Марксизм и экологический взгляд на экономику

К несчастью, так и случилось с марксизмом, который в гораздо большей степени, чем либеральные течения в общественной мысли Запада, имел возможность соединиться с экологическим, а не техноморфным представлением о мире и открыть путь для разрешения нынешнего кризиса индустриальной цивилизации. Ненависть к эксплуатации (не только человека, но и природы, о чем не раз писали Маркс и Энгельс), всечеловечность представлений о справедливости должны были бы привести к проблеме права всех жителей Земли и будущих поколений на доступ к жизненным благам. Однако эта проблема не вставала вследствие веры в отсутствие природных ограничений в наращивании количества этих благ.

Исключая из политэкономической модели проблему природных ресурсов, разделяя физическое и экономическое и тем самым радикально отрицая несоизмеримость продуктов хозяйственной деятельности, марксизм задержался в плену механицизма и не освоил главных современных ему достижений термодинамики. Он отверг фундаментальные представления об энергии и не использовал шанс принципиально перестроить политэкономическую модель.

Лауреат Нобелевской премии по химии Ф. Содди (один из первых экологов – «энергетических оптимистов», автор блестящих лекций «Картезианская экономика», прочитанных в 1921 г. в Лондонской экономической школе) высоко оценивал гуманистический потенциал марксизма и считал, что «если бы Карл Маркс жил после, а не до возникновения современной доктрины энергии, нет сомнения, что его разносторонний и острый ум верно оценил то значение, которое она имеет для общественных наук». В 1933 г., вспоминая о подчеркнутых Марксом словах У. Петти о том, что труд – отец богатства, а земля – его мать, Содди предположил, что «скорее всего, именно ученики пророка забыли указание на роль матери, пока им не освежило память упорство русских крестьян» [9, с. 165, 166].

Но Содди ошибался. Основные труды марксизма были созданы после утверждения термодинамики. Более того, она была внимательно изучена классиками и по своему значению поставлена в один ряд с эволюционным учением Дарвина. Маркс очень быстро воспринял многие важные мысли Карно (например, методологический принцип представления идеального процесса как цикла; Маркс включил этот принцип в виде циклов воспроизводства). Более того, Карно, показав, что при эквивалентных переходах в идеальном цикле невозможно получить полезную механическую работу (для ее получения необходимо топливо как аккумулятор энергии), дал совершенно прозрачную физическую аналогию. В идеальном цикле воспроизводства, при эквивалентности обмена во всех его точках, невозможно получить прибыль, если не ввести в цикл рабочую силу – особый товар, при использовании которого производится прибавочная стоимость.

Иной была реакция в отношении второго начала тер модинамики, которое утверждало невозможность бесконечного использования энергии Вселенной, накладывало ограничения на саму идею прогресса. Дело было не в незнании, а в активном отрицании. В письме Марксу от 21 марта 1869 г. Энгельс называет концепцию энтропии «нелепейшей теорией»:

«Я жду теперь только, что попы ухватятся за эту теорию как за последнее слово материализма. Ничего глупее нельзя придумать… И все же теория эта считается тончайшим и высшим завершением материализма. А господа эти скорее сконструируют себе мир, который начинается нелепостью и нелепостью кончается, чем согласятся видеть в этих нелепых выводах доказательство того, что их так называемый закон природы известен им до сих пор лишь наполовину. Но эта теория страшно распространяется в Германии» [13, т. 32, с. 228‑229].

Это – оценка научного знания с точки зрения его функциональной ценности или вреда для идеологии. Теория Дарвина оценивается очень высоко, ибо обосновывает идею прогресса и всю концепцию «Капитала». Второе начало термодинамики уже потому вызывает сомнение, что за него могут ухватиться попы. Более развернутое отрицание Энгельс сформулировал в «Диалектике природы»:

«Клаузиус – если я правильно понял – доказывает, что мир сотворен, следовательно, что материя сотворима, следовательно, что она уничтожима, следовательно, что и сила (соответственно, движение) сотворима и уничтожима, следовательно, что все учение о „сохранении силы“ бессмыслица, – следовательно, что и все его выводы из этого учения тоже бессмыслица.

В каком бы виде не выступало перед нами второе положение Клаузиуса и т.д., во всяком случае, согласно ему, энергия теряется, если не количественно, то качественно. Энтропия не может уничтожаться естественным путем, но зато может создаваться» [13, т. 20].

