического основания для замены их взглядами первого встречного мыслителя, по большей части стоящего на совершенно другой точке зрения. Нужно помнить, что мы имеем достаточно литературных данных для составления себе правильного понятия о философских взглядах Маркса-Энгельса ^*1.

Взгляды эти были в своем окончательно сложившемся виде изложены довольно полно, хотя и в полемической форме, в первой части книги Энгельса «Неrrn Eugen Dühring's Umwalzung der Wissenschaft» (есть несколько русских переводов). В замечательной брошюре того же автора: «Ludwig Feuerbach und der Ausgang der klassischen deutschen Philosophie» (переведена нами на русский язык и снабжена предисловием и пояснительными примечаниями; издана г. Львовичем) Здесь взгляды, составляющие философскую основу марксизма, изложены уже в положительной форме. Краткую, но яркую характеристику тех же взглядов, в их отношении к агностицизму, Энгельс дал в предисловии к английскому переводу брошюры «Развитие научного социализма» (переведено на немецкий язык и напечатано под заглавием: «Über den historischen Materialismus» в Neue Zeit, NN 1 и 2, 1892-1893 г.г.). Что касается Маркса, то для понимания философской стороны его учения в высшей степени важны, во-первых, характеристика материалистической диалектики, - в ее отличии от идеалистической диалектики Гегеля, - в предисловии ко второму изданию 1 тома «Капитала», во-вторых, многие отдельные замечания, мимоходом высказанные в том же томе. Весьма существенными в известных отношениях являются также некоторые страницы в «Misere de la philosophie» (есть русский перевод). Наконец, процесс развития философских взглядов Маркса-Энгельса с достаточной ясностью обнаруживается в их ранних произведениях, вновь изданных Ф. Мерингом под заглавием: «Aus dem literarischen Nachlaß von Karl Marx» и т. д., Stuttgart 1902.

В своей диссертации «Differenz der Demokritschen und Epikureischen Naturphilosophie», равно как и в некоторых статьях, перепечатанных Мерингом в первом томе названного издания, молодой Маркс является перед нами еще чистокровным идеалистом Гегелевой школы; в статьях же, вошедших теперь в тот же том и появившихся первоначально в «Deutsch-französischen Jahrbüchern», он, а также и сотрудничавший в тех же «Jahrbüchern» Энгельс, твердо стоит уже на точке зрения Фейербахова гуманизма ². Вышедшая в 1845 г. и перепечатанная теперь во втором томе Мерингова издания книга «Die heilige Familie, oder Kritik der kritischen Kritik» показывает нам обоих своих авторов, т. е. и Маркса и Энгельса, делающими несколько значительных шагов в смысле дальнейшей разработки философии Фейербаха. В каком направлении предпринята была ими эта разработка, видно из тех одиннадцати тезисов о Фейербахе, которые были написаны Марксом весною 1845 г. и напечатаны Энгельсом в приложении к вышеназванной брошюре Л. Фейербах. Словом, в материале тут недостатка нет, - нужно только уметь пользоваться им, т. е. нужно быть подготовленным к его пониманию. Современные же читатели как раз и не подготовлены к его пониманию, а потому и не умеют им пользоваться.

Почему это происходит? По многим причинам. Одной из самых главных является то, что теперь чрезвычайно мало распространены, во-первых, знание Гегелевой философии, без которого трудно усвоить метод Маркса, во-вторых, знакомство с, историей материализма, отсутствие которого не позволяет современным читателям составить себе ясное представление об учении Фейербаха, бывшего непосредственным философским предшественником Маркса и в значительной степени выработавшего философскую основу того, что можно назвать миросозерцанием Маркса-Энгельса.

Гуманизм Фейербаха обыкновенно изображается теперь как нечто весьма неясное и неопределенное. Ф. А. Ланге, вообще очень сильно содействовавший в широкой публике и в ученом мире распространению совершенно неправильного взгляда на сущность материализма и на его историю, совсем отказывается признать гуманизм Фейербаха материалистическим учением. Примеру Ф. А. Ланге следуют в этом отношении почти все, писавшие о Фейербахе в России и за границей. Не избежал, как видно, его влияния и П. А. Берлин, который изображает Фейербахов гуманизм каким-то не чистым материализмом ^*2. Признаемся, нам не совсем ясно, как смотрит на этот вопрос Фр. Меринг, лучший, едва ли, впрочем и не единственный, знаток философии между германскими социал-демократами. Но зато нам совершенно ясно, что Маркс и Энгельс видели в Фейербахе именно материалиста. Правда, Энгельс указывает на непоследовательность Фейербаха; но это нисколько не мешает ему признавать основные положения его философии чисто материалистические. ³ Да иначе и не может смотреть на эти положения человек, давший себе труд хорошо изучить их.

