Вандализм

Вандализм — это „Тенденция к разорению и уничтожению всего из глупой злости, особенно, если это все что‑то прекрасное и полезное". Так этот термин определен в словаре Цингарелли, который не упоминает о происхождении этого слова и едва ограничивается наименованием варварских племен, которые в 455 году напали на Рим.

„Вандалос" — это старинное название немецких земель. Однако, слово „вандализм" мы находим только в 1794 году в произведении Генри‑Баптиста Грегора, священника, который с начала и до конца был за Французскую Революцию. Он был одним из подвижников гражданской конституции духовенства, которая явилась причиной смерти или изгнания тысячи братьев, которые не хотели ей присягать (так называемых «стойких»). Пожелал стать избранным епископом «демократическим и конституционным» Blois. Был одним из непримиримых сторонников смерти Людовика XVI («Короли — сказал — в духовном смысле являются тем же самым, что гангрена в материальном смысле»). Умер спустя много лет, а именно в 1831 году, считая себя католиком, сопротивляющимся примирению с Римом. И именно его гроб, по случаю торжества в 1989 году президент Миттеран, перенес в Пантеон как одного из славных сынов Франции.

История учит нас, что все время находятся «капелланы» какой‑то великой личности или общественно‑политического движения, которые добиваются власти или другими методами достигают престижа. Возвратимся, однако, к нашему веку, когда существовали священники, которые с целью добиться хороших отношений в мещанской среде, перед Великой Войной предлагали какую‑то религиозную «современность», как согласие с политическим либерализмом. Потом пришла очередь на священников‑фашистов, которые принимали участие в Параде перед Муссолини, поднимая руку приветствия и блестя орденами на мантии. Даже, умирающий фашизм республики Сало имел своих «духовных ассистентов», фанатиков и антисемитов. Хотя бы таких как Калкано со своей Crociata italika, который был расстрелян на одной из площадей Милана. Потом подошло время для священников‑коммунистов или хотя бы сторонников, голосующих во время выборов за избираемых коммунистов. Сегодня веют уже другие ветры и являются новые капелланы новых звезд: социалистов, выжимающих последние соки с общества и гедонистов своей личной жизни, или демократических либералов, которые возвратились с великой силой и славой.

Так уже было со времен Константина (а может еще до этого) и так будет всегда: мы должны это осознать и не поддаться сглазу «кружащейся сутаны» — несомненно, речь идет о символе, так как эти люди лишились католических мантий — под влиянием людей и идеологий, отдавая дань удаче, власти или просто моде.

Однако, мы не можем забывать, что решение объединиться с какой‑то группой, кажущейся в какой‑то момент справедливой, не каждый раз вдохновлено каким‑то холодным расчетом, желанием понравиться кому‑то, желанием быть принятым кем‑то, или желанием освобождения себя от опасности, одиночества, которым подвергаются все те, которые идут против течения.

Часто, кто‑то действует в доброй вере и хочет увести от более серьезных проблем Церковь и верующих, и внутренне убежден по совести, хотя и деформированной, что христианство не является отсроченной во времени доктриной, находящейся в вакууме, вне истории, но в природе.

«В пятнадцатый же год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, Ирод был четвертовластником в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Интурее и Трахонитской области…» (Лк.3,1.). Эта фраза является историческим посланием, какого не имеет ни одна религия. Евангелие как будто вопрошает, чтобы кроме вертикального направления к небесам, существовало горизонтальное направление к пыли (которая иногда становится грязью) этой земли.

В этой потребности «риска» или «вымарывания себе рук» историей, неизбежным образом родится то, что может казаться заблуждением (иногда им есть на самом деле), недопустимой слабостью, или соответствующей дружбой. И кто знает, разве это не является частью плана Божьего провидения, который, чтобы реализовать свои цели, нуждается в ошибках и разногласиях среди тех, которые считают, что служат Ему. Прежде всего, кто может сказать, что происходит между совестью и сердцем, известным единственно Тому, кто «судит справедливо»?

Давайте вернемся к нашему отцу Грегору, капеллану Революции, нравственному вождю патриотичной Церкви и его лингвистическому замыслу вандализма. Эта сложная загадочная личность, и мы не можем остановиться на общем утверждении, что он был таким услужливым священником из‑за страха или заботы о достоинстве, и что тот «конституционный» епископ Блойс, тем именно словом — произнесенным в зале Собрания, где каждого десятого приговорили к гильотине, — начал дьявольскую борьбу с французским аристократическим наследством. «Уничтожение прошлого наследия было восстановить не просто. После той бури Франция стала бедной. Лучшие сокровища христианского искусства были повреждены или уничтожены». Сегодня туристам говорится об «обновлении» старины. Однако, на самом деле, в большинстве случаев речь идет о «реконструкции». Так пишет La Chiesa e la Rivoluzione francese (издательство Сан‑Паоло) историк Луиджи Мецадри. Он тоже напоминает, что кроме уничтожения многих церковных библиотек, (именно по причине чистого «вандализма») разорены монастыри в Клуне и Лонгхампе, замки Святой Герман дес Прес, Монмартр, Мармотер, кафедральные соборы Макон, Булогнесург‑Мер, Святая Капелла д'Арас Монтморенси, замки, монастырские дома в Конкуе и огромное количество старинных восхитительных шедевров искусства.

В самом городе Троя уничтожено 15 Церквей, в Бовайсе — 12, в Халонсе‑7. И так можно перечислять бесконечно, принимая во внимание, что практически в каждой местности не существовало ни одного культового места, на которое бы не было нападения, или оно не было бы кем‑то занято. В Авиньоне не только не ограничились разрушением папского замка, но со злостью разожгли костер и многие дни поддерживали огонь сжигая самую лучшую мебель и ценные книги и архивы пинакотеки.

Отсюда взялся стремительный протест епископа Грегора, который — как бы там ни было, — был отцом и ребенком иконотворческой революции.

Трудно оправдать эти потери подстрекательским духом революции. Самое плохое еще должно было придти, и оно пришло вместе с Бонапартом. Это он довел до конца уничтожение, ликвидируя Ордена и монастыри повсюду, куда дошел, изгоняя священников и монахинь из их монастырей и Церквей. В 1815 году, спустя 26 лет, после трагического 1789 года не только Франция, но и вся Европа стали пустыней, руинами там, где целые века работали люди, чтобы создать красоту. Причина была лишь в том, что они были созданы по религиозным намерениям во славу Бога и, были выражением культа и молитвы.

Объяснение этого одним словом «вандализм» и сравнивание его с варварским народом Вандалы не является случайным: никогда, со времени нападения и падения Римской империи, наш континент не знал более бессмысленного уничтожения искусства.