В особом разделе «Излучение теплоты в мировое пространство» Энгельс пишет:

«Превращение движения и неуничтожимость его открыты лишь каких‑нибудь 30 лет тому назад, а дальнейшие выводы из этого развиты лишь в самое последнее время. Вопрос о том, что делается с потерянной как будто бы теплотой, поставлен, так сказать, без уверток лишь с 1867 г. (Клаузиус). Неудивительно, что он еще не решен; возможно, что пройдет еще немало времени, пока мы своими скромными средствами добьемся его решения… Кругооборота здесь не получается, и он не получится до тех пор, пока не будет открыто, что излученная теплота может быть вновь использована».

В другом месте «Диалектики природы» он пишет:

«Излученная в мировое пространство теплота должна иметь возможность каким‑то путем, – путем, установление которого будет когда‑то в будущем задачей естествознания, – превратиться в другую форму движения, в которой она может снова сосредоточиться и начать активно функционировать. Тем самым отпадет главная трудность, стоявшая на пути к признанию обратного превращения отживших солнц в раскаленную туманность».

Энгельс специально подчеркивает, что видит выход в том, что можно будет «вновь использовать» излученную теплоту: «Вопрос будет окончательно решен лишь в том случае, если будет показано, каким образом излученная в мировое пространство теплота становится снова используемой».

Таким образом, идеология неограниченного прогресса не только заставила классиков марксизма отвергнуть главный вывод термодинамики (и создаваемую ею новую картину мира), но и пойти вспять, возродив веру в вечный двигатель второго рода. Огромный культурный и философский смысл второго начала, который либеральная политэкономия просто игнорировала, марксизм отверг активно и сознательно. Был пройден важный перекресток в траектории общественной мысли индустриальной цивилизации.

Менее известный, но, пожалуй, более драматический концептуальный конфликт произошел с новаторским, но ясным и совершенно доступным трудом русского ученого и революционера‑народника Сергея Андреевича Подолинского (1850‑1891). Контакт Маркса и Энгельса с Подолинским, искренним почитателем Маркса, глубоко изучившим «Капитал» и одновременно творчески освоившим второе начало термодинамики, был счастливым случаем, начиная с которого вся траектория марксизма могла соединиться с экологической мыслью. Этого не произошло.

Подолинский, широко образованный ученый (физико‑математическое и медицинское образование) сделал попытку соединить учение физиократов с трудовой теорией стоимости Маркса, поставить политэкономию на новую, современную естественнонаучную основу. В своем втором письме Марксу 8 апреля 1880 г. он писал: «С особым нетерпением ожидаю услышать Ваше мнение о моей попытке привести в соответствие прибавочный труд с общепринятыми сегодня физическими теориями». Поняв значение второго начала, он не стал вдаваться в размышления о «тепловой смерти» Вселенной, а рассмотрел Землю как открытую систему, которая получает и будет получать (в историческом смысле неограниченное время) поток энергии от Солнца. То есть, никаких оснований для того, чтобы отвергать второе начало исходя из социальных идеалов прогресса и развития производительных сил, не было.

Однако такой взгляд требовал пересмотреть само понятие труда и связать его не просто с созданием меновых стоимостей, но и с физической основой деятельности человека – энергией. И Подолинский, изучив энергетический баланс сельского хозяйства как рода деятельности, через фотосинтез вовлекающей в экономический оборот энергию Солнца, написал в 1880 г. свою главную работу – «Труд человека и его отношение к распределению энергии» [16]. В том же году он послал ее на французском языке Марксу и получил от него благожелательный ответ (они были лично знакомы, Марксу представил Подолинского в 1872 г. Лавров в доме Энгельса). По некоторым сведениям, в архивах ИМЭЛ хранился конспект этой работы, сделанный Марксом.

Подолинский показал, что труд есть деятельность, которая связана с регулированием потоков энергии. Некоторые виды труда исключительно эффективны в вовлечении энергии Солнца в хозяйство, другие – в ее сохранении и переработке, так что в совокупности человечество может обеспечить поток отрицательной энтропии, достаточный для устойчивого развития. Но для этого трудовая теория стоимости должна быть дополнена энергетическим балансом – политэкономия должна была соединиться с физикой. По расчетам Подолинского, устойчивым развитием общества следует считать такое, при котором затраты одной калории человеческого труда вовлекают в оборот 20 калорий солнечной энергии (теперь это нередко называют «принципом Подолинского» [9]). В крестьянских хозяйствах Франции, например, при затратах 1 калории труда человека и лошади фиксировалась 41 калория на сеяных лугах и примерно столько же при производстве пшеницы20.