II

Говоря все это, мы прекрасно знаем, что мы очень сильно рискуем удивить многих и многих из наших читателей. Но мы не боимся этого, ибо прав был древний мыслитель, сказавший, что удивление есть мать философии. А чтобы наши читатели не остались, так сказать, на стадии удивления, мы им прежде всего порекомендуем спросить себя, что, собственно, хотел выразить Фейербах, когда, набрасывая в немногих, но ярких словах свой философский curriculum vitae, он писал: «Бог был моей первой мыслью, разум - второю, а человек - третьей и последнею». Мы утверждаем, что этот вопрос безапелляционно решается следующими многознаменательными словами того же Фейербаха: «В споре между материализмом и спиритуализмом речь идет о человеческой голове; раз мы узнали, что представляет собою та материя, из которой состоит мозг, мы скоро придем к ясному взгляду и насчет всякой другой материи, насчет материи вообще» ^*3. В другом месте, он говорит, что его антропология, т. е. гуманизм, представляет собою лишь указание на то, что человек принимает за бога свою собственную сущность, свой собственный дух ^*4). И этой антропологической точки зрения не чужд, по его замечанию, уже Декарт ^*5). Что же все это значит? Это значит, что Фейербах взял человека за отправную точку своих философских рассуждений только потому, что, отправляясь от этой точки, он надеялся скорее придти к цели, которая состояла в составлении правильного взгляда на материю вообще и на ее отношение к духу. Стало быть, тут мы имеем дело с методологическим приемом, значение которого обусловливалось обстоятельствами времени и места, т. е. привычками мысли тогдашних ученых и просто образованных немцев Фейербах сам очень хорошо говорит, что «начало всякой философии определяется предшествовавшим состоянием философской мысли.

лением. Бытие обусловливается самим собою... имеет свою основу в самом себе), а вовсе не какой-нибудь особенностью миросозерцания» ^*6).

Уже из приведенных нами слов Фейербаха насчет человеческой головы видно, что в ту пору, когда он писал эти слова, вопрос о материи, из которой состоит мозг, был им решен в чисто материалистическом смысле. И это его решение вопроса было принято также Марксом-Энгельсом. Оно легло в основу их собственной философии, что с самой полной ясностью видно из не раз уже упомянутых нами сочинений Энгельса «Людвиг Фейербах» и «Анти-Дюринг». Вот почему мы должны поближе ознакомиться с этим решением: изучая его, мы будем в то же время изучать философскую сторону марксизма.

В своей статье «Vorläufige Thesen zur Reform der Philosophie», появившейся в 1842 году и, как это по всему видно, оказавшей очень сильное влияние на Маркса, Фейербах говорит, что истинное отношение мышления к бытию есть следующее: бытие - субъект, мышление-предикат. Мышление обуславливается бытием, а не бытие мышлением.

Этот взгляд на отношение бытия к мышлению, положенный Марксом-Энгельсом в основу материалистического объяснения истории, представляет собою важнейший результат той критики Гегелевского идеализма, которая была в главных чертах закончена еще Фейербахом и выводы которой могут быть изложены в немногих словах так.

Фейербах нашел, что философия Гегеля устранила противоречие между бытием и мышлением, выразившееся с особенной выпуклостью у Канта. Но, по мнению Фейербаха, она устранила это противоречие, продолжая оставаться внутри его, т. е. внутри одного из элементов, и именно - мышления. У Гегеля мышление и есть бытие: «Мысль субъект; бытие – предикат» ^*7). Выходит, что Гегель, - и вообще идеализм, - устраняет противоречие лишь посредством устранения одного из его составных элементов, т. е. бытия, материи, природы. Но устранить один из составных элементов противоречия вовсе не значит разрешить это противоречие. Учение Гегеля о том, что природа полагается идеей, представляет собою лишь перевод на философский язык теологического учения о том, что природа создана богом, действительность, материя - отвлеченным, не материальным существом ^*8). И это относится не только к абсолютному идеализму Гегеля. Трансцендентальный идеализм Канта, согласно которому внешний мир получает свои законы от рассудка, а не рассудок от внешнего мира, находится в самой тесной родственной связи с теологическим представлением о том, что божественный рассудок продиктовал миру его законы ^*9). Идеализм не устанавливает единства бытия и мышления и не может установить его; он его разрывает. Исходная точка идеалистической философии, - я, как основной философский принцип, - совершенно ошибочна. Точкой отправления истинной философии должно служить не я, а я-и-ты. Только эта точка отправления дает возможность придти к правильному пониманию отношения между мышлением и бытием, субъектом и объектом. Я есмь я для меня самого, и в то же время - ты для другого. Я - субъект и в то же.время объект. И надо заметить, кроме того, что я - не то отвлеченное существо, с которым оперирует идеалистическая философия. Я - существо действительное.

Mое тело принадлежит к моей сущности, более того - мое тело, как целое, и есть мое я, моя истинная сущность. Думает не отвлеченное существо, а именно это действительное существо, это тело. Таким образом, обратно тому, что утверждают идеалисты, действительное материальное существо оказывается субъектом, а мышление - предикатом. И в этом и состоит единственное возможное разрешение того противоречия между бытием и мышлением, над которым так тщетно бился идеализм. Тут не устраняется ни один из элементов противоречия, оба они сохраняются, обнаруживая свое истинное единство. Что для меня, или субъективно, есть чисто духовный, нематериальный, нечувственный акт, то само по себе, объективно, есть акт материальный) чувственный ^*10.

Заметьте, что, говоря это, Фейербах сближается со Спинозой, философию которого он с большим сочувствием излагал уже в то время, когда только еще намечался его собственный разрыв с идеализмом, т. е. когда он писал свою историю новой философии ⁵. В 1843 г. он в своих «Grundsätze» очень тонко заметил, что пантеизм есть теологический материализм, отрицание теологии, остающееся на теологической точке зрения. В этом смешении материализма с теологией заключалась непоследовательность Спинозы, не помешавшая ему, однако, найти правильное, по крайней мере, для своего времени, выражение для материалистических понятий новейшей эпохи. Поэтому Фейербах называет Спинозу Моисеем новейших свободных мыслителей и материалистов ^*11 В 1847 г. Фейербах спрашивает: «Чем же оказывается при внимательном рассмотрении то, что Спиноза логически или метафизически называет субстанцией, а теологически - богом?..» И на этот вопрос он категорически отвечает: «Не чем иным, как природой». Главный недостаток спинозизма он видит в том, что чувственная антитеологическая сущность природы принимает у него вид отвлеченного метафизического существа. Спиноза устранил дуализм бога и природы, так как объявил действия природы действиями бога. Но именно потому, что действия природы являются в его глазах действиями бога, бог остается у него каким-то отдельным от природы существом, лежащим в ее основе. Бог представляется субъектом, природа - предикатом. Философия, окончательно освободившаяся от богословских преданий, должна устранить этот важный недостаток правильной по своему существу философии Спинозы. «Долой это противоречие! - восклицает Фейербах. - Не Deus sive Natura, но aut Deus aut Natura есть природа истины» ^*12.

Итак, гуманизм Фейербаха сам оказывается не чем иным, как спинозизмом, освобожденным от его теологической привески. И именно на точку зрения этого спинозизма, освобожденного Фейербахом от его теологической привески, перешли Маркс и Энгельс, когда разорвали с идеализмом.

Но освободить спинозизм от его теологической привески значило обнаружить его истинное, материалистическое содержание. Стало быть, спинозизм Маркса-Энгельса и был новейшим материализмом ⁶.

Далее. Мышление - не причина бытия, а его следствие, или, точнее, его свойство. Фейербах говорит: «Folge mit Eigenschaft». «Я ощущаю и мыслю вовсе не как субъект, противостоящий объекту, а как субъекто6ъект, как действительное, материальное существо. И объект для меня есть не только ощущаемый предмет, но также основание, необходимое условие моего ощущения. Объективный мир находится не только вне меня; он также - во мне самом, в моей собственной коже» ⁷. Человек есть лишь часть природы, часть бытия, поэтому нет места для противоречия между его мышлением и бытием. Пространство и время существуют не только для мышления. Они также - формы бытия. Они формы моего созерцания. Но они таковы единственно потому, что я сам - существо, живущее во времени и пространстве, и что я ощущаю и чувствую лишь, как такое существо. Вообще законы бытия суть вместе с тем и законы мышления.