Подолинский обосновал свои выводы настолько ясными и красноречивыми эмпирическими данными, что его труд приобрел фундаментальное значение и послужил основой современной научной экологии в ее экономическом аспекте21. Он, например, сыграл важную роль в становлении взглядов В. И. Вернадского.

Энгельс внимательно изучил работу Подолинского и в двух письмах в 1882 г. изложил свой взгляд Марксу. Он повторил общий для марксизма тезис о том, что «производство» энергии человеком может быть почти неограниченным, если производственные отношения это позволят. Общий вывод был таков: попытка выразить экономические отношения в физических понятиях невозможна. Описать известный факт зависимости между промышленностью и сельским хозяйством на языке физики можно, но мало что дает.

Таким образом, главный смысл работы Подолинского – определение критериев устойчивого развития и включение в политэкономию «энергетического императива» (выражение Оствальда) – не вызвал у Энгельса интереса. Он не посчитал, что новая, термодинамическая картина мира уже требовала (и давала возможность) изменения всей базовой модели политэкономии.

Надо признать, что Энгельс в своих комментариях четко разделил два понятия: использование в хозяйственной деятельности потока энергии (возобновляемых источников) и запаса энергии (ископаемого топлива, накопленной за миллионы лет энергии Солнца). Это было важным шагом вперед, но он не привел к смене гештальта.

Последствия этого выбора (прежде всего, Энгельса) для марксизма и для экологической мысли следует считать тяжелыми. Представления о мире, включающие биосферу и хозяйственную деятельность человека, начали интенсивно развиваться – но уже помимо марксизма и даже нередко, к несчастью, в конфликте с ним. Тот тяжелый культурный кризис, вызванный столкновением индустриальной цивилизации с природными ограничениями, который мы в открытой форме наблюдаем сегодня, «обрел язык» уже в формулировках Клаузиуса и Томсона. Уклониться от вызова было невозможно, надо было преодолевать механистический детерминизм в политэкономии. В труде Подолинского марксизм имел материалистический и оптимистический ответ. Марксистская мысль его не приняла и в себя не включила. Либеральная не могла его принять тем более.

Особенно сильно этот выбор сказался на русских марксистах – и Плеханов, и Ленин как бы приобрели иммунитет против экологизма и «энергетизма». В 1909 г. Ленин нанес сокрушительный удар по «энергетизму» Оствальда и заодно Богданова. Своим отношением к проблеме природных ресурсов и их изъятию из «некапиталистических обществ» выделяется Роза Люксембург.

Литература

1. Тинберген Я. Пересмотр международного порядка. М., 1980.

2. Sanahuja J.A. Сambio de rumbo: Рroрuestas рara la transformaсiуn del Banсo Mundial y el FMI. Informes del Сentro de Investigaсiуn рarа la Рaz (Madrid). 1994, № 9, р. 63.

3. Easlea B. La liberaсiуn soсial y los objetivos de la сienсia. Madrid: Siglo XXI Eds. 1977.

4. Lorenz K. La aссiуn de la Naturaleza y el destino del hombre. Madrid: Alianza. 1988.

5. Хайдеггер М. Европейский нигилизм. – В кн.: Проблема человека в западной философии. М.: Прогресс. 1988.

6. Amin S. El euroсentrismo: Сritiсa de una ideologia. Mexiсo: Siglo XXI Eds. 1989.

7. Levi– Strauss С. Antroрologнa estruсtural: Mito, soсiedad, humanidades. Mexiсo: Siglo XXI Eds. 1990.

8. Naredo J.M. La eсonomia en evoluсiуn Historia y рersрeсtivas de las сategorias basiсas del рensamiento eсonуmiсo. Madrid. Siglo XXI. 1996.

9. Martinez Alier J., Sсhluрmann K. La eсologia y la eсonomia. Madrid: Fondo de Сultura Eсonуmiсa. 1992.

10. The World Сomрetitiveness Reрort 1994. Davos, 1995.

11. Иоанн Павел II. Enс. Сentesimus Annus. (В: Divar J. Anбlisis del рoder eсonуmiсo. Bilbao. Universidad de Deusto. 1991.).

12. Чаянов А. В. Крестьянское хозяйство. М.: Экономика. 1989.

13. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2‑е изд., М.

14. Воркуев Б.Л. Ценность, стоимость и цена. М.: Изд‑во МГУ. 1995.

15. Рroрuestas innovadoras рara reрlantear la eсonomia. Una invitaсiуn al diblogo. Barсelona: EсoСonсern. 1995, р. 18.

16. Подолинский С.А. Труд человека и его отношение к распределению энергии. СПб: Слово. 1880.