Так говорил Фейербах ^*13. И то же, хотя иногда и другими словами, говорил Энгельс в своей полемике с Дюрингом ⁸. Уже отсюда видно, какая важная часть философии Фейербаха навсегда вошла в философию Маркса-Энгельса.

Если Маркс начал выработку своего материалистического объяснения истории с критики Гегелевой философии права, то он мог поступить так только потому, что критика спекулятивной философии Гегеля была закончена еще Фейербахом.

Даже критикуя Фейербаха в своих тезисах, Маркс нередко развивает и дополняет его же мысли. Вот пример из области гносеологии.

По словам Фейербаха, человек, прежде чем думать о предмете, испытывает на себе его действие, созерцает его, чувствует.

Маркс имеет в виду эту мысль Фейербаха, говоря: «Главный недостаток материализма, - до Фейербахова включительно, - состоял до сих пор в том, что он рассматривает действительность, предметный, воспринимаемый внешним чувством, мир, лишь в форме объекта или в форме созерцания, а не в форме конкретной человеческой деятельности, не в форме практики, не субъективно». «Этим недостатком материализма объясняется, - говорит далее Маркс, - то обстоятельство, что Фейербах в своей Сущности христианства рассматривает, как истинно человеческую деятельность, только деятельность теоретическую. Другими словами это можно выразить так: Фейербах указывает на то, что наше я познает объект, лишь подвергаясь его воздействию» ^*14. Маркс же возражает: наше я познает объект, воздействуя на него с своей стороны. Мысль Маркса вполне правильна; еще Фауст сказал: в начале дело было. Конечно, в защиту Фейербаха можно возразить, что ведь и в процессе нашего воздействия на предметы мы познаем их свойства лишь постольку, поскольку они с своей стороны воздействуют на нас. В обоих случаях мышлению предшествует ощущение, в обоих случаях мы прежде ощущаем их свойства, а потом уже думаем о них. Но Маркс этого и не отрицал. Для него дело было не в том неоспоримом факте, что ощущение предшествует размышлению, а в том, что человек побуждается к размышлению главным образом теми ощущениями, которые он испытывает в процессе своего воздействия на внешний мир. А так как это воздействие на внешний мир предписывается ему его борьбою за свое существование, то теория познания тесно связывается у Маркса с его материалистическим взглядом на культурную историю человечества. Недаром тот же самый мыслитель, который направил против Фейербаха интересующий нас здесь тезис, написал в первом томе своего «Капитала»: воздействуя на природу вне его, человек изменяет свою собственную природу. Это положение обнаруживает весь свой глубокий смысл только при свете Марксовой теории познания. И мы еще увидим, как сильно подтверждается эта его теория историей культурного развития и даже, между прочим, наукой о языке. Но все-таки надо признать, что гносеология Маркса по самой прямой линии происходит от гносеологии Фейербаха или, если хотите, что она, собственно, и есть гносеология Фейербаха, но только углубленная посредством сделанной к ней Марксом гениальной поправки.

Прибавим мимоходом, что эта гениальная поправка была подсказана духом времени. В этом стремлении взглянуть на взаимодействие между объектом и субъектом именно с той его стороны, с которой субъект выступает в активной роли, сказалось общественное настроение того времени, когда складывалось миросозерцание Маркса-Энгельса ⁹. Революция 1848 года была тогда уже не за горами...

III

Учение об единстве субъекта и объекта, мышления и бытия, в одинаковой мере свойственное как Фейербаху, так и Марксу-Энгельсу, было также учением наиболее выдающихся материалистов XVII и XVIII столетий.

В другом месте ^*15 мы показали, что Ламеттри и Дидро пришли, хотя, надо прибавить, каждый своим особым путем, - к такому миросозерцанию, которое было родом спинозизма, т. е. спинозизмом, лишенным искажавшей его истинное содержание теологической привески, легко было бы показать, что, поскольку речь идет об единстве субъекта и объекта, Гоббс тоже очень близок к Спинозе. Но это завело бы нас слишком далеко. Да в этом и нет настоятельной нужды. Едва ли не интереснее для читателя будет констатирование того, что каждый натуралист, хотя немного занимающийся вопросом об отношении мышления к бытию, приходит в настоящее время к тому учению об их единстве, с которым мы познакомились у Фейербаха.

Когда Гексли писал: «В наши дни никто из стоящих на высоте современной науки и знающих факты не усомнится в том, что основы психологии надо искать в физиологии нервной системы и что так называемая деятельность духа есть совокупность мозговых функций» ^*16, он высказывал именно то, что говорил Фейербах, только он с этими словами связывал гораздо менее ясные понятия, и именно потому, что понятия, связывавшиеся у него с этими словами, были гораздо менее ясны, он мог пытаться соединить свой, только что указанный нами, взгляд с философским скептицизмом Юма ^*17.

Точно так же и наделавший так много шума монизм Геккеля есть не что иное, как чисто материалистическое, - и, в сущности, близкое к Фейербаховскому, - учение об единстве субъекта и объекта. Но Геккель очень плохо знаком с историей материализма, и потому он считает нужным бороться с его односторонностью, между тем как ему следовало бы дать себе труд изучить его теорию познания в том виде, какой она приняла у Фейербаха и Маркса: это предохранило бы его самого от многих промахов и односторонностей, облегчающих его противникам борьбу с ним на почве философии.

Совсем близко подходит к новейшему материализму, - материализму Фейербаха-Маркса-Энгельса, - Август Форель в различных своих сочинениях, например, в докладе «Gehirn und Seele», читанном на 66-м съезде немецких естествоиспытателей и врачей в Вене (26 сентябpя 1894 г.) ^*18. Местами Форель не только выражает там мысли, очень сходные с мыслями Фейербаха, но - что прямо поразительно располагает свои доводы именно так, как располагал свою аргументацию Фейербах. По словам Фореля, каждый новый день приносит нам убедительные доказательства того, что психология и физиология мозга представляют собою лишь два различных способа рассматривания одной и той же вещи. Читатель не забыл приведенного нами выше и относящегося к этому же вопросу тождественного взгляда Фейербаха. Этот взгляд можно дополнить здесь следующим соображением: «Я, - говорил Фейербах, - психологический объект для самого себя, но физиологический - для другого» ^*19. В конце концов, главная мысль Фореля сводится к тому положению, что сознание есть внутренний рефлекс мозговой деятельности ^*20. А это уже чисто материалистический взгляд.

Идеалисты и кантианцы разных видов и разновидностей твердят, возражая материалистам, что непосредственно нам дана именно только психическая сторона тех явлений, о которых идет речь у Фореля и у Фейербаха. Это возражение было чрезвычайно ярко формулировано Шеллингом, который сказал, что дух навсегда останется островом, на который из области материи нельзя попасть без прыжка. Форель прекрасно знает это, но он убедительно доказывает, что наука была бы прямо невозможна, если бы мы серьезно решились не выходить за пределы этого острова. «Каждый человек, - говорит он, - имел бы лишь психологию своего субъективизма (hätte nur die Psychologie seines Subjectivismus)... и положительно должен был бы усомниться в существовании внешнего мира и других людей» ^*21. Но такое сомнение есть нелепость ¹⁰. Умозаключения по аналогии, естественно-научная индукция, сравнение опыта наших пяти внешних чувств доказывают нам существование внешнего мира других людей и психологии этих последних. Точно так же они доказывают нам, что сравнительная психология, психология животных, наконец, наша собственная психология осталась бы для нас непонятной и полной противоречий, если бы мы стали рассматривать ее без отношения к деятельности нашего мозга; она прежде всего представилась бы противоречащей закону сохранения энергии ^*22.

Фейербах не только обнаруживает те противоречия, в которые неизбежно попадают люди, отвергающие материалистическую точку зрения, но и показывает, каким путем идеалисты попадают на свой остров Он говорит: «Я есмь я для самого себя и ты для другого. Но таковым я являюсь только как чувственное (т. е. материальное. Г. П.) существо. Абстрактный же рассудок изолирует это для себя бытие, как субстанцию, атом, я, бог; поэтому, связь для-себя-бытия с бытием для другого является у него произвольной. То, что мыслится мною вне чувственности (ohne Sinnlichkeit). мыслится вне всякой связи» ^*23. Это в высшей степени важное соображение сопровождается у него анализом того процесса абстракции, который привел к возникновению Гегелевской логики, как онтологического учения ^*24.

Если бы Фейербах обладал теми сведениями, которые дает нам современная нам этнологии, то он мог бы прибавить, что философский идеализм исторически происходит от анимизма, свойственного первобытным народам. На это указал еще Э Тэйлор ^*25 и с этим начинают уже отчасти считаться, - хотя пока еще больше как с курьезом, чем как с культурно-историческим фактом, имеющим колоссальное теоретико-познавательное значение, - некоторые историки философии ^*26.

Все эти соображения и доводы Фейербаха не только были хорошо известны и внимательно продуманы Марксом и Энгельсом, но и, несомненно, в весьма значительной мере содействовали выработке их собственного миросозерцания. Если Энгельс относился впоследствии самым презрительным образом к немецкой философии после Фейербаха, то это происходило потому, что она, по его мнению, только воскрешала те старые философские ошибки, которые были обнаружены еще Фейербахом. И так оно и было на самом деле. Ни один из новейших критиков материализма, не привел ни одного довода, который не был бы опровергнут или самим Фейербахом или, еще раньше его, французскими материалистами, но критикам Маркса, - Э. Бернштейну, К. Шмидту, Б. Кроче и т. д., и т. д, - эклектическая нищенская похлебка самоновейшего немецкого любомудрия кажется совершенно новым блюдом: они питались ею и, видя, что Энгельс не считал нужным заниматься ею, воображали, что он уклоняется от разбора той аргументации, которая давным-давно уже была рассмотрена им и признана ровно никуда негодной. Это старая, но вечно новая история. Крысы никогда не перестанут думать, что кошка много сильнее льва.

Признавая поразительное сходство, - а отчасти и тождество, взглядов Фейербаха со взглядами А. Фореля, заметим, однако, что, если этот последний обладает гораздо большим запасом естественнонаучного образования, то Фейербах имел перед ним преимущество обстоятельного знания философии. Поэтому Форель делает промахи, какие мы не встречаем у Фейербаха. Форель называет свою теорию психофизиологической теорией тождества ^*27. Против этого нельзя возражать по существу, потому что всякая терминология есть условная вещь, но так как теория тождества лежала когда-то в основе совершенно определенной идеалистической философии, то Форель лучше сделал бы, если бы прямо, смело и просто объявил свое учение материалистическим; но он, как видно, сохранил некоторые предрассудки против материализма и потому выбрал другое название. Вот почему мы находим нужным отменить, что тождество в смысле Фореля не имеет ничего общего с тождеством в идеалистическом смысле.

Критики Маркса не знают и этого. К. Шмидт в полемике с нами приписывал материалистам именно идеалистическое учение о тождестве. На самом деле материализм признает единство субъекта и объекта, а вовсе не тождество их. И это хорошо выяснено было опять-таки Фейербахом.

По Фейербаху, единство субъекта и объекта, мышления и бытия, имеет смысл только тогда, когда за основу этого единства берется человек. Это опять звучит на какой-то особый гуманистический лад, и большинство людей, занимавшихся Фейербахом, не считало нужным получше вдуматься в то, каким образом человек служит основой единства указанных противоположностей. На самом деле, Фейербах понимает это вот как. «Только там, - говорит он, - где мышление есть не субъект для себя, а предикат действительного (т. е. материального. - Г. П.) существа, только там мысль не есть нечто оторванное от бытия» ^*28. Теперь спрашивается: где же, в каких философских системах, мышление есть субъект для себя, т. е. нечто независимое от телесного существования мыслящего индивидуума? Ответ ясен: в идеалистических системах. Идеалисты сначала превращают мышление в самостоятельную, независимую от человека сущность (субъект для себя), а потом объявляют, что в ней, в этой сущности, разрешается противоречие между бытием и мышлением именно потому, что ей, независимой от материи сущности, свойственно отдельное независимое бытие ¹¹. И оно действительно разрешается в ней, так как что же такое - эта сущность? Мышление. И это мышление существует – есть - независимо ни от чего другого. Но это решение противоречия есть чисто формальное решение его. Оно достигается только тем, что, как мы уже говорили выше, устраняется один из его элементов: именно независимое от мышления бытие. Бытие оказывается простым свойством мышления, и когда мы говорим, что данный предмет существует, это значит только то, что он существует в мышлении. Так понимал этот вопрос, например, Шеллинг. Для него мышление было тем абсолютным принципом, из которого необходимо следовал действительный мир, т. е. природа и конечный дух. Но как следовал? Что означало существование действительного мира? Не что иное, как существование в мышлении. Для Шеллинга вселенная была лишь самосозерцанием абсолютного духа. И то же мы видим у Гегеля. Но Фейербах не довольствовался таким чисто формальным разрешением противоречия между мышлением и бытием. Он указывал на то, что мышления, независимого от человека, т. е. от действительного, материального существа, нет и быть не может. Мышление есть деятельность мозга. Но мозг только до тех пор служит органом мышления, пока он связан с головой и телом человека ^*29.

Date: 2015-11-14; view: 233; Нарушение авторских